Марина Индиви
Драконова Академия. Книга 5
Глава 6
Лена
В моем разуме не осталось места для фантазий: убив Ленор, чтобы спасти Люциана, я перешагнула невидимую черту, навсегда меня изменившую. Фраза «лишиться части себя» перестала быть для меня чем-то возвышенно пафосным, на драме, и стала реальностью. Но даже в этой реальности, оказавшись в Мертвых землях, побывав в глубоких объятиях Тьмы, мне смутно представлялось, что я стану совокупляться со сбрендившим королем этих самых земель на глазах у сотен? Тысяч? Его подданных.
Поэтому пока вокруг меня прыгали и бегали люди с опущенными в пол глазами, я думала, как мне сбежать и откуда спрыгнуть, чтобы этого избежать. Получалось плохо. В панике вообще плохо думается, отвечаю. В голове творился полный бардак, на все это накладывался зов Тьмы и пустота, готовая поглотить меня в любой момент, как только я дам слабину. Но я не сдавалась. Через все это я пыталась думать, как мне сбежать, не используя магию. Потому что цепь и наручники с меня так и не сняли, даже когда усадили в ванную, больше похожую на готический таз-тренажер для попавших в Ад. Еще бы костер снизу развели, было бы полное попадание.
Права была баба Клава, чтоб ей икалось и пукалось, и сухари всегда вызывали запор.
В общем, пока меня отмывали для царственного соития, я просчитывала варианты. Окно – арочное, невероятно узенькое, в котором даже солнечный свет бы застрял как Винни Пух, не подходило по причине того, что даже если я в нем не застряну, до земли тут далековато. Вот надо было с Земсковым на скалодром ходить, когда звал! Может, сейчас бы использовала этот вариант влегкую.
План Б казался не менее идиотским: за дверью этой самой комнаты стояли велиферты, которые мне голову оторвут раньше, чем я добегу до конца коридора. Нет, бегать я конечно умела, не раз сдавала нормативы на отлично, но что-то мне подсказывало, что в велиферты без удвоенных нормативов не принимают. Да и зачем им вообще эти нормативы, когда у них есть магия? А у меня еще и тяжелая цепь на шее. Гирю не привинтили, и на том спасибо.
Помывка закончилась тем, что в мои волосы, отмытые до скрипа, запустили магические искры, чтобы их высушить. Слабенькие, конечно, но волосы мигом высохли, а мне вспомнились первые дни в Даррании. Тогда я считала, что у меня проблемы. Как же сильно я ошибалась!
– Ваш обед, – сообщила одна из служанок, не поднимая глаз.
Они здесь в принципе все были такие: в темно-серых платьях в пол, в темно-серых передниках и шапочках. Наверное, чтобы сливаться со стенами было проще, и я это прекрасно понимала. Когда по местным четвергам король устраивает представления в стиле платного порно-канала, лучше не отсвечивать.
А вот обед был прекрасен. На низеньком черном столике, рядом с которым стояло кресло с серебристой обивкой, расположились самые разнообразные блюда. Подозреваю, что местная кухня отличалась от Дарранийской, но рот все равно наполнился слюной, а сознание мигом дорисовало вкус. Что-то среднее между моей некогда любимой крабовой пастой из гипермаркета за сто пятьдесят рублей и фуа-гра. Фуа-гра, кстати, я так и не попробовала, но как-то сейчас она мне живо представилась.
На плечи мне накинули халат: длинный, черный, с серебристыми узорами – цвета местного загородного отеля, в пол. После чего проводили к столу со словами, что сначала я могу откушать, а после меня соберут для того-самого. Этого-которого.
– Я хочу поесть одна, – капризно сообщила я. Вообще не надеялась, что сработает, но служанок как ветром сдуло. Видимо, девушка в цепях и в халате, охраняемая велифертами, в принципе не представлялась им угрозой. Жаль. Я помнила, какая в моих венах текла сила, когда я позволила Тьме войти в самую свою суть.
А вот про Ленор предпочитала не вспоминать. Это было слишком больно. Гораздо больнее, чем я ожидала, но все же сейчас, на миг погрузившись в воспоминания, я позволила этому снова себя зацепить. Позволила себе вспомнить девчонку, которую узнала совсем недавно. Свою сестру. Которая оказалась в разы отважнее меня и, не раздумывая, согласилась отдать свою жизнь за того, кого любила.
