– Где Берт?!
«Привет, сынок, я тоже рада тебя слышать. Берт, конечно, в школе. Вопрос в том, почему ты не на занятиях».
– Эм… Приболел слегка.
«А кричишь на удивление бодро. Что случилось?»
Поразмыслив, всё же не могу придумать адекватную формулировку для моих претензий.
– Да так.
«Син, не тяни кота за причиндалы. Что?»
– Помнишь, когда в последний раз ты приезжала… И передала от неё крем.
«Тот, про который ты полдня ныл, что банка розовая? Конечно, помню, такое не забудешь. Но ты ж той зимой сам жаловался, что снег, ветер, лицо шелушится».
– Во-первых, я не жаловался! Ты спросила про погоду, я ответил. А во-вторых… Ты видела, что он с блёстками?
Молчание в трубке.
«Крем?»
– Именно! Я думал, подвох только в банке, но ладно, я послушал тебя и не стал «обижать сестрёнку, которая хотела меня порадовать». Но теперь у меня вся морда блестит! Это пиздец!
«Синхард!»
– Прости. Но!.. Но блин! Она это специально!
На этот раз трубка молчит дольше.
«Милый, я не думаю, что она специально. У них сейчас всё с этими пони. И у неё такой же крем, и у девочек из её класса. Ей десять, она просто не подумала, что тебе, такому взрослому и крутому мужчине, нужно выбрать что-то другое. Но теперь я ей скажу, что тебе нужен крем с запахом дёгтя и шампунь с соляркой. Подойдёт?»
Возмущённо помолчав, цежу:
– Ладно. Давай.
«Целую. Пока».
Нажав отбой, издаю возмущённый рык, призванный выразить всё моё негодование, и валюсь на диван.
Эрик отрывается от коктейля.
– Иногда я думаю, что сиротой быть замечательно.
– Иногда и я так думаю.
За один приём высасываю оставшийся «Секс» и дополнительно закидываю в рот подтаявшую ледышку. Когда я в бешенстве, то реально закипаю, нужно охладиться.
Тем временем из туалета возвращается та девичья компания, проходят мимо нас. Их столик на другом конце зала, но посетителей мало, тихо, так что щебетание и сюда доносится.
– Эти точно в тебе заинтересованы, – понизив голос, Эрик бросает взгляд в сторону девушек.
Я тоже кошусь в том направлении. И в самом деле, смотрят на нас. Вот только у меня уже настроения нет.
– Слишком просто. Неинтересно, – я подвигаю к себе низкий стакан с «Дженнетом» и очень сосредоточенно пью.
Хотя, если честно, всё дело в дурацких блёстках. Зеркала нет, просить Эрика убрать их с меня как-то неловко: будем сидеть как два придурка, один другому морду салфетками вытирает, люди не поймут. А весь такой из себя брутальный кадет в милитари – и с блестяшками на физиономии… Нет, это не тот образ, к которому я стремлюсь.
Поэтому мы сидим и пьём. «Дженнет» тоже вкусный, хотя кажется крепче «Секса». Я рассеянно прислушиваюсь к женским голосам, но тема их разговора мне совершенно не известна. Вроде бы новый фильм их любимого актёра. Вот, тем более, они заняты, и нет повода подкатывать. Так что вместо этого решаю организовать беседу за нашим столиком.
– Ты, вообще, местный?
– Из Палотона. Здесь недалеко.
– Ясно. А я из Данбурга. – Эрик качает головой, так что я поясняю: – На юге. За пустыней. Кстати, что у тебя за фамилия? Ни разу не выглядишь как «Сантьяго».
– О, он уже и фамилию мою знает!.. Адрес, любимый чай… Надеюсь, дома не стырил мои грязные носки?
Кошусь под стол, на его ботинки. Размер похож на мой.
– Не догадался. Теперь буду надеяться, что пригласишь ещё раз, а то носки мне всегда нужны, рвутся часто. Так что?
– Это в приюте придумали. Контора религиозная, так что фамилии сплошь про святых. Но хоть с именем повезло, выбирают из десятка самых распространённых.
Приют? До меня плавно доходит, что насчёт сироты он не шутил.
– Эм… То есть ты… Совсем не знаешь, кто твои родители?
– Нет.
– А найти их не хочешь?
– Зачем? Ну накосячили они двадцать лет назад. Зачем напоминать об этом.
