Мари Мальхас
Follow me
Глава 3
Дома, включив везде свет, и забравшись с ногами на кровать, Йозеф успокаивал себя тем, что всё произошедшее с ним просто «огонь» и несомненно подойдёт для топовой публикации. Тем не менее он не мог заставить себя перестать вслушиваться в окружающие его звуки.
Всё вокруг него вдруг ожило, деревья стучались в окна, ветер ломился в калитку, соседская кошка затаилась в высокой траве. Всё действовало на нервы, заставляло съёживаться, и необычайно радовал тот факт, что в мае темнело поздно.
Когда же зазвонил телефон, Йозеф чуть не слетел с кровати. Потом плюнул, обругал себя и ответил на звонок.
– Дорогой, мы подъезжаем, откроешь ворота? – раздался мамин голос, как всегда, торопливый. На этот раз она, сама того не зная, спешила на помощь напуганному, хоть и стыдившемуся своего состояния сыну.
Йозеф вышел на крыльцо, откуда просматривался двор Лилиного дома, и, как обычно, невольно скользнул по нему взглядом, и в который раз за день похолодел и замер. Среди аккуратно подстриженных кустов и декоративных деревьев разгуливал высокий блондин в синей ветровке. Волосы и кожа его, казалось, светились в полумраке опускающихся сумерек.
Йозеф был знаком и с отцом Лили, чьи волосы были темно-русые, и с матерью, волосы которой были длинные, как и у Лили, да и роста они обе были маленького. Кому же мог принадлежать этот высокий белоголовый силуэт, и что ему было нужно в том доме? Он мелькнул лишь на долю секунды, а после, то ли пропал, как та старуха, то ли просто скрылся за деревьями. Странное видение окончательно растаяло, когда из-за поворота показался ослепительный свет фар родительской машины, и Йозеф поспешил открыть ворота.
Родителям он, конечно, не стал ничего рассказывать, это было совершенно не нужно. Вряд ли они пришли бы в восторг от того, что их сын видел наркомана у реки и зачем-то к нему полез. И, уж, конечно же, их не поразила бы история с бабкой-приведением, возможно, с заразной сыпью на руках, которая растворилась в воздухе. С родительским видением мира это всё выглядело нелепо и смешно.
Выйдя из ванны после горячего душа в мягкое банное полотенце, Йозеф не в первый раз сделал попытку рассмеяться над всем случившимся с ним сегодня. Но тут, как нельзя, кстати, из-за спины послышалось:
– Йозеф, что это у тебя на плече? – мама, сидевшая в кресле у телевизора, привстала, изогнувшись вопросительным знаком.
Парень метнул взгляд на левое, ближнее к матери, плечо – там ничего не было.
– Да дальше, сзади, – начала переходить на визг женщина, как бывало, когда она сильно волновалась. – Ты что не чувствуешь?
Йозеф перегнул шею через левое плечо, потом через правое, но ничего не нашёл.
– Да где, мам? – занервничал он.
– Ты что, издеваешься? – уже визжала мать. – Подойди сюда!
– Это ты издеваешься, – буркнул Йозеф, но послушно подошёл.
– Вот! – мать обвела рукой абсолютно гладкую распаренную кожу. – Четыре гематомы! Думаешь, я слепая? Это что, пальцы чьи-то?
Йозеф вздрогнул, память услужливо подкинула ему ледяное прикосновение окровавленной ладони, он поспешно увернулся от материных рук:
– Нет там ничего! – вскрикнул он.
Отец, оторвавшись от телевизора, перевёл глаза на сына:
– Не кричи на мать!
– Не кричи на меня! – подхватила мать. – Подрался? Что-то случилось в школе? А ну иди сюда!
Йозеф вывернулся и, убежав в свою комнату, хлопнул дверью. Он не знал, в какую игру вдруг решила поиграть мама, но больше всего его взволновало, что она почему-то заговорила об этом самом плече. Перед ним вновь предстал блондин с онемевшим лицом и красными глазами, заставив его встрепенуться. Йозеф потёр глаза, невольно погладил себя по плечу.