Любила ли я вообще когда-нибудь так, как она? Не знаю.
Но сейчас точно было не время об этом думать. Я попробовала сковырнуть замок цепи вилкой, в результате чего вилка обожгла мне руку и рассыпалась на свои металлические атомы. Пришлось возвращаться к плану А. На скалодром я может и не ходила, но и на оргии тоже, а если выбирать между первым и вторым, из двух зол выигрывал местный скалодром.
Вниз уводила бесконечная, как мне показалось, высота. Это было как пытаться спуститься вниз с десятиэтажки, связав между собой простыни.
«Ты знае-е-еш-ш-шь выход, – зашипело внутри, – откройся мне. Позволь мне заполнить тебя целиком…»
Если раньше я считала, что раздвоение личности – это опасно, то как быть, если внутри тебя разговаривает неодушевленная темная магия? Тут, конечно, к психиатру бы уже, но здесь их не водится. С психологами тоже напряг, так и приходится справляться собой, своими силами.
– Иди в жопу, – посоветовала я ей, понимая, что без нее пойду в жопу я.
Или в мою жопу пойдут, это как получится. Я же не знаю, какие у Адергайна пристрастия.
Ладно. Будем импровизировать.
Я подошла поближе к дверям, даже приложила ухо к одной из тяжелых створок, как будто это могло мне помочь убедиться в том, что меня услышат. Поблизости не стояло никаких ваз, ничего такого, что могло с грохотом упасть, поэтому пришлось ронять высокую металлическую подставку, устроившуюся возле камина. А после эпично падать самой, напоследок звякнув цепями, как Кощей – ребрами.
Валентайн рассказывал мне (а точнее, Ленор, но кто сейчас считает), что когда он сидел в подземельях сразу после своего прибытия в Дарранию, с него раз в несколько дней снимали цепи и позволяли магии равномерно распределиться по телу. Потому что вот эти вот самые оковы нарушают ее течение, изламывают контуры и способны привести к самоуничтожению изнутри. Но то были светлые тюремщики, темные таким не заморачивались. Видимо, Адергайн считал, что я живучая. Или что мои контуры достаточно сложно поломать. Или я не так долго там просидела, как мне казалось.
Как бы там ни было, сработало. Первая часть. Сначала ворвались велиферты, следом за ними – девушки-служанки. Меня подхватили на руки, как следует встряхнули. А, между прочим, после сидения в подземельях не только магическая, но и физическая слабость развивается. Об этом я и сообщила, приоткрыв глаза, когда меня опустили на покрывало кровати под балдахином.
– Магия… – прошептала я. – Видимо… слишком долго в цепях… она меня разрушает…
И снова закатила глаза.
К слову, когда ты в таких цепях, лечить тебя тоже не получится. По крайней мере, магически, поэтому неудивительно, что все забегали. Точнее, рядом со мной остался один из велифертов, второй убежал, девочки-горничные застыли напуганными статуями рядом с кроватью, готовые в любой момент исполнять любой приказ.
Что же касается меня, я терпеливо ждала. Ждала и вспоминала все, чему меня учил Валентайн. Сейчас не до сантиментов, сейчас надо спасать свою задницу. В прямом и переносном смысле. Куда я пойду, я пока не думала, но в перспективе можно добраться до полуразрушенного домика на землях без магии и жить там, как Робинзон Крузо. Охотиться на зайцев… то есть ежерогов, ежекрылов и прочую местную живность. Потом потихоньку ремонт сделаю своими силами. Зря я что ли тете Оле помогала.
Поразительно, но план сработал. Велиферт вернулся на удивление быстро и сообщил, что Адергайн Великий и Ужасный разрешил снять с меня цепи. Еще бы! Никто же не хотел, чтобы запланированное сегодня представление происходило с полудохлой мной.
Стоило последнему сковывающему меня звену разомкнуться, как я собрала все силы и единым ударом с двух раскрытых ладоней ударила в свою стражу. Темная магия не приемлет полутонов, их отшвырнуло к соседней стене, попутно они снесли собой часть обстановки и рухнули на пол тряпичными куклами. А вот я поднялась и достаточно быстро, под визг служанок.