И он так спокойно об этом говорит? Мне не понять. Я всегда был в семье, даже не могу вообразить себя без них. В том числе без Берт с её розовыми кремами и поняшками. На фоне мысли о том, что её могло бы не быть, сразу и блёстки перестали бесить. Так-то если подумать, это была забота – купить крем специально для меня. Даже мило. Внутри вдруг просыпается желание позвонить домой ещё раз и поблагодарить.
Наверное, эти мысли отображаются на лице, когда я бормочу:
– Жаль.
– Ой, давай без этого. Я живу нормально и в твоей жалости не нуждаюсь.
Вот, ещё одна странность в личности Эрика. Со стороны он всегда казался мне вежливым и… как сказать, мягким? Очень мягким и уступчивым. Ну, у него внешность такая. Почерк этот культурный. Казалось, что, если к нему вломятся охотники на вампиров с кольями, он будет лишь испуганно дрожать и, может, даже плакать. Но сейчас мне уже так не кажется. При ближайшем общении в нём чувствуется внутренний стержень, а то и вовсе внезапная жёсткость, он словно самодельный нож с грубо отёсанной, сугубо функциональной рукояткой и лезвием, заточенным до предела не ради красоты, а по необходимости. Это вызывает уважение. И добавляет ему ещё больше необычности.
– Кстати! Я ведь не говорил тебе своё имя?
Эрик отпивает глоток «Секса» – он так медленно пьёт, только до половины стакана дошёл – и качает головой.
– Но мне вообще-то пофиг. Это не самое важное в человеке. Тем более, что сейчас мы разойдёмся, ты прекратишь сталкинг, я перестану чувствовать себя азиатским певцом, конец истории.
– Интересно, у тебя друзья вообще есть, с таким-то подходом?
– А ты хочешь быть моим другом?
Лицо такое безэмоциональное, что не понять, какой ответ он бы предпочёл. Решаю всё же рискнуть.
– По крайней мере, ты нормальнее многих наших. Кстати, меня Син зовут.
– Впервые слышу такое имя.
– Синхард. Древнегерманское. Родители у меня умные, любят такое всякое.
– Германское? Это как… – Эрик рявкает басом: – «Дэр Синхард!», – и со всей дури грохает кулаком по столу.
На подпрыгнувшей столешнице бокалы жалобно звякают, моя «Маргарита» расплёскивает несколько капель, и я пододвигаю её к себе в целях безопасности.
– Ага.
– Тебе подходит. Такой цельный образ. Как будто не человек, а персонаж из армейских агиток, – прищурив один глаз, Эрик делает рамку из пальцев, словно вписывает меня в кадр на виртуальном экране. – Идеальный военный, ничего лишнего.
– Это как-то… – не зная, что возразить, только хмурюсь обиженно. – Неприятно.
– Хм, тогда удиви меня, – отодвинув наконец-то опустевший высокий стакан, берёт свой «Дженнет» и откидывается на спинку дивана. – Что в тебе есть необычного? Выбивающегося из образа.
– Эм…
Мысли скачут туда-сюда, вот только всё, что приходит в голову, – как и сказал Эрик, в узких рамках. Боевики, тяжёлая музыка, даже стрижка, классическая канадка, – наверное, всё предсказуемо для словосочетания «парень из армейки». Я в самом деле настолько банальный?
С другого конца зала доносится взрыв смеха, и я непроизвольно смотрю в сторону девчонок. Заметив мой взгляд, Эрик комментирует:
– Подкатывать ко всему, что шевелится, – как раз очень в рамках.
Покривившись, в конце концов позорно сдаюсь. Даже плечи опускаются.
Смилостивившись, он подсказывает:
– Ты любишь всё апельсиновое, – и салютует стаканом с оранжевым напитком.
Только тут до меня доходит, что он заказал все коктейли именно такие, какие выбрал бы я сам, – если бы разбирался, конечно. Чёрт, я даже не обратил внимания.
– И сладкое.
Кому другому я бы не признался вот так обыденно, но Эрику можно, я почему-то уверен в этом. Он и в самом деле в ответ не ржёт, а кивает спокойно, так что я, воодушевившись хорошо идущим диалогом, подхватываю со стола последний бокал и – уже смело, не скрываясь, – делаю большой глоток.
