Максим Береснёв
Лес. Книга 1
Охваченные паникой косули неслись сейчас прямо на Макса. Утомленный и растерянный, волк прижал сильнее хвост и застыл в ожидании. Не успел он сомкнуть глаза, как его тут же сбили с ног.
***
Стянувшая грудь прохлада мокрого песка и резкая боль в передней ноге привели в сознание лежавшего на берегу раненого волка.
Макс приоткрыл глаза. Перед собой он увидел Марата. К счастью, вожак успел столкнуть с обрыва юного хищника прежде, чем тот попался под ноги оголтелым косулям.
– Все могло куда хуже закончиться для тебя, – сердито прорычал Марат, осматривая сломанную конечность лежавшего на песке волка. – Ты что же, собирался гнать косулю до тех пор, пока она не выдохнется и сама не припадет к твоим клыкам?
– Я лишь хотел…
– Макс! – перебил его вожак. – На том берегу уже не наша территория. И оттуда ты вряд ли вернулся бы живым, а уж тем более с добычей.
– Но я и не собирался переправляться через реку! – волк вскинулся и тут же проскулил от внезапной боли.
– Не так резко, – предостерег хищника Марат, взглянув на его раненую ногу. – Тебе следует быть осторожнее, если хочешь выжить.
– Прости меня, Марат. Я подвел тебя.
– Каждый из нас может ошибиться, – сказал вожак и отвел взгляд к реке. – Надо при этом понимать, что всякая ошибка может стать для нас роковой.
Макс молча выразил вожаку раскаяние, прижав уши к поникшей голове.
– И все же стоит отметить, ты храбрый малый, – Марат опустил лапу на плечо раненому волку. – В одиночку пошел на взрослую и здоровую косулю.
– Если честно, я не знал, что один гнался за косулей. Я только потом это понял.
– Не забывай о том, что волки сильны только в стае. Лишь вместе мы можем одолеть зверей, превосходящих нас в размерах и скорости.
– Да, я это знаю.
Марат вновь посмотрел на сломанную ногу волка, которой тот все это время старался не придавать значения. Однако по страдальческому взгляду раненого хищника вожак понял: боль была невыносимой.
– Идти сможешь?
– Вроде как, – ответил Макс, пытаясь встать на ноги.
– Тогда давай выбираться отсюда. Пока ты сам не стал здесь чьей-либо добычей.
Лес постепенно погружался в полумрак. Охваченное беспросветными тучами небо рассекали яркие молнии, продолжая наводить ужас на лесных обитателей свирепыми раскатами грома.
К тому времени поднялся ветер уже и на озере, украдкой навлекая стихию на здешние горы. В один из его порывов попала Павлина и вынуждена была приземлиться у ближайшего скалистого ущелья, чтобы перевести дыхание.
– Что случилось? – прокричал юный беркут, прокружив над ласточкой.
– Я сейчас, – поспешила ответить птенцу Павлина, но тот уже успел приземлиться рядом с ней.
– Ты в порядке?
– Да, в полном, – ласточка поправила растрепанные крылья и перевела взгляд на птенца. – Ты отлично держишься в воздухе для своего возраста. Кто тебя учил?
– Отец. Видела бы ты, что он сам вытворяет в воздухе.
– Не хотела бы я оказаться у него на пути.
– Да ты и сама не подарок, – Ренат тайком взглянул на маневренный хвост ласточки. – Еле угнался за тобой.
– А ты за мной гнался?
– По крайней мере старался не отставать.
Павлина продолжала сосредоточенно смотреть на птенца, пытаясь понять его истинные мотивы знакомства с ней. До этого ей еще не приходилось так долго задерживать взгляд на хищной птице.
– Чем я тебя привлекаю? – прямо спросила ласточка у юного беркута.
– Не знаю. Наверное, ты просто не такая, как все те, с кем мне уже доводилось встречаться в жизни.
– И много таких было?
– Нет, не много. И все они были хищниками.
– Думаю, твой отец придет в ужас, если узнает, с кем проводит время его сын, – сказала Павлина и тотчас же отвлеклась на внезапно раздавшийся в заоблачной дали раскат грома.
