М. Г. Лой
Дорога туда… 1 том
Сила вновь ничего не ответил, хотя Михей явно ждал от него не простого ответа, а оскорбления. Зная о не терпеливости Медведя, Михей надеялся на скандал, после которого можно просящего оштрафовать и сложить эти денежки себе в карман.
– Ладно, убедил, – недовольно произнёс он, потому что пристальный взгляд Медведя ничего хорошего не обещал. Штраф штрафом, денежка денежкой, а вот без головы остаться не хотелось бы. Ежели оторвёт Могильщик ему голову, уже назад не прилепишь. Это когда из груди сердце вырывают, руки отрывают, глаза выкалывают… всё назад возвращается. И уже через сутки ты нормальный человек. А вот ежели голову оторвут, тогда точно становишься мёртвым, а совсем мёртвым Михей быть не хотел. И Медведь это чуял и знал. – Но точно знай: делаю это исключительно по старой дружбе и службе. На самом деле не моё это дело. И сперва надо было отвести её к городской дружине.
Сила продолжал хранить молчание, что давалось ему с большим трудом.
– Кто? Откуда? Как звать? – обратил внимание на Ворону староста, быстро протараторив свои вопросы. Упырка снова зашипела, а потом совершенно неожиданно обернулась в птицу.
– Твою мать, Медведь! – загорланил Михей, вскакивая с кресла. – Какого хрена эта сука в птицу в моём кабинете превращается! Пошёл вон с этой стервой! Вон из моего кабинета!
– Да не ори ты… собака! – пробасил Медведь так, что летавшая по кабинету Ворона, села ему на голову, а Михей плюхнулся в кресло и выпучил глаза так, будто вот-вот и сделает одно очень важное, зовущее из глубины природы дело. – Давай уже решать, что делать. Я так понимаю, заниматься упыркой ты не хотишь. Не хотишь, так отдай другому. А мне оно тоже не надобно. Я не староста. И в городской дружине не состою. Делами такого рода не занимаюсь. Я могильщик. Ямы для трупов рою, да хороню их туды. Искать её дом и откуда она вообще, не моё. Так что забирай девицу и я пошёл.
– Вот ещё, – возмутился, продолжая быть напуганным, Михей. – Хрен тебе. К тебе залетела, ты и ищи её дом. А мне это дело на хрен не нужно. Эти молодые упырки те ещё занозы. И вообще, если бы она сбёгла или же потерялась, то давно бы Лунный Терем сообщения по всем участкам скинул. Ничейная она. А если ничейная, тогда никто не возьмёт её. Вот и забирай себе.
Михей правду говорил, однако была в его словах и не правда. Во-первых, то что ничейную не заберут, это ложь. Лунный Терем обязан был поставить девочку на учёт и забрать в учреждение, где содержатся ничейные, то есть сироты. И уже заниматься ею до совершеннолетия. Во-вторых, потеряшки должны содержаться под стражей до трёх суток включительно, потому что некоторые родители или же воспитатели начинают поиск своих детей через сутки, несмотря на то, что те могут натворить вполне серьёзных дел.
– Ты обязан взять её, Михей, – терял терпения Медведь, скрипя зубами. – По закону так.
– По закону сейчас по всякому можна. Я вот возьму и отпишу тебе, – Михей полез в папку за бумагой. – Пока что расследуется дело о ничейной упырши, то есть да, мы обязаны будем завести дело, содержание её оставляю на Силу Могильщика по крови Медведь, – начал писать Михей.
– Ты надо мной издеваешься, что ли?
– Никак нет, – пробормотал Михей, не отрываясь от письма. – Гербовая бумага, тут есть печать… Статья тыща семь, пункт «М» пятьсот тринадцати – «Староста района имеет право отдать заключённого на содержание его родственникам, под залог или подписку о не выезде из Района, веси, города и так далее и обязательной отметки кажный день в участке по местному Району или же в головном центре».
– То есть она мне родственник?
– Не знаю. Будем расследовать, Медведь, – пожал плечами Михей. – Откуда? Как? Почему? Кто знает, может ты мне тут лапши на уши навешал. Залетела, ночью… Да кто ж знает залетела али нет. Свидетели есть?