Зеркальная дверца шкафа отразила его силуэт, и Йозеф натянуто улыбнулся своему отражению. Быстро проведя рукой по влажным волосам, он подошёл к шкафу и приоткрыл правую дверцу, чтобы взять одежду, боковым зрением заметив, что к плечу что-то пристало. И каково же было его изумление, когда, повернув голову, он обнаружил в отражении своего плеча четыре темные полоски. Будто кто-то, обмакнув пальцы в краску, коснулся его. Однако, взглянув на своё настоящее плечо, Йозеф вновь ничего не обнаружил.
Плечо было чистым. Но зеркало, странным образом искажая действительность, вырисовывало, по-видимому, те самые гематомы, которые взволновали маму. Она видела их, но не в зеркале, а на нём!
Йозеф сморгнул, к лицу прилил жар, как будто на него опять полилась горячая вода из душа. Он долго метал взгляд от плеча к зеркалу, потом осторожно провёл рукой по плечу, на котором ничего не было, надавил, но не почувствовал ни малейшей боли.
На ходу он запрыгнул в шорты, стянул со стула футболку и выбежал из комнаты. Прошмыгнул мимо направляющейся к двери мамы в ванну. Там, выставив плечо, он снова глянул в зеркало. Отражение послушно продемонстрировало ему своё плечо с гематомами, которых у настоящего Йозефа не было.
Дверь тихонько отворилась, в ванну заглянула мама.
– Ну почему ты скрываешь от меня, разве я тебе враг? – она дотронулась до его плеча – не до отражения!
Йозеф поджал губы. Успев подумать о том, как напишет это в своей публикации, он принялся искать подходящую для мамы историю.
Если подрался, то «когда, с кем и почему, и не сходить ли ей к учителю, потому что если бы его ребенка избивали, он бы поступил точно также…».
Если ударился, то «обо что, ведь вид у этих гематом очень специфический. Нельзя же не заметить…».
Можно ещё было рассказать правду, но правда была не похожа на саму себя. К тому же, паранормальную часть мама, наверняка, пропустила бы мимо ушей, а что ещё хуже решила бы, что он «что-то не договаривает». А после, вообще, потащила бы его ко всем возможным врачам – травматологу, дерматологу и психологу. Притом, что он сам своих гематом не видит – возможно, ещё и к офтальмологу.
При мысли об офтальмологе в памяти почему-то всплыла дурацкая фотография из Интернета, где у парня на спине была вытатуирована таблица Сивцева. И тут сам собой возник ответ для мамы:
– Извини, мам. Это мы с пацанами в честь окончания учебного года решили сделать себе временные тату.
– Что-о-о? – мамино лицо вытянулось, она ожидала чего угодно, но не этого. – Тату?! Да… Да… Да ты же презирал эти штуки! Ты что?!
– Ну временная же. Вроде как шутка.
– А почему гематомы? Это такой юмор? Ничего умнее в голову не пришло?
– Это… Это следы когтей тигра, мама!
– Ох! И что? Ты охотник что ли?
Йозеф потупил взгляд, изображая глубокое раскаяние.
– Додумался! – тем временем продолжала мать. – Ты что подзаборный? Родителей у тебя нет? – эта фраза матери являлась неотъемлемой частью выражения высшей степени недовольства поступками сына. Хотя Йозеф после неё терял какую-либо причинно-следственную связь и просто говорил:
– Ну мам…
– Так всё, Йозеф, пообещай, что когда это смоется ты не станешь делать себе постоянную. И вообще никакую не станешь… Я сойду с ума…когти тигра! – театрально вскинув руки, она вышла из ванны.
– Обещаю! Сам жалею! – на всякий случай вслед ей крикнул сын.
Отец при этом, демонстрировал полное безразличие к ситуации, продолжая смотреть телевизор.
– Твой сын сделал татуировку! – обратилась она к нему.
– Временную, – на всякий случай отозвался сын из ванной. Потому как недовольство отца отнюдь нельзя было закончить видом глубоко раскаяния и фразой «Ну пап…». Но отец промолчал, а мать крикнула:
– Я надеюсь!
