В. Н. Тукалевский
Русское масонство
Итак, искание тайного смысла систем, направленное на разработку масонской легенды, истощалось. Между тем европейское общество было охвачено могучим стремлением познать тайны духа и физического мира. Преклонение пред ищущим разумом достигло высшего напряжения и разрешилось мистическим порывом, который захватил со страшной силой даже ученых. Эммануил Сведенборг – знаменитый шведский математик и естественник, попытавшийся в своих громадных фолиантах подвести итог, объединить все добытое наукой его времени, превращается в духовидца, разговаривающего с духами умерших; по их рассказам и собственным наблюдениям описывает тайны неба и земли с точностью и грубой реальностью рационалиста-естествоиспытателя. Учение его, представляющее странную смесь элементов рационализма, пережитков мистицизма и бредовых фантазий, переводится на французский язык врачом Шастанье. Ищущие премудрости обращаются к теософии. Изучается каббала, изощряется аллегорическое толкование символов. Хотели теперь переделывать людей; воспитать новое нравственное чувство; отыскать точную форму непостижимого Божества. В пылком энтузиазме задавались мыслью приподнять завесу, скрывающую мировые загадки, уловить тайну жизни, творчества, смерти.
Наступила благодатная пора для самозваных мудрецов и целителей, которых считали обладателями алхимической мудрости – философского камня и жизненного эликсира.
Одно из видных мест среди этих авантюристов занимает граф Сен-Жермен. Он последовательно появляется почти во всех европейских государствах во второй половине XVIII века под самыми разными именами: графа Зароги, князя Ракоци, генерала Салтыкова, маркиза Монферата, графа Беллами, графа Вельдона, графа Сен-Жермена. Все в нем таинственно и необычайно для глаз легковерного общества: и происхождение, и сама жизнь, и смерть. Португалец ли он, испанец, еврей, француз или русский, никто не мог сказать с уверенностью. Ему дают несколько отцов и одну мать – вдову Карла II Испанского, королеву Марию. Сам он уверял принца Карла Гессенского, что родился от первой жены венгерского принца Ракоци. Всегда изысканно одетый, ни в чем не нуждавшийся, с благородной осанкой, он был хорошо принят при французском дворе, пользовался благоволением Людовика XV, считался большим вольнодумцем и чародеем. Знаток истории, он хорошо умел использовать страшное впечатление, которое создавалось у его знакомых, слушавших его точные описания жизни и мыслей давно умерших исторических деятелей. Немудрено, что легковерные считали его пятисотлетним стариком, в то время как ему не было и восьмидесяти лет. Несколько удачных советов медицинского характера создали ему славу великого лекаря, которую он искусно поддерживал, продавая особый целебный чай Сен-Жермена. Прекрасный знаток драгоценных камней, он однажды предложил Людовику XV улучшить качество одного из принадлежавших королю бриллиантов, вернул обратно камень большей ценности и тем снискал себе славу обладателя философского камня. Ловкий шарлатан подсмеивался над легковерными, но не мешал сплетням, создавшим ему ореол чудотворца. Принятый в члены ордена Строгого Послушания, он был убежденным атеистом. Вечный скиталец по Европе, едва ли не тайный шпион французского двора, он скончался на руках принца Гессенского, сумев до самой смерти поддерживать в своем сиятельном гостеприимном хозяине чувство почтительной доверчивости и благоговейного преклонения.
Не менее его обращал на себя внимание выступивший позже в Париже чудодей, называвший себя графом Калиостро. Непостижимая смесь обмана и самоуверенности, образованности и невежества, красноречивый авантюрист и шарлатан-мистик неутомимо менял арену своих действий и свое имя. Здесь граф Феникс, там маркиз Пеллегрини, он производил неотразимое впечатление на доверчивых простаков. В его парижском салоне, убранном с восточной пышностью, стоял бюст Гиппократа и висела в особой рамке странная кощунственная молитва: «Отче Вселенной, Ты, которому все народы поклоняются под именем Иеговы, Юпитера и Господа, Верховная и первая причина, скрывающая Твою сущность от моих глаз и показывающая мне только мое неведение и Твою благость, дай мне в этом состоянии слепоты различать добро от зла и оставлять человеческой свободе ее права, не посягая на Твои святые заповеди. Научи меня бояться пуще ада того, что мне запрещает моя совесть, и предпочитать самому небу то, что она мне велит…» Во Франции он положил основание ложам египетского ритуала, имевшего целью физическое и духовное возрождение. Сам он, под именем Великого Кофты, стоял во главе своей системы, которая была доступна для обоих полов. Высокопоставленные люди вроде герцога Монморанси-Люксембурга и кардинала де Рогана покровительствовали ему, даже ученые поддались его шарлатанству. Духовидец и вызыватель умерших, возродитель юности, он долго дурачил легковерное парижское общество, пока не был запутан вместе со своим учеником кардиналом де Роганом в процесс по поводу похищения ожерелья. Освобожденный от суда, он, однако, принужден был оставить Францию, вскоре попал проездом через Италию в руки святейшей инквизиции и умер, осужденный на пожизненное заключение, в тюрьме.
