Марина Вячеславовна Ковалева
Друд – сын пирата
Мельхиор поднялся со своего места и запер дверь комнаты на ключ, который положил себе в карман.
–Что вам от меня нужно? – закричал Друд, и сердце его бешено заколотилось.
–Чтобы ты не делал глупостей. Сядь на место, – строго сказал ему студент.
–Откройте и дайте мне уйти! – на тех же повышенных тонах потребовал мальчик, но не сдвинулся с места.
–Да тебя тут никто не держит! – взорвался старик Баллири. – Только мне не улыбается выложить крупную сумму денег за твой переезд на корабле, а потом всю жизнь мучиться, думая, доехал ты или нет!
–Я наймусь на службу и отработаю переезд.
–Наймусь! Отработаю! Да прежде, чем вы доберётесь до Голландии, тебя так опутают штрафами и долгами, что ты и за десять лет не отработаешь! Едва порт скроется из глаз, как для капитана не будет никаких законов и договорённостей! Времена нынче тяжёлые, капитан работает за процент от прибыли. Он может выбросить тебя на берег, не отдав жалованье, может продать на военный корабль! Я даже за всех своих капитанов не могу поручиться в полной мере.
–Если так случится, это будет только моя вина, – упрямо сказал Друд, – тем более, если мой отец сидит в тюрьме, он не сможет прислать мне денег. И если я буду сидеть тут, деньги у меня тоже не появятся.
–Я не собираюсь содержать тебя за свой счёт, – отчеканил старик. – Если ты бросишь свои глупости, я найду тебе какую-нибудь службу. До тех пор, пока мы не выясним судьбу твоих родных, ты будешь работать у меня и получать жалованье. Часть из него пойдёт на оплату комнаты и питания за моим столом, а остальное можешь копить. Так, по крайней мере, у тебя будут деньги на дорожные расходы и на первое время по возвращении.
Как бы ни было тяжело, Друд, настроившийся на скорое окончание своих злоключений, не мог не понять, что Фиборс Баллири прав. Он согласился на все условия, выдвинутые стариком, то есть остаться, работать и ждать вестей от родных.
– Теперь другой вопрос, – продолжил старый негоциант. – Прежде чем кто-нибудь из соседей донесёт в вёльнерство1, что в моём доме появился новый человек, надо зарегистрировать тебя в ратуше2.
– Моё предложение в силе, – впервые вмешался сумрачный капитан Эсклермонд, до этого сидевший совершенно безучастно. – Я готов предоставить метрику своего сына.
– Вот и отлично! – воскликнул купец. – Завтра утром вы с Мельхиором отправитесь в ратушу, где тебя внесут в списки жителей города как…
– Дорстена Руфрия Эсклермонда, – вставил капитан.
– Да, как Дорстена Эсклермонда, которого отец отдал мне в ученики. Понял? – спросил старик.
–А зачем это нужно? – тихо произнёс Друд.
–Это нужно затем, что у нас в провинции все жители записаны в особые книги для обложения налогами. Если их там нет, то службы наместника начинают выяснять, кто они, откуда и почему не встали на учёт. В твоём случае это совершенно излишне, – объяснил Мельхиор.
–Сколько тебе лет? – спросил купец.
–Пятнадцать.
–Дорстен на год старше, – обронил капитан Эсклермонд.
–Ничего, он высокий, – проворчал старик. – Мы будем продолжать звать тебя Друдом. Пусть все думают, что это сокращение от Дорстен Руфрий. И запомни, юноша. В этом доме правду о тебе знают только я, капитан, Мельхиор и моя дочь. Опасайся, чтобы в твою тайну не проник кто-то ещё.
–Тем более, что началась война, а ты – из враждебных нашим властям Северных провинций, – добавил Мельхиор. – Да и объявление в газете о побеге из тюрьмы Кистоля никто не отменял.
Друд кивнул, после чего его посадили писать письмо родителям. Мальчику было неловко, что кругом много чужих людей, но выбирать не приходилось. Пока он морщил лоб, хмурился и грыз перо, Фиборс Баллири и капитан возобновили разговор о товарах, ценах и опасностях перевозки.
