Я благодарю водителя и выхожу из машины, немного покачиваясь на каблуках высотой с Биг-Бен. Ладони нервно скользят к бедрам и разглаживают черную ткань платья, которое подсунула мне Натали. Она была обязана прикрепить к нему записку с предупреждением: «Может возникнуть удушение». Эта вещь так облегает и сдавливает все тело, что мне хочется сбросить с себя кожу, подобно змее. Но если говорить о плюсах, то платье нереально красивое, и я чувствую себя уверенно, хотя очень нервничаю. В нем у меня классная задница, даже несмотря на то, что мне навряд ли удастся нагнуться, чтобы оно не треснуло где-то в области красивых трусов. Я начинаю думать, что в этом и заключался план Нат.
Платье имеет корсетную часть с V-образным декольте, на бедрах небольшая драпировка, а длина достигает середины голени. Волосы я решила распустить, чтобы немного прикрыть голые плечи, к которым, уверена, сегодня все решат прикоснуться. Макияж достаточно прост: тушь и бордовая помада. У меня выразительные черты лица, поэтому декоративная косметика зачастую смотрится на мне слишком броско. Однако это не касается яркой помады, ей я готова красить губы даже на ночь.
Ну знаете, чтобы быть при параде, если меня украдет какой-нибудь темный принц или типа того.
Сделав глубокий вдох, я оборачиваюсь, чтобы вновь посмотреть на этот шикарный… э-э-э… замок? Дворец? Понятия не имею. Но это место выглядит как резиденция королевской семьи. Я заметила здание еще за несколько миль до того, как водитель Гаса припарковался. Оно возвышается среди живописного ландшафта пригорода: невысокие деревья, идеально подстриженные кустарники. Стены из бледно-бежевого камня покрыты изящным рельефом, который обвивают голые ветви плюща. Уверена, если бы не конец февраля, цветущие растения сделали бы это место еще прекраснее. Узкие дорожки, выложенные булыжником, ведут либо в сад, либо к нефункционирующему фонтану.
Я поднимаюсь по широкой лестнице, держась за холодные как лед перила из светлого камня. Когда швейцар открывает передо мной дверь, мои глаза осматривают помещение, расширяясь с каждым новым элементом декора. Я не дикая (хоть это и спорно) и видела роскошь. Черт, я даже общалась с герцогом, находясь в его доме, но это… Гобелены? Лепнина? Высоченные потолки и эркерные окна? Мраморный пол? На секунду мне кажется, что из-за угла мне помашет призрак королевы Виктории.
Множество людей в костюмах и платьях, стоимость которых даже страшно представить, бродят по залу, общаясь и вращая в руках бокалы шампанского или виски.
Спонсоры NASCAR заключали сделки в паддоках4 команд, а потом праздновали это вкусным бургером. Иногда там тоже были коктейльные вечеринки, от которых веяло престижем, но они и рядом не стояли с тем, где я нахожусь сейчас. Несколько лет назад Гас не водил пилотов на такие мероприятия, беря все на себя. Какого черта он теперь подверг меня этому? Полагаю, это мое наказание за разбитый нос. Мне нужно самой обелить свою репутацию. Хотя не думаю, что кто-то в Европе в курсе этого инцидента.
– Добрый вечер, вы Аврора Андерсон?
Я оборачиваюсь на низкий голос, встречая мужчину средних лет. Он смотрит на меня дружелюбным взглядом, на губах играет небольшая улыбка.
– Да. Добрый вечер, мы знакомы?
– Нет. Прошу меня извинить. – Он протягивает руку. – Джеймс Кейн.
Я пожимаю ему руку, призывая вредного демона внутри меня угомониться. Это просто рука, дыши.
– Очень приятно, Джеймс.
Не сказать, чтобы очень, но мне нужно произнести эти слова. Иначе меня выгонят из этого дворца, замка, крепости. Или что бы это ни было. Прервав прикосновение, незаметно вытираю руку о платье. Меня не волнуют микробы или другая зараза, которая может остаться на коже. Проблема сидит в голове. Эта проблема говорит, что преодолеть мой тактильный барьер сложнее, чем пройти фейсконтроль в Букингемском дворце.