– Гроза близится, – тихо произнес Ренат, глянув в ту же сторону.
– Родители не будут волноваться за тебя? – поинтересовалась ласточка, обернувшись к птенцу.
– Я предупредил свою маму. А твои?
– Плевать они на меня хотели. После того как отец связался с другой самкой, они с мамой перестали общаться. И теперь мы сами по себе. Мама встретила другого самца, а отца я не видела уже давно.
– Мои родители верны друг другу. Бывали у них, конечно, и разногласия, особенно после смерти моего брата. Но мне сложно представить, чтобы они разлучились.
– Как умер твой брат?
– Он заболел. Я вообще мало что помню из той поры. Помню только, что мама винила в смерти брата моего отца.
– А ты сам боишься смерти?
– Не знаю, – скромно ответил птенец. – Наверное, да. Если есть что терять, почему же не бояться смерти?
– Что ты боишься потерять?
– Родителей. Они меня очень любят, как и я их, – Ренат взял паузу, обернувшись к ласточке. – Теперь вот начинаю бояться, что больше не увижу тебя.
Умилившись застенчивому взгляду юного беркута, Павлина улыбнулась. Ее улыбку прервал внезапно колыхнувшийся стебель тростника за спиной у птенца.
– Берегись! – вскрикнула ласточка, приметив в содрогнувшейся траве крадущуюся лисицу.
Павлина тотчас же вспорхнула и улетела с камня. Сверкнувшая в этот момент молния сбила с толку Рената. Растерявшийся птенец суетливо замахал крыльями и отлетел к находившейся позади него скалистой расщелине. Этим не преминула воспользоваться лиса и выскочила перед птенцом, преградив ему путь к свободе.
Ренат интуитивно попятился вглубь расщелины. Оказавшись внутри, птенец сделал еще несколько шагов и, упершись в прохладную каменную стену, остановился.
Лиса неторопливо подкрадывалась к забившемуся в угол птенцу. Она хотела свести на нет всякую попытку юного беркута выбраться из устроенной ею западни.
Ренат взмахнул крыльями в надежде отпугнуть хищницу, но та не отступила. Увидев перед собой оскал лисицы, птенец вздрогнул, укрылся крылом и прижался к прохладной скале.
Лихой ветер протяжно завывал в тесном каменистом ущелье, нагоняя еще больший страх на прятавшегося в нем птенца. Однако ни громыхавшие небеса, ни вой рассекаемых потоков воздуха не помешали Ренату услышать отдаленный крик отца, спешившего ему на помощь.
Раздавшийся в небе крик орла насторожил лисицу. И тот не заставил ее долго ждать.
Лиса так и не успела спрятаться от беркута. Нестр спикировал прямо на хищницу и грубо вонзил в ее спину острые когти.
Беркут не мешкал. С раненой лисицей в когтях он взмыл вверх и полетел к ближайшему скалистому уступу.
Когда Ренат выглянул из-под крыла, рядом с ним не оказалось ни хищницы, ни отца. Юный беркут распрямился и, набравшись храбрости, подался наружу. Однако внезапно вернувшийся к ущелью отец заставил птенца вновь прибиться к скале.
Взъерошенное оперение и пристальный взгляд отца насторожили Рената. Птенец затаил дыхание и замер.
И только оказавшись в объятиях отцовских крыльев, юный беркут позволил себе расслабиться, трепетно приникая к теплу родной груди.
Ветер стих, – и на молчаливые скалы обрушился проливной дождь, пробивая по немым камням с необузданным темпераментом.
– Я рад видеть тебя, папа, – дрожа от озноба и неуемного страха, проговорил Ренат и еще сильнее прижался к отцу.
– Я не простил бы себе, если бы потерял еще одного сына.
Птенец промолчал, задержав взгляд на беспросветной дали рассекаемого дождем леса.
– Ты как здесь оказался? – спросил орел, подводя сына к ущелью.
– Не знаю. Я практиковался в полете над нашим гнездом. И сам не заметил, как залетел сюда.
– В следующий раз я могу и не успеть, – предупредил сына Нестр.
– Папа, ты убил ее?
– Для тебя она уже точно не представляет никакой опасности.