А знала бы она, как на это надеялся сам Йозеф!
Отец о чём-то тихо заговорил, слышалось лишь бормотание, и, как всегда, смог полностью успокоить мать.
Больше в этот вечер о «татуировке» не упоминалось. Да и не надо было, Йозеф и так больше не мог думать ни о чём другом. Запёршись в комнате, он принялся искать в Интернете всё, что только мог о «невидимых синяках», «гематомах, видимых только в зеркале», «отражении ином, чем сам человек»…
И так до тех пор, пока руки от усталости сами не отпустили смартфон, и он не провалился в жуткий сон из реклам косметических средств для лечения и закрашивания синяков. Были ещё в нём немало разбитых зеркал, хмельных людей, не узнающих себя в зеркале и детей с животными, узнающих себя в зеркале во время «зеркального теста»…
Ничего полезного ни во сне, ни в Интернете найдено не было – посвящённые мистики сайты загадочно молчали.
Записки одержимого 1
Да, доктор, я болен. Я очень сильно болен. Но больше не верю, что среди людей есть тот, кто может помочь мне. Если бы верил, никогда не связал бы свою жизнь с подобным кошмаром.
Вы слышали, что говорят обо мне те, кто меня не понимает. Поэтому я могу себе представить, какой диагноз, вы готовы мне поставить. Но если вы не хотите просто запереть меня здесь на долгие годы, если действительно хотите разобраться, что твориться в моей душе, мне придётся начать свой рассказ задолго до нашей встречи.
Будучи вовлеченным в мой хаотичный кошмар, не забывайте следовать ходу моих мыслей, и вы ничего не упустите.
Наверное, все парни в четырнадцать лет начинают задумываться, нравятся ли они девушкам. Но меня интересовала только одна девушка.
Полтора года она сидела впереди меня, и ни разу, даже случайно, не подарила мне взгляда своих красивых серых глаз. И это было неудивительно…
Вы бы поняли, о чём я, если бы видели меня в те годы: бледный, худой, такой маленький, что не доставал до верха классной доски. А раз в неделю мне ещё и приходилось публично напоминать всем о своих недостатках, когда на физкультуре, стоя позади даже девчонок, я делал шаг вперёд, объявляя «Расчёт окончен!»… объявляя своим писклявым детским голоском, который даже и не думал начинать ломаться.
Я ненавидел физкультуру всей душой и всякий раз старался притвориться больным, чтобы не терпеть этого позора, в довершение всего, не будучи способным выполнить ни один норматив.
Среди возмужавших, рослых одноклассников я смотрелся, как ученик младшей школы, ошибившийся кабинетом. Если бы ещё не белые бесцветные волосы, и такие же брови и ресницы! Я терпеть не мог смотреть на себя в зеркало, в котором щуплый бесцветный мальчик почти сливался с фоном.
Так какая же девушка могла посмотреть на меня?! Да никакая!
В церкви, куда неустанно водила меня мать, что тоже чудовищно отличало меня от других подростков, учили, что всё это неважно. Время рождения, смерти, и прочих событий, в том числе и полового созревания, определено Богом, и нет смысла жаловаться на Божью волю.
Когда всё это исходило из уст протестантского пастора, который сам в жизни не знал ни одной женщины – звучало убедительно. Но, когда я возвращался к обыденной жизни, утешения эти проповеди не приносили.
Дело в том, что эмоции, о которых он говорил, я не познал: необузданная страсть, вожделение, соблазн… За свои четырнадцать лет я не испытал ничего подобного, отчего мало понимал, что мне делать. Чтобы бороться с чем-то внутри себя, надо сначала это внутри себя иметь, а главной моей проблемой было как раз отсутствие всех этих эмоций.
Поговорить об этом мне было не с кем, отца у меня не было, друзья растворились где-то за порогом начальной школы. Единственное, в чём я находил утешение – рисование. Всё своё свободное время я рисовал. Что рисовал? Да всё подряд – деревья, горы, людей, цветы, если выдался тяжёлый день, то ударялся в абстракции. Пару раз я пытался нарисовать свою любимую, но дело доходило лишь до набросков, и когда её лицо проступало на листе бумаги, мои уши начинали гореть, и я срочно прятал рисунок в стол лицом вниз.