– Я многое слышал… Говорят, у вас хороший удар.
Черт, значит, легенда об Авроре Андерсон с гаечным ключом и сломанном носе все-таки достигла другого берега Атлантики.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
– Я бы не стала это проверять на вашем месте.
Язык, Рора. Помни, что язык – твой враг.
Позитивное мышление. Позитивное мышление.
Джеймс смеется и улыбается еще теплее. Будем считать, что в этот раз мой юмор удался.
– Готовы к новому сезону? По слухам, Elusive Racers возлагает на вас большие надежды, несмотря на то… – Он осекается в последнюю секунду, но я знаю, чем должно было закончиться это предложение.
Слишком много раз эта фраза бросалась в мой адрес.
– Несмотря на то, что я женщина? – Я улыбаюсь.
Джеймс морщится, как будто даже для него это звучит не слишком приятно.
– Не поймите меня неправильно, просто это действительно не так просто принять и слухи…
– Джеймс.
– Да?
– Вам говорили, что у вас слишком большие уши? – Я склоняю голову, как бы рассматривая. Возможно, этот мужчина хороший человек и просто оговорился, но у меня есть небольшие проблемы с тем, что иногда покидает мой рот.
Джеймс дотрагивается до левого уха, бормоча:
– Почему?
– Вы слишком много слушаете. Я бы советовала смотреть.
Я разворачиваюсь и ухожу. Думаю, Джеймса точно нельзя включать в список претендентов на спонсорство. А еще я не сомневаюсь, что если к полуночи у меня не будет ни одного заинтересованного лица, Гас оторвет мне голову. Тогда единственные трассы, на которых я побываю в этом сезоне, окажутся в видеоигре Gran Turismo5. С нее началась моя карьера. Видимо, ей же и закончится.
Я прохожу через зал, направляясь к окну с широким подоконником. Мне нужно на что-то опереться, иначе эти туфли, какими бы красивыми они ни были, убьют меня. У них удобный каблук, но я просто не привыкла к такой обуви, хоть и ничего не имею против. Мне нравится иногда сменить огнеупорный костюм и гоночный комбинезон на что-то красивое и элегантное, если того требуют обстоятельства.
Я опираюсь ягодицами о подоконник и с облегчением выдыхаю. Ступни и мизинцы на ногах буквально аплодируют в знак благодарности. Это ощущается почти так же прекрасно, как снять лифчик после изнурительного жаркого дня. Или осознать, что мода на джинсы-скинни наконец-то закончилась.
Я поворачиваю голову и вижу, что ко мне приближается Гас. Почему он без Натали? Она была моим верным товарищем по несчастью на этот вечер.
– Я видел, что ты разговаривала с Кейном, как все прошло? – Нетерпеливо спрашивает Гас, когда оказывается около меня.
– И тебе привет.
– Привет. Он понравился тебе?
Я стискиваю зубы и натянуто улыбаюсь.
– Безумно.
Воодушевление тут же покидает черты лица Гаса.
– Я так полагаю, на него не стоит рассчитывать?
Я опускаю взгляд, рассматривая красную подошву туфель.
– Вероятно… – Гас тяжело вздыхает, но я спешу добавить: – Эй, я вообще-то дала ему дельный совет. Может, он прислушается.
– Дала ему совет пойти к черту?
Я притворно отшатываюсь, приоткрывая рот в возмущении.
– Я? Ни за что в жизни. Просто сказала, что у него большие уши.
– Что? – Гас пару раз моргает, как если бы у него уже развился нервный тик от меня. – Что не так с его ушами?
Я передергиваю плечами и беру свой клатч с подоконника. Мне нужно найти в этом огромном музее туалет.
– Где Натали?
– У нее сломался каблук.
– У нее одни-единственные туфли?
Не поверю. У этой женщины гардеробная размером с нашу планету.
Гас не отвечает, высматривая кого-то у меня за плечом.
– Она и не планировала приходить, не так ли? – Я тычу пальцем в плечо негодяя.
– Ты бы еще больше сопротивлялась, если бы знала, что ее не будет, – быстро проговаривает Гас, налепляя на лицо улыбку. – А теперь перестать злиться и очаруй Кейна. Снова. Он приближается.
