В. Н. Тукалевский
Русское масонство

Полная версия

Главная роль в этом периоде истории русского масонства принадлежит известному И. П. Елагину, которого нередко совершенно неправильно считают создателем особой масонской системы, близкой по традициям к первоначальной и чистейшей форме английского масонства. Елагин вступил в масонство еще в 1750 году, но до поры до времени, как и все, не видел в ордене ничего серьезного и вскоре увлекся модным «душепагубным чтением» безбожных писателей-«ансиклопедистов». Однако вскоре за тем, беседуя с людьми «учеными и просвещенными», он, «к крайнему своему удивлению», нередко слышал далеко не лестные отзывы о своих учителях, которых они «весьма малыми и нередко заблуждающимися и почти ничего не знающими в любомудрии и мирознании учениками почитать осмеливались».

Так как эти «в науках знаменитые люди» оказались масонами, то Елагин стал раздумывать, нет ли в масонстве чего-либо «притягательного, а ему, яко невежде, сокровенного». С целью разрешить этот вопрос Елагин начал чаще посещать ложи и искать знакомства с людьми, «состарившимися в масонстве». Тут встретился он с «некоторым, недолго в России бывшим путешественником», англичанином, который и открыл ему, «что масонство есть наука; что таинство сие хранится в Лондоне, в особой ложе, древнею называемою». Тогда Елагин «вознамерился с постоянною твердостью стараться… открыть себе сию во мраке прекословия кроющуюся неизвестность»^[30]. В результате этого нового увлечения масонством Елагин ревностно отдался масонской деятельности и быстро выдвинулся на первое место среди петербургских братьев: помня наставления своего учителя, он, вероятно, завязал сношения с Великой Лондонской ложей и получил от нее конституцию на работу в семи степенях йоркской или новоанглийской системы^[31]; до 1786 года, впрочем, он вполне довольствовался первыми тремя степенями, считая, что «к действительному учению… токмо трех довлеет», и никто от него «ниже четвертой степени не восприял». (Мы увидим впоследствии, чем вызвано было уклонение Елагина в сторону от этого убеждения.) Таким образом, благодаря Елагину в русском масонстве снова начало преобладать английское влияние. Но в скором времени «обществу елагинской системы» пришлось встретиться и вступить в борьбу с проникшей в Россию новой формой немецкого масонства, с так называемой циннендорфской, или, точнее и правильнее, шведско-берлинской системой^[32].

12 марта 1771 г. приехавший из Германии бывший гофмейстер при дворе принца Брауншвейгского фон Рейхель (Reichell) учредил в Петербурге ложу Аполлона – первую ложу циннендорфской системы. Еще перед своим отъездом из Берлина Рейхель имел беседу с мастером ложи Трех золотых ключей – самим знаменитым Циннендорфом – и получил от него поручение «сделать все возможное для достоинства и распространения царственного ордена в тамошних краях». Основанная Рейхелем ложа состояла из 14 членов, из которых 13 были иностранцы и только один русский – шталмейстер ее величества Нарышкин. Циннендорф, посылая конституцию лож Аполлона, хорошо знал об исключительном влиянии Елагина среди петербургских масонов и поспешил заручиться его расположением; одновременно он отправил Елагину чрезвычайно предупредительное письмо, в котором между прочим говорил следующее: «С целью укрепить, насколько возможно, дружбу и согласие между вашими братьями… я счел своею обязанностью сообщить вам об этом [об учреждении ложи Аполлона] и особенно рекомендовать почтенного брата Рейхеля, а также и ложи [то есть имеющие учредиться по циннендорфской системе] вашему покровительству, доверию и благосклонности, так же, как и всем вашим братьям в Петербурге». Письмо это, датированное 15 октября 1771 г., то есть ранее назначения Елагина гроссмейстером русских лож, свидетельствует о выдающемся его значении среди петербургских братьев, чем и объясняется, конечно, выбор его Провинциальным Великим Мастером в начале следующего года. Со стороны Циннендорфа эта исключительная предупредительность была, конечно, пробным камнем, имевшим целью склонить Елагина на свою сторону. Но политика не удалась: Елагин, наоборот, вероятно именно из опасения влияния немецкого масонства, добился от Англии учреждения первой русской Великой ложи (26 февраля 1772 года) и сам был утвержден Провинциальным Великим Мастером всех и для всех русских (of and for all the Russians^[33]).