Правда, одного моего взгляда хватило, чтобы они замолчали, будто у них разом кончился воздух.
– Сидеть, – скомандовала я, и они послушно присели.
Сама же начала выстраивать координаты портала. С этим было сложнее, это в Даррании я помнила многие места даже без Эвиль, здесь же, в Мертвых землях, мало что знала. Опасность открытия порталов без известных настроенных координат заключалась в том, что можно было выпасть в пропасть или нанизаться на скалу. Но лучше уж на скалу, чем на Адергайна, поэтому я решила рискнуть. В конце концов, я все равно увижу, куда он открылся, надо будет – переделаю в процессе.
Задала первую попавшуюся точку в пространстве, запустила в контуры разрыва магию, увидела, как заискрилось расходящееся пространство, и…
Тут же схлопнулось.
Я мгновенно повторила все то же самое, но стоило порталу начать расходиться, как он снова стянулся в точку и с шипением растаял.
Да что за…
Негромкие аплодисменты заставили меня дернуться назад, формируя новое боевое заклинание.
– На твоем месте я бы этого не делал, Лена, – вошедший Адергайн посмотрел на меня сверху вниз. Как обычно. Пнул ногой безжизненное тело ближайшего к нему велиферта, опрокидывая на спину. – Потрясающе. Мне нравится, во что ты превращаешься.
Разумеется, я его не послушалась. Разумеется, запустила в него искрящимся черным шаром, одним из мощнейших заклинаний, которым меня обучил Валентайн. Но Адергайн даже не стал ставить защиту: шар рассыпался тленом, не пролетев и половины расстояния до него. Правда, тут же собрался в вихрь, магический смерч, взметнувшийся ввысь, а после обрушившийся на меня.
Тут и сказочке конец, ну а Леночке звездец.
Это была моя первая мысль, но вихрь просто спеленал меня по рукам и ногам, как смертоносный кокон. Нет, он меня не касался, но если бы я дернулась в сторону, хотя бы на миллиметр, его шипящие черные ленты вонзились бы в мое тело. Что со мной станет после этого, проверять не хотелось.
– Никогда не пытайся справиться со мной с помощью Тьмы. Она давно стала моей сутью. – Адергайн усмехнулся, приближаясь ко мне. – Знаешь, что самое интересное? Ты тоже так можешь. Просто откройся ей.
– Это была проверка. – Я проигнорировала его слова про «можешь» и все эти мотивирующие лозунги из Мертвых земель. – Ты хотел посмотреть, смогу ли я убить, чтобы избежать…
– В целом да, мне стало интересно, и увиденное меня определенно радует. Но наше с тобой событие, – он приблизился ко мне, сейчас нас разделял только клубящийся смерч, – вовсе не отменяется. Увидимся вечером, Лена.
– Не событие, а соитие, – кинула я ему в спину единственным, что у меня осталось. Жаль, это был не топор.
Адергайн не обернулся. Я же торчала в черном коконе еще минут десять, пока не появились новые велиферты. Их было восемь, и те двое, что занимались телами товарищей, смотрели на меня крайне неодобрительно. Что же касается остальных, они занялись цепью и мной. У одного в руках оказался ошейник, который на меня надели, стоило смерчу рассыпаться, на этот раз цепь прикрепили к нему.
Потом меня украшали, одевали, причесывали: с распущенными длинными волосами, подхваченными на затылке заколкой в виде короны с острыми зубцами, в струящемся серебристо-полупрозрачном платье я напоминала не то фею из детской сказки, не то ночную бабочку из сказок для взрослых. Не знаю даже, кого больше.
В таком виде меня и сопроводили в зал для церемоний, и, когда велиферты распахнули двери, у меня перехватило дыхание. Потому что здесь собралось, похоже, все темное королевство.
Глава 7
Женевьев
Мир не рухнул. Опять. Просто стал более тусклым по сравнению с тем, каким он был, когда в ее жизни появился Ярд Лорхорн. К счастью, сегодня у нее хотя бы не было занятий в Академии, а, значит, не надо было снова смотреть ему в глаза. Теперь уже просто как адепту, ученику. Она надеялась провести время в приюте, закопавшись в документы и расчеты, полностью погрузиться в них, но не получилось. Стоило ей оказаться в своем кабинете, сесть за стол, как в дверь постучали.
