Люсинда Берри
Я не сойду с ума
9
Ханна Бауэр
– Джейни, надень, пожалуйста, вот это на лицо перед тем, как мы пойдем, – попросила я.
Джейни мало была на солнце, потому что ее не выпускали из трейлера, а окна были занавешены, поэтому ее глаза были очень чувствительны к свету, и врачи дали нам специальные темные очки. Я показала ей, как их правильно надевать, потом передала ей. Она повертела очки в руках, словно не была уверена, что с ними делать. В итоге я помогла ей их надеть. Теперь надо было нанести солнцезащитный крем, и Кристофер выдавил столько, что он никак весь не впитывался, но мы не могли рисковать, ведь она могла обгореть.
Она крепко ухватила нас за руки и поскакала в шлепанцах между нами к заднему выходу из больницы. Ей все еще было тяжело идти прямо, несмотря на всю лечебную физкультуру. Она хотела передвигаться на четвереньках, даже когда ее крепко держали за руки, так что казалось, что мы ее тащим, и я была рада, что Кристофер заранее подогнал машину. Джейни по дороге махала и улыбалась всем медсестрам, она рада была уйти из больницы, пусть и всего на пару часов. А я радовалась, что мы не поддались страху и не отказались от этой затеи.
Один из сопровождающих ожидал у машины у восточного выхода. Он поторопился открыть двери, едва заметил нас. Элисон[2] Джейни еще не доросла. Кристофер отвез его в прошлую субботу на пожарную станцию, чтобы убедиться, что оно правильно установлено.
– Нет! Нет! Нет! – завопила Джейни, яростно тряся головой, когда я попыталась усадить ее в кресло. Она выгибалась и пиналась. Я попыталась ее опустить, но она сопротивлялась. Я не хотела применять силу, опасаясь что-нибудь ей повредить, так что она легко вывернулась из моих рук. Она с воплями бросилась на дорожку. Мы с Кристофером опустились рядом с ней на колени. Я попыталась дотронуться до нее, но она увернулась.
– Солнышко, мы очень хотим поехать с тобой в парк и поиграть, но для этого надо сесть в машину, – Кристофер говорил спокойно и уверенно. Он показал на заднее сиденье. – Это автомобильное кресло, все дети в таких ездят. Так безопаснее всего.
Она посмотрела на нас.
– Ты хочешь поехать в парк? – спросила я. Как я могла быть такой дурой и не понимать, насколько ей после всего пережитого отвратительны любые ограничения. Я отметила себе на будущее, что надо всегда учитывать ее прошлое.
Она кивнула.
Я протянула руку и быстро погладила ее по плечу, потом отвела руку обратно, я не хотела еще сильнее напугать ее своими прикосновениями.
– Тебе, наверное, очень страшно оказаться взаперти в автомобильном кресле. – Ее нижняя губа дрожала, в глазах стояли слезы. Я дотянулась до ремня безо пасности пассажирского сиденья и дернула, вытягивая к нам. – Видишь этот ремень? Все в машине должны пристегиваться, – я показала на себя. – Я поведу машину, и я тоже пристегнусь таким ремнем. А Кристофер может сесть рядом с тобой сзади. Хочешь?
Она потрясла головой, но Кристофер не обратил внимания. Он уже перебрался через ее сиденье и устроился рядом.
– Смотри, не так уж и плохо, – сказал он, похлопывая сиденье. – Давай Ханна посадит тебя в твое кресло? Я все время буду рядом. Мы поедем вместе.
Она переводила взгляд с одного на другого. Мы несколько минут простояли в молчании, и наконец она залезла в машину. Я застегнула ее ремень и села на водительское место, торопясь уехать, пока она снова не ударилась в истерику. Она сердито выпятила губу, но через пару кварталов, по мере того как она смотрела в окно, ее лицо изменилось. Она показывала на все подряд.
– Что это? А это? – спрашивала она без конца. Точно так же она задавала вопросы, когда я ей читала. Мне нравилось называть ей предметы в новом окружающем ее мире. Мы с Кристофером по очереди отгадывали, на что она показывает.