В последний день учебного года, выходя из дверей школы, я видел, как кладовщик Пал Палыч пережимает что-то на щитке металлическими клещами, и чувствовал, как точно также сжимается моё сердце.
Лето обещало мне разлуку с ней на целых три месяца. Я так привык видеть её шесть раз в неделю, а теперь наша встреча могла произойти лишь случайно. Жила она так далеко, что я бы не нашёл ни малейшего предлога поехать в ту часть города. А поехал бы… И часами сидел бы в тени её двора ради того, чтобы только увидеть милый силуэт!
Это и было то, что я рисовал в тот вечер: скамейка в тени деревьев, парень, застывший в полуобороте, смотрящий на двор позади него. Этот парень даже со спины был несильно похож на меня – разве что цветом волос, высок и широкоплеч.
Рука с карандашом застыла в сантиметре от белого листа, я думал, как расположить далёкий силуэт девушки, и замечтался. Мне представилось, как она заметила меня издали, и начала приближаться, как всё чётче проступали её линии. Какая же она была изящная и красивая! И вот она узнала меня и сильно удивилась, моё имя невольно слетело с её губ.
– Что ты тут делаешь? – спрашивала она.
А я бормотал в ответ что-то несвязное о том, что навещал друга и сел отдохнуть. Она смеялась, потому что уже всё прочла в моих глазах, и она была очень рада встрече. Мы берёмся за руки и уходим в сторону расцветающего красками неба. Она делилась со мной своими мечтами и тайнами, призналась, что я давно ей нравился. А я так изменился: стал выше её, на руках проступили внушительные бицепсы… Уже стемнело, и тут на нас напали хулиганы.
– Эй, парень! – сказали они, – закурить не найдётся?
Я прикрыл любимую своим мощным плечом и…
…Очнулся, я чуть не заснул мечтая. Просто мечтая! Я был уверен, что все каникулы проведу именно так, мечтая – и потому рисуя, рисуя – и потому мечтая.
Но мама, зайдя в комнату, развеяла незатейливые планы одной фразой:
– Мы едем к тёте Злате на новоселье!
Мы с мамой так редко куда-то выбирались, что я полагал, неделей это не ограничится. Тем более она не видела свою сестру больше года, с тех пор, как она приезжала в наш город в родительский день на могилку бабушки.
К новому жилищу тёти Златы я смог подобрать только одно слово: «красиво». Дом находился в красивом районе, перед домом был разбит красивый сад, сам дом был тоже красивый, комнаты в нём были красивые, сама тётя Злата, как и её муж, тоже очень красивые. И гости все съехались в красивых одеждах, многих из них я видел впервые.
Поначалу я черпал вдохновение, хотелось нарисовать эту красоту. Но как только прошло первое впечатление, всё это, оказалась пустым надутым фантиком от конфеты. Новый дом пропах химическим запахом мебели и ковров, в зелёном саду ещё не поспело ни ягоды и кусали комары, в чистом районе не находилось никаких развлечений. Не было даже ребят моего возраста, сплошь рабочие, доводившие до блеска, почти достроенные дома, а нарядные гости оказались взрослыми и скучными
Бегала там, правда, одна малолетка – дочь тёти Златы, и мама, конечно же, настаивала, чтобы я играл со своей двоюродной сестрой, потому, девочке, видите ли, скучно.
Я не мог понять, какое мне дело до того, что ей скучно. Я чувствовал себя не лучше, но этим почему-то никто не озаботился. Так неужели я приехал в качестве клоуна, который стал бы развлекать маленькую девочку, пока взрослые гуляли и бросались странными шутками? В таком случае вынужден их расстроить – я не собирался этого делать.
Я засел на чердаке, единственном неубранном и захламлённом месте дома. Зато там пахло землёй и свежей древесиной, а не клеем и штукатуркой.