Таким образом, в начале семидесятых годов в России сразу появляются две прочные масонские организации, которые немедленно вступают между собой в борьбу за преобладающее влияние в стране: так, уже в начале 1772 года ложа Аполлона обращалась в Берлин с просьбой сообщить ей, насколько правы представители английской системы в России, утверждая, что ложа Бьюфорт (Beaufort) в Лондоне пользуется исключительным правом конституирования масонских лож^[34]. Это соперничество сразу оказалось для одной из сторон – немецкой – совершенно непосильным. Дела ложи Аполлона шли плохо: насчитывая всего 14 членов, она необдуманно истратилась на постройку дома для собраний, и расход этот лег таким тяжелым бременем на братьев, что число их стало быстро таять – в особенности после того, как члены ее были глубоко обижены Циннендорфом, запретившим им пользоваться приобретенными ими в Строгом Наблюдении «экосскими градусами» (шотландскими степенями). Энергичному Рейхелю удалось, однако, ненадолго поправить дело, приобретя для своей ложи новый контингент членов, уже преимущественно русских, среди которых Фридрихс называет князя Александра Трубецкого. Но денежный кризис все-таки заставил Рейхеля закрыть ложу^[35]; взамен ее он учредил (15 мая 1773 года)^[36] ложу Гарпократа под управлением князя Николая Трубецкого; в эту ложу и перешло большинство членов ложи Аполлона, в их числе и князь А. Трубецкой в качестве второго надзирателя; большая часть членов ее была русского происхождения. Новая ложа обратилась в Берлин с просьбой о высылке конституции. «Единственной причиной этого шага, – писали русские братья, – является чистота и ценность работ брата Рейхеля, испытанные нами в ложе Аполлона». Но циннендорфцы напрасно надеялись на поддержку главы своей системы: они неожиданно не только остались без всякой помощи со стороны Берлинской Национальной ложи, но были даже преданы ею прямо в руки Елагина. На письмо князя Трубецкого последовал сухой и строго деловой ответ Провинциального Великого Мастера Людвига фон Гессена (von Hessen) от 31 августа 1773 года, в котором русским братьям советовалось «обратиться за надлежащей конституцией к высокопочтенному Провинциальному Великому Мастеру Его Превосходительству статскому советнику Елагину или же к самой Великой ложе в Лондоне»!^[37] Таким образом, Германия отказалась от своего намерения включить русских масонов в сферу своего влияния; причиной этого неожиданного обстоятельства было соглашение с английской ложей, по которому Великая Берлинская Национальная ложа обязалась не открывать от себя лож нигде, кроме Германии и Пруссии, под угрозой распространения английского масонства в самой Германии. Русские братья шведско-берлинской системы оказались благодаря этому в самом незавидном положении: они хотели работать по циннендорфской системе и в то же время зависели во всем от Английской Великой ложи. Рейхель, однако, не унывал: в 1774 году ему удалось снова открыть ложу Аполлона и основать еще пять новых: Гора, Латоны и Немезиды в Петербурге, Исиды в Ревеле и Аполлона в Риге. Несколько позднее, в 1776 году, Рейхель и Трубецкой учредили еще в Москве ложу «Осириса», составленную сплошь из аристократии и поэтому носившую название «княжеской».

Не менее успешно действовал и Елагин: в 1774 году он открыл в Петербурге ложу Девяти муз, музы Урании и Беллоны, а в Москве ложу Клио; несколько ранее была учреждена военная ложа Марса в Яссах, в Молдавии.