Ехать до парка было близко, так что вскоре я уже остановилась на парковке. Кристофер достал Джейни из кресла, а я взяла из багажника холодильник и сумку. Никогда мы еще не ездили на пикник с таким маленьким количеством еды. Обычно я брала с собой слишком много, и половину мы потом везли обратно домой, но Джейни можно было очень немногое, и в итоге мы смогли взять только греческий йогурт и пюре из горшка. Все ее меню должно было быть одобрено диетологом. Мы принесли собственные ложки, чтобы тоже есть йогурт и пюре, и она не чувствовала себя отличающейся. Идея пришла в голову Кристоферу, и, по-моему, это блестяще.
– Джейни! – вдруг крикнул Кристофер откуда-то спереди.
Она мчалась через парковку к дороге. Он бросился за ней быстрее, чем я когда-либо видела. Одним ловким движением он отловил Джейни и на руках понес обратно через парковку. Когда он вернулся, он все еще тяжело дышал. Она уткнулась лицом ему в плечо, устроившись в ямочке у ключицы. Он выглядел напуганным. Я погладила ее по спине.
– Я всего на секунду отвернулся, – едва дыша, проговорил он.
Я другой рукой погладила его по плечу.
– Все хорошо. Бывает. Помнишь, каково было с близнецами?
У мальчишек энергия всегда била через край, особенно в раннем детстве, и ни малейшего чувства опасности. Они вечно куда-нибудь убегали – и всегда в разных направлениях.
– Мы справились в свое время с близнецами, значит, точно справимся и с ней, – сказал он, стараясь звучать убедительно, но оба мы знали, что с близнецами все было совершенно по-другому.
Я жестом показала ему, чтобы он пошел с Джейни на игровую площадку.
– Иди поиграй с ней. А я тут все подготовлю.
Я отыскала тенистый участок под деревом, расстелила покрывало, на улице было очень приятно. Весна непредсказуема, но сейчас была идеальная погода для пикника в парке. Я села на покрывало, минуту просто впитывала в себя солнце. Нет ничего лучше, чем чувство солнечных лучей на коже после долгой зимы. Чем старше я становлюсь, тем тяжелее мне даются зимы, и я начинаю понимать, почему на пенсии многие уезжают на Средний Запад.
Я понаблюдала, как Кристофер спускается с горки, посадив Джейни перед собой и крепко обхватив руками. Она визжала от восторга. Он прав, за ней очень здорово наблюдать. Она светилась от радости, давно позабыв недавние переживания.
– Еще! Еще! – кричала она каждый раз, когда Кристофер делал вид, что устал играть.
Никогда раньше я не видела, чтобы Кристофер вел себя так по-детски. В тысячный раз я ощутила болезненный укол оттого, что не смогла ему дать. Он всегда был рядом, помогал мне, обнимал, когда я плакала, приносил цветы, убеждал, что мы и без детей оставались семьей, но я знала, что он тоже сожалеет. Он хотел детей так же сильно, как и я. Он никогда не понимал, как тяжело мне не иметь возможности дать ему это, хотя ради меня он всегда старался быть сильным. Я отбросила мысли в сторону. Незачем портить такой отличный день.
Играть в парке с Джейни оказалось совсем не так же, как играть с Кейлебом и Диланом. Она понятия не имела, что это за штуки вокруг, и жадно все впитывала с широко открытыми глазами. Она двигалась, как малыш, еще неуверенный в своих шагах и плохо держащий равновесие. Она не знала, как карабкаться, мы везде ей помогали. Кристофер говорил, что ее инструктор по лечебной физкультуре хорошо отзывался о прогрессе Джейни и уделял много внимания восстановлению и укреплению ее мышц, но ей еще было над чем поработать.