Я разровнял, обрезки не пригодившихся обоев, повернул обратной стороной, я принялся рисовать на них шариковой ручкой – никаких инструментов для рисования в выделенной мне комнате не нашлось.
Так я провёл пару дней, меня не беспокоили, разве что звали на очередной приём пищи. Проглотив еду, поставив, как учили, тарелку в раковину, я снова убегал наверх.
Однажды, согнувшись над листом обоев, я почувствовал на себе чей-то взгляд, оглянувшись, увидел, что двоюродная сестра стоит всего в паре шагов от меня и внимательно наблюдает, как я рисую. Я ничего не сказал и продолжил, но повернувшись через время размять шею, увидел, что она никуда не ушла. Более того, уселась поудобней на кусок линолеума.
Я отложил решение пройтись к окну и дать небольшой отдых глазам и продолжил рисовать! В этом вдруг появился какой-то иной смысл: рисовать приходилось не только для себя, это было кому-то надо. К моему удивлению, стало получаться намного лучше, идеи приходили в голову быстрее, я выписывал самые сложные детали, воображая, как при этом должно меняться лицо девочки.
В конце концов не выдерживал и оборачивался, и блеск в её глазах придавал мне уверенность, я чувствовал себя сильным, умелым, нужным. Так мы и разошлись вечером по своим комнатам, не сказав ни слова.
Но на следующий день я уже ждал, когда она придёт и даже не начинал рисовать, пока на лестнице не послышались тихие шаги. Но в этот раз девочка не стала садиться на линолеум, она подошла прямо ко мне:
– Я тоже так хочу уметь! – сказала она.
Это было так мило, ещё и чуть перекосившиеся очки на покрытом светлыми веснушками лице придавали ей смешной вид.
– Ну, так умей! – ответил я. – Тоже бери и рисуй. Кто же мешает?
– Я не умею, – настойчиво повторила девочка. – Ты меня научишь?
Я растерялся:
– Ну… так… – я мог научить, и сам не мог понять, почему ищу повод отказать. Привычка быть одному, замыкаться в себе брала своё: – Так, а как? – наконец всплеснул руками я. – Ты не видишь, какие у меня инструменты?! Кусок обоев, да ручка! Тут не то, что учить, у самого рисовать ни черта не выходит!
Девочка на мгновение застыла, обводя глазами мои предметы рисования, затем резко бросилась к лестнице и галопом помчалась вниз. Наступила тишина, какое-то время я ждал, потом уже вновь схватился за ручку, но сзади послышались лёгкие торопливые шаги.
Глава 4
Когда утром зазвонил телефон, Йозеф спросонья решил, что звонит будильник. Проблема с гематомами-призраками вдруг показалась мизерной по сравнению с проблемой недосыпа. Он готов был разукрасить всю спину и зеркало в придачу, лишь бы ему дали поспать ещё полчаса.
«Вот и пирамида потребностей!», – философски осознал он сквозь сон и потянулся за телефоном, чтобы перевести будильник на десять минут позже.
Но увиденное, наконец, вернуло его в действительность – часы в углу показывали одиннадцатый час, а посреди экрана высвечивалось фото белокурой девочки с надписью «Лиля». Он ответил.
– Ты что спишь? – раздался раздражающе бодрый голос из трубки.
– Ага, – пробурчал Йозеф.
– Прости, я не знала. Я могу позже позвонить тогда…
– Нет-нет! Я уже проснулся. Что такое?
– Да это… Каникулы же, делать нечего, думала, может, захочешь в приставку поиграть.
В этот момент взгляд Йозефа упал на зеркальную дверцу. Кошмар не казался таким жутким, как ночью, но волна холода прошлась по телу и сняла остатки сна.
– В приставку? – нарочито весело проговорил он, стараясь отвлечься от мыслей. – У тебя появилась приставка? А что, игры хоть приличные?
– Да нет, приключения котика, Барби, дочки-матери! – протараторила Лиля и расхохоталась.