Конкурировать со стройной организацией елагинских лож рейхелевским масонам, лишенным всякой связи со своей Великой ложей и потому как бы висевшим в пространстве, было крайне затруднительно. Чтобы выйти как-нибудь из тяжелого положения, Рейхель обратился тогда в Швецию (этот шаг вполне естествен, так как циннендорфская система считалась шведской), послав с этой целью в Стокгольм одного из братьев, но и там ему дали неутешительный ответ, посоветовав вступить в соглашение с Елагиным. Больше ничего делать не оставалось, и Рейхель обратился к Елагину. Последний находился в это время в самом разгаре своих масонских исканий и, по-видимому, имел некоторые причины не слишком дорожить своей связью с английским масонством, так как акты, по которым работали его ложи, не были, вероятно, получены официальным путем и потому не могли иметь в его глазах характера безусловной и священной масонской истины. Сам Елагин впоследствии писал, что «аглицкая великая ложа… раздает одни токмо на постановление лож грамоты, повелевания работать в первых трех Иоанновских степенях, да и на сии работы письменно ничего не сообщает»^[38]. Не оттого ли в ложах английской системы, по словам Новикова, «хотя и делались изъяснения по градусам на нравственность и самопознание, но они были весьма недостаточны и натянуты»?^[39] Сверх того, отношение братьев елагинского общества к масонству не было достаточно серьезным: Новиков показывал, что «сперва, покуда упражнялись в английском масонстве, то почти играли им, как игрушкою; собирались, принимали, ужинали и веселились; принимали всякого без разбору, говорили много, а знали мало»^[40]. Вполне позволительно поэтому высказать предположение, что Елагин легко поддался убеждениям Рейхеля, соблазнившись обещаниями последнего снабдить его истинными актами, в которых так нуждался Елагин для своих работ и которых страстно жаждало его масонское сердце. В частном письме Рейхеля к Берлинской ложе мы читаем, что он вместе с двумя братьями отправился 3 сентября в 7 часов утра к квартире Елагина, чтобы застать его до его отъезда в Царское Село к императрице, и оба подписали тут окончательный договор. «Однако я предварительно, – пишет он, – оставил акты в коляске и заставил его выдать вперед расписку; только тогда принес я их наверх и отдал ему…»^[41] Этот курьезный рассказ, свидетельствуя о целях соглашения Елагина с Рейхелем, – соглашения, не очень нужного прочно организованным ложам первого, – легко объясняет нам причины отказа Елагина от английской системы и разбивает господствовавшее до сих пор мнение о том, что елагинские ложи оставались всегда верны английскому масонству. В этом убеждают нас и другие обстоятельства: 1) Бёбер^[42] категорически говорит: «Рейхель уговорил членов упомянутых лож стать под управление Провинциального Великого Мастера, который не только признает их акты подложными, но и ввел бы такие акты в зависящих от него ложах»; 2) среди бумаг Елагина, опубликованных Пекарским^[43], находятся акты, принадлежавшие рейхелевской ложе Аполлона, и переводы их, сделанные самим Елагиным, – очевидно, с целью ввести их в своих ложах; 3) тот же факт категорически утверждает Фридрихс на основании документов Берлинской ложи. Как бы то ни было, но Рейхель блестяще выполнил свой план: 3 сентября 1776 года состоялось соединение рейхелевских и елагинских лож, причем Елагин отказался от английской системы и дал обещание ввести в своих ложах работы по шведско-берлинской системе. И Елагин, и Рейхель, по-видимому, оба остались очень довольны благополучным исходом своих стараний. В письме от 2 октября 1776 года Елагин сообщает Великой Национальной Германской ложе, что он очень счастлив, видя «во всей России одного пастыря и одно стадо», а Рейхелю казалось, что в России снова возвращается счастливый век Астреи^[44]. Результаты соединения на первый взгляд действительно казались блестящими: Петербургская Великая Провинциальная ложа объединила под своим управлением 18 лож. (Сообщаем с некоторыми дополнениями и поправками напечатанный Фридрихсом^[45] официальный список масонских лож, работавших по циннендорфской системе под управлением Вел. Провинциальной Петербургской ложи в 1777 году; список этот прислан Елагиным Великой Германской Провинциальной ложе.) Но надеждам Рейхеля не суждено было осуществиться, и главенство шведско-берлинской системы в России оказалось крайне непродолжительным.