Я огибаю Гаса, чтобы сорваться с места и бежать. Насколько это возможно на шпильках. Но напоследок шепчу:
– Присмотрись к его ушам.
Гас что-то ворчит, но я уже направляюсь к широкой лестнице, расположенной в конце зала, прямо напротив входа. Спросив у официанта, который носится между гостей с подносом шампанского, верны ли мои предположения насчет уборной, уверенно иду к месту, где можно ненадолго скрыться от десятка пар глаз.
Стоит тяжелой двери уборной захлопнуться за мной, я сбрасываю туфли и разминаю пальцы ног. Боже, сколько мне осталось продержаться? Вытаскиваю из сумочки телефон и смотрю на время. Прошел всего час. Бог немилостив ко мне. Кажется, позитивное мышление не работает.
У окна уборной стоит небольшая кушетка из темного дерева, обитая темно-зеленым бархатом. Идеальное место для перерыва. Надеюсь, дамы из высшего общества обладают неимоверной выдержкой и предпочитают посещать туалет дома, а не в общественных местах. Если повезет, ближайшие десять-пятнадцать минут меня никто не потревожит.
Я бесцельно листаю ленты соцсетей и упорно игнорирую комментарии под своими постами. Там все всегда одинаково: «Иди води велосипед», «Твое место на пассажирском сиденье», «Для женщины достаточно неплохо» и прочая ерунда, приправленная долей «Классный зад, не хочешь прокатиться на моем члене, а не на БМВ?». Иногда там можно откопать что-то достойное от нормальных людей, но, прежде чем это найти, нужно пролистать всякий бред. В тяжелые моменты жизни я обращаюсь к приятным комментариям, которые сохраняю в своей галерее.
«Твоя сила и упорство вдохновляют меня. Сегодня впервые села за руль, хотя на дорогах боюсь даже ветра».
«Надери всем задницу, Королева». Это, кстати, от мужчины.
Просмотрев все последние сплетни в мире автогонок, пишу Натали.
Я: Ты предательница.
А затем отправлю сообщение сестре.
Я: Знала ли ты, что богатые люди заключают сделки в усадьбе королевы Виктории? Кто вообще это придумал? Я вот сейчас сижу в ее туалете и думаю… Почему этот диван зеленого цвета? Сюда больше подходит бежевый, ну или бордовый на крайний случай. Кажется, у нее не было вкуса.
Сестра отвечает сразу же, чему я безмерно рада. А Натали однозначно делает вид, что у нее все еще сломан каблук, который как-то сказался на работе ее телефона.
Анна: Вау. Ты в туалете королевы Виктории? Сфоткай.
Я делаю снимок и отправляю ей.
Я: Если честно, я не знаю, чей именно это туалет. Может быть, Альфреда Великого?
Анна: Красиво. Леви сказал, что Альфред правил в девятом веке. Тогда не было туалетов во дворцах.
Уверена, муж Аннабель сказал это таким умным, но ленивым тоном, что захотелось бы закатить глаза. Я люблю Леви, ведь знаю, что он может быть действительно до безумия сумасшедшим и смешным. В юности он творил такие вещи с Анной, что если бы наш папа об этом узнал, у бедного парня уже не было бы головы на плечах.
Я: Леви, перестань лезть в наш разговор! И в смысле не было туалетов…
Анна: Шокирующе, понимаю. Леви передает тебе привет.
Я: Привет, Леви. Купи мне завтра на ужин что-нибудь вкусное, тут одна икра. Я уйду отсюда голодной и злой.
Анна: Красная или черная?
Я: Обе.
Анна: Леви сказал, что ты не ценишь деликатесы. Я же полностью с тобой солидарна, сестренка.
Я: Леви, прости, не все ели с детства икру. Мы тяготеем к чему-то более нормальному. Ну знаешь, к макаронам, например.
Анна: С сыром!!!!
Я: Убила бы сейчас за них.
Анна: Леви пошел варить макароны. Держись там, я мысленно с тобой! Поем за нас двоих.