Что с ней будет? Сможет ли она наверстать все важные вещи, упущенные в ее развитии? Есть ли еще такие дети? Выздоравливают ли они после таких травм? Я не могла не разделить чувство ответственности Кристофера перед Джейни. Как мы могли знать, что после больницы она попадет в хорошую приемную семью, а не один из жутких приютов, о которых говорят в новостях? А если семья с ней не справится и она превратится в дитя системы, так и будет кочевать из одного дома в другой? А если она подсядет на наркотики или станет проституткой?
Мы не могли этого допустить. Наверняка мы можем сделать что-то большее.
Дело № 5243
Допрос Пайпер Гольдштейн
– Какое мнение у вас сложилось о Бауэрах, когда вы встретились с ними лично? – теперь вопросы задавал Люк. Рон отодвинулся в угол и отклонил стул назад к стене, скрестив руки на груди и уставившись на меня.
Я положила руки на столе перед собой.
– С первой же встречи стало очевидно, что у Криса уже установилась тесная связь с Джейни. Она не слезала у него с колен и говорила только с ним. Ответы на мои вопросы она шептала ему на ухо, а он работал переводчиком.
– Мы слышали от других, что он был с ней очень нежен. Это правда?
Я кивнула.
– Он сам высоченный, под два метра ростом, но с ней обращался как с плюшевым медвежонком. Неудивительно, что она его так полюбила.
Кристофер был человеком, в которого сложно влюбиться в подростковом возрасте, он слишком милый, слишком правильный. Совсем не похож на плохого парня. В молодости таких навсегда помещают в категорию друзей. А потом? Он был именно тем, с кем хочется создать семью и прожить всю жизнь.
– А Ханна? Какое впечатление на вас произвела она? – спросил Люк.
– Она гораздо больше Кристофера волновалась, но тоже очень хотела забрать Джейни домой.
– Вы обсуждали, какие проблемы могут возникнуть, если они возьмут на себя заботу о Джейни?
– Безусловно.
Я всегда открыто говорила им обо всех сложностях с Джейни. Если ребенок и приемные родители не подойдут друг другу, из этого никогда ничего хорошего не выйдет, поэтому я убедилась, что все понимают, на что идут, и принимают осознанное решение. Я с любой семьей так общаюсь.
– Что именно вы им рассказали? Не могли бы вы уточнить? – с улыбкой спросил Люк.
Я их слушалась. Они вежливые и милые, но только пока ты делаешь то, что им нравится, и даешь им то, что им нужно. Меня раньше уже одурачили. Больше я не дамся.
– У Джейни официально диагностирован синдром жестокого обращения с ребенком. Все всегда думают, что для ребенка нет ничего хуже сексуального насилия, но это не так. Оно не оставляет тех глубоких следов, которые мы видим у детей, на которых не обращали внимания. Не поймите меня неправильно. Сексуальное насилие – это ужасно, но как насчет пренебрежения, которое пережила Джейни? Такое отражается на развитии мозга. Рон выпрямился, стул снова встал всеми четырьмя ножками на бетонный пол.
– Как отреагировала Ханна?
– Ханна не была слепа, в отличие от Кристофера. Он был уверен, что любовь исцелит все раны Джейни, Ханна смотрела на вещи более реалистично. Она понимала, что, пережив то, что выпало на долю Джейни, нельзя выйти невредимым. Она с открытыми глазами шла навстречу трудностям и была готова бороться за нее.
– А Кристофер? Ему вы все это рассказывали?
– Конечно.
– Но он понимал?
– Как бы это объяснить… – я задумалась. – Он полностью осознавал все возможные сложности и проблемы. Но ему было все равно.
Это понравилось мне в нем больше всего. Но это и навлекло на него беду.
10
Ханна Бауэр
Элисон торопилась забрать Кейлеба с футбольной тренировки, и у меня было всего десять минут, чтобы все рассказать, и я говорила очень быстро.
– Думаешь, мы сумасшедшие? Это временно, пока они не найдут ей постоянный дом, но так мы дадим ей время долечиться, пока они со всем разбираются.