– Женевьев.
– Азарта, – она поднялась навстречу директрисе. – Что-то случилось?
– Да, – женщина покачала головой. – Я не хотела тебе говорить, потому что у тебя и так было много забот, но…
– Но?
– Двое наших попечителей отказались продолжать с нами сотрудничество.
– Почему?! – Женевьев вскинула брови.
– Якобы их внутренние проверки показали, что их магия уходит не на нужды приюта.
– Они намекают на то, что здесь подворовывают?!
– Я бы сказала, не намекают, – Азарта грустно улыбнулась. – Говорят прямым текстом. Но ты знаешь, что у меня все документы в порядке, ты сама их проверяла…
– Прекрати, – перебила ее Женевьев. – Никаких оправданий. Если эти так называемые мужчины решили прекратить финансирование и у них не хватило смелости прямо сказать, что они больше не готовы отдавать свои средства, это еще не значит, что мы должны перед кем-то оправдываться. Особенно ты. Пока что я располагаю достаточной магией, чтобы содержать нас, даже если больше никого не останется.
– Спасибо, – прямо произнесла женщина. – Спасибо, что веришь в меня.
Женевьев передернула плечами, представив, что двое здоровых и на первый взгляд вполне адекватных мужчин могли найти себе такое оправдание и обвинить женщину, чтобы скрыть – что? Собственную жадность? Но за ними такое вроде никогда не водилось. Тогда почему это произошло? Несостоятельность? Проблемы с магией?
– Я с ними переговорю, – решительно произнесла она. – Заставлю извиниться. И сегодня же пошлю за накопителем в банк.
– У нас хватает средств, – Азарта покачала головой. – Так что это не срочно, но… есть кое-что еще.
– Что?
– Речь пойдет про Элию.
– Девочку Валентайна?
Женевьев сначала спросила, и только потом до нее дошло. Валентайн Альгор собирался ее удочерить. Он не просто приходил к ней с подарками, фактически, он долгое время был опекуном ребенка, даже не забирая ее к себе. В суете случившегося она совершенно о ней забыла. О том, что она чувствует. О том, что она пережила. Как и все дети, рано лишившиеся родителей и семейного тепла, Элия была достаточно закаленной и стойко переносила невзгоды. Справлялась самостоятельно. Но что она испытывает теперь, когда, будучи в шаге от семейного счастья, снова осталась одна?! Да еще и…
– Что ей рассказали?! – довольно резко спросила Женевьев.
– Правду, – Азарта пожала плечами. – Дракона в комнате не утаишь, она так или иначе узнала бы. Ты же знаешь, какими жестокими бывают дети, а здесь у нас многие Элии еще и завидовали, как и всем, кого собираются принять в семью. Ей бы и так все расписали в красках, поэтому я поговорила с ней лично. Все рассказала. Без подробностей, конечно, обо всех этих смертях, но все.
Женевьев прикрыла глаза.
– Что с ней?
– Об этом я и хотела поговорить. Сначала все было вроде неплохо… но сейчас она отказывается есть. На занятиях сидит с отсутствующим видом, играть с другими отказывается.
Глубоко вздохнув, Женевьев потерла заледеневшие руки.
– Где она?
– В общей спальне. Занятия у ее группы сегодня после обеда, все играют во дворе. Кроме нее.
– Я схожу к ней. – Женевьев кивнула. – Надо было раньше сказать, Азарта.
– Я думала, что она справится, – директриса опустила глаза. – Но потом…
Ладно. Что произошло, то произошло. Сделанного не вернешь, поэтому Женевьев лишь коснулась ее плеча и быстро вышла из кабинета. Знакомой дорогой поднялась в спальню к младшим девочкам, расположенную на втором этаже, толкнула дверь.
И вдруг испытала чувство острой, колющей безысходности. Ведь столько раз здесь бывала, а еще знала, сколько всего вложено в удобные, стоящие рядами кровати с новыми матрасами, подушками, одеялами. С постоянно обновляющимся постельным бельем. На стенах здесь устроились уютные солнечные пейзажи, а большие окна всегда вовремя мыли – и не воспитанницы, как в других приютах, которых «приучали к труду». Нет, здесь этим занимались горничные, поэтому в портьерах не было ни грамма пыли, как и на тумбочках, полочках и где бы то ни было еще. Тем не менее вид одинокой детской фигурки на полностью застеленной кровати заставил сердце болезненно сжаться.