Медведь заскрипел зубами, и Михей, глянув на него, поставил размашистую, чуть ли не на пол-листа подпись, затем шлёпнул ещё одну печать, к той, что уже ранее стояла на бумаге.
– Всё, Медведь, – сказал Михей, явно занервничав и стукнув по колокольчику, что стоял у него на столе. – Вот она мне тут совсем не нужна, и у меня, если честно, нет клетки для неё. Упырские все заняты, а в оборотнические не могу садить, никак не положено. А в человеческие нельзя совсем, те прутья её не удержут. И вообще, как ты можешь быть настолько чёрствым?! Ты мне предлагаешь девочку в тюрьму посадить?!
– Я тебе предлагаю отвести её в Лунный Терем! – гаркнул Медведь. – Тебе, как представителю закона, мать его!
– Не рычи на меня! – попытался быть грозным Михей, но у него это получалось так плохо, что со стороны казалось смешным. Вот только Медведь не смеялся, а Ворона вдруг закаркала. – И убери эту птицу из моего кабинет!
В этот момент дверь открылась и порог переступил секретарь. Михей быстро отдал ему указания, и Сила понял, что переубедить Михея не получиться, а оставаться тут дольше опасно. Есть угроза скрутить плешивой собаке башку. Сидеть в клетке из-за гниды Медведь не собирался.
Секретарь почему-то передал их Вальке Слабачку, который быстро оформил дело, заставил Медведя расписаться в десяти бумажках, сунул ему четыре, потом снял отпечатки с вороньих пальчиков, естественно, когда она обернулась в форму человека, затем писарчук быстро срисовал на разлинованном на шесть клеток листе Ворону со всех сторон. Валька поулыбался ей, пострелял в неё глазищами.
Домой Медведь шёл с тяжёлым сердцем, задавливая на корню желание вернуться и оторвать помойной псине голову. Переступив порог избы, Сила согрел воды, напился пустого чаю, затем налил в ванну воды и заставил Ворону вымыться. Пока девка плескалась в воде, сбегал к Матрёшке в «Матрёшку», прикупил одежды. Правда купил мужскую, и когда Ворона натянула на себя новинку, оказалось, что велика ей, хотя Медведь вроде как на три размера меньше, чем себе брал.
Вернувшийся с работы Кощей, явно не обрадовался сидящей на табурете Вороне, грызущей очередную вафлю и запивающую её кровью. Пришлось и этого добра купить.
– Не понял? – только и сказал Скоморох ещё не до конца закрывший за собой входную дверь.
– Всегда бывают в жизни исключения, – пробасил философски Медведь, до сих пор злой. Решив наделать вареников, уже какое-то время месил тесто и рисковал сделать из него кусок булыжника. Здоровые ручища мяли белоснежный комок, и дубовый стол на мощных ножках при этом жалобно стонал.
– Это не то исключение, что радует, знаешь ли, – недовольно заявил Кощей, одетый в скоморошечий костюм и разрисованный жёлто-розово-голубо-зелёно-яркой краской. Видно встречал мамашу из роддом, потому что на кончиках треугольной, шутовской шапки были привязаны несколько воздушных шариков, а из-за ворота шапки торчали два леденца: петушок и кот.
– Меня сейчас, Кощей, вообще ничто не радует, – не добро глянул на брата Сила, треснув тесто о столешницу. Ворона вздрогнула и вжалась в стену, повернув неестественно голову в сторону Скомороха и уставившись на него большими, жуткими глазами. Подтянула под себя коленки. – Михей, гнида позорная, дело завёл, однако забрать девчонку не захотел. И теперь она будет жить у нас. С нами. Пока не закончится расследование. Я надеюсь тебе ясно, дважды повторять не буду.
– Ну, в любом случае гнать беду уже поздно, – раздался из-за спины Кощея старческий голос. Скоморох вздрогнул, он забыл про бабку, что плелась следом за ним. Отступил в сторону. Она сделала пару шагов вперёд. – Добра тебе в дом, Силушка. Света и тепла. Пусть лучи Солнца многоликого одарят тебя всем лучшим и чистым, что сохранилось ещё в этом мире, – и бабка Настасья махнула в его сторону сухим веником из только ей ведомых трав.
– Садись, Старуха, будь гостьей, – указал на один из табуретов Сила, отряхивая руки от муки. – Чаю сейчас тебе сделаю.