Еще одна предательница…
Я бы могла поворчать на Леви, однако он делает мою сестру такой счастливой, что у меня не поворачивается язык. Они поженились почти четыре года назад, и улыбка лишь в редкие моменты жизни покидает лицо Анны. Мне нравится, когда сестра улыбается, ведь в детстве она слишком много плакала. А я молчала. Каждый раз, когда отец доводил Аннабель, я погружалась глубоко в себя. Меня тоже касался гнев папы, но сестра всегда брала удар на себя. А я все еще молчала, потому что мне казалось, что если в такие моменты открыть рот и начать говорить, то можно сказать то, что всех шокирует. То, о чем я не была готова говорить ни единой душе.
Мой мозг – странная вещь. Иногда он совсем не контролирует, что выходит из моего рта. А иногда блокирует все слова напрочь. То же самое касается прикосновений. Когда я инициирую их сама, жизнь не кажется такой уж плохой. Но стоит кому-то чужому, а иногда и близкому человеку, прикоснуться ко мне без спроса – я готова сгореть заживо.
Телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении.
Нат: У меня порвалось платье.
Я: Гас сказал, что у тебя сломался каблук.
Нат: Дурак. Мы же решили, что это будет платье.
Я: Вруны.
Нат: ПРОСТИ. Обещаю купить много пачек твоих любимых чипсов, если ты пойдешь и очаруешь спонсоров! Будь милой, иногда это у тебя получается.
Я: Ты вообще не помогаешь ситуации.
Нат: Знаю…
Я: Ладно, так и быть, живи. Про чипсы не забудь. Мне они потребуются после сегодняшнего вечера.
Нат: ВПЕРЕД, ДЕТКА! ТЫ ЛУЧШАЯ!
Я: Пожалуйста, выключи эти огромные буквы. Я начинаю думать, что ты кричишь в своем большом сияющем пентхаусе.
Нат: Так и есть.
Нат: Важный вопрос.
Я: Слушаю.
Нат: Ты надела красивые трусики?
Я смеюсь в голос, прикрывая рот ладонью. Именно в этот момент уборная заполняется людьми. Видимо, шампанское подействовало на всех одновременно.
Я: ДА!
Нат: МОЛОДЕЦ! ТЫ ОБРЕЧЕНА НА УСПЕХ!
Нат: БОЛЬШИЕ БУКВЫ!!!!!! КРИК!!!!!
Снова смеюсь, убираю в сумочку телефон, надеваю туфли и покидаю уборную в более приподнятом настроении. Мне были необходимы сестра и Натали с большими буквами.
Я медленно иду по коридору, осматривая различные картины. Чем больше находишься в этом месте, тем меньше чувствуешь себя неуютно. Тут становится намного комфортнее, а может быть мне просто помог разговор с близкими людьми.
Я начинаю спускаться по лестнице и чувствую какое-то странное притяжение. Будто кто-то дергает за невидимую нить, прикрепленную к моему сердцу. Оно начинает гулко и быстро биться. Как если бы я испытала испуг или, наоборот, восторг.
Я отрываю взгляд от туфель, на которых пыталась сосредоточиться, чтобы не зацепиться каблуком и не свернуть себе шею, свалившись с этой шикарной лестницы. Мои глаза невольно устремляются к входу. К мужчине, который смотрит на меня своими глазами цвета шторма.
К мужчине, который так хорош, что хочется каждый раз сделать судорожный вздох.
Именно это я и делаю.
Воздух застревает где-то в солнечном сплетении. Голова начинает идти кругом, и перспектива спуститься с этой лестницы, как с горнолыжной трассы, становится все реальнее.
Он все такой же. В идеальном сшитом по его меркам темно-синем костюме, который подчеркивает все достоинства. Верхние пуговицы накрахмаленной белой рубашки расстегнуты и открывают участок кожи, отливающей золотисто-медовым оттенком. У него всегда был легкий загар, будто он каждый день купался в лучах утреннего солнца. Темно-каштановые почти черные волосы, уложены естественным образом, а челюсть идеально выбрита. Как всегда чист, свеж и до ужаса привлекателен.
У меня начинает кружиться голова, когда в воспоминаниях проносятся цветные кадры, как будто сделанные на полароид. Кадры, на которых мы были друзьями, а может, и чуть больше. До сих пор неясно, кем Лиам был для меня. Лишь известно, что по невероятно глупой причине я до сих пор могу вспомнить прикосновения его рук и почувствовать его аромат: аккорды мускатного шалфея и темного дерева.
