Марина Сергеевна Айрапетова
Бусы
–А недели шли одна за другой. Я больше не звонила, ждала. Хотя собственно чего, итак все было ясно… . И вдруг раздался ее звонок. Голос был странный: глухой, подавленный и вкрадчивый. Меня это сразу же насторожило, даже разозлило!
Напряжение в комнате раскалило воздух, он всем троим казался горячим, но никто даже не шевельнулся, все готовились будто к прыжку. Вот только прыгали в разные омуты.
–Наташка, даже не задав ни одного вопроса, сразу перешла к просьбе. Она теперь вдруг захотела со всеми повидаться. Да именно так и сказала, повидаться! Это с нами-то, брошенными и покинутыми. Слово какое подобрала!! Я спросила, собралась ли она вернуться. А в ответ я услышала, что она хочет попрощаться. Мне как удавку на шею накинули. Я задохнулась аж!
–Мы увиделись с ней?– хором спросили внуки.
–Нет, разумеется. Я же понимала, к чему это приведет. Ей это зачем, я не знала, а вот нам с вами только лишняя боль и долгие потом разговоры да вопросы. Не хотела я этого ни себе, ни вам.
–И что же ты ей сказала?
–Я ей сказала то, что и вам впоследствии, что она уже умерла для нас.
–А мама?!– неожиданно для себя выкрикнула Аня
–А она даже не смутилась. Сначала помолчала, а потом только и сказала, что правильно, умерла. И повесила трубку. Вот вам и весь сказ!
Бабушка замолчала и закрыла глаза. Лицо ее было совершенно серым, дышала она прерывисто и тяжело. Но ни Аня, ни Димка на это не обратили внимания. Каждый замкнулся в себе и пытался найти хоть чуть-чуть места для себя среди всего этого вороха прошлых событий.
Было уже поздно, все устали, молодые люди тихонько вышли из бабушкиной комнаты и разбрелись по своим углам. Завтра суббота, будет еще время обсудить все это, а пока…
Утром Дина долго не выходила из сваей комнаты. Аня первая решила заглянуть сама. Дина все так же сидела в своем кресле. Дима прибежал на крик сестры.
Этой ночью Дина простилась с этим миром и, может быть, ушла в путешествие в другие миры. По крайней мере всегда так хочется думать о близком человеке. На лице ее все-таки отразилось страдание и еще какие-то чувства, которые она испытывала в свои последние часы. К сожалению, того освобождения от груза пережитых событий, что было обещано той дамой, в застывших чертах бабушки ни Дима, ни Аня не увидели.
Тягостные дни полностью затмили все мысли и чувства, что царили последнее время в Дининых внуках. Но когда мрачные дни рассеялись, прежнее нарастающее беспокойство вернулось и потянуло их обоих в ту давнюю, но важную для них историю. Они почти каждый вечер, встречаясь дома, закончив суетный день и освободившись от текущих дел, возвращались к своей истории.
–Димка, как ты думаешь, что сейчас с нашей мамой? Где она живет? А может она умерла?
–Ну да, по команде бабушки, взяла и умерла! Это же Дина для нас эту легенду придумала. Жестокую, правда. Я любил бабушку, но эта история во мне все перемешала и нарушила. Я будто свое прошлое потерял, странное чувство.
–И мне трудно теперь стало жить. Меня пошатывает из стороны в сторону, темно как-то в голове, все мысли в клубок свернулись, размотать не получается.
–Я пока еще думаю, но может, в отпуск поеду ее искать.
–Ты смешной какой! Где ее искать-то, ничего конкретного ведь нет. А я все же думаю, что она умерла. Я не могу поверить, что Кваша нам тоже врала. Кваша не могла нас обманывать, она бы просто молчала! А она еще и про ее болезнь говорила! Не верю, Кваша нам не соврала бы. Господи, и почему ее нет сейчас с нами, не у кого даже спросить.
Эти бесплодные разговоры наконец утомили молодых людей, а кипучая жизнь тянула в свою сторону. Дима, отложил свое решение на потом, отпуск будет не скоро. Аню захватила в свои тиски трудная сессия, а еще и подработки бросать никак нельзя было, по вечерам оставалось сил только, чтобы доползти до постели.
И все же странная штука наша память. Эта хранительница всяких мелочей и иногда совершенно ничтожных деталей, как скряга-старьевщик нет-нет, да и вытянет наружу деталь, в прошлом казавшуюся ненужной. И с этой деталью вдруг оживает целая история из жизни, открывающая важную страницу из летописи прошлого.
В один из таких вечеров, уставшие брат и сестра, выпив свой традиционный вечерний чай, сидели, уставившись в темное окно, каждый то ли думал о своем, то ли просто устало завис. И вдруг Дима, стряхнув с себя оцепенение, посмотрел весело на сестру и сообщил ей свой, неожиданно пришедший в голову план:
–Ань, я вот что надумал. Ты носишься как савраска после занятий на свои подработки, а потом вместо того, чтобы позаниматься спокойно, ну или сходить куда-нибудь, приползаешь домой и сидишь вот передо мной на кухне и клюешь носом.