– Почему лиса хотела меня убить? – спросил у отца Ренат, вспомнив о свирепом взгляде хищницы.
– У нее не было намерений убивать тебя. Она лишь хотела выжить, используя свою находчивость и твою нерасторопность.
Птенец непроизвольно отвлекся на крошечное темное перо, уносимое обильным дождевым потоком вниз.
– Папа, ты здесь больше никого не видел? – собравшись с мыслями, уточнил юный беркут.
– Ты хочешь сказать, лисица была не одна? – Нестр вопросительно уставился на сына.
– Нет, это я так. Ладно, забудь.
Ренат вновь посмотрел в сторону леса. Где-то там, за непроглядными скоплениями кучевых облаков обнажалась небесная синева. Солнечные лучи проясняли просторы речной долины и, преломляясь в насыщенном влагой воздухе, отбрасывали к горизонту оттенки своего приподнятого настроения.
– Дети уснули, – прошептала Алиса зайчихе.
Та сидела на холме у окраины леса и смотрела на небо, любуясь переливавшимися цветами радуги.
– Как думаешь, что они означают? – спросила у белки Злата, вглядываясь в радужную даль. – Если это указанный нам путь в жизни, то почему же у него так много цветов?
– Думаю, каждый из нас сам выбирает свой цвет, – присев рядом с зайчихой, ответила Алиса.
– Как же быть тогда с остальными цветами? Ведь у них, должно быть, свое предназначение?
– Один или несколько, – подстроилась белка под настроение зайчихи, – это не важно. Каким бы ни был наш путь, его всегда будут сопровождать разные цвета, оставляя соответствующие оттенки в нашей памяти.
– Но если я хочу всего лишь один цвет? Зачем же мне думать об остальных?
– Затем, чтобы ты не оставила свой путь в том случае, если вдруг разочаруешься в выбранном цвете.
Злата призадумалась.
– Какой из этих цветов нравится тебе? – продолжила разговор белка, прервав молчание.
– Наверное, я не смогу ответить тебе на этот вопрос. Они для меня все одинаковые.
– А я сейчас не вижу перед собой этого цвета, – Алиса обернулась к зайчихе и, тяжело вздохнув, тихо добавила: – У него были темные глаза и едва приметный шрам на лбу.
– Как вы с ним познакомились?
– Мы выросли, считай, на соседних деревьях и довольно часто виделись друг с другом. Я не придавала особого значения нашим мимолетным встречным взглядам. Тогда еще не знала, что этими взглядами Назар дорожил куда больше меня. Это я уже потом поняла, когда узнала о том, что орехи и грибы, которые случайно находила на своем пути, подбрасывал мне он. Хотя сам в этом и не решался признаться, – белка перевела взгляд на радугу. – Скажем, когда в молодости у тебя перед глазами маячит один и тот же цвет, ты не придаешь ему никакого значения. Ты все время мечтаешь о радужных путях, увлекающих колоритом и таинственностью. Так было и со мной.
– И как скоро ты узнала о симпатии Назара? – полюбопытствовала Злата, увлеченная рассказом белки.
– Этой весной, – улыбнувшись, ответила ей Алиса. – Представляешь, сколько времени ему понадобилось, чтобы решиться и наконец признаться в симпатии ко мне!
Когда зимой Назар перебрался на центральную поляну, мне перестали перепадать даром лакомства. Как оказалось, в этом была своя закономерность. Между прочим, за мной тогда бегали и другие самцы, но они это делали так открыто и навязчиво, что у меня быстро пропадал к ним интерес.
– Как это случилось? – спросила Злата, заинтригованно взглянув на белку.
– В тот день меня ждал необычный сюрприз на родниковой опушке, где я любила проводить время в одиночестве, подальше от обыденной беличьей суеты. Поначалу мне даже показалось, что я нашла чьи-то запасы, ведь ранней весной ни грибов, ни ягод с орехами не найти в лесу.
– И что же, наконец-таки он решил объявиться в твоей жизни, этот скрытный поклонник?
– В том-то и дело, что и тогда на опушке Назар не осмелился подойти ко мне. Он так и остался сидеть на дереве, украдкой наблюдая за тем, как я увлеченно грызу его орехи.