Иоганн Вильгельм Келльнер фон Циннендорф. 1735 г.

А. Ложи, основанные по циннендорфской системе

1. Ложа Гарпократа (Harpokrates) в Петербурге, основана в 1773 году. У Пыпина^[46] неверно указан 1772 год. В 1777 году мастер стула обер-секретарь Артемьев.

2. Ложа Исиды (Isis) в Ревеле, основана в 1773 году. Сведение о переходе ее в 1776 году к английской системе^[47] неверно.

3. Ложа Гора (Horus) в Петербурге, основана в 1774–1775 годах. Мастер стула Нартов. Упомянутая Пыпиным^[48] ложа Хорив – Horeb – никогда не существовала, и предположение его о тождестве лож Гора и Хорив совершенно справедливо.

4. Ложа Латоны (Latona) в Петербурге, основана в 1775 году. О переводе этой ложи в Москву^[49] в немецких актах нет указаний. Вряд ли мастером стула мог быть при ее учреждении Храповицкий^[50], так как уже 1 сентября 1776 года во время обсуждения предстоявшего соглашения он председательствовал в ложе Немезиды. В 1777 году мастер стула – Новиков, впоследствии перенесший эту ложу в Москву. Это и есть, конечно, ложа, которую он называет в своих показаниях своей.

5. Ложа Немезиды (Nemesis) в Петербурге, основана в 1775–1776 годах. Во всяком случае, основана ранее соединения рейхелевских и елагинских лож, так как она принимала участие в предварительном обсуждении этого соглашения в собраниях лож 1 и 3 сентября 1776 года. Вряд ли она могла быть основана Чаадаевым для Новикова и его друзей, так как Новиков принадлежал к ложе Латоны. 1 сентября 1776 года работы в ней вел Храповицкий, а в 1777 году мастером ее был майор Дубянский. (Мне кажется, что это и есть «ложа Дубянского» в показаниях Новикова^[51], а не Астрея, как думал Пыпин^[52].)

Б. Елагинские ложи, соединившиеся с рейхелевскими

6. Ложа Совершенного согласия (Parfaite Union) в Петербурге, основана в 1771 году. Мастер стула Джон Келей (John Cayley).

7. Ложа Девяти муз (Zu den neun Musen) в Петербурге, основана в 1774 году. Это собственная ложа Елагина. (Пыпин относит ее основание к 1772 году, а Фридрихс утверждает, что 1774 год устанавливается актами.)

8. Ложа Урании (Urania) в Петербурге, основана в 1772 году. (На основании Masonic Records Фридрихс неверно называет дату 1774 год. Протоколами этой ложи от 1772 года по 1775 год (в собрании графа Уварова) пользовался Лонгинов; бумаги ее от 1776 года по 1788 год (протоколы, речи, песни) хранятся в архивах Берлинской Национальной ложи.) Указание Пыпина^[53], что она оставалась верна елагинской системе, неправильно: в 1776 году она перешла к шведско-берлинской системе с мастером стула купцом Опицем (Opitz).

9. Ложа Беллоны (Bellona) в Петербурге, основана в 1774 году.

10. Ложа Клио (Klio) в Москве, основана в 1774 году.

В. Ложи других систем, приставшие к Союзу

Сюда же относятся многие ложи, получившие патент от Елагина, но оставшиеся верными своим системам. Пыпин ошибочно причисляет их к елагинской.