Сеансы графа Калиостро. Гравюра 1886 г. из антимасонской книги «Тайны масонства» Лео Таксиля
Эмблема избранных коэнов Мартинеса де Паскуалли
Совпадение произношения двух английских слов mistery – «работа» и mystery – «таинство» словно толкало масона в ряды тех, кто отдался всей душой этому горячечно-мистическому настроению 1770–1790-х годов.
В речах видных масонов постоянно встречаются ссылки на древние мистерии. Естественно, что возродившаяся алхимия, изыскания розенкрейцеров встречают горячий отклик во французском масонстве, и так называемая наука Гермеса Трисмегиста – «герметическая мудрость» – находит рьяных последователей. В 1770 году аббат Пернетти основал в Авиньоне «герметическое» общество, преобразовавшееся скоро в Великую Шотландскую ложу. Притягивало ищущих премудрости и учение о духовном возрождении, облеченное в самые разные формы. Еще в 1754 году Мартинес де Паскуалли, человек очень темного происхождения, постоянно скитавшийся по свету, создал систему «избранных коэнов» (священнослужителей). В своем трактате о возрождении он проповедовал своеобразный мистический пантеизм с примесью гностицизма. Вначале все существа заключались в лоне Божием. Созданный Богом человек пал, но стремится вернуть свое прежнее состояние и для этого должен отождествить свою волю с волей Бога и, следовательно, слиться с Богом. Но для этого необходимо вмешательство промежуточных духов, при помощи которых человек постепенно восходит к Богу посредством таинственных обрядов. Паскуалли установил девять степеней, разделенных на три класса: 1-й: ученик, подмастерье, мастер, великий избранник и ученик коэн; 2-й: подмастерье коэн, мастер коэн, великий архитектор и рыцарь командор. Наконец, 3-й: рыцарь Злато-Розового Креста (Reaux-Croix) – несомненная анаграмматическая переделка розенкрейцера (Reaux-Croix – R(osae) et Au(ri) Crucis). Возрождающийся вдохновляется дыханием Божиим и может познать все сокровенные тайны природы и все науки, в том числе и каббалу.
В 1765 году Великая ложа Франции отвергла учение Паскуалли и отказалась признать его ложи, но он нашел отклик и в сердцах светских людей, и ученых, и философов (Гольбах), и священников (убежденный визионер аббат Фурнье), но особенно прославился «мартинесизм», превратившись в «мартинизм» в обработке ученика Мартинеса Паскуалли, маркиза Сен-Мартена. Отставной военный, с мягкой и кроткой душой, он делил свое время между размышлением, филантропией, музыкой, открывая свою душу в интимных беседах с друзьями. В 1773 году выходит его книга «О заблуждениях и истине. Сочинение неизвестного философа». Под маской таинственности автор делал нападение на религии и на саму власть. Религии осуждены уже самим их разнообразием. Правительство ложно в своей основе вследствие того же различия и неразумных столкновений. Гражданский и уголовный кодексы блуждают во тьме и, пропуская виновного, обрушиваются на главу невинных. Мрачной картине упадка противопоставляется живое изображение естественного состояния всеобщего равенства, которое продолжалось до тех пор, пока человек не употребил во зло своей свободной воли. Единственное спасение для павшего человека – подчинение принципу любви – деятельной и разумной причине. Только тому, кто возвышается своим желанием сделать людей счастливыми и способностью любить, и должна принадлежать власть и даже диктатура, пока не вернется естественное равенство.
Сен-Мартен имел немало верных последователей, но мартинисты не вышли за пределы внутреннего самоусовершенствования, погружаясь в переживания своего «я» – учитель недаром говорил: «Тень и молчание – любимые убежища истины».