Йозеф свесил ноги с кровати, ища тапочки. На самом деле ему хотелось сбежать из этого дома прямо через телефон, как в фильме «Матрица», только бы не оставаться наедине с зеркалом:
– Я сейчас приду, только позавтракаю!
Ни каникулы, ни предвкушение игры, ни даже назревающий успех в интернете не смогли переключить его мысли. Воспоминания о вчерашнем дне, казавшиеся ночным кошмаром, стали всплывать в памяти сами собой, хотя и выглядели абсурдными.
Родителей дома, конечно же, не было, они ещё полдня будут заняты со своим бизнесом, а может, и дольше. Йозеф привык к этому, они всегда заняты.
Он запил бутерброд кофе с молоком, сделав вид, что оставленную в мультиварке овсянку не заметил, быстро привёл себя в порядок, и нарочито медленной походкой покинул дом. Он отправлялся навстречу битвам и победам в игровом мире и собирался завоёвывать славу в Интернете, как родоначальник нового хобби. Он просто не мог позволить какой-то кровавой руке сломить себя!
Калитка дома, где жила Лиля, оказалась не заперта, листва деревьев золотилась на солнце, пока он шагал по дорожкам из булыжников, стояла солнечная, но нежаркая погода – так красиво и уютно. Йозеф усмехнулся, вспомнив, как вчера воображение его нарисовало здесь того странного блондина. Но у него перехватило дыхание, когда спустя минуту тот самый блондин открыл ему дверь.
Это был он, точно он! Только вместо синей ветровки на нём красовалась зелёная футболка, делающая его бледный вид уж совсем жутким. Хоть глаза его не были красными, напротив свежими, без единой прожилки.
Йозеф отступил назад, на всякий случай, напрягая мышцы. Но блондин не делал ничего необычного, он глянул на Йозефа, чуть улыбнулся уголками губ, затем, обернувшись, прокричал:
– Лиля, к вам тут пришли!
Из коридора послышались быстрые шаги, и на пороге рядом с блондином возникла Лиля.
– О! Привет, заходи, чего ты там встал?
Йозеф заставил себя подойти к двери и переступить порог.
– Это Йозеф, мы с ним учимся в одной школе, – обратилась девушка к блондину, потом повернулась к Йозефу. – Это Ниниан, знакомьтесь! Мой двоюродный брат!
Парни пожали друг другу руки.
«Двоюродный брат?!»
– А, это, кажется, он помогал тебе выбирать тему для конкурса? – припомнил Йозеф недавнее интервью.
Лиля закивала.
Усевшись в просторной гостиной перед большим телевизором, ребята похватали джойстики. Первыми играли Лиля и Йозеф, Ниниан молча, наблюдал за игрой, хрустя попкорном, который запивали чаем, так как газировку Лилины родители строго-настрого запрещали.
Лиля проиграла, поэтому к приставке подсел Ниниан, они принялись стучать кнопками. Выиграл Ниниан, и Йозефа сменила Лиля.
Всё это время оба парня молчали, а вот Лиля не замолкала ни на минуту: рассказывала Йозефу смешные случаи с двоюродным братом, а Ниниану цитировала «Вотчера». Когда ничего не могла вспомнить, то просто комментировала происходящее на экране.
Йозефа рассеяно кивал и выдавливал из себя улыбки, но напряжение зашкаливало, вся его правая сторона, с которой сидел Ниниан, похолодела и замерла. Ниниан, тем не менее, не обращал на него никакого особого внимания, от самого порога более не удостоив его ни единым взглядом. И всё же, когда где-то в дальней комнате зазвонил телефон, и Лиля вышла, чтобы ответить, весь его вид показался Йозефу устрашающим.
Очередь играть была за Лилей и Нинианом, поэтому игру поставили на паузу. В гостиной повисла устрашающая тишина, такая тишина, что собственное дыхание казалось Йозефу чрезмерно громким.
Блондин при этом продолжал не замечать его и тёр глаза ладонями, опустив джойстик на колени. Йозеф вообразил, что он сейчас уберёт ладони и его глаза вновь станут кровавыми, как вчера, а сзади повеет холодом. Он встрепенулся и решил начать говорить хоть что-нибудь, лишь бы не пускать опасность на самотёк, лишь бы знать, что кроется в этой голове.