11. Ложа Скромности (точнее, Молчаливости: Zur Verschwiegenheit) в Петербурге, основана в 1750 году. Это старейшая из русских лож. В 1774 году она получила патент от Елагина, но в работах осталась самостоятельной. В английских списках она нигде не упоминается: сперва она держалась системы Строгого Наблюдения, затем при мастере стула Мелиссино следовала его системе, в 1776 году приняла шведско-берлинскую. (Отсюда ясно, что сведения Л-ра^[54] об основании этой ложи Елагиным в 1768 году и об участии в ней последнего в качестве мастера стула не соответствуют действительности.)

12. Ложа Св. Екатерины трех подпор (St. Katherina zu den drei Säulen) в Архангельске, основана в 1776 году. Система неизвестна: в 1775 году, как и многие ложи, получила лишь патент от Елагина. (В начале 1787 года, после трехлетней остановки работ «по несогласию братьев», возобновлена с согласия Елагина под именем Северной звезды и получила разрешение работать согласно английской Конституции в пяти степенях^[55].)

13. Ложа Постоянства (Zur Beständigkeit) в Москве. (В 1777 году приняла шведско-берлинскую систему при мастере стула Сенглине (Senglin), ранее принадлежала к Строгому Наблюдению. Та ли эта ложа, о которой говорит Пыпин^[56], как о находившейся в Петербурге под управлением Селлина?^[57])

14. Военная ложа Минервы (Minerva) в Сагодурах, в Молдавии. (По Лонгинову, принадлежала ранее к елагинской системе^[58]. Мастер стула купец Дёринг (Döring).)

15. Ложа Талии (Thalia) в Полоцке, основана в 1774 году. (По протоколам Урании^[59], в 1774 году выдано разрешение Вердеревскому открыть, где ему угодно, ложу Талии. Майор Вердеревский был в это время при войске в Польше и открыл ложу в Полоцке. В 1777 г. приступила к союзу. По Лонгинову^[60], принадлежала к системе Елагина.)

16. Ложа Равенства (Zur Gleichheit) в Петербурге, год основания неизвестен. Мастер стула в 1777 году камергер Гагарин (который?).

17. Ложа Candeur в Москве, год основания неизвестен. Мастер стула в 1777 году майор Беннигсен. (Не об этой ли ложе Шварц писал герцогу Брауншвейгскому как о принадлежащей к тамплиерству? «Орден тамплиеров, – писал он, – существует в Москве уже с 1776 года, сюда он перенесен чрез известного барона Беннинкса»^[61].)

18. Ложа Благотворительности (Zur Mildthatigkeit) в Петербурге, год основания неизвестен. В 1777 году мастер стула хирург Дольст (Dolst).