Если Сен-Мартен нашел свою «деятельную и разумную причину» для того, чтобы внести единство в мир нравственный, то магнетизер Месмер предлагал обществу единый принцип мира физического – всемирную жидкость, чрез посредство которой существа оказывают друг на друга влияние, которое он называл животным магнетизмом и которому приписывал целебную силу от всех болезней. В залы для магнетических сеансов стекалось многочисленное и разнообразное общество. Пациенты толпились вокруг большого чана с сернистой водой. Длинные веревки выходили из деревянной крышки. Больные обвивали ее вокруг себя и, чтобы легче циркулировала магнетическая сила, прикасались друг к другу; кроме того, они держались за железные прутья, выходившие из той же крышки. В воздухе слышалась таинственная музыка. Со многими пациентами, особенно женщинами, делались нервные припадки, и их уносили в «зал кризисов». Среди этой стонущей, дремлющей, кричащей массы пациентов прогуливался с важностью сам чудодей, прикасаясь к больным своим жезлом или рукой. Напрасны были усилия академии разоблачить шарлатанские приемы Месмера. Популярность его возрастала. Образовалось Общество гармонии для материальной поддержки животного магнетизма. За Месмером последовали его ученики, демонстрируя и эксплуатируя сомнамбулизм и ясновидение. Общество жаждало веры и верило. Недаром ученик Месмера Пюисегюр говорил скептикам: «Верьте – хотите».
Сеансы Месмера. XVIII в.
Алхимические и мистические тенденции снова подогрели стремления к высшим степеням: родилась в ложе Соединенных друзей в Париже система «друзей истины» – филалетов. Подвергнув резкой критике разнообразные многостепенные системы, филалеты избрали особую комиссию для установления 11 нормальных степеней, не претендуя на их древнее происхождение. Почти одновременно в Нарбонне явился Первичный ритуал, устанавливавший 12 степеней: они делились на 4 капитула розенкрейцеров, причем члены первых трех подготовлялись постепенно к последнему и четвертому капитулу – Великого Розария, где приобретали, по мнению основателей, особенные знания в области онтологии, психологии, пнейматологии – словом, всех тайных или оккультных наук. Главная цель работы – возрождение человека.
Великий Восток должен был идти вслед за течением: он уже в 1781 году заключил договор с признавшей его первенство матерью-ложей Философского ритуала.
Наконец, по предложению Реттье де Монтало, в 1785 году соединились семь капитулов, состоявшие при парижских ложах, и образовали Генеральный Великий капитул для выработки и окончательного объединения степеней. Врач Эмбер Жербье заявил, что он глава старинного капитула Франции, и представил в доказательство древние документы английского происхождения, якобы относившиеся к 1721 и 1757 годам. Великий капитул поспешил признать подлинность документов (ныне признаваемых поддельными) и соединиться с Жербье. Вслед за тем Великий Восток санкционировал работы Великого капитула, который получил название Столичного. Так сложился «французский ритуал», который впервые был обнародован официально Великим Востоком в 1787 году. Он состоял из трех старых символических и четырех высших степеней: Избранника, Шотландца, Рыцаря Востока и Рыцаря Розенкрейцера. Конституирование степеней было закончено.
К этому времени число лож, подчинявшихся и старой Великой ложе, и Великому Востоку, значительно превысило 600. В разных ложах было неодинаковое число членов, но ни в одной ложе не доходило до 200. В большинстве числилось не более 15–30. Самая многолюдная ложа Дружбы в Бордо имела 178 членов, так что общее число французских масонов, по мнению Клосса, не превышает 10 000 человек.
Преследования со стороны светских властей давно уже улеглись. Великий Восток открыто снимал помещение в Париже, равно как и маленькие ложи в провинциальных городах. Отношения с духовенством не оставляли желать ничего лучшего. Обыкновенно ложи заказывали обедню в день своего годового праздника, заупокойные службы по случаю кончины какого-нибудь сочлена и время заседаний старались распределять так, чтобы не помешать братьям посещать богослужения. Масса духовных лиц вступала в ложи и достигала там нередко высокого положения. Столь же теплые отношения установились и с королевской властью. Заболевает ли Людовик XV – ложи молятся о его выздоровлении, заказывают молебен по поводу благополучного окончания Семилетней войны. Рождается у Людовика XVI наследник престола – ложи спешат ознаменовать это событие и торжественными молебнами, и делами благотворительности. Большинство членов лож к 1789 году рекрутируются из рядов 3-го сословия: многие из них с особым усердием выполняли свои масонские обязанности, не жалея средств на благолепие ложи. Так, в Тулузе скромный слесарь Пюжо предоставил в распоряжение своей Французской ложи до 100 000 ливров.