Элия была уже в форме, аккуратно причесана, но лежала, сжавшись в комочек, и даже не пошевелилась, когда вошла она.
– Элия, – позвала Женевьев.
Девочка резко обернулась и села. Автоматически, как напитанная магией кукла.
– Здравствуйте, Женевьев.
Между ней и воспитанниками всегда существовало негласное правило: называть ее только по имени, это правило Женевьев ввела с самого первого дня знакомства, и ей это казалось правильным. Лишние дистанции этим детям ни к чему, а к официальности они еще во взрослой жизни привыкнут.
– Здравствуй. Я присяду. Можно? – Женевьев кивнула на кровать, и девочка покорно подвинулась.
– Да, конечно. Вы здесь потому, что я стала хуже учиться?
– Нет. Не поэтому, – Женевьев покачала головой. – Просто хотела узнать, как ты.
Элия взглянула на нее:
– А вы ведь были там, да? Вы все видели?
К такому вопросу Женевьев оказалась не готова, поэтому растерялась. Но еще больше она оказалась не готова к тому, что последовало далее:
– Он правда… убил их всех? Просто превратил в пыль, как ничего не значащий мусор? А еще чуть не убил младшего тэрн-ара. Сбросил его с крыши, и он почти умер, но его спасли вы. И если бы не Лена, он убил бы всех?
– Откуда ты все это знаешь?! – пораженно выдохнула она.
– Ну я же не в пустоте живу, – Элия пожала плечами. – Остальные тоже. Все что-то узнают через кого-то. Рассказывают. Тэрна Вастерова очень старалась пощадить мои чувства, но их не надо щадить. Я хочу знать правду. Я хочу знать все.
– И что тебе даст эта правда? – Женевьев заглянула ей в глаза.
– Понимание.
– Понимание чего?
– Что тот, кого я любила, стал монстром, и уничтожил людей и драконов просто так. Что он бросил меня, потому что я стала ему не нужна. Что ему теперь все равно, что будет со мной, даже если меня сотрут с лица земли темные! – Элия выдохнула это быстро-быстро, а потом утерла рукавом слезы, выступившие у нее на глазах. – Это из-за нее? Из-за этой Лены он стал таким! Потому что до нее он был нормальным. Он меня любил!
– Боюсь, что не все так просто, Элия, – Женевьев накрыла рукой маленькую ладонь.
– А что тут сложного?! – всхлипнула девочка. – Если все так и есть!
– Мы не становимся плохими или хорошими из-за кого-то и ради кого-то. Иногда нам очень хочется в это верить, но выбор всегда делаем только мы сами. Кем нам быть. Как поступить. Что сделать. Другие люди или драконы могут на нас повлиять, но решение все равно принимаем мы. – Женевьев отбросила некстати пришедшие мысли про Ярда. – Это мы говорим жестокие слова или слова любви. Это мы убиваем или спасаем. Единственное исключение – когда мы находимся под заклинанием подчинения чужой воле, но это исключение. И вряд ли Валентайн Альгор находился под ним, когда сделал свой выбор.
– Значит, он просто стал монстром.
Женевьев глубоко вздохнула. Когда она шла сюда, она ожидала, что ей придется утешать маленькую девочку, но Элия не искала утешения или жалости. Она хотела объяснений, а ко взрослым разговорам с ребенком не так уж просто подготовиться. Даже когда эти самые разговоры гораздо более простые, например, откуда дети берутся. Но этот…
– Валентайн Альгор – не монстр, – произнесла Женевьев. – Он темный. Это разное.
Элия моргнула.
– Но все вокруг называют его монстром. Все говорят, что меня хотел удочерить монстр!
– Представь, что ты родилась с абсолютным отсутствием чувств. С пустотой внутри. С пониманием, что другим может быть больно, но отсутствием сопереживания. С могуществом, столь сокрушительным, что тебе каждый день приходится думать только о том, как не позволить ему прорваться в мир.