Соединение елагинских и рейхелевских лож, конечно, не прошло без всяких трений: без сомнения, многие братья той и другой системы, из числа особенно преданных работам своего «царственного ордена», не могли быть довольны искусственным слиянием своих лож с теми, которые они должны были признавать неправильными, «шизматическими». Естественно, что немедленно за соединением Елагина и Рейхеля в среде подчиненных им братьев произошел раскол, который повел затем к новым исканиям «истинного» масонства и к подчинению русских лож Швеции. Видную роль в этих несогласиях играл некто Георг Розенберг, мастер стула в старейшей из лож Рейхеля – ложе Аполлона. Это был талантливый авантюрист – тип, весьма распространенный в европейском масонстве^[62] с тех пор, как там появились высшие степени, открывшие широкий простор инициативам всяких шарлатанов, стремившихся к легкой наживе. Розенберг в чине ротмистра сражался в Германии, в отряде графа Люкнера, против французов, затем перешел вместе с последним на французскую службу и был там посвящен в высшие степени французского масонства. Далее мы видим его в Гамбурге, где он самовольно учредил ложу Трех роз, но здесь совершил ряд каких-то неблаговидных поступков, за которые подвергся «очень неприятным мерам», вынудившим его покинуть Германию и переселиться в Россию. Человек талантливый и обладавший, по словам Бёбера, «большими сведениями во всем касающемся внешней стороны масонства»^[63], Розенберг говорил на трех языках, хорошо рисовал, обладал музыкальными способностями и был притом очень красноречив. Немудрено, что по приезде в Петербург он сумел так очаровать Рейхеля, что тот сделал его мастером любимой своей ложи Аполлона. Хотел ли он играть самостоятельную роль в петербургском братстве или руководствовался какими-либо другими причинами, но Розенберг вместе с подчиненными ему братьями отказался присоединиться к союзу Елагина и Рейхеля. Елагин немедленно отписал об этом в Берлин и получил в ответ извещение Циннендорфа, что «господин Розенберг-старший… вследствие вероломного, мятежного и иного рода неблагопристойного поведения объявлен недостойным имени масона и исключен. Он приверженец Строгого Наблюдения… мы предостерегаем от него и просим не пускать его в ваши ложи»^[64]. Примеру Розенберга последовал по неизвестным причинам и друг Рейхеля, князь Н. Трубецкой со своей ложей Осириса в Москве. Далее, в стороне от соглашения осталась ложа Аполлона в Риге, – мечтавшая об отдельной Провинциальной ложе для Западного края, и ложа Марса в Яссах, – может быть, впрочем, к тому времени уже прекратившая свои работы. Все это так огорчило Рейхеля, что он порвал всякие сношения с ложей Аполлона и вскоре за тем вовсе отстранился от масонской деятельности. Дни шведско-берлинской системы были сочтены. Вскоре по извещении о состоявшемся соединении из Берлина была прислана бумага, в которой выражалось желание об учреждении новой Великой Национальной ложи в Петербурге «по примеру наших добрых шведских братьев и на основании общемасонских законов» о выборе Провинциального Великого Мастера. С целью выяснения вопроса о дальнейшем отношении к Англии был послан в Берлин князь Гавриил Гагарин, занимавший место второго надзирателя в Великой Провинциальной ложе, но переустройство последней так и осталось невыполненным. Елагин, по-видимому, быстро разочаровался в шведско-берлинской системе и, вероятно, в течение ближайших лет вернулся к английскому масонству. В скором времени Великая Провинциальная ложа отправила рижским ложам циркуляр, в котором говорится следующее: «Великая ложа желала бы разъяснения о том, не находятся ли эти ложи, не поименованные в списках ни шведских, ни соединенных немецких лож, под управлением некоего Циннендорфа в Берлине, который, как то Великая ложа готова по требованию доказать, по глубоко основательным побуждениям признан обманщиком и открыто объявлен таковым всем хорошим братьям»^[65]. На этом основании Великая ложа рекомендовала не входить с ним ни в какие сношения. Дальнейшая судьба елагинских лож нам неизвестна до самого их закрытия в 1784 году. По рассказу масона Л-ра^[66], русские ложи в этот период работали совершенно беспрепятственно, но в 1784 году, по неизвестным причинам, работы елагинских лож были приостановлены «по собственному побуждению провинциального гроссмейстера и с согласия членов лож, но без приказания со стороны высшего правительства; вследствие чего благочестивая императрица, через гроссмейстера ордена, всемилостивейше удостоила передать ордену, что она, за добросовестность его членов, избегает всякого сношения с заграничными масонами, при настоящих политических отношениях^[67] не может не питать к ним полного уважения». Елагин восстановил свои работы лишь в 1786 году, и притом на новых основаниях, о которых речь будет ниже. В рассматриваемое нами время преобладание переходит на сторону новой, шведской системы, циннендорфство же быстро исчезает совсем.

Клятва при посвящении в масоны. Гравюра Жака-Филиппа Леба, XVIII в.