– Ниниан, у тебя такое необычное имя! – он постарался улыбнуться.
Блондин кивнул, всё ещё не глядя на него:
– Это да. Мать назвала в честь одного из первых христианских проповедников.
– А что она такая верующая, да?
– Ага, очень.
– И ты тоже?
– Да.
– Понятно, – облизнул губы Йозеф.
«Верующий, значит, – подумал Йозеф, захотелось вытащить блокнот, но это было бы некстати. – Но крестика-то не носит».
– А ты верующий? – Ниниан, наконец, повернулся, глаза оставались прежними, что слегка успокоило Йозефа.
– Не знаю, я ещё не определился. Отец, вроде атеист, мать православная, бабка мусульманкой была…
Ниниан дёрнул плечами и, невнятно буркнув: «Мелкий ещё!», снова уставился в экран. Он, то ли не узнавал Йозефа, то ли вовсе не помнил, что происходило с ним вчера. О том, что блондин способен так натурально притворяться, Йозеф старался даже не думать.
– А ты уже осматривал город?
– Осматривал… – начал отвечать блондин, но тут сзади раздался голос Лили:
– Ниниан, я тут решила, под эту игру в тему бы было посмотреть твои рисунки. Я покажу Йозефу?
Но ее кузен покачал головой:
– Не надо. Лиль, не при первой встрече. Что он обо мне подумает!
Лиля смущённо усмехнулась и, перебравшись через спинку дивана, уселась между парнями. Йозефу очень захотелось знать, что ещё он может «подумать», но возражать было неудобно.
А Ниниан разговорился. Принялся шутить, рассказывать анекдоты, задавать вопросы, даже смутно планировать мероприятия – он приехал на целых полтора месяца. Йозеф уже даже подумал, не обознался ли он, ведь находящийся перед ним блондин вдруг оказался совершенно адекватным и даже весьма приятным малым. Вовсе не тем красноглазым безумцем со странной походкой.
Однако после вчерашнего вечера, он уже не доверял, тому, что видели его глаза, а ведь раньше он считал их главным инструментом вотчера. В воздухе пахло страшной тайной и приключениями. И сейчас страха не было.
Вотчер не должен останавливаться ни перед чем, подобные события ему только на руку.
Выйдя от Лили, Йозеф осмелел настолько, что решил непременно продолжить наблюдения, но прежде случившееся с ним требовало немедленной публикации. Парню не терпелось поскорее увидеть реакцию подписчиков на столь сенсационный материал, и на количество новых подписчиков, которые последуют за ними. Он также непременно ожидал комментариев, которые могли бы подсказать ему, как действовать дальше. С подобным, наверное, ещё никто не сталкивался.
«А не устроить ли мне голосование о том, как действовать дальше?» – размышлял Йозеф, предвкушая сладость успеха. Даже усталость, которую он всегда чувствовал после видеоигр, куда-то пропала.
Вернувшись домой, он первым же делом кинулся печатать, даже подобрав несколько картинок из коллекции удачных фотографий Ангелины, на которых берег реки казался наиболее таинственным.
Устало потягиваясь, вотчер размял мышцы. Публикация, на его взгляд, получилась просто непревзойдённой, после таких публикаций хочется только одного: сидеть и ждать комментариев, считая каждый просмотр.
Однако, Йозеф находил подобное занятие дурным тоном – основоположник молодёжного хобби должен быть в себе уверен. К тому же, у него не было на это времени, на вечер были большие планы. Надо поскорее встретиться с Ангелиной и договориться о графике последующих вотчерских вылазок, ведь материала теперь хватало.
Мелькнула мысль о том, что его публикацию могла прочесть Лиля, и уж у неё точно появилось бы много вопросов. Мелькнула, да погасла, потому что вины Йозефа во всём этом не было, а все свои вопросы ей следовало бы задать в первую очередь своему кузену.