Я только что закончила рассказывать, что мы с Кристофером подали заявление и хотим стать временными патронатными родителями Джейни. Это означало, что после выписки она сможет жить у нас, пока они не найдут семью, которая ее удочерит. Нам с Кристофером претила мысль, что она отправится в другую семью, привыкнет, а потом ее снова оторвут от них, чтобы отправить к приемным родителям. Пребывание у нас казалось логичным продолжением больницы, и так мы ей все и объясним, если заявку одобрят.
– Вы не боитесь? – спросила Элисон.
– Конечно, боимся. Будет тяжело, но думаю, мы можем сделать для нее много чудесного.
Элисон покачала головой.
– Я не об этом.
– Ты о ситуации в целом? – Я понизила голос, чтобы точно никто не мог услышать. – Думаешь, убийца Бекки может вернуться за Джейни?
– Или за тобой и Кристофером.
– Этим меня не напугаешь. – Мы с Кристофером обсудили разные варианты развития событий. Мы уже заказали установку сигнализации в доме. – Они понятия не имеют, кто ее убил. По крайней мере, так они говорят.
Пайпер была мне симпатична, но она не очень охотно посвящала нас в детали дела, и иногда складывалось впечатление, что она специально что-то скрывает.
– Как вы можете быть уверены, что он не захочет довести дело до конца? – спросила Элисон.
– Мы не можем, но она не пробудет у нас долго. Не больше двух недель, может, и еще меньше. – Я наклонилась над столом и прошептала: – Честно говоря, мне кажется, что полиция, или ФБР, или кто-то там еще и так следят за нами.
У нее расширились глаза.
– Серьезно? С чего ты так решила?
Я пожала плечами.
– У меня просто такое ощущение, будто за мной следят. Не знаю, как это объяснить. Но это не только ощущение. Мы с Кристофером оба замечали машины, ездящие за нами следом и паркующиеся у нашего дома.
– И вас это не пугает?
– Нет, я уверена, что это хорошие ребята присматривают за нами. – Я улыбнулась, стараясь рассеять ее опасения. Если бы все было наоборот, я чувствовала бы то же самое. – К тому же расследование не закончится тогда, когда ее выпишут из больницы. Кто знает, может, они поймают преступника еще до выписки и все волнения окажутся напрасными.
– Вы поступаете очень достойно, – сказала Элисон все еще с сомнением в голосе. – Но вы не боитесь слишком сильно к ней привязаться? Что будет с вами, когда они найдут ей семью?
– Конечно, я привяжусь. Да мы уже к ней привязались. Но когда она выйдет из больницы, это будет ее первый шаг в новую жизнь, и мы хотим, чтобы он оказался удачным. Она это заслужила. А вдруг иначе она окажется в приюте, где ее еще больше запугают? Так мы, по крайней мере, будем уверены, что она в безопасности, пока она не отправится в постоянный дом.
Вчера мы с Кристофером снова ездили с ней в парк, и нам все тяжелее было не рассказать ей, что мы пытаемся получить разрешение ненадолго привести ее к себе домой, потому что она сама все сильнее жаждала увидеть, где мы живем. Кристофер показал ей фотографии всех комнат. Но мы ничего не могли ей рассказать, пока это не решится наверняка.
– Я всегда знала, что из Кристофера получится отличный папа. Видела бы ты их вместе. В жизни не видела ничего более умилительного.
– Отлично понимаю. Я заново влюбилась в Грега, когда увидела его с младенцами. Когда видишь их в роли отца, начинаешь любить совершенно по-особенному.
– Вот именно. Наверное, ему будет гораздо тяжелее, когда придет время прощаться, они так сблизились, но мы справимся. Она заслужила безопасное место, чтобы выздороветь, пока ей не найдут идеальный дом, – с уверенностью сказала я.
– Ну, не знаю. Будем честны, меня это все немного беспокоит.
Я едва сдержала смех. Элисон все беспокоило. И всегда. У нее единственной из всех, кого я знаю, в начальной школе была язва.
– Все будет хорошо, – заверила я.
