Максим Исаевич Исаев
Почтальон
– Bereite dich auf den Marsch vor. Приготовиться к маршу.
Султана такой поворот событий не устраивал. Ему надо дождаться прихода Галкина, ему нужно растянуть время, чтобы отряд Галкина успел прибыть сюда.
– Captain, wir müssen sie begraben. Господин капитан, надо их похоронить.
– Einmal. Wir können nicht lange hier bleiben. Некогда. Нам нельзя здесь оставаться долго, – жёстко ответил офицер и пошёл в пещеру. Султан догнал его и стал объяснять.
– Captain, ich bin ein Muslim, ich kann die Toten nicht im Wald lassen, selbst wenn sie Kommunisten sind. Господин капитан, я мусульманин, я не могу покойников бросить в лесу, если даже они коммунисты.
– Okay. Eine halbe Stunde während wir essen. Хорошо. Полчаса, пока мы кушать будем, – согласился наконец офицер.
– Danke. Ich schnell. Lass einfach jemanden helfen. Спасибо. Я быстро. Только пусть кто поможет.
– Ich werde helfen. Wir werden unsere auch begraben. Lass sie in einem Grab liegen Я помогу. И своих похороним тоже. Пусть лежат в одной могиле, – сказал немецкий солдат, переводчик из группы десанта и, не дожидаясь даже разрешения, пошел в сторону Султана.
Султан не удивился, даже обрадовался, что именно этот солдат захотел ему помочь. Он ещё вчера хотел ему задать пару вопросов, но никак не удавалось уличить удобный момент. Солдат достал свой штык-нож, быстро срубил пару веток, выточил из них острые копья, и они с Султаном начали копать могилу покойникам.
– Почему ты меня не выдал? – спросил Султан, как только они начали копать.
– Я не фашист, я осетин, – ответил солдат.
– А почему ты с ними? – удивился Султан?
– В плен попал. Раненный. Вылечили и в школу диверсантов. Сюда меня взяли переводчиком, – в голосе солдата была безысходность, грусть и тоска, обида и отчаяние.
– А куда они идут? – не унимался Султан.
– Не знаю. Только капитан знает. Думаю, что мост или завод взорвать идут.
– Ты тоже будешь взрывать?
– Нет. Я буду их убивать. Жду удобного момента.
Султан поверил солдату и решил рассказать ему, что он сын офицера НКВД, что вот эти покойники были бандитами, которые хотели убить его отца, что его эти бандиты похитили, и что если солдат поможет ему, то он попросит отца не наказать его. А ещё он рассказал, что ждёт прихода сюда лейтенанта с группой солдат, чтобы взять в плен фашистов и что им нужно быть наготове, чтобы помочь прибывшей подмоге.
Тем временем группа Галкина была уже совсем близка к ним. Они услышали и перестрелку, и взрывы гранат, на что Галкин несколько удивился:
– Это они. Это совсем рядом. А стреляют в кого?
– И граната взорвалась, – прокомментировал солдат, стоящий рядом с Галкиным.
– Не понятно. Пошли быстрее. Шире шаг! Напоминаю: по прибытию на место делимся на две группы и тихонько, без шума окружаем фашистов.
Султан с осетином уже заканчивали закапывать могилу, когда группа Галкина подошла к пещере. Заметив Султана, Галкин жестом даёт команду группе лечь на землю, а сам пытается привлечь к себе его внимание, бросает мелкий камень, но Султан его не замечает. В этот момент, закончив свою трапезу и подготовку к маршу, из пещеры выходит капитан и командует бросить всё и собраться в дорогу. Султан и осетин послушно уходят в пещеру. Галкин растерялся, подумал, но ничего лучшего не нашел, как открыть огонь. С первых же выстрелов Галкина падает один из фашистов, а капитан и второй солдат успевают скрыться в пещере. За ним вслед Галкин кричит:
– Фашист, сдавайся! Вы окружены! Выходите по одному, оружие на землю!
– Was er sagt? Что он кричит? – спрашивает капитан осетина.
– Forderungen nach Kapitulation. Требует сдаться, – отвечает спокойно осетин.
Капитан на минуточку задумывается, затем поворачивается к Султану и спрашивает:
– Wo ist die zweite Ausfahrt? Zeig es. Где второй выход? Показывай.
– Dort. Noch zweihundert Meter. Там. Метров двести идти.
– Geradeaus gehen. Иди вперед, – командует капитан и, схватив за одежду, сам ведёт Султана впереди.
Остальные диверсанты для надёжности бросили несколько гранат в сторону группы Галкина и последовали за своим командиром. Но Галкина уже не было там, где взорвались гранаты. Он заранее отвел группы в разные стороны от пещеры, зная, что полетит оттуда.
Галкин и его группа лежат в ожидании выхода фашистов из пещеры.
– Чего мы ждём, товарищ лейтенант? Давайте забросаем их гранатами. Там и похороним их на хрен!
– Нельзя. Там ребенок. Султан. Подождём. Может поймут, что они в капкане. Они сдадутся. У них нет другого выхода.