Фу, ну и мерзость! Хочется выплюнуть, так что я даже зажимаю рот ладонью и, кое-как справившись с отвращением, глотаю.
– Что?
Во взгляде Эрика под внешней насмешкой заметно беспокойство.
– Соль…– бормочу, морщась. Хочется аж язык высунуть и отплёвываться. – Я думал, это сахар.
– Ну да, – его лицо становится более настороженным, словно мне и правда грозит опасность. – Это же «Маргарита». У неё всегда окантовка из соли.
– А эти тоже? – наклонив голову, приглядываюсь к пустым бокалам. – Вроде ж сахар…
– Там – сахар, – подтверждает Эрик.
Недолго думая, тяну один в рот и присасываюсь к сладкому краю. Мне необходимо перебить эту гадость чем-то вкусным!
Над головой вдруг раздаётся недоумевающий голос Ланы:
– Я могу забрать?
Чёрт, как она незаметно подкралась!
Эрик вежливо отвечает:
– Конечно, – и, выдрав у меня стакан, протягивает ей. – Извините, просто он любит всё облизывать.
Лана, собирая пустые стаканы, хихикает – вроде бы игриво, но вдруг нет? Двусмысленно получилось, и я не уверен, как реагировать. Поэтому молчу и всё, только провожаю тоскливым взглядом обсахаренные стаканы. Жестокая официантка оставляет мне лишь солёный бокал с «Маргаритой».
– Вытри, – Эрик протягивает салфетку. – Просто здесь делают именно апельсиновую, я, наоборот, решил, что тебе понравится.
Аккуратно протираю край бокала, стараясь стряхивать соль наружу, а не в напиток.
Эрик продолжает, словно оправдываясь:
– Я, конечно, заметил, что ты всегда заказываешь сладкое, но не думал, что до такой степени.
– Просто у нас в столовке с этим плохо. Ни десертов, ни шоколада, вообще ничего. Небось, тоже считают, что это не мужественно. Так что если бы я у вас в кофейне не перехватывал дозу сахара, то вообще бы уже с цепи сорвался.
– Ясно.
Он откидывается на спинку дивана, скрещивает руки на груди и сосредоточенно тянет «Дженнет», не глядя на меня. Закрылся. Чёрт, ведь только разговор хорошо пошёл! Так, о чём мы говорили? Вспомнив, продолжаю с энтузиазмом:
– О! Мне в школе нравился курс по мировому искусству.
– М-м, – удивлённо мычит Эрик, подняв взгляд от бокала.
Я киваю, довольный тем, что наконец-то нашёл свою необычную черту. Вот это точно не банально. Общий курс по МИ парни в основном прогуливали как не особенно важный, а уж на углублённый записался я один. Сидел там под взглядами двадцати девчонок как главное произведение искусства.
– Прям очень нравился. Я даже выбрал его продолжить, хотя, по-хорошему, нужно было брать дополнительную геометрию. Итоговую работу писал по Рубенсу.
– Это у которого такие?.. – Эрик обрисовывает ладонями сочную женскую фигуру.
– Вот, кстати, я тоже так думал, а оказалось, что у него много разного, не только такие. Я в итоге и про пейзаж написал, и про всяких собак-попугаев, которые там на картинах. Раскрыл искусство в полной мере.
– Ладно, ты реабилитируешься в моих глазах, – Эрик вновь ставит локти на стол, словно возвращаясь к диалогу, ура. – Дальше?
– Ну… Что… – стараюсь припомнить ещё что-нибудь, но запас, кажется, исчерпан.
– Ты чихаешь от кофе.
– Да прям!
Это глупое чихание – совершенно не та черта, которую я бы хотел, чтоб замечали окружающие. Но Эрик кивает:
– Прям, – и усмехается снисходительно. – Почти каждый раз.
– И ты запомнил? Кто ещё за кем следит… Ну да, я чувствительный к запахам, от некоторых цветов тоже чихаю.
Что уж скрывать. Хотя всё равно неловко. Да и вообще, хватит уже меня обсуждать, так что, как только я замечаю, что из-за витрины с пирожными показалась голова Ланы, повышаю голос:
– Ланочка, повторите нам, пожалуйста. Особенно чай.
– Уверен? – Эрик показывает мне свой стакан «Дженнета», ещё наполовину полный. – Мне больше не хочется.
В предвестии новой партии допиваю «Маргариту» одним глотком.