Женевьев не была знакома с Альгором достаточно хорошо, но с Сезаром они были друзьями. По крайней мере, друзьями они точно были, и о том, что такое темная магия, она знала не понаслышке.
– Представь, что ты воспринимаешь этот мир по-другому. Не так, как все, кто тебя окружает. Представь, что долгие годы ты живешь среди них, но чувствуешь себя чужим.
– Ты хочешь сказать, что Валентайн не монстр? Но почему он тогда не вернулся за мной? Почему не забрал с собой?
– А ты бы хотела оказаться в Темных землях? Ты, такая яркая, такая живая – в мире, где нет места чувствам и жизни. Где пустота и тьма затягивают в свои объятия, с каждым днем все сильнее? Никогда больше не увидеть Дарранию, Хэвенсград, всех, кого знаешь?
Элия замотала головой.
– Теперь ты понимаешь.
– Он не забрал меня с собой, потому что…
– В Темных землях тебе не было места, Элия. Потому что там тебе было бы опасно. Потому что ты такая маленькая, хрупкая и беззащитная, а он меньше всего на свете хотел бы, чтобы ты подвергалась опасности. И еще меньше – причинить тебе вред из-за собственного ужасного могущества.
– Значит, он все-таки меня любит? – В ее глазах сверкнула надежда.
Когда-нибудь она вырастет и все поймет. Когда-нибудь ей больше не нужны будут слова взрослых о том, что она важна и бесконечно ценна. Но сейчас, пока в ее глазах и в ее сердце столько отчаяния, смешанных с надеждой, важно каждое слово. Поэтому каждое слово нужно подбирать так осторожно. Поэтому Женевьев сейчас чувствовала себя как в лабиринте магических ловушек. Между полуправдой и ложью, между желанием уберечь и в то же время сделать так, чтобы Элия смогла продолжать жить, не цепляясь за прошлое.
– Думаю, да. Так, как он умеет.
– Темные умеют любить?
Женевьев пожала плечами.
– Не знаю.
– Но вы собирались замуж за того, кто наполовину темный.
– Так, а вот это уже совсем личные вопросы, – строго произнесла она, и девочка смутилась.
– Простите.
– Прощаю. Но давай не будем переходить на личности.
Элия кивнула и, когда Женевьев поднялась, произнесла:
– Спасибо.
– На радость. Не хочешь пойти погулять к остальным?
Девочка снова замялась:
– Не знаю. Может быть. Не сейчас.
Давить на нее сейчас было бы слишком, но главное – сейчас Элия выглядела гораздо более оживленной и вроде бы не хотела забираться обратно в свой кокон сразу после того, как она выйдет за дверь. Поэтому Женевьев лишь кивнула и направилась к выходу.
– И все-таки… кого можно считать монстром? – ударил ей в спину очередной детский вопрос. – Я всегда думала, что когда ты убиваешь, ты становишься монстром. Но вы говорите, что нет.
Да, в следующий раз перед тем, как идти к маленькой девочке с утешениями, надо основательно подготовиться.
– Я лишь говорю, что восприятие мира у всех очень разное, – обернувшись, ответила она. – И что мир не делится на черное и белое. Убийство – это ужасно, и в мире существует много ужасных вещей. Это правда. Но правда так же и в том, что еще существует много всего прекрасного. От того, что кто-то совершает ужасный поступок, добро, которое он делал, не отменяется. Не отменяется внимание и забота о тебе, не отменяется множество светлых моментов, которые остались в прошлом. Да, это не оправдание, но «монстр» – это клеймо, которое разрушает. Перечеркивает все, что было. Не оставляет надежды.
– Надежды на что?
– На прощение и искупление.
Элия снова вздохнула, а после поднялась.
– Я все равно не понимаю. Он чуть не убил вашего жениха, а вы его защищаете?
Защищать Альгора? Упаси Тамея. Я защищаю тебя.
Можно ли считать монстром меня, если сейчас я думаю о том, что смерть Люциана лишила бы меня необходимости делать этот ужасный выбор? И причинять боль Ярду.
– Думаю, монстром становятся тогда, когда перестают задаваться подобными вопросами, – произнесла она и вышла. Пожалуй, слишком поспешно.
Пока Элия не успела спросить что-нибудь еще.