Я оступаюсь, но успеваю ухватиться за перила. Этот мужчина всегда умел подкосить мои ноги одним своим появлением. Я называла это эффектом Уильяма Аарона Рассела III. На самом деле просто эффектом Лиама. Ведь для меня у него не существовало титула или цифры в имени. Он просто был человеком, от которого у меня начиналась тахикардия или любая другая сердечная болезнь.
И я ненавижу факт того, что, судя по всему, я все еще больна.
Все еще ощущаю каждый удар пульса, который стучит в ушах при взгляде на него. Все еще пытаюсь устоять на ватных ногах. Все еще еле дышу, но наконец-то протяжно выдыхаю:
– Будь ты проклят.
И одновременно с этим читаю по его губам:
– Черт.
Я стою у входа и не могу пошевелиться. Все тело окаменело. Взгляд на ее лицо порождает вихрь эмоций, которые закручиваются, лишая рассудка. Могу поклясться, что я, скорее всего, забыл, как правильно разговаривать по-английски и на других языках, которыми владею. Не уверен, что смогу вспомнить даже дату своего рождения или вообще зачем сюда пришел.
Все вокруг растворилось – разговоры и звон бокалов, лица людей и даже время… Оно замерло. Как и мы.
Я смотрю на девушку, чьи черты лица бросаются в глаза даже из космоса. Высокие скулы, пухлые губы, накрашенные ее любимой бордовой помадой, каре-зеленые глаза. Они каким-то образом всегда светятся так ярко, что хочется надеть солнцезащитные очки. Темные волосы, которые раньше были подстрижены под каре, теперь струятся, как водопад, и достигают лопаток. Она сияет, как черный бриллиант. Камень, у которого слишком много граней. И вам потребуется вечность, чтобы рассмотреть каждую из них.
Вот такая эта девушка. Дикая красота, загадочность и притягательность. Словно буря, она обладает непредсказуемостью, а иногда и безрассудством. Ее смех может сменяться на огненную решимость. Мягкость на торнадо страсти и громкий голос, которым она всегда отстаивает себя и свои убеждения.
Аврора Андерсон. Королева.
Девушка, чье имя звучит в мыслях слишком часто, чтобы я мог его забыть. Чье лицо смотрит на меня с рекламных роликов, билбордов и видеотрансляций, не позволяя нормально жить. Жить без обжигающих душу сожалений и вопросов: «Мог ли я сделать ее своей?», «Мог ли пойти против семьи и наследия?», «Мог ли сделать все возможное, чтобы избавиться от оков и быть с ней?».
Не мог. Я знаю ответы. Они всегда одинаковы. Однако я все равно не перестаю терзать себя этими вопросами, как последний мазохист. Не перестаю смотреть на нее. Не перестаю думать о ней.
– Черт. – Наконец-то я обретаю дар речи.
Одновременно со мной Аврора шепчет:
– Будь ты проклят.
Обязательно буду. Ведь ты, кажется, наложила на меня проклятье.
– Не ругайся, Уильям. – Дедушка похлопывает меня по плечу, ведя под руку бабушку. – Я понимаю, что ты не перевариваешь все эти мероприятия, но держи голову. Соответствуй своей фамилии.
Я делаю это на протяжении почти двадцати девяти лет жизни. Думаю, когда мое маленькое тело покинуло утробу матери, вместо крика из меня вырвалось: «Боже, храни Королеву!».
Как только люди замечают появление моей семьи, по залу проносятся шепотки и громогласные приветствия.
– Ваша Светлость.
– Лорд Рассел.
Начинается череда кивков и рукопожатий, пока я пытаюсь снова поймать глазами девушку, которая за секунду испарилась с лица земли и умчалась на луну с космической скоростью. Очень в ее стиле.
Ко мне подходит мужчина средних лет в солидном костюме и с неоспоримым желанием пожать руку члену семьи Рассел. Я научился распознавать этот блеск в глазах в возрасте десяти лет. Стоит его руке коснуться меня, он привлечет к себе внимание, пойдет волна обсуждений, которая достигнет всех уголков этого зала, негласно сообщая всем присутствующим, что с этим человеком нужно дружить. А еще лучше, сотрудничать. Заключать сделки на суммы, где количество нулей больше, чем в борделе венерических заболеваний.