– Сделай, Силушка, и про сладкую вафлю не забудь, – крякнула бабка и уселась на табурет, подле продолжавшей в такой же позе, что и раньше, сидеть Вороне. Только сейчас упырка смотрела на Настасью Старуху, мужа которой Сила совсем недавно в землю схоронил. Смотрела таким же взглядом, что и на Кощея, забыв правда о вафле. На щеке повисли крошки, а губы были измазаны сгущёнкой. Она напоминала трёхлетнего ребёнка. Бабуля же, чуть улыбнувшись, глянула на девку. Были у неё такие редкие способности, что ни ведьмачкой бабку назвать было нельзя, ни провидицей. Она вообще странной была, сколько Сила её знал, всё время вопросами задавался.
– Так может, Старуха, тряхнёшь пару раз веником-то своим, – сказал Кощей, разуваясь и скидывая яркий, расшитый лоскутами тулуп. – На кой в нашем доме беда. Ещё ж не поздно прогнать-то, – затем вышел, чтобы оставить одежду и обувь в тёплых сенях.
– Беда, али нет, Кощеюшка, не могу знать, – пожала Настасья плечами и полезла скрюченными пальцами за вафельной трубочкой, что в скудном запасе лежали на большой тарелке. Сила прикупил у Павки Хрипуна, когда Вороне за одеждой в «Матрёшку» бегал. – Птица она ж не только недобрые вести приносит, порой и хорошие, и гнать эти вести тоже опасно.
– Опасно не опасно, не важно. Ворона и упырка – это уже не есть хорошо. Гони давай, – ответил Скоморох, вернувшись в дом и крепко прикрыв за собой большую, обитую ватным одеялом толстую дверь.
– Поздно, – бабка откусила кусочек мягкой вафли с варёной сгущёнкой. – Летит уже письмо к Силушке. Остановить-то весть можно, но не предотвратить случившееся. Прости, Силушка.
– Да что уж там, – буркнул Медведь, разливая горячую воду по кружкам, а потом добавляя из заварника настоянный крепкий чай…
Вечером, когда Старуха ушла, на прощание всё же махнув веником из трав, перед сном, налопавшись вареников с картошкой, посовещавшись, решили отвести девчонку в Лунный Терем.
– На телеге поедем, – сказал Кощей. – К Кровавому Терему, – иногда главный «офис» упырей называли так, грубо, но здесь никто никого не спрашивал, – дней пять пешим ходом тащиться. Все сапоги сотрём.
– Надо бы полог натянуть. Сейчас ветра начнутся. Снег будет, Зверь чует. Погода такая, необычная, – согласно кивнул Медведь.
– Раньше Большая Столица была поменьше. Сейчас разрослась, как плесень.
– Раньше такая и была. Чего сочиняешь.
– Да меньше была.
– Не важно.
– Ты мог бы её просто у Михея оставить и всё, – после недолгой паузы сказал Кощей. – Сказать, мол, забери и прощевайте, люди злые. Всё. И что бы он сделал?
– Штраф бы тебе вписал, – рыкнул Медведь. Кощей скрипнул зубами.
– Ну и заплатили бы. Хрен с ним. Деньги вода: сегодня есть, завтра в кармане дыра. Что за них трястись, за эти деньги. У нас с тобой, брат Медведь, бог другой.
– У нас с тобой, брат Кощей, бога нет.
– Атеизм тоже вера. Да и потом, я верю в тебя и в себя. Этого мне достаточно.
– Не об том речь. Просто, ежели бы бросил девку у Михея, он бы приказал вернуть её нам и сказал бы: возвращаю то, что не моё. И ещё чего-нибудь бы добавил, – Сила глянул на рядом сидящую Ворону. Как только он обратил на неё внимание, она расцвела широкой улыбкой, показывая уродливые клыки. И тут же вернулась к Кощею. Правда уже смотрела на него не так жутко, как прежде.
– Еды на первое время надо собрать, – буркнул Кощей. – И воды. И ещё, давай всё-таки послезавтра поедем. Мне надо обежать клиентов и отменить заказы. А то ж, если не приду без предупреждения, плохо будет. Не люблю я так.
– Я и сам могу съездить.