Все произошло на обратном пути в гнездо. Один назойливый самец, которому я тогда очень нравилась, подстерег меня у сосны. Я даже толком и не успела понять что к чему, когда внезапно появился Назар и сцепился с нахалом.
Честно сказать, ухаживать за мной и следить за внешностью у моего верного поклонника получалось куда лучше, чем драться. Но порывы ревности придали Назару дополнительной храбрости. После той схватки он и заимел шрам на лбу. Тогда я впервые познакомилась со своим поклонником. С которым, как оказалось, была знакома уже давно.
– И неужели ты думаешь, что потом Назар просто взял и ушел? – спросила у белки Злата, приметив блеск в ее глазах. – Я не верю.
– Не знаю. Но в одном я уверена: он меня действительно любил.
– Моя история знакомства с зайцем куда менее увлекательная. Хотя в свое время ему тоже досталось от моих поклонников. Он был сторонником по большей части ночного образа жизни. Впрочем, как и я.
Встретились мы случайно: помню, как я тогда убегала от одного надоедливого самца и столкнулась с ним, бродившим в гордом одиночестве в полуночной темноте. Я застала своего зайца врасплох, и он чуть было не удрал от меня, думая, что это какой-то там хищник набросился на него. Но вовремя опомнился, присмотревшись ко мне в темноте.
– Как думаешь, почему ты выбрала именно его?
– Не знаю. Я налетела на него на довольно приличной скорости, а о боли тогда совсем забыла, – зайчиха улыбнулась, предавшись воспоминаниям. – Он был хорош собой.
– Не стоит отчаиваться, ты еще так молода и так красива. И обязательно встретишь того, с кем вновь будешь забывать о боли.
– Думаю, в жизни нам дается только однажды испытать подобное ощущение. Остальное – это всего лишь оттенки того заветного цвета, которые так или иначе подражают ему.
– Иногда я начинаю скучать по Назару, по своему заветному цвету. Но эта тоска обычно быстро уходит, потому как у меня попросту не остается времени на нее. Не менее прекрасные оттенки радуют меня своим присутствием, – сказала белка и обернулась к зайчихе. – Это совершенно другая, материнская любовь, перед которой не то что боль отступает, но даже собственная жизнь приобретает иной смысл.
***
Устало шагая по сырой траве, волки приближались к логову. К тому времени грозовые тучи уже успели перевалить за горы, оставив после себя пресыщенный запахом озона воздух.
Бродившую у подножия водопада Селину едва ли мог успокоить прилив свежести после дождя. Она с трепетом предвкушала появление на горизонте добытчиков, возвращавшихся с их первой охоты во главе с новым вожаком.
Сердце волчицы забилось еще сильнее, когда она учуяла запах косуль. Дурманящий аромат свежего мяса перебивал волчьи запахи, но она не сомневалась, что Марат уже где-то рядом. Не в силах больше томить себя ожиданиями, Селина подхватилась и бросилась навстречу приближавшимся к логову волкам.
– Где вожак? – спросила Селина, подбежав к первому встречному волку.
– Он подотстал, – выпустив из зубов добычу, ответил ей хищник.
Селина не стала дослушивать волка. Ей хотелось как можно быстрее отбросить все сомнения, терзавшие ее на протяжении сегодняшнего дня.
Волчица пронеслась мимо остальных хищников и стремительно побежала в сторону холма, за которым простирался густой лес. Вскоре она учуяла запах вожака, а вместе с ним и запах своего брата.
По мере приближения к волкам Селину все больше начинали одолевать тревожные мысли. Она все никак не могла понять, почему Марат с Максом так сильно отстали от остальных волков. И только подбежав к ним поближе, самка поняла причину.
– Что случилось? – спросила Селина у брата, передвигавшегося с подвешенной в воздухе ногой.
Но тот ей не ответил.
– Он держался молодцом для своей первой охоты, – вступился за раненого волка Марат.
– И поэтому он хромает?
Хмурый Макс молча проследовал мимо сестры. Селине и без слов все стало понятно по его поджатому хвосту.
– Спасибо, Марат, – подойдя к вожаку, тихо сказала волчица.