Вообще жизнь маленькой ложи довольно бесцветна: несколько заседаний в год, два-три банкета. Редкая могла похвастаться литературными трудами какого-нибудь сочлена. Таким образом, большинство лож походило на современные клубы с той лишь разницей, что собрания происходили гораздо реже: главная забота членов ложи – соблюсти весь кодекс установленных масонских обрядностей, не нарушить правил нравственности и благоповедения. Крупным событием стало нетрезвое поведение члена, его опоздание на заседания – таковы главные животрепещущие вопросы в провинциальной глуши.
Но рядом с такими ложами мы видим и другие, которые приближаются к типу ученого общества, собирают в своих недрах выдающихся представителей наук и искусств.
Такова ложа наук, основанная Лаландом в 1769 году и переименованная в ложу Девяти сестер. Лаланд имел в виду сгруппировать масонов, специально занятых научными исследованиями. В списках этой ложи значились Вольтер, Франклин, Кондорсе, Лаланд, Дюпати, Эли де Бомон, Кур де Жебелен, Дантон, Бриссо, Камиль Демулен, Сиейс, Бальи, Ромм, Тара, Пасторе, Форстер, Кабанис, Парни, Ласепед, Шамфор, Франсуа де Нёфшато, Делиль, Флориан, Грёз, Верне, Гудон, Монгольфье и другие – здесь и будущие крупные политические деятели, и литераторы, и художники, и ученые.
Такова же была ложа «Энциклопедическая» в Тулузе, открытая почти накануне революции в 1789 году. Едва открывшись, ложа уже подписывается на ряд научных изданий, покупает энциклопедию. Не прошло еще и года, как в ней не менее 120 членов, большинство ремесленников. Члены ложи распределяются по семи комитетам: сельского хозяйства, филантропии, цивический (гражданский), искусств технических и изящных, наук, масонский и философский. Эти комитеты последовательно рассматривают проект благотворительного бюро для уничтожения нищенства; вопрос о найденышах, вопрос об эпидемической болезни скота, освещении города, вопрос о его водоснабжении; делаются опытные посадки виноградных лоз и злаковых растений. Наконец, рассматривается ряд проектов изобретателей, открывается серия популярных лекций по наукам и литературе. Словом, это скорее ученая провинциальная академия. Но главные труды свои члены лож посвящали филантропии. Ей всецело отдавались дамы – члены адоптивных лож.
В 1782 году торговка фруктами Мент имела небольшую лавочку близ Лувра. Корыстолюбивая сестра оттягала у нее наследство 4000 ливров. В ответ бедная торговка усыновила внебрачного сына своей сестры, несмотря на то что сама уже имела десять. Вскоре она благополучно родила одиннадцатое дитя; крестной матерью вызвалась быть баронесса Шампло. Спустя две недели после этих крестин ложа Чистоты задала роскошный банкет, на котором присутствовало до 140 знатных лиц обоего пола. После обычного церемониала взвился занавес, и все увидели на троне добрую Мент, окруженную десятью ее детьми с усыновленным мальчиком у ног: вся семья была одета в чистое платье за счет ложи. Маркиз, председатель, произнес красноречивую речь о добродетелях бедной женщины. В самый патетический момент одна графиня возложила гражданский венок на голову Мент; одна маркиза вручила ей кошелек со значительной суммой денег, а другая графиня поднесла корзиночку с бельем для новорожденного. Усыновленный мальчик был объявлен стипендиатом ложи.
В том же году та же ложа на празднестве в честь братьев Монгольфье восславила за выдающуюся храбрость молодого солдата Клавдия Тиона.
После блестящей речи председателя о великолепном открытии братьев Монгольфье один из них был тут же на эстраде награжден одной из графинь.
Слышится барабанный бой: открываются ворота, и среди своих товарищей и развевающихся знамен показывается храбрый Тион, который и был награжден грациями ложи при звуках барабанов. Графиня П. преподнесла герою великолепную медаль, и военная музыка в соседнем помещении исполнила известную арию «Ничто так не приятно прекрасным очам, как доблесть воителей»… Затем последовал блестящий банкет на 100 кувертов. За здоровье храбреца пили под звуки военного оркестра. Бедняк Тион не выдержал и залился слезами. Один из членов ложи от имени чествуемого произнес нарочито сочиненное стихотворение.