– Лорд Рассел!
Каждый раз я думаю, что эти люди предполагают, что я не в курсе своего титула и фамилии. А еще, возможно, что у меня глухота. Ведь они выкрикивают эту фразу, как если бы оповещали население о воздушной тревоге.
– Добрый вечер. – Я киваю в знак приветствия и пожимаю ему руку.
Моментально на нас устремляется часть взглядов, словно посреди зала разворачивается фаер-шоу. Другая часть смотрит туда, где герцог и герцогиня, они же мои дедушка и бабушка, ведут светскую беседу о глобальном потеплении или вымирании животных из Красной книги. Аарон Рассел не ведет беседы о бизнесе при жене. Это неженское дело – знать, как зарабатываются миллиарды нашей семьи. Его слова не мои. Однако несмотря на эти убеждения в отношении женщины и ее предназначения, за которые все успешные дамы кастрировали бы его, он готов положить весь мир к ногам Елизаветы Рассел, бабушки. Магическим образом они живут душа в душу.
– Меня зовут Джеймс Кейн. Я генеральный директор Powerful Motor. – Дальше он начинает разглагольствовать о том, какую бы пользу миру и всему человечеству принесла его компания, если бы она вошла в холдинг Russel Engine, которым владеет моя семья. У нас акции и доли большинства корпораций, специализирующихся на автомобильной промышленности и машиностроении по всему миру. Но самое важное – мы лидируем на рынке по доле выпуска продукции военного назначения. Это основное детище Расселов… по мужской линии.
По женской – искусство, музеи, театры, оперы, балет.
Академия танца, которую я заканчивал, стоит на земле, принадлежащей Расселам уже несколько веков. Мы не владеем сооружениями (по крайней мере некоторыми), лишь просто сдаем в пожизненную аренду сотни акров. Некоторые из них раскинулись в центре Лондона, а другие в разных частях страны, которой верна династия Расселов.
Аристократия Британии похожа на огромного осьминога. Каждая щупальца – династия, фамилия, которая обвивает свою часть земли. Недвижимость находится в собственности одних и тех же семей несколько веков. Главное отличие обычного бизнесмена и миллиардера от аристократа? Землевладение течет в нашей крови. Лишиться этого все равно что отрубить себе голову. Мы не продаем то, что принадлежит нашей фамилии, просто потому что нам предложили хорошие деньги. Мы сами устанавливаем цену, которую нам платят из поколения в поколение. Сменяются владельцы, компании, черт, сменяются даже короли и королевы в этой стране, но земля, на которой все это стоит, остается нашей.
Расселы могли бы вообще не работать ни дня, имея огромный доход от своих владений. Нам бы просто требовалось заключать договоры по недвижимости, сроки которых порой тянутся почти сто лет, и не думать о большем. Однако какой-то мой великий предок решил, что автомобили и машиностроение – его страсть, поэтому мы по сей день развиваем его наследие, принимая активное участие в жизни нашего холдинга.
Как-то так вышло, что я принадлежу всем сферам деятельности своей семьи. Большую часть жизни балет являлся неотъемлемой частью моей жизни, потому что это было единственное, чем я мог отплатить бабушке за глоток свободы. Мое первое образование тоже в области искусства, а вот второе получено в лучшей бизнес-школе Британии.
Вернемся к тому, что дедушка очень любит бабушку. А бабушка очень любит меня. И за свое относительно радужное и беззаботное детство и юность мне нужно благодарить именно ее. Елизавета Рассел была непреклонна в том, чтобы я ходил в обычную школу, общался с простыми детьми, у которых не торчит из задницы серебряная ложка, и занимался тем, что не требует от меня знаний в области анализа фондового рынка в возрасте пятнадцати лет. Но как мы знаем, за все в этом мире надо платить. Цена моей свободы была во втором образовании, выгодном браке на женщине, достойной нашего сияющего и посыпанного алмазной крошкой титула, и продолжении наследия с большой буквы «Н».