– Есть там выход с другой стороны, – подсказывает кто-то из местных на хорошем русском языке.
Лейтенант посмотрел на него и спросил с удивлением:
– Как это, есть второй?
– Есть. Незаметный, за кустами.
Лейтенант спохватился, поднялся, приказал аборигену показать второй выход и скомандовал:
– Внимание! Вторая я группа за мной! Остальным держать выход на прицеле. Если не сдаются, открывать огонь! Бегом за мной!
Галкин и вторая группа солдат побежали за аборигеном ко второму выходу.
А со второго выхода уже осторожно высовывались фашисты и оглядывались по сторонам. Капитан тоже высунулся, посмотрел, затем вытащил Султана и повелел идти вперёд. За ними пошли и остальные диверсанты. Не успели они выйти из-за кустов, как из противоположной стороны прогремела автоматная очередь. Солдаты упали и начали отстреливаться. Султан отбежал несколько в сторону и упал на землю возле кустов подальше от фашистов.
Галкин, услышав перестрелку, остановился, посмотрел на аборигена и спросил:
– Это кто стреляет?
Абориген пожал плечами, мол, откуда он знает! Галкин махнул рукой и побежал снова впереди группы. Когда они подоспели, группа фашистов бежала прямо навстречу к ним. Два солдата несли на руках раненного капитана. Галкин на ходу открыл огонь и лёг на траву. За ним последовали и другие. Перестрелка продолжалась несколько минут, и вдруг там, где лежали фашисты, прогремел мощный взрыв, – сработал детонатор взрывчатки на спине фашиста. Всё потом затихло. Подождав пару минут, Галкин крикнул ещё раз:
– Сопротивление бесполезно! Вы окружены! Сдавайтесь!
Из пещеры выглянул немецкий солдат-осетин и крикнул:
– Не стреляйте! Мы сдаёмся!
Немецкий солдат-осетин выводит из пещеры троих обезоруженных фашистов с поднятыми руками и ещё раз повторил:
– Не стреляйте! Они без оружия! Мы сдаёмся!
– А ты кто такой? – крикнул в ответ Галкин.
– Я советский солдат. Был ранен под Минском, попал в плен. Я помог вашему мальчику. В пещере никого нет, я убил там троих. А эти сдаются. И я сдаюсь.
– А где мальчик? – крикнул Галкин.
– Не знаю. Он выходил уже.
– Я здесь, товарищ лейтенант! – издал голос Султан из-за кустов. – Я ранен!
– Сильно ранен?
– Нет, не сильно! В ногу ранен!
– Лежи! Не высовывайся! – скомандовал Галкин.
Прогремел одиночный выстрел. Лежавший на земле тяжело раненый капитан выхватил кольт и выстрелил в солдата осетина, оформив свой выстрел словами: «Oh, du russisches Schwein! Ах ты, русская свинья!» и сам отключился, видимо навсегда.
Галкин подскочил, короткой очередью добил капитана, пропустил ещё одну очередь над головами лежачих, оставшихся в живых после взрыва солдат, и крикнул бешено:
– Всем сложит оружие! Руки вверх!
Фашисты медленно поднимаются без оружия, руки поднимают вверх.
– Петров, собрать оружие! – дал команду солдату, а сам держал фашистов на мушке.
Солдаты собрали оружие, отвели в сторону пленных, Галкин приказал им сидеть на земле, и крикнул потом Султана:
– Султан, отзовись! Ты где?
– Я здесь, товарищ лейтенант!
Галкин побежал в сторону крика и застал Султана лежачим с раненной ногой весь в крови и тихо стонущим:
– Ты что это, парень, умереть вздумал? А ну-ка покажи, что с тобой.
– Нога. Ранена нога. Больно.
Галкин разрывает штанину брюк, и смотрит рану.
– Будешь жить, друг мой. Царапина, а не рана. Щас перевяжу.
Галкин на руках выносит Султана на поляну, кладет на землю и перевязывает ногу и отходит в сторону пленных, бросив на ходу:
– До свадьбы точно заживёт!
– Тут мой друг должен быть, среди солдат. Он не фашист. Он осетин. Он помог мне, кричит Султан, но Галкин уже его не слышит.
– Я здесь, Султан, – издал слабый голос осетин, услышав слова Султана.
Султан сразу приполз к солдату осетину.
– Ты ранен?
– Я умираю, Султан.
– Нет, ты не умрешь. Мы тебя вылечим.
– Позови лейтенанта.
Султан видел, сколько крови вытекло из рану в груди осетина, взялся его за руку, чтобы успокоить, и крикнул:
– Товарищ лейтенант, подойди сюда.
Галкин подходит к Султану и солдату.
– Слушаю.
– Товарищ лейтенант, я умираю. Исполни последнюю волю умирающего. Я не сдавался в плен, меня схватили раненного, без сознания. Моим родителям будет позор, если узнают, что я был в плену. Я прошу вас, не пишите это родным. Не огорчайте их. Отец сильно расстроится. Мать не вынесет. Напишите, что я погиб на фронте. Обещайте мне. В кармане у меня листок. Там адрес, моя фамилия и где я служил. Обещайте.