– У него еще все впереди, – ответил Марат, удерживая взгляд на удалявшемся от них прихрамывавшем волке.
Селина сочувственно посмотрела на исцарапанную морду вожака, отхватившего от ветвей прибрежных кустов Дайны. Подошла поближе, сократив расстояние между ними до ничтожно малого. Улыбнулась сбившемуся дыханию стеснительного волка и, выдержав паузу, принялась зализывать раны на его морде.
Хвост Марата покорно был прижат, а его сердце билось с неким новым ритмом. Дружбе приходил конец.
Глава 6
– Влад, я уже и не помню, когда в наши края заглядывала дождевая туча. Что, черт возьми, происходит?
– Если я не ошибаюсь, в последний раз поливало в тот день, когда свалился с дерева этот проклятый мелкий медведь. С тех пор как-то все не ладится у нас. Сборы нектара сократились вдвое, многие пчелы остались без работы, – сетовал Влад, глядя на пожухлую траву. – И никто не знает, когда это все закончится.
– Мало нам оказалось разбирательств с косолапыми. Теперь уже и сама природа решила внести свою лепту, – недовольно прожужжал Стас, перебираясь вверх по стеблю насыщенного синевой люпина. – Даже у Дайны начали обнажаться берега, что уж там говорить о Луневке.
– Благо спасает плотина, построенная бобрами.
– Влад, а что если дождя не будет вплоть до конца лета?
– Не знаю. Такого еще никогда не было.
– Луневка уже практически иссякла. Утолить жажду в лесу становится все труднее.
– Зато реже стали убивать друг друга, – резонно заметил Влад. – Самое время умерить аппетиты.
Этим утром, на окутанной туманом заре под редкое стрекотание припозднившихся кузнечиков обитателям центральной поляны вновь довелось прослушать мелодичную трель таинственной птицы, напомнившей о себе с начала лета. У некоторых из них в условиях изнуряющей жары пение больше не вызывало прежнего восторга, другим оно и вовсе сейчас слышалось в беспробудных снах.
И только слуху бодрствовавшего соловья спокойная и ласковая трель пришлась по нраву. Талантливый самец подумал, что не смеет он вновь упустить обладателя столь дивного голоса. Позабыв об осторожности, выбрался из кустов и бросился к поляне на утренний концерт негласного певца.
В переплетавшихся между собой березовых ветвях соловей едва сумел разглядеть изящный тонкий клюв птицы, которым она так умело владела. Обратил внимание певец и на броский рыжий отлив у нее на горле, подобный багровому зареву рассвета. На хрупких ножках, гордо приподняв хвост, затевала очередной такт зарянка.
И тут соловью все стало совсем непонятно. К его удивлению, той самой таинственной птицей с чарующим голоском оказалась самка, которую он уж никак не думал застать за пением. Соловей растерялся. Быстро перелетел на соседнюю березу и притаился в ее густой листве.
«Ведь это же удел самцов – затевать трели на свой лад, привлекая к себе внимание самок», – подумал соловей. Но смутило пернатого совсем другое: его знаменитая мелодия была ничуть не лучше той, которую сейчас напевала зарянка. Протяжная трель незнакомки была под стать его дерзким переливам.
Так и не осмелился соловей прервать талантливую птицу. Замешкался и тут же подался прочь. Отныне он знал, что певческим талантом природа наделяла не только самцов.
Слышала дивную трель зарянки и Ева, для которой теперь любое пение в лесу было удручающим. Птенцы овдовевшей самки дрозда еще в прошлом месяце встали на крыло, и теперь ей все реже доводилось с ними видеться. Тоска по Савелию, как и утомительная затяжная засуха склоняли самку к преждевременному отлету на юг, но она все никак не могла решиться.
С недавних пор Ева начала общаться с местным дроздом, жизненные принципы которого оказались по нраву отчаявшейся самке. И теперь они вместе скитались по лесу, потворствуя друг другу в слабостях.
Июльская пора тяготила не только птиц, но и насекомых. Кроме того, пчелам и муравьям теперь все чаще приходилось сталкиваться с агрессией со стороны обозленных на них медведей. И если засуха томила каждого в лесу без всякой на то причины, то эти насекомые невольно попали под раздачу.