Знал бы я, что это так сильно укусит меня за задницу, что останется огромный синяк размером с кратер на Марсе, предпочел бы никогда не рождаться.
Вообще, если честно, кажется, что меня нае… обманули. Будем придерживаться приличий, в конце концов. Я же будущий герцог. Как будто, даже если бы я не жил свободной жизнью – той, которую так желала для меня бабушка, но которую сложно назвать таковой, – мне все равно пришлось бы исполнить свой долг. Опять же, с большой буквы «Д».
От этого не откреститься и не отмыться, даже если вылить на себя кислоту.
– Я слышал, что многие побаиваются вкладываться в Elusive Racers. Что вы думаете по этому поводу? Ваше мнение важно. Может быть, мне стоит изменить свои взгляды и прислушаться.
Я вспоминаю, что разговаривал с Джоном, или Джеком, или Дигом. Боже, я уже забыл.
– Почему?
– Что? – Мужчина, чье имя я отчаянно пытаюсь вспомнить, хмурится и поправляет свой пиджак.
– Почему люди боятся спонсировать пилотов Elusive Racers?
– Вы не слышали? – Он выглядит таким удивленным, но восторженным одновременно, что я начинаю думать, что Elusive Racers как минимум открыли вакцину от рака. Я многое знаю об этой команде. На мой взгляд, слишком много, но я жажду услышать его вердикт.
– Аврора Андерсон… Она женщина, и я слышал, что… – Вот и все. Ему лучше не продолжать, если он не хочет, чтобы акции его компании не упали к полуночи. – Ой, да что тут говорить. Думаю, вы понимаете.
– Не понимаю. – Я прокручиваю на пальце кольцо с печаткой в виде фамильного герба, представляя, как сворачиваю шею Джону-Джеку-Дигу.
– Это бессмысленные вложения, не говоря уже о том, что у нее не самая лучшая репутация. Истеричная натура. Вы слышали о случае в Дейтоне в прошлом сезоне?
Я делаю глубокий вдох и напоминаю себе, что кровь будет плохо сочетаться с гобеленами на стенах этого зала. Нужно держать себя в руках. Что я и стараюсь делать всю жизнь.
– Слышал. Прекрасный удар, не так ли?
Я научил ее этому.
– Вы поддерживаете такое поведение от женщины?
– А вы поддерживаете домогательство?
Джон-Джек-Диг хватает ртом воздух, как выброшенный на берег карась. Я не хочу удостаивать его морской рыбы.
– Нет, – бормочет он, – прошу прощения, вы неправильно пон…
Я поднимаю руку.
– Хватит. Хорошего вечера, Дик. – С именем я, кажется, определился. – О, думаю… есть смысл сходить к врачу. У вас явно что-то не так с ушами.
Я обхожу его и направляюсь дальше, не имея определенного пункта назначения. По пути меня перехватывает еще пара человек, а я все продолжаю сканировать зал, как агент национальной безопасности. Куда она пропала?
На экране проектора, размещенном у стены, на которой висят портреты выдающихся личностей Англии, начинается презентация. Ведущий с редеющими волосами, уложенными слишком большим количеством геля, которого хватило бы на всю академию бального танца, привлекает внимание всех присутствующих.
Или не всех. Потому что Аврора все еще прячется где-то под банкеткой короля Вильгельма.
– Дамы и господа, добрый вечер! – Ага. Такой же добрый, как голодный лев. – Рад вас приветствовать на званом мероприятии, посвященном предстоящему старту престижного гоночного чемпионата GT под эгидой FIA. В этом году серийные машины от ведущих мировых автопроизводителей вдохнут новую жизнь в трассы Европы, а спринтерские заезды и соревнования на выносливость, в которых примут участие лучшие пилоты от множества команд, подарят нам незабываемые эмоции и… – Деньги. – Лучшие уикенды в ближайшие полгода.
Он продолжает болтать, пока на экране появляются марки и серии автомобилей с их характеристиками.