– Вот ещё! – возмутился Скоморох. – Ты хоть и медведь, но в трёх соснах заблудишься. Так три дня пути, на телеге-то, а так тридцать дней будешь ехать. Ещё чего недоброго женишься на ней.
– Не мели чепухи, Скоморох, – нахмурился Медведь.
– Прошу простить скверный мой язык, перегнул, – тут же приподнял руки, будто сдаваясь, Кощей. – К тому же мёртвых коней кто заговаривать будет? Ну так что, идёт?
– Идёть, – буркнул Медведь.
Глава 3
Утром, на рассвете, Медведя разбудил стук в дверь. Поднявшись с кровати, он прошлёпал босиком в сени, отварил створку. Наташка – районный вестник – протянула ему жёлтый конверт с иностранной маркой с пометкой «Срочно». Затем попрощалась, пожелала удачи и быстро спустилась по ступеням крыльца, будто боясь того, что в письме. Сила закрыл дверь, прошёл в дом. В кухне уже стояла Ворона, большими глазищами глядя на него. Некоторое время Медведь смотрел на конверт, пытаясь разобраться в иностранных письменах. Кто и откуда мог его прислать? А потом глянул на упырку.
– Откуда ты? – вдруг спросил он.
– Ворона упала, – с какой-то печалью на лице произнесла она. То ли жалела себя, то ли о том, что покинула дом, то ли о том, что не могла донести свои мысли до Медведя.
– Как тебя звать? – продолжил Могильщик.
– Ворона. Ворона. Дочь… Дочь, – повторила Ворона, положив ладонь на грудь и радуясь тому, что сказала ещё одно новое слово.
– Чья дочь? – вопросил Сила.
– Дочь… Дочка… Доченька… – говорила Ворона, глядя на Силу так, как если бы он знал ответ. Будто он должен продолжить мысль, которую Ворона не могла облечь в слова.
– А лет сколько? Тебе, – продолжил Сила, и вдруг подумал о том, что за вопросами и попыткой разговорить Ворону, боится открыть конверт и прочитать написанное.
– Три… Ворона. Два…
Медведь нахмурился. Ворона вдруг засуетилась. Начала смотреть то в одну сторону, то в другую, потом посмотрела на письмо, затем на Силу, потом насупилась, потом захрипела от натуги, после зашипела.
– Четыре, – выпалила, наконец, она. Могильщик нахмурился. – Три-и-и… Четыре-е-е…
– Тридцать четыре? – пробормотал Сила.
– Ворона, – весело сказала она и подняла руки, будто празднуя победу. – Ворона…
– Кто там? – спросил Кощей, заходя на кухню и зевая во всю ширь.
– Наташка письмо принесла, – сказал Медведь, затем резким движением порвал край конверта, вынул пожелтевший лист. Развернул его. Прочитал.
– Ну и? – напряжённо вопросил Кощей. Сила ничего не ответил, лишь перечитал. Затем ещё раз и ещё. Заглянула в лист Ворона, привстав на носочки. Кощей выдернул письмо, зыркнул недобро на упырку, та зашипела, сделала огромные глаза, они сверкнули золотом, а потом обратилась в птицу и засуетилась по кухне, ударяясь о стены.
– Ненормальная, – буркнул злобно Скоморох, потом вчитался в слова. Медведь, выдохнув, пошёл ставить на плиту чайник. – «Твой сын уехал к месту падения бога. Верни его. Надира». – Прочитал Кощей слова, написанные русскими буквами. – Так. Ага. Ясно, как божий день. Ещё раз. Не совсем догнал. «Твой сын уехал к месту падения бога. Верни его. Надира». «Твой сын…»
– Кощей, про себя, – сказал Медведь. – Потом выкинешь.
– Погоди. Твой сын… У нас что, опять бог упал?
– Опять.
– Сдох?
– Помер.
– А где?
– Не знаю, – Сила поставил на огонь сковородку. Чайник уже грелся. Ворона вернула себе человеческий вид, схватила сахарницу и открыв крышку, начала есть сахар, загребая его пальцами. – Петрушка-кормушка на днях сказал.
– Так, ладно, это понятно. С кем не бывает. Упал, так упал…
– Ворона упала… – подтвердила Ворона, поедая сахар.