Близится революция. Какую роль сыграло масонство в этом движении? Когда революционная буря пронеслась, не один писатель приписывал ее происхождение масонам. В 1797 году Джон Робинсон доказывал существование заговора франкмасонов и иллюминатов против всех религий и правительств Европы, причем утверждал, что во французских ложах развился зародыш пагубных начал, разрушивших религию и нравы. В том же году иезуит Огюстен Баррюэль издал знаменитые «Мемуары к истории якобинизма». Он доказывает, что ложи распространились по городам, селам и местечкам Франции и по приказу Центрального комитета готовы были начать восстания, превращаясь в якобинские клубы. До сих пор реакционная французская историография остается верна заветам отца-иезуита Баррюэля: ученый-архивист Борд написал два тома и обещает еще несколько, чтобы доказать, что масоны были главными виновниками Великой революции.
Баррюэль уверяет, что парижские предместья были масонизированы, и мало того: он исчисляет французских масонов в эпоху революции в 600 000. Из них полмиллиона, по его словам, были готовы по первому знаку к восстанию. Добросовестные исследователи истории масонства с цифрами в руках опровергли эти злостные измышления. Несомненно, возможно указать принадлежность многих крупных революционных деятелей к масонским ложам – и Робеспьера, и Дантона, и Мирабо, и Бриссо, и других. Но сам характер деятельности масона, как указано выше, исключал возможность политической оппозиции.
Как резко преломляется личность во время Великой революции, доказывает недавно открытая речь Шометта, который произнес ее в восьмидесятых годах в одной масонской ложе. Будущий прокурор революционной коммуны, адепт культа разума, атеист и террорист становится елейным проповедником, противником атеизма и материализма; он проявляет большую эрудицию в богословии, ссылается на пророка Даниила, цитирует с умением опытного проповедника подходящие места из Евангелия, развивает довольно своеобразную философию математики: это довольно скучный благонамеренный педант, но, во всяком случае, ничто не предрекает в нем будущего ярого революционера.
Общий взгляд на списки лож и регистры их заседаний, опубликованные даже таким пристрастным историком, как Борд, доказывает, что деятельность лож постепенно прекращается к 91-му году. Жизнь уходит из лож: они погружаются в оцепенение, засыпают. Некоторые обращаются с приветственными адресами к национальному собранию, но большинство безмолвствует. Политическая и социальная борьба ворвалась в тихий приют безмятежного жития масонов. Многие эмигрировали, другие ушли в политические клубы. Немногие ложи нашли силы продолжать свои прежние занятия в это бурное время и реагировать на события дня.
Так, ложа Шотландского общественного договора в Париже после бегства короля в Варенн нашла достаточно силы, чтобы 16 июля 1791 года послать циркуляр к капитулам, признававшим ее власть, советуя уважать конституцию и соблюдать полнейшую преданность законному государю Людовику XVI. Но уже 31 июля ее главный оратор, аббат Бертольо, потребовал прекращения работ, которые и закрылись с сентября, чтобы возобновиться лишь в 1801 году.
Иначе вела себя старая Английская ложа в Бордо: она выказала себя ревностной сторонницей революции. 13 ноября 1792 года она постановляет сжечь атрибуты брата Муши, «изгнанного святыми законами республики». 28 ноября 1794 года принимает титул ложи Равенства, устанавливает обращение на «ты» и удостаивается посещения народного представителя Изабо. Но и эта революционизированная ложа принуждена была с 9 термидора II года по брюмер III года (приблизительно 9 месяцев 1794–1795 годов) прекратить свои заседания и лишь после этого промежутка вернулась к своему прежнему имени. При всем этом, несмотря на все старания Баррюэля, Борда и других, не представляется возможности отметить выступление революционеров как членов масонских лож. Единственным случайным фактом становится церемония при приеме Людовика XVI в Парижской думе 17 июля 1789 года. Когда иностранец-масон посещал ложу, то, если он обладал высшей степенью, члены ложи, выстроившись в две шеренги, пропускали его, скрещивая над головой гостя «стальной свод» из шпаг. Такой свод образовали над головой Людовика XVI, когда он стал подниматься по ступенькам лестницы, входя в Думу. Но и в этом случае масоны демонстрировали свое глубокое уважение к королю и отнюдь не революционные тенденции.