Нагил не раз уведомлял лесных обитателей о недопустимости разбоев во время засухи. Однако Регина осталась непреклонна. Она упрямо не желала мириться с попустительством медведя, повлекшим за собой гибель ее сына. Неутешная медведица подбила на травлю главы леса и Демида, заставив того упрекнуть родного брата в невежестве.
Медведи и раньше особо не ладили, попрекая друг друга скверными характерами. А после смерти медвежонка их взаимная неприязнь и вовсе переросла во вражду.
Нагилу было досадно терять доверие младшего брата. Но, оставаясь во главе леса, он не имел права поддаваться эмоциям и старался всячески избегать конфликтных ситуаций.
– Как думаешь, Тихон, долго мы еще протянем с этой водой? – спросил Нагил у бобра, глядя на плотину.
– Если дожди не пройдут в ближайшее время, нам придется искать убежище в другом месте.
– Надо бы сократить потребление воды в Луневке, дабы не сократилась в скором времени численность обитателей этого леса, – строго сказал медведь и обернулся к сидевшей на ветке вороне. – Сара, распорядись, чтобы с этого момента все птицы с центральной поляны утоляли жажду на лугу, в Дайне. Им это не составит большого труда, в отличие от тех же муравьев.
– А как же быть с матерями, у которых еще не оперившиеся птенцы?
– Думаю, они уж там у себя наверху как-нибудь сами разберутся и решат, кто воду таскать будет, а кто за птенцами присматривать. Скажи им, пусть водоноски используют.
– Хорошо, сделаю.
Сара не всегда соглашалась с решениями Нагила. Но сейчас она понимала, что медведь прав. Поэтому не стала медлить и, вспорхнув с ветки, улетела в чащу.
– Твоя подопечная? – поинтересовался у медведя Тихон, проводив взглядом удалившуюся птицу.
– С начала лета, – коротко ответил медведь.
– Нагил, – нахмурившись, бобр отвел взгляд к реке. – Конечно, это не мое дело, но все же. Ты не думал о том, чтобы принять меры в отношении своего брата и его стервозной самки? Они ведь тебя погубят в конце концов.
– Ерунду не говори, – недовольно фыркнул медведь.
– Ты же знаешь, я всегда говорю, что думаю. А думаю я сейчас о том, как бы они не натворили чего лишнего.
– Он мой брат, Тихон. После смерти наших родителей у меня никого не осталось кроме него.
– А ведет Демид себя так, словно он твой враг. Это уже не тот медведь, который бился за тебя с волками весной.
– Может, ты и прав, – сказал Нагил, призадумавшись. – Я и сам уже не тот. Демид помнит меня как взбалмошного и агрессивного старшего брата, которому он подражал во всем и ставил себе в пример. А теперь? От задиры, приводившего в трепет все живое, осталось лишь жалкое подобие угнетенного ответственностью медведя. Он считает, что я потерял прежнюю хватку, и у него есть право так думать.
– Сама природа наделила вас силой, превосходящей силу любого зверя в лесу. А ты пошел еще дальше: умерив прыть хищника, попробовал стать кем-то более значимым для нашего леса. И, между прочим, неплохо справился.
– Да ведь в том-то и дело, что, умерив прыть хищника, я позабыл, каково быть медведем.
– Всем нам иногда приходится чем-то жертвовать, – резонно подметил бобр, возвращаясь к воде. – Такова участь тех немногих обитателей этого леса, которым он дорог.
Под гнетом жгучих лучей июльского солнца продолжала лишаться привычной для себя дерзости в горах Луневка. Совсем скудные потоки воды теперь сбрасывала река к логову волков.
Свесив языки над рваными кусками туши оленя, прохлаждались хищники у подножия водопада. Изнемогая от духоты, сейчас они едва ли могли насладиться чувством сытости.
Марат лежал поодаль от стаи, лениво обгладывая зажатую в передних лапах кость. За ним украдкой наблюдала Селина. Ссадины вожака, сблизившие их на сумеречном холме, уже давно зажили. Но парой они так и не стали.
– Я уверена, что скоро вы будете вместе, милая, – утешала свою дочь Юстина. – Он же глаз с тебя не сводит, хоть и сторонится.