– Громкость убери! – рыкнул на неё Кощей, попытался отобрать у неё сахарницу, в которую та вцепилась сладкими пальцами, а затем выпустила когти, чтобы полоснуть ими Скомороха. Кощей заскрипел зубами, Ворона оскалила клыки. На кухне в тот же миг, зависнув в воздухе, загорелись алым пламенем руны, потемнело, стало тяжело дышать. Кощей выдохнул чёрное облачко, Ворона пискнула, выпустила сахарницу и быстро забралась под стол, зашипела и замотала резко головой, хрустя позвонками.
– Достаточно, – пробасил Медведь. Забрал у Кощея сахарницу, вернул её на место. В тот же момент исчезли руны, дышать стало легче. Забрал письмо, смял лист и кинул его к печке. Далее Сила махнул Вороне рукой, и та выползла из-под стола, подползла к Медведю, обняла его ногу и заплакала.
– Дочка… Дочка… Дочка-а-а…
– Она твоя дочка? – ткнул в неё пальцем Кощей и сарказм исказил его заросшую двухдневной щетиной рожу.
– Нет, – рыкнул раздражённо Сила, затем подхватил кружку, в которую успел уже нацедить своей крови и сунул её Вороне. Та выпила, засияла от счастья и крикнула:
– Ворона!
– Я уже ни хрена не понимаю, – сказал Кощей. Некоторое время он стоял на месте, будто возвращаясь мыслями к тому, на чём остановился, потом оценил то, как Ворона пытается вычистить пальцами и языком кружку, в которой до этого была кровь. Как она лезет в хлебницу, чтобы достать хлеб, потом отрывает от него кусок и промокает им остатки крови, как тут же отставляет кружку и, ещё толком не прожевав, берёт буханку хлеба и надкусывает её, проталкивая в рот большой кусок и давясь им, с надутыми щеками.
– В общем, твой сын отправился на место падения бога, по каким-то-там причинам, – подытожил Кощей то, что и так было ясно, как день.
– Так и есть, – кивнул Медведь, отбирая у Вороны хлеб и откладывая его в сторону. Упырка тут же уставилась на Кощея, забыв, что надо жевать.
– И Надирка, что забрала его у тебя и отвезла в Османию, где благополучно зажила с другим мужиком, не дозволяя тебе встречаться с родным сыном, теперь шлёт письмичишко с требованием, я бы даже так сказал, вернуть его обратно в дом, в котором ты ни разу не был.
– Получается, что так.
– Я надеюсь, что это и есть плохая весть. А то что-то за последние дни мне совсем тяжко от, мать его, не постоянства. Ну так что, поедешь? – вернулся к теме Скоморох.
– А хрен его знает, – пожал плечами Медведь, переворачивая разбитые на сковороде яйца.
Кощей немного помолчал, а Сила про себя пожелал, чтобы на этом их разговор закончился. Хоть и давно это было, но бередить раны Медведь не любил. История поросла былью. Да любил когда-то он Надиру, чернявую красавицу. И родила она ему сына, которого Сила назвал добрым и славным русским именем. Однако, счастье было не долгим. Надира уехала вслед за князем османским – пусть ему пусто будет! – став его наложницей и забрав сына, которого Медведь пытался подле себя оставить, да не смог. Сам знал, что плохо пытался. Надира сказала, что с ней ему будет лучше, упросила Силу не торговаться сыном. И Сила согласился. Правда потом пожалел, но слов назад не воротишь. Да и вырос пацан в османской среде и родного отца навряд ли помнит, если только знает по крови, что медведь его батя, а какой именно, не ведает. Пока не встретит. Чего уже переворачивать мысли пацану. Однако, ежели всё так, тогда вроде как сынок однажды может стать Медведю врагом? Ох, и сколько же раз Османия лезла на Славорусию, сколько раз бились они до настоящей смерти…
В груди заболело так, что Сила чуть поморщился.
Кощей некоторое время стоял посреди кухни, а потом вышел в сени. Там оделся и вернулся с охапкой дров. Сложил их в печь, поджёг. Скинул тулуп, шапку и валенки, вынес всё в сени, вернулся.