Аня посмотрела удивленно на брата такого же уставшего, как и она, и, дернув плечиком, опять уставилась в непроглядную черноту окна.
–Так вот что я надумал. В эти выходные наш квартиросъемщик освобождает Квашину квартиру. Он меня еще месяц тому назад предупредил. Мы с тобой закрутились и забыли заняться подыскиванием нового жильца. Так это даже хорошо, очень даже кстати.
Сонными глазами теперь Аня уставилась на брата.
–Давай разберем вторую, маленькую комнату и будем сдавать Квашину квартиру целиком. Перетащим что-то к нам, что-то выкинем. С двухкомнатной, думаю, денег будет побольше. Предлагаю прямо в эти выходные заняться разборкой. Согласна? Эй, не спи! Поняла меня, согласна?
Аня сонно кивнула в знак согласия и поплелась в ванную. Жилец очень удачно съехал еще до обеда в субботу. Времени было целый вагон. Вещей у Кваши никогда много не было. Разобрать комнату удалось уже к вечеру. В коридоре скопилось несколько коробок на выброс и маленький баульчик с личными вещами Кваши, про который она последнее время говорила, что там хранятся все ее секреты, но когда ее не станет, эти секреты рассекретятся. Баул этот было решено отнести домой, разобрать и что-то оставить на память. Это была больше Анина идея, но Дима ее поддержал. Аня практически росла на руках у Кваши, она и больше была привязана к ней. Теперь, когда ей было плохо, либо что-то болело, то сразу в памяти возникала Кваша и хотелось плакать. В этот вечер они уже ничего не стали разбирать, оставили на завтра. Утром после завтрака Аня сразу пошла в коридор и притащила баул в свою комнату. Дима возился с какими-то делами у себя, и вдруг раздался пронзительный крик сестры. Она срочно требовала , чтобы он пришел к ней в комнату. Зареванная Аня молча протянула ему конверт. Диму почему-то сразу прошиб пот. Дрожащий конверт перешел из рук сестры в его руки, он тупо смотрел на надпись на конверте и не решался его раскрыть.
–Ну читай же! Я уже!
На конверте было написано аккуратно Квашиным почерком: «Моим дорогим детям, Анечке и Диме». В письме было еще одно признание, но теперь не Динино, а Квашино. Она рассказала о тайне, которую ей пришлось хранить долгие годы. Причем хранила она эту тайну не только от них, но и от Дины. Кваша призналась, что незадолго до смерти их мать, Наташа, написала ей, она умоляла Квашу позвонить. Добрая женщина конечно же позвонила. Наташа очень скупо описала ей свой последний разговор с матерью, сказав под конец, что мать ее похоронила. Потом Наташа уже совсем другим голосом посвятила Квашу в причину, по которой она сказала матери, что возвращаться домой не будет, а на детей только посмотреть хочет в последний раз. Она добавила, что только за этим и приехала. Причиной оказалась неизлечимая болезнь, которая ее скрутила так быстро, что она и опомниться не успела. Все ее планы по перевозу детей и их будущего рушились. Врачи сказали, что оперировать уже поздно, назначили химию. Но надежды на выздоровление с каждым днем все меньше. Она все это не успела сказать матери. Дина как только услышала, что дочь только посмотреть хочет, что возвращаться не будет, сразу же ее оборвала, сказав, что и не зачем, а детям она уже сообщила, что мать их умерла. Так она и сказала ей. После этих слов у Наташи даже дыхание перехватило. Мать попала в самую точку! Наташа ответила матери, что так пусть и будет и повесила трубку. «Я помню, -добавила в письме Кваша, – что Дина тогда несколько дней сама не своя ходила, а потом еще крепче себя засовами замкнула. Только лишь мне сказала коротко: « Запомни и ты, Клаша, мать их умерла!».
А Наташа просила, умоляла показать ей детей. Просила привести их к ней в гостиницу. Говорила, что она, чувствуя приближение конца, хочет посмотреть и проститься с ними. Почувствовав Квашину нерешительность, она поклялась, что тайны детям не раскроет.
В конце бедная Кваша добавила: «К Наташе, вашей матери, я вас привела, сказав вам, что хотела повидаться с подругой, которая уезжает. Вы еще были совсем глупые. Я приодела вас, и мы выполнили просьбу вашей мамы. Вы так тогда ничего и не поняли, только очень удивлялись, что странная тетя с платком на лысой голове, (это вы сразу заметили), плакала, встретив нас, и сильно плакала, прощаясь и крепко обнимая вас. Наташа сильно изменилась, болезнь ее изменила, на лице одни глаза в темных кругах остались, худющая и постаревшая. Она попросила меня сделать фото вас с ней вместе на моем телефоне и на ее. Я его напечатала для вас и сохранила. Через три месяца я получила телеграмму, что Наташа умерла.