Я была гораздо спокойнее, чем было бы естественно на моем месте, но мы все делали правильно. Кристофер был поражен, когда я предложила ему это пару дней назад. И я его не виню. Обычно я не так подвержена чувствам.
– Почему нет? – улыбнулась я. – Может, сейчас нам именно это и нужно. Перерыв от других забот, возможность отвлечься от самих себя.
– Тео бы тобой очень гордился, – рассмеялся Кристофер.
Тео – руководитель нашего общества поддержки пар с бесплодием. У него позади было двенадцать попыток, и он всегда говорил, что лучший способ помочь себе – отвлечься от собственных проблем и помочь кому-то другому. И кто нуждался в нашей помощи больше, чем Джейни?
– И правда. Мы сможем продержать ее в тепличных условиях чуть дольше, прежде чем выпустить в мир. Дадим ей еще немного заботы и исцеления, на которые она вряд ли могла бы рассчитывать.
– Я, безусловно, согласен, если ты это всерьез, – взволнованно сказал он.
11
Кристофер Бауэр
Стать временными патронатными родителями для Джейни оказалось не так просто, как мы думали. Я позвонил Пайпер и рассказал о нашем решении. Она объяснила, что в процессе рассмотрения заявления нам нужно будет пройти обучение. Это означало, что нам нужно будет встретиться лично, и мы договорились о встрече в больнице на следующий день.
Она спокойно и уверенно вошла в палату Джейни, в джинсах и футболке, с сумкой через плечо. Ее каштановые, уже седеющие у корней волосы были собраны в свободный пучок.
– Всем привет, я Пайпер.
Она сначала пожала руку Ханне. Джейни сидела у меня на коленях, отвернув голову, когда Пайпер обратилась к ней:
– Привет, Джейни.
Джейни не ответила, даже не пошевелилась. Пайпер предупредила, что ее встречи с Джейни проходили не очень гладко, так что я не удивился, что Джейни с ней не говорила. Она в основном любила людей, но что-то в Пайпер ей не нравилось.
– Принести воды или кофе? – спросила Ханна. Она наматывала пряди волос на палец, как она делает, только когда сильно волнуется или расстроена.
Пайпер достала термокружку с логотипом «Старбакс».
– Спасибо, не нужно. Сегодняшняя задача – просто сесть и познакомиться. В следующие дни мы будем много видеться. Вам может показаться, что я к вам переселяюсь, но обещаю, этого не произойдет.
Мы нервно засмеялись, пытаясь ослабить напряжение. Она сразу перешла к делу. Следующий час напоминал изнурительное собеседование при приеме на работу, которое было посвящено нашему детству, травматичным событиям в прошлом, нашим взглядам на дисциплину, истории домашнего насилия. Мы заполнили опросники о своем здоровье, образовании и работе.
Государство разработало специальные требования для опекунов и попечителей, и один из обязательных пунктов – проверка жилища. Ханна приняла это без видимого волнения, но на самом деле она очень боялась визита Пайпер. Настолько, что в полночь накануне ее прихода она уже не в первый раз драила полы в ванной. Она часа три отмывала весь дом, как человек с обсессивно-компульсивным расстройством. Наш дом не был таким чистым с самой покупки. Мы не устраивали беспорядка, но по дому было заметно, что в нем живут. Когда мы приходили домой после долгого дня в больнице, меньше всего нам хотелось пылесосить полы или мыть посуду.
Я стоял в дверном проеме и наблюдал, как она с тряпкой и ведром атакует плитку на полу.
– Дорогая, мне кажется, этого достаточно. Грязи на этом полу было не уцелеть. Мы даже не заходили сюда с последнего раза, когда ты его вымыла.
Она повернулась ко мне, на лбу выступили капельки пота. Тыльной стороной ладони отвела волосы со лба.
– Я просто хочу, чтобы все выглядело идеально.
– Ты почти что превратила наш дом в музей. Если ты этого добивалась, то весьма преуспела.
Она бросила в меня тряпкой.
– Ты невыносим. Все знают, что о женщине судят по тому, как она содержит дом. Я не хочу, чтобы она решила, будто я неряха.