– А чего это она тебя попросила сына вернуть? Уехала к османцу, за богатством подалась, медвежонка забрала. А теперь спустя столько лет писюльку тебе шлёт, мол, помоги, спаси?! – заговорил Скоморох снова и резанули его слова по сердцу так, что Сила глубоко вдохнул и выдохнул с грустным рыком. – Сама явиться не захотела. Видно побоялась тебе в глаза посмотреть. А может меня побоялась? Только бы учуял её, несмотря на то, что женщин люблю больше своей никчёмной жизни, то сразу бы на куски порвал. Мы хоть братья не по крови, Сила, однако, ты мне родной. И чтобы эта редька тебе снова жизнь портила… не позволю.
– Ну будет тебе, брат, хватит уж, – буркнул Могильщик, водружая на толстую доску, что стояла в центре стола, сковородку, на которой скворчала яичница с салом и колбасой. – Жрать давай. Нарежь хлеба, а я чай налью.
Ели молча. Ворона по обыкновению хватала всё быстро, несмотря на то, что горячо. Кощей жевал без особого аппетита, гоняя в голове мысли, Медведь ел медленно, но в рот клал много. Сейчас думать о письме не хотелось, но надо было решать и этот вопрос тоже. Да, можно было бы закрыть глаза на происходящее с сыном. Они друг другу чужие. Но сердце ныло и болело. Вычеркнула Надира Силу из своей жизни, забрала мальчонку, запретила видеться. А теперь что, опомнилась? Прозрела? Помудрела? Или жизнь стала хреновой? А может она и не была хорошей? Может пацану плохо там жилось, а Медведь и знать не знал? Оттого сбежал за мёртвым богом, в далёкие края… Или не далёкие? Где упал-то этот бог? Да и на кой он ему? Неужели в святошах ходит его единственный сын? Да нет. По крови не должен был… А что если заставили?..
– Ты о другом думай, – нарушил поток хаотичных мыслей Кощей. – Поедешь али нет? И что с упыркой всё же делать? А о том, что было, думать и не надобно. Случилось то уже, а что случилось не переделать. И зазря сердце рвать и душу трепать не надо бы. А тож кукуха поедеть, что я с тобой, брат Медведь, делать буду.
Медведь положил ложку на столешницу, глянул на Скомороха. Кощей положил ложку тоже, серьёзно посмотрел в глаза брату. В этом взгляде читалось всё: и готовность пойти за Силой хоть в огонь, хоть в воду, и ежели надо от глупого поступка отвернуть, в любой момент поддержать. Пусть не по крови, но братья. Семья.
В печи трещали дрова, за окном подымался ветер. По голубому ясному небу плыли облака. Вдоль всего небоската прочертила ребристую полосу белёсая дымка. К снегу…
Особого аппетита не было…
Зато у Вороны он был. Несколько секунд она посидела смирно, зыркая на них огромными глазами, затем, продолжая на них пялиться, подвинула к себе сковородку и слопала оставшуюся яичницу. Кощей состроил скептическую гримасу, Сила в очередной раз вздохнул. Что делать он не знал. Но чётко понимал, что снова сына бросить не сможет. Однако у него был ещё день на раздумья. Пока Кощей будет решать свои рабочие вопросы, Сила хорошенько обдумает: как дальше быть.
В общем, бог упал на севере, близ города Ладогор Снежный, об этом сообщил Петрушка-кормушка по хроникусу. Медведь включил радио, когда мыл посуду. Прозвали бога Часовщиком, вроде как время возвращать мог. На самом деле это так или за короткий срок появилась очередная секта, которая уже слепила из упавшего бога легенду – Могильщик не знал. Петрушка-кормушка долго по этому поводу стебался, и Сила прокрутил колёсико, чтобы найти другую волну. Всё тот же Петрушка-кормушка, только уже другой, проинформировал Медведя о том, что на том месте, где бог упал, образовалась большая воронка, и тут же заполнилась водой. Вода порой кипит, а порой просто источает жуткий смрад. За короткий срок близ водоёма выросла непонятная алая трава и теперь шумела на ветру, издавая странные звуки. Горожане начали глохнуть, и староста Ладогора Снежного принял решение наложить на высокие стены иные символы. Защита вроде работала, но место, где росла трава и образовался водоём уже прозвали мёртвой землёй.