Йозеф вытащил телефон. На нём значились три звонка без ответа от мамы. Предвкушая лекцию о бессердечных детях и брошенных матерях, он перезвонил. Но мама не спешила ругаться, возможно, звонила не так уж давно, а может, потому, что сама чувствовала себя виноватой. Она извинилась, что им с отцом сегодня самим придётся встречать группу в аэропорту, поэтому приедут они очень поздно. Это Йозефу только на руку, хоть он и почувствовал, как запели адреналиновые железы.
Договорив, с матерью, он набрал номер Ангелины. На вопрос, могут ли они встретиться через полчаса. Она ответила:
– Ну не знаю, у меня вообще уже назначена встреча. А где?
– Да где хочешь, – ответил Йозеф, не понимая, как место встречи может повлиять на её вероятность.
– Ну в кофе-шопе, можно, в том, что на площади Мира открылся. Знаешь, не тот, что возле розового магазина, а тот, что на углу.
– Вроде, знаю.
Йозеф прождал Ангелину целых тридцать минут, наконец, она показалась в дверях в коротком сиреневом платье и босоножках с высокой шнуровкой. Йозеф загляделся на неё, девушка всегда любила застыть у выхода в грациозной позе перед тем, как двинуться дальше.
«Интересно, прочитала ли она мою новую публикацию? Когда я звонил ей, кажется, ещё нет, но может, пока ехала? Интересно, что она сейчас обо мне думает?».
Йозеф подавил желание вытащить смартфон и проверить, не появились ли комментарии к его публикации. Больше всего на свете парень ненавидел две вещи: когда в общественном месте смотрели видео без наушников, и, когда человек при встрече не мог оставить свой смартфон в покое. Сам он никогда не позволял себе подобное.
Не успел закончить поток своих мыслей, как на него нацелилась камера и послышался щелчок.
– Хоть бы предупредила! – поджал губы парень.
– После предупреждения получается не так хорошо, – и камера снова щёлкнула.
– Можно с тобой, – она стала устанавливать камеру на стол. – Встань.
Когда фотосессия кончилась, и Йозефу было разрешено сесть, он решил дать Ангелине шанс заговорить о его публикации первой:
– Ты уже была здесь? Что стоит заказать? – начал он издалека.
– Меня не интересует это, я всегда заказываю ванильное латте. Уже заказала.
– Ага… ага… – теперь он сам себя поставил в тупик и активно соображал, как перейти к основной части. – Я тут нашёл материал для летних публикаций. Около часа назад оформил первый пост о том, что случилось вчера.
– О! Правда? Ну, я ещё не читала. А что там? Что-нибудь интересненькое?
– Да огонь просто! – сказал Йозеф и опустил взгляд на пенку капучино в своей чашке, сжимая её с обеих сторон, словно пытаясь согреть руки. Он чувствовал, что краснеет при всём своём честолюбии, он не мог побороть застенчивость, которая всегда вылезала в самый неподходящий момент.
Ангелина пришла ему на помощь:
– Так расскажи мне. Всегда интереснее послушать самого автора! А потом я прочитаю!
– Ну, наверное, всё началось с того, что я увидел странного парня на Речной… – и он рассказал Ангелине про то, что случилось у реки, про прикосновение кровавой руки, про старушку, и про то, как дома мать нашла у него на плече гематомы. Тут Ангелинино лицо вытянулось, чёрные глаза, и без того огромные, округлились:
– Ты это… Не перебарщивай, а? Как такое может быть вообще?
Йозеф слегка растерялся, такой реакции он как-то не ожидал, но Ангелина снова пришла к нему на помощь:
– Ну раз так, можешь показать? Прямо сейчас!
Парень кивнул и растянул горловину футболки:
– Где-то здесь! Я-то сам их не вижу…
– Как и я, – дёрнула плечами девушка, розовые губки изогнулись в лёгкой усмешке. Йозеф даже слегка разозлился, привстав, он принялся оглядываться по сторонам.
– Сейчас… Есть тут где-то зеркало?
– А то как же! – Ангелина полезла в миниатюрную сумочку, которую поставила рядом с собой на столик и достала складное зеркальце.