– Хорошо, солдат. Я обещаю. Ты искупил свою вину. Хотя, где там вина твоя…Султан, а кто стрелял тут в фашистов?
– Не знаю, я думал, что вы стреляли.
Из леса выходит Насыр с поднятыми руками и со шмайсером в руках.
– Я стрелял. Я их убил. И сдаюсь я.
Галкин машинально достал пистолет и держит его наготове.
– Сдать оружие! – сказал спокойно Галкин.
Насыр бросает шмайсер на землю, становится на колени…
Аба только совершила обеденный намаз, как заскрипели ворота, и она выбежала во двор. Она ждала, ждала сына пребывая в тревожном ожидании уже третий день, надеясь, веря, что сын живой, что ничего с ним не случилось. Немногословный Иса молчал, он не пытался успокоить жену, не трогал тему, чтобы она опять не расплакалась; она и так тайно от мужа без конца вытирала слёзы; не корила мужа, не упрекала, понимала, что не его вина, вернее, не только его вина в том, что случилось, что время такое, – идет война эта проклятая.
Галкин вошёл во двор держа за узды лошадь, на котором сидел Султан. За ними солдаты завели пленных фашистов и закрыли ворота от любопытной детворы, которая провожала колонну через всю деревню.
Аба, увидев перевязанную ногу Султана, то ли от радости, что вернулся сын живой, то ли от сострадания за рану, заплакала и прибежала к нему.
– О, аллах! Что с ним?
– Не плачь, Анай! Мне не больно, – поторопился успокоить её сын.
Галкин молча снял Султана с лошади, перенёс его на скамью, сам сел рядом, обнял Султана за плечи и трогательно отметил:
– Ваш сын настоящий герой, Аба! Настоящий! Вы можете гордиться им. Спасибо тебе, Султан. Я даже не знаю, что это было… А рана, – ерунда. Царапина по сравнению с тем, что могло быть, если… Если бы мы их пропустили. До свадьбы заживёт.
На костылях хромая уже на обе ноги, со второго этажа спустился Иса. Увидев его, Султан крикнул на радостях:
– Ата, я не испугался фашистов!
– Молодец. Ты настоящий мужчина! – сказал Иса спокойно, когда уже подошёл поближе, и спросил Галкина:
– Как прошла операция?
Галкин встал, занёс руку к козырьку и доложил громко:
– Успешно, товарищ старший лейтенант! Пятеро в плену, остальные убиты. И бандит один сдался.
– Молодец, лейтенант! Объявляю благодарность!
– Служу трудовому народу!
– Сядь, лейтенант, расскажи подробно…
– Султан больше знает, пусть он расскажет, товарищ старший лейтенант. А я пойду позвоню в район, пусть машину присылают…
Аба увела Султана, помогая ему подняться на второй этаж. Только теперь спросил у Галкина Иса про пленённого бандита, мол, где он.
– Мы его привязали к дереву возле деревни, и я оставил там часового рядом, чтобы забрать потом, по пути в район. Я побоялся его провести через деревню. Разорвут же его люди. Да и Аба убила бы его здесь. Поэтому…
– Ты правильно сделал, лейтенант. Правильно. И у самого рука бы не дрогнула, если бы встретил.
Послесловие
Прообразом Султана, в этом повествовании стал мой родной брат Исаев Исрапил Исаевич. Он долго, всю жизнь вспоминал и рассказывал, как он в годы войны работал почтальоном, как фашистский десант обвёл вокруг пальца и помог предотвратить диверсию на железной дороге, снабжающей топливом фронт. После войны с отличием окончив школу, когда меня, самого младшего в семье и не было на свете, Исрапил поступил в медицинский институт в Махачкале и всю жизнь до самой старости, более шестидесяти лет, проработал хирургом, спасая от смерти и болезней сотни и тысячи людей. Свою любовь к литературе, к поэзии он реализует во многочисленных стихотворных произведениях, становится известным в Дагестане поэтом, а ещё и сочиняет музыку на свои стихи и его песни многие годы звучат по местному радио и транслируется по телевидению. И любовь к немецкой поэзии сохраняет он всю жизнь. Умер мой брат Исрапил Исаев, заслуженный врач Российской Федерации, поэт, композитор в возрасте 89 лет 2018 году. Я всю жизнь мечтал написать о ничем не отмеченном подвиге тринадцатилетнего мальчишки в годы войны и только теперь мне предоставилась возможность реализовать эту мечту в жизнь, к моему великому сожалению, уже только после его смерти. Прости, брат! Пусть простят нас и другие герои, которых нет в живых, о подвиге, пусть и небольшом, мы не знаем, не помним.
Светлая память тысячам, сотни тысячам подросткам, детям, которые в годы войны стояли у станка, помогали родителям на полях убирать урожай, работали почтальонами…
Минск. 2022.