Однако сегодня утром приключилась другая беда, людей начал разбивать паралич. Горожане оставались прикованными к постелям до сих пор, и никто не знал, как их вернуть в привычное состояние. Как оказалось трава продолжает расти и диаметр звука растёт тоже. Местная власть отправила туда отряд для расследования и выяснения обстоятельств. И ещё один отряд, чтобы спалить бога окончательно, потому как труп его разлагается и от него веет таким дурным запахом, что воздух портит на несколько километров. Самое удивительное было ещё то, что бог каким-то образом находился не в воронке, которая якобы образовалась от его падения, а в траве, рядом с воронкой. Староста города выдвинул предположения, что тело бога может быть причастно к растущей траве. Пока операция по устранению останков бога и расследование этого инцидента была безуспешна. Как сказал по секрету всему свету уже тритий Петрушка-кормушка, потому как второй вдарился в рассуждения на тему, как так бог промахнулся мимо такой большой дыры в ледяной земле, эти отряды даже дойти до бога не могут, глохнут и падают чуть ли не замертво.
Тут про падающих богов вот что ещё надо сказать: падали они не так часто, однако и не так редко, как хотелось бы. Бывало что и раз в пятьдесят лет, а бывало и раз в тридцать. Падали в основном на территорию Славорусии, но бывали крайне редкие случае, когда и на территорию других государств. Часовщик, как назвали его сектанты, а может кто другой, упал, конечно же, в северной части Светлорусии, а посему османскому отряду – не важно в каком количестве – делать там и нечего. Ежели Великий Княже дозволения не даст, так и без спросу на чужую территорию ступать нельзя. Но Великий Князь Святогор той же ночью Темноте душу отдал, а Мстислава навряд ли посмела дать разрешение на переход границы отряду из до сих пор враждебно настроенного по отношению к Светлорусии государству. Однако, чем чёрт не шутит. А соверши они переход через границу без дозволения, пограничники бы оповестили Столец. Разгорелся бы скандал. С другой стороны, ежели кто и разрешил бы переход, так всё равно получается слишком мало времени для решения такого важного вопроса.
Впрочем, всякое могло быть, однако, Сила неожиданным образом пришёл к мысли, что история и с богом, и с сыном немного мутная. Но тут же осадил себя, мутная али нет, а перед медвежонком он повинен. И в любом случае сердце требовало увидеть пацана!
Вечером, когда Кощей притащился домой, уставший, но с полными сумками провизии, Сила сказал ему:
– Сына хочу увидеть. Посмотреть на него. Поговорить. Узнать, как жил. Моя кровь и моя вина, что позволил Надире забрать его у себя. В общем, поеду я к тому упавшему богу. Но сначала отвезти надо бы девчонку в Лунный Терем. За сыном со мной поедешь, брат Кощей?
– Да куда ж я денусь, брат Медведь. Тебе он сын, а мне племянник. Жопу ж ему подтирал, с ложки кормил. Родной он мне, как и ты, брат Сила, – фыркнул Скоморох. На том и порешали.
Вечером Медведь подготовил телегу. С Кощеем натянул полог, отгоняя постоянно мешавшую под руками и ногами Ворону. То ли помочь хотела, то ли ещё чего, Сила так и не понял. Уложив на дно повозки солому, а затем пару матрацев, скинул несколько одеял и подушек. Уж чего-чего, а этого добра у Силы в доме было навалом. Изба у них с братом была не такая большая, но вместительная. Раньше тут и Витёк со своей женой и двумя детьми жил, и Потап Левоглаз, и пышная Катерина, чуть не ставшая женой Кощеевой, да потом ушедшая от него, так как непонятно какая дорога или непонятно какой бог за собой позвал, Кощей не кручинился, уже на следующий вечер ушёл на свидание с некой Сластёной… Настасья со своими дочерьми, упырка бежавшая от мужа-упыря… В общем, много у Силы было товарищей, обретших временный кров под его крышей. Сейчас вот упырка, девчонка тридцати четырёх лет. Совсем юная.
Прав был Кощей, добрый Сила Могильщик по крови медведь, но это уже ничем не исправить.