– Не следовало мне тогда поддаваться эмоциям. И о чем я только думала!
– Ты проявила уважение к вожаку своей стаи. Думай об этом.
– Лизнув его в окровавленную морду? Мама, о чем ты говоришь!
– Да, думаю, ты превзошла все его ожидания, – с иронией ответила дочери матерая волчица.
– Да ну тебя! – Селина вскочила на ноги и подалась прочь от матери.
Юстина улыбнулась. Собственный опыт наблюдения за поведением влюбленных и ранимых гордыней самцов подсказывал ей, что у этой истории финал уже предрешен.
***
Рассекая крыльями потоки теплого воздуха, Ренат стремительно пролетел вдоль скал и направился к воспарившему над лесом отцу. К удивлению обоих родителей, птенец достаточно быстро освоился в небе с тех пор, как встал на крыло.
– Отец, куда мы летим? – прокричал запыхавшийся Ренат.
– Не отставай, – откликнулся сыну Нестр. – Сегодня я покажу тебе место, где мы раньше жили с твоей мамой и где ты появился на свет.
Приметив вдалеке знакомую верхушку сосны, орел замедлился. Внимательно осмотрел местность с высоты своего полета и, подогнув крылья, спикировал вниз. Недолго думая, Ренат развернулся и проследовал за отцом.
– Вон за тем деревом и есть то самое место, где ты вылупился из яйца, – Нестр указал подлетевшему к нему сыну на пустовавшее вдали гнездо.
– Почему вы с мамой не остались здесь жить дальше? – спросил Ренат, подойдя к краю сосновой ветки.
– Мы думали, что в скалах будет безопаснее для тебя, нежели в лесу. Как оказалось, ты и там способен найти приключения на свой любопытный клюв.
– Отец, не начинай. Я же не думал, что лисица может забраться так высоко, – принялся оправдываться юный беркут. – А птицы тебя боятся, поэтому они не тронули бы меня.
– Да как ты не можешь понять, Ренат, что на каждого грозного хищника обязательно найдется еще более грозный. И ты всегда должен быть готов к встрече с ним. Голодный хищник не станет выяснять, кого и почему ему не стоит трогать, – Нестр перевел взгляд на близлежащую опушку. – Видишь того здорового лося и бегущего за ним маленького лосенка?
– Да, вижу, – неуверенно ответил отцу птенец, пытаясь разглядеть лосенка меж густых ветвей хвойных деревьев.
– Лось не хищник, для выживания ему необходима лишь растительность. Однако он убьет любого, кто посмеет тронуть его лосенка. И ты думаешь, хищников это останавливает?
– Выходит, лосям суждено всю жизнь спасаться бегством?
– Если лось не может оказать сопротивление хищнику, то для него это единственный выход.
– Папа, ты помнишь свою первую жертву?
– Нет, сын, не помню. Смерть всякого обитателя этого леса от моих когтей или клюва была не ради потехи, я лишь следовал своим инстинктам. Проще запомнить спасение чьей-либо жизни, ведь это куда более редкое явление для нашей среды обитания.
Орел продолжал непрерывно смотреть на сына, при этом Ренат не мог не заметить его отстранившийся взгляд.
– Ты в порядке, отец?
– Да, все хорошо, – отозвался на голос птенца призадумавшийся хищник.
– Что-то ты мне недоговариваешь, – Ренат с подозрением взглянул на притихшего отца. – Это как-то связано со спасением твоей жизни?
– Нет. Это связано со спасением твоей жизни.
– Опять? Вы с мамой используете любой повод, чтобы мне об этом напомнить.
– Речь не о тебе.
– А о ком тогда?
– О той маленькой птице, которая кружила над лисой. Мне надо было еще тогда рассказать тебе об этом.
– О чем рассказать, отец?
– Твоя ласточка… это она помешала лисе добраться до тебя прежде, чем я добрался до самой лисы.
– Моя ласточка? – Ренат в недоумении уставился на отца. – Так ты все это время знал о нас?
– Знал.
– Что с ней? – прокричал юный беркут, возмущенно замахав крыльями перед отцом.
– Она улетела, – спокойно ответил Нестр.