– А мне хочется! Завтра как-никак Новый год. А нас приказано с территории не выпускать. Представь? Три дня сидеть в казарме и слушать этих долбодятлов с вампирскими разговорчиками. Поэтому сейчас я намерен отдохнуть впрок.
– Дело твоё.
Как только вспоминаю о предстоящем типа-празднике, выпить хочется с новой силой. Когда уже принесут?!
– Блин, я ни разу не пропускал Новый год дома! Мама готовит апельсиновый пирог, мы с отцом лезем на крышу вешать гирлянду… Ой. Извини.
– Мне-то что? – Эрик усмехается. – Я не особо люблю сладкое. Да и гирлянды. Пофиг на эти праздники. Только если на работе двойная премия, тогда хорошо.
Наконец-то Лана приносит новую партию коктейлей, выставляет на стол, собирает пустые бокалы. Я по-хозяйски сгребаю один из высоких стаканов и поднимаю в её честь.
– Вы настолько горячая, что мне необходимо охладиться.
На автомате отпиваю – и только ощутив мерзкий горький чай вместо апельсинового алкоголя, вспоминаю, что это не мой бокал. То есть формально мой, но пить не надо было, перестарался. Ладно, деваться некуда, приходится проглотить. Но, как только Лана отходит от нашего стола, я отпихиваю бокал в сторону Эрика, на что тот отвечает укоризненным взглядом.
– Допивай теперь. Мне твоих слюней не надо.
– У меня, кстати, слюни почище твоих. Каждую неделю проверяют.
– Это ещё не повод всюду их разбрасывать.
Но я всё равно – медленно и стыдливо – отодвигаю чай к стеночке, подальше от себя, а затем – уже с энтузиазмом – хватаю бокал с «Сексом». Офигенная штука.
– Так вот! Я ни разу не пропускал. А теперь, из-за этих вампиров, чтоб им всем сгореть на солнце, я не могу поехать домой. Какой это праздник?! В учебке завтра бал, но это тоже, скорее, издевательство: сладкого нет, шампанского нет, девочек нет, потому что карантин. Будет одна только ёлка – на подарок опять, небось, дадут устав с золотым обрезом – и командование. Парторг будет рассказывать, как родину любить, а комендант – статистику нарушений за год. Нормально?!
Представив этот ужас, я с горя выхлёбываю весь «Секс» за один присест. Хотя бы так, больше-то никакого секса не предвидится, если не считать предстоящий интим коменданта с моим мозгом, потому что у меня тоже есть пара залётов в этом году. Отставляю пустой бокал, беру следующий. Эрик, допив «Дженнет» из предыдущей партии, берёт один из двух новых и чокается с моим «Сексом».
– Тогда за Новый год.
– За Новый.
Глянув на часы, обнаруживаю, что уже три. А ведь мне ещё обратно ехать! Следовательно, нужно ускориться. Второй высокий стакан залпом уже не очень лезет, но куда деваться. Я сильный, я справлюсь!
– Не знаю, чего бы загадать себе. Может, девушку? – В голове ощутимо шумит, и меня уже понесло на болтовню. Сам понимаю, что тупую, но… Ой, да пофиг! – Вот ты как думаешь? Что лучше – постоянная или так? У тебя был кто-нибудь?
– Ты бы притормозил.
Эрик всё ещё потягивает «Дженнет», а я уже взялся за бокал с «Маргаритой».
– Не-е, ты с темы не спрыгивай! – Блин, язык заплетается. Почему я такой пьяный? – Если не было, так я пойму. Я вообще… всё понимаю.
В подтверждение своих слов взмахиваю бокалом, и содержимое проливается на стол. Дурацкие эти широкие бокалы, очень неудобные, такими темпами я скоро всё разолью. Значит, нужно поскорее выпить. Соль вытирать уже лень, и так сойдёт.
Отставив опустевшую посуду, вновь наседаю на Эрика:
– Признавайся. Не отстану, пока не скажешь.
Над столом повисает пауза, но я терпеливо жду.
– Постоянной не было. Было несколько одноразовых встреч, но я понял, что мне это не интересно.
– Как это? – я целеустремлённо тяну руку за последним «Дженнетом».
Главное, не промахнуться мимо стакана и не разлить, пока подношу ко рту. Победа уже близко, после этого можно будет собираться.