Уложив бутылки с водой, завернув их в одеяла, Сила сложил и кое-какую провизию. Полночи варил яйца, резал ветчину, сыр, сало, в духовке запекал курицу и рыбу. Они с Кощеем не так много ели, а вот девчонка утрамбовывала в себя столько, что и добрая дружина позавидовала бы. Затем закинул пару сменных рубашек, свитеров, штанов, трусов… в общем всё то, что нужно человеку в дороге, не забыв и туалетные принадлежности. Пришлось днём прикупить ещё несколько вещей Вороне, благо денег теперь было предостаточно. На этот раз Медведь взял девку с собой и пошёл в бабский магазин. Лерка Овечка почему-то долго над ним ржала, трясла перед ним своим шикарным, чуть прикрытым кофточкой бюстом, стреляла большими синими глазищами, улыбалась пухлыми, малиновыми губами, виляла большими, аппетитными бёдрами, то ли завлекала, то ли дразнилась Сила так и не понял. Однако из магазина они вышли с полными пакетами, Лерка сделала ещё скидку. Могильщик так и не понял, то ли надурила она его, то ли и правда скинула полцены.
Утро выдалось пасмурным, промозглым. Кости почуяли непогоду, которая надвигалась своей неторопливой, но уверенной «походкой». Завтра циклон обещал накрыть Большую Столицу полностью. Быстро начертив краской символы на повозке, Кощей, гремя костями, забрался внутрь, зарылся в одеяла – прихватил с собой ещё те, которыми укрывался на чердаке – и некоторое время так лежал, пока руны, что он нанёс на деревянные стенки повозки не стали работать и внутри не стало тепло. Ворона села вместе с Медведем на передок – на довольно удобную скамью, – и некоторое время ехала рядом, то и дело крутя головой и впитывая информацию, которую преподносила ей реальность снова и снова. Где-то улыбалась, где-то удивлялась, где-то пучила так глаза, что совсем страшно было смотреть, где-то шипела, пару раз обернулась вороной и тут же человеком, затем вдруг переняла форму кошки, с минуту нализывала лапу, потом умывала мордочку. А после подавилась шерстью и вернулась к человеческой форме. Через пару часов, после того, как Медведь хорошенько рыкнул на неё, Ворона успокоилась и уставилась на Силу.
– Не дам, – сказал Могильщик, и Ворона, подтянув ноги к груди, села, как курица на жерди, и стала безумными глазами смотреть на мимо проплывающий мир, пугая и прохожих, и собак, и кошек, и даже крыс.
Большая Столица раскинулась на длинные километры и охватывала приличную часть восточной территории Славорусии. Когда-то давно, много веков назад, здесь были отдельные сёла и деревеньки, городишки и простые скиты, затем всё скрылось под одни высокие срубные стены, на которые старательные колдуны нанесли защитные руны. Делилась Большая Столица на несколько Районов и Округов, и в каждом был свой городничий, староста и своя дружина, контролирующая порядок, исполняющая закон и подчиняющаяся на прямую Великому Терему. Переход из каждого Района перекрывался небольшой преградой, при которой располагалась будка. Контрольно-пропускной пункт работал двадцать четыре на семь, и всё зависело от начальства, насколько дотошными были будочники, отрабатывающие свой хлеб. Казалось бы один большой город, однако порядок блюсти в этой необъятной Большой Столице нужно было пуще всего. Отправляясь в путь, Медведь взял с собой все документы, и те писюльки, что Валька для Вороны накалякал и ту, что накалякал Михей. Дорога длинная, три дня пути, как сказал Кощей, многое может случиться.
Кони, заколдованные Скоморохом на верный путь, шли не спешно, но и не медленно. Сила сидел на мягкой скамье и слегка колыхал поводьями, так для разнообразия. Большая Столица была просторной, разной. Дорога, по которой они отправились в путь, умещала в себя четыре полосы, по краям были узкие тротуары, невысокие деревянные и каменные дома украшали улицу. Западный Район являл собой больше одноэтажную, нежели многоэтажную Столицу, здесь и воздух был другим, и люди другие, и одежда другая, и даже выпечка своя. Медведю жить здесь нравилось. Когда восемьдесят лет назад они с Кощеем уходили из войска Великого Князя Игоря Воевателя, отца Святогора, в мир, то Сила для житья-бытья выбрал именно этот Район, так как он больше походил на деревню, нежели на город. Скоморох с его выбором не спорил, он всегда шёл за старшим братом, оставляя решение за ним. Кощей знал, дурного Сила не выберет.