Я знаю все это наизусть. «BMW», «Mercedes», «Aston Martin», «Audi», «Corvette», «Dodge», «Ferrari», «Jaguar», «Lamborghini» и многие другие, на которых мне с детства посчастливилось ездить не только в видеоиграх, но и на трассе Сильверстоун. Дедушка всегда был одержим гоночными автомобилями. Или в целом автомобилями. Поэтому в те редкие минуты жизни, когда он снимал маску герцога, он был просто дедушкой, который умел весело проводить время с внуком. И мог арендовать трассу Сильверстоун, за которую Формула – 1 откусывает всем головы, когда кто-то просто дышит рядом с ней.
Далее на экране появляется список команд, заявленных на этот сезон. Когда ведущий доходит до Elusive Racers, я вновь осматриваю толпу с бокалами шампанского и ищу руку с тонкими пальцами и вишневым лаком на ногтях.
И наконец-то госпожа удача преклоняет передо мной колено, потому что взгляд находит ладонь, нервно разглаживающую черное платье на прекрасных бедрах. Бедрах, при взгляде на которые моя температура становится на градус ниже, чем на солнце.
Я смотрю на Аврору и, к своему стыду, задерживаю дыхание. Ее внимание полностью сосредоточено на мужчине рядом с ней. Она пытается яростно и с присущим ей рвением что-то доказать ему. В какой-то момент Аврора щипает его за бок, и я удивлен этому не меньше, чем он, когда подпрыгивает на месте.
Август Стемберг не последний человек в Англии, и мне известно, что он годами владеет командой, в которой состоит Аврора. Однако я не знал об их близости. Дружбе? Аврора ни за что не прикоснулась бы к человеку, который не играет в ее жизни важную роль. Она скорее отгрызла бы себе руку, чем проявила тактильность.
– Аврора Андерсон, первый пилот Elusive Racers. В позапрошлом сезоне показала лучшее время в командных соревнованиях на выносливость на трассе Поль Рикар, Франция. А также прославилась прохождением самой опасной трассы Нюрбургринг в Германии без пит-стопа6 на двадцатом круге. В прошлом сезоне участвовала в гоночной серии NASCAR и финишировала шестой в Дейтоне.
По залу проносится череда смешков и фырканья при упоминании ее позиции в другой серии, которая имеет дикую популярность на соседнем континенте. Финишировать шестой в Дейтоне стоит огромных усилий. Не говоря об угрозе жизни. Да, этот аспект применим ко всем гонкам, но трассы NASCAR имеют огромный градус наклона. Одно неверное движение, твое или соперника, приводит к массовой аварии, из которой можно выбраться только с божьей помощью.
Поэтому я в сотый раз делаю глубокий вдох и призываю зверя, запертого в клетке внутри меня и закрытой на замок за фамильным гербом, угомониться и не разбить кому-нибудь нос.
Думаю, Аврора тоже не отказалась бы сейчас схватить гаечный ключ и бросить его в этих напыщенных идиотов.
Я подавляю рвущийся смех. Ее выходка в Дейноте вызвала во мне такой прилив гордости, что мне захотелось пожать ей руку.
Или поцеловать…
А это до безумия плохая идея, которую я не намерен воплощать в жизнь, как бы сильно ни хотелось. Да и Аврора предпочтет выпить белизны без поднятия бокала за мое здравие, чем позволит моим губам коснуться ее. Раньше, пару лет назад, возможно, это было бы реально сделать. Но не сейчас, когда я ей так же приятен, как солнечный свет и музыка AC/DC после похмелья.
По мере продолжения презентации я продвигаюсь в сторону женщины, которая могла бы с таким же успехом быть оазисом посреди пустыни. Ее невозможно игнорировать. Невозможно не испытывать жажды. Невозможно не смотреть и не хотеть наконец-то до нее добраться.
С каждым шагом и вздохом я становлюсь все ближе и ближе. С каждым новым взглядом орган в моей груди стремительно несется навстречу сердечному приступу, и думаю, пора начать держать на быстром наборе скорую.
Обходя женщин, чьи блестящие платья играют на свету, и мужчин, вливающих в себя виски в таком количестве, словно пытаются преуспеть в гонке за алкоголизм, наконец-то достигаю своей цели.
Я встаю позади Авроры и глубоко вдыхаю, позволяя ее аромату пробрать меня до костей. Она не пользуется парфюмом. Нет этих многоуровневых ароматов со множеством нот. Лишь легкий шлейф вишневого шампуня и она.