– Неряха тоже может быть хорошим человеком.
– Заткнись! – рассмеялась она. – Только хуже делаешь!
– Пойдем, ночь уже. – Я подошел и взял ведро. – В раковину или в унитаз?
Она показала на унитаз, и я вылил остатки воды. Протянул ей руки и помог подняться, потом прижал к себе и погладил по спине.
– Все будет очень хорошо.
– Ты что, совсем не волнуешься? – она подняла лицо. На лбу отпечатались морщинки волнения.
Я покачал головой.
– Я знаю, что так суждено. – Я стянул резинку, чтобы волосы упали на плечи. Мне нравится, когда она с распущенными волосами, но она почти всегда собирает их в хвостик. Я провел пальцами сквозь волосы.
– Я просто нервничаю. А что, если…
Я прижал палец к ее губам, заставляя замолчать на полуслове.
– Все пройдет хорошо, вот увидишь.
Дело № 5243
Допрос Пайпер Гольдштейн
– Лучших попечителей для Джейни нельзя было и желать. Я уже больше двадцати лет работаю в службе защиты прав детей и видела немало приемных семей. Поверьте, у каждой есть свои недостатки. Хотелось бы, чтобы люди брали приемных детей от большого сердца и желания помочь, но, к сожалению, обычно все не так. Многие из тех, с кем я работаю, воспринимают патронат как работу. Они это делают ради денег, семья становится бизнесом. Не все такие семьи плохи. Некоторые даже очень хорошие, но они лишь удовлетворяют основные потребности ребенка, много любви и заботы там не жди. Не поймите меня неправильно, для многих детей внутри системы даже это лучше, чем то, откуда они приехали, так что я не жалуюсь.
– А что Бауэры? – спросил Люк.
Я отхлебнула кофе. Сливки он принести забыл, так что мне приходилось пить черный, хотя я и знала, что желудок мне потом спасибо не скажет.
– Как я уже сказала, они были из очень хороших семей. Таким опекунам действительно не все равно, что случится с детьми, о которых они заботятся. Они делают это из любви, а не ради звонкой монеты. Это семьи, где детям хорошо, и дом Бауэров безусловно был одним из таких. Несомненно.
Специализированные патронатные дома были лучше приспособлены к проблемам Джейни, там больше опыта в общении с детьми из высокой группы риска, и они могли бы подойти лучше. У Бауэров не было опыта общения с детьми с особыми потребностями, и уж точно не с детьми, пережившими насилие. Нужны особые навыки, чтобы жить с ребенком с психологической травмой, а в том, что Джейни эмоционально травмирована, я не сомневалась, учитывая ее прошлое и наше общение. Но это не значит, что всему этому нельзя научиться. И, наверное, важно не только это. Они уже полюбили ее, а Джейни их. По крайней мере, Кристофера. Но и к Ханне она испытывала теплые чувства.
Я окончательно приняла решение в тот день, когда пришла в больницу на очередную встречу с Джейни и обнаружила их с Кристофером, обнявшихся на кровати и крепко спящих. Он был в зеленой форме, словно забежал к ней после операции. Он вытянулся на кровати, так что ноги упирались в бортик. Голова Джейни лежала у него на груди, а он рукой в защитном жесте обнимал ее. Пальчики ее ножек высовывались из-под вязаного одеяла, которое сделала для нее Ханна. Его вторая рука сжимала ее пальцы. Ее лицо было абсолютно спокойным и неподвижным. Она выглядела умиротворенной. По-настоящему умиротворенной. Никогда еще я не видела ее такой спокойной. Она ни секунды не была неподвижна. Ее мускулы все время двигались, она болтала без умолку, захлебываясь словами.
Мне не пришло в голову их будить, хотя мы и назначали встречу, потому что момент был слишком прекрасен, чтобы все разрушить. Вместо этого я села на стул, достала ноутбук и принялась набирать отчет для суда по семейным делам. Я писала рекомендацию, чтобы Джейни определили на патронат к Бауэрам.