По мере того как замирала жизнь в отдельных ложах, засыпали и центральные органы. Если еще в 1791 году Великий Восток открывал новые ложи, то уже в декабре 1792 года герцог Орлеанский, принявший имя Луи Филиппа Жозефа Эгалите, сложил с себя звание гроссмейстера, доведя об этом до всеобщего сведения путем печати. «Я вступил в масонство, – гласило его заявление, – которое представляет собой некоторое подобие равенства, в ту эпоху, когда еще никто не мог предвидеть нашей революции, точно так же, как примкнул к парламентам – подобию свободы. Но я покинул затем призрак ради действительности. Не зная, каким образом составлен Великий Восток, и полагая, что республика, особенно в начале своего учреждения, не должна допускать никакой тайны, никакого тайного общества, я не желаю более вмешиваться ни во что, касающееся как Великого Востока, так и собраний франкмасонов».
Немногие ложи нашли силу жить в это тяжелое время, и те ушли целиком в свои мелкие дела. Так, во время борьбы Жиронды с Горой важнейший вопрос, интересующий Французскую ложу в Тулузе, – перемена часов собраний. Ложи так напуганы, что та же ложа после смерти Робеспьера решает воспретить всякие беседы по вопросам политическим и заниматься лишь масонскими делами.
Одно лишь вливает на время некоторое оживление в тусклое прозябание уцелевших лож: сборы пожертвований на обмундирование волонтеров.
Долгое время уцелевшим ложам удается сохранять свою верность католической церкви, но им приходится принять новый календарь, заменить прежние праздники Иоанна летнего (Иоанна Крестителя) и Иоанна зимнего (Иоанна Богослова) тожествами 31 мая, 22 сентября и «первого дня масонического года»; кроме того, приходится выбросить из своих названий имена святых или переименоваться в ложи Горы – в честь господствующей политической фракции, принять название «республиканских лож Франции», но и в таком виде они возбуждают подозрение у ревностных монтаньяров. Комиссары Конвента, энергично поддерживая народные общества, вооружаются против «всех памятников фанатизма, равно всех союзов и собраний, не разрешенных законом, а именно масонских обществ». 7 флореаля II года комиссар Конвента Лекарпантье закрыл в Дижоне ложу Нежного братства «как возбуждающую подозрение и нетерпимую при республиканском режиме, когда свобода сделалась общим достоянием, пользование коим не нуждается во мраке таинственности». Последние цепко державшиеся за свой ритуал ложи принуждены были закрыться.
Аббат Фоше. Гравюра Франсуа Бонневиля. 1792 г.
Место их заняли народные общества, демократические по составу, открытые для всех и связанные с активным центром – Якобинским клубом в Париже.
Быть может, единственным опытом слияния франкмасонских идеалов с революционной практикой явился Социальный кружок, основанный аббатом Фоше. Он задался целью учредить всеобщее братство человеческое во имя правды и любви к ближнему. В евангельском учении Христа старался указать пламенный аббат начала равенства и братства. Ему удалось при содействии Николы де Бонвиля и Кондорсе собрать до 10 000 сочленов на всех собраниях-лекциях. Но скоро основатели клуба разошлись, сам Фоше занял место конституционного епископа, и Социальный кружок распался. Основатель его погиб в октябре 1793 года на гильотине. Сумрачный покров террора окутывает французское общество. Находит смерть на эшафоте бывший гроссмейстер Филипп Орлеанский, гибнет часть членов Великого Востока. Лишь три ложи в Париже поддерживали свою деятельность: Центр друзей, «Друзья свободы» и Святого Людовика Мартиники. Кончается террор, просыпаются ложи: в 1795 году энергичный Ретье де Монтало вызывает к жизни новый Великий Восток и способствует его примирению с остатками старой ложи (1799). Но прежний дух деятелей филантропии отлетел от масонства. Религиозное течение, одушевлявшее его, обособляется в официально признанную и покровительствуемую правительством директории секту теофилантропов. Ложи покорно живут старыми традиционными формами. Умножается число банкетов патриотического содержания и прокладывается путь для того парадного сервилизма, который охватил ложи во время Первой империи.
«И обновишь лицо земли…» – гласил гордый девиз Великого Востока!.. Но само масонство было лишь струйкой в том могучем идейном потоке XVIII века, который закончился Великой французской революцией.