– Почему ты мне раньше не рассказал об этом?
– Я лишь хотел как лучше. Связавшись с этой птицей, ты изменился, стал менее осторожен. Отчего чуть было не погиб.
– Ее имя Павлина. И она ласточка!
– Сынок, я хотел сказать, что…
– Ах, да! – перебил отца Ренат. – Для тебя же не существует никаких других птиц, кроме хищных. Ласточка? Это всего лишь ничтожное создание, заслуживающее твоего внимания только как очередной кусок мяса. Вот только у этого ничтожного создания, как оказалось, куда больше храбрости, нежели у тебя.
– Ты дашь мне сказать?
– Оставь меня в покое, отец. Я хочу побыть один.
Ренат перебрался на край сосновой ветки и, распахнув крылья, улетел прочь.
Из-за спора с сыном Нестр не успел заметить, как к лесу подобрались облака. Затмив надокучившее всем солнце и отбросив тень на речную долину, продолжали затягивать небо медлительные грозовые тучи. Усилившиеся порывы ветра и учащавшиеся раскаты грома заставили трепетать истосковавшуюся по влаге растительность в преддверии скорого начала дождя.
И вот уже вся долина Дайны погрузилась в полумрак. Однако тучи по-прежнему временили с каплями дождя.
***
Расстроенная разговором с матерью Селина понуро бродила по берегу Луневки. Волчица настойчиво пыталась утешить себя мелькавшими в прозрачной реке камнями и косяками неуемных мальков. Не преминули побеспокоить ее здесь и насекомые, которые охотно продолжали слетаться к воде.
Журчание реки и назойливое жужжание над ухом уже клонили ко сну Селину, как вдруг на берегу показался волк. Селина тут же насторожилась и стала внимательно следить за приближавшимся к ней чужаком.
Хищник молча подошел к волчице. Выглядел он довольно статно, с ухоженной шерстью и уверенным взглядом.
Его поведение сразу показалось подозрительным Селине. Не обращая внимания на враждебный настрой самки, волк сблизился с ней, принюхался и начал ее обхаживать.
– Мы знакомы? – нахмурившись, спросила Селина.
Однако самец не ответил, продолжая непринужденно ходить вокруг нервничавшей волчицы. Своим поведением настойчивый хищник явно хотел произвести впечатление на самку.
Селина была уверена, что раньше уже где-то встречалась с этим волком, поэтому и медлила с реакцией на его бесцеремонные ухаживания.
– Да кто ты такой? – раздраженно пролаяла волчица.
Ее громкий лай эхом пронесся в стане безмятежных гор, нисходящих склонами к реке.
– А ты изменилась, – отозвался самец. – Заматерела и даже огрызаться начала.
Селина обернулась к докучавшему ей чужаку и присмотрелась внимательнее. Чутье не подвело волчицу. Лишь один из всех знакомых ей самцов отличался столь скверным характером.
– Натан?
– Так ты еще и имя мое не забыла, – ухмыльнувшись, ответил волк.
– Зачем ты вернулся?
– Я за тобой.
– Ты, я смотрю, ничуть не изменился. Как был самодовольным идиотом, так им и остался, – тяжело вздохнув, сказала Селина. – Где ты все это время пропадал?
– Скитался по миру. И ты знаешь, – хищник пристально взглянул на волчицу. – Там, за пределами нашей территории, совсем другая жизнь. Волчьи семьи живут по строгой иерархической системе, способствующей выживанию только сильных волков.
– И что же ты там не остался?
Натан взял паузу, встретив наглой улыбкой невозмутимый взгляд самки. Затем отвернулся от нее и, нахмурившись, строго ответил:
– Каким бы лихим ты там ни был, среди них ты чужой, чужим и останешься.
Селина промолчала. Несмотря на глупое поведение волка, ей отрадно было узнать в нем того щенка, с которым она провела детство.
– Мне надо было еще тогда увести тебя с собой, – прервал молчание Натан. – Ты очень изменилась с нашей последней встречи.
– Ты редкостный эгоист.
– И это сугубо твое мнение. Ты повзрослела, похорошела. Я сейчас вижу перед собой самку, с которой непременно буду счастлив.