Мальчик не ожидал, что по окончании письма купец прочтёт его. Видя, что старик хмурится, Друд почувствовал, что у него горят уши.
– Вычеркни всё про тюрьму и побег, – велел ему Фиборс Баллири, – а затем перепиши набело. Я не хочу, чтобы у капитана Эсклермонда могли возникнуть затруднения.
Так выяснилось, что переправлять письмо в Мирлауд будет капитан Руфрий Эсклермонд. Когда Друд закончил переписывать, старик ещё раз перечёл письмо, после чего сказал:
– Вот теперь хорошо. Почерк, Друд, у тебя отличный, а вот грамотность хромает. Иди в мансарду и ложись спать, а завтра пойдёшь с учениками и Рибурном в контору. Ты годишься для переписывания бумаг.
9. Друд служит в купеческой конторе и встречается с Осе Ланселином
Фиборс Баллири когда-то сам был капитаном, нанимавшимся к купцам водить их корабли. Со временем он так преуспел, что сумел выкупить свой корабль, а затем жениться на дочери хозяина. К тому времени, как Друд попал к нему, негоциант владел девятью кораблями и вёл торговлю с колониями и Голландией.
Контора старика находилась в двух кварталах от дома, в торговом районе, сплошь состоящем из подобных контор и складов. Этот район был окружён особой стеной. Ведущие в него ворота на ночь закрывались.
Каждое утро, едва светало, Баллири-старший снимал замок с дверей конторы и запускал туда вечно бодрого старшего помощника Рибурна и вечно сонных учеников. Вместе с ними входили пришедшие заранее другие служащие и рабочие. В то время как остальные суетились, вели записи, сравнивали сведения бухгалтерских книг и книг учёта товаров, имевшихся на складе, встречали и провожали клиентов, руководили приёмом и отгрузкой чая, кофе, пряностей, сукна и полотна, Друд сидел в углу на высоком табурете и переписывал красивым почерком кипы различных документов.
На окнах конторы были решётки. Кроме того, рамы давным-давно намертво закрасили краской, и они не открывались, поэтому уже к 10 часам утра воздух прогревался, как в бане. Спасаясь от жары, Друд вешал на спинку стула, стоявшего рядом, свой кафтан. В случае, если появлялся важный посетитель, юноша надевал его, чтобы принять подобающий вид. Новая одежда досталась ему не даром: её стоимость вычиталась из жалованья.
Раньше Друд никогда не работал, поэтому дни в конторе казались ему бесконечными. Он с большой охотой отвлекался на мух, роями летавших вокруг и топившихся в чернильнице, на пробегавших мимо учеников, выполнявших поручения хозяина или его помощника, а иногда просто глядел в окно. Правда, его давно не мыли, поэтому на мутном стекле отчётливо были видны только потёки грязи и паутина. Результаты не замедлили сказаться сразу. Первые четыре дня недовыполненную норму работы Друду простили, а на пятый велели взять бумаги с собой и переписывать дома вместо ужина.
Домашняя работа кончилась тем, что Друд заснул за своей конторкой и уронил свечу. Бумаги вспыхнули. Благодаря усилиям ученика, чутко спавшего в соседней комнате, пожар удалось потушить с помощью кувшина с водой для умывания и затаптывания тлеющих обрывков. Друду опалило волосы на голове и брови, но не сильно. В результате, в день выплат жалованья, а именно в субботу, выданная ему сумма оказалась ничтожной. Из неё нельзя было покрыть даже расходы за комнату и стол.
–Мой мальчик, – сказал Баллири-старший, – если ты будешь продолжать в том же духе, то не скоро сколотишь капитал для возвращения домой.
–Вы говорили, что в случае найма на корабль меня опутают долгами. Не стараетесь ли вы сделать то же самое? – угрюмо спросил Друд, глядя исподлобья.
–Если тебя не устраивает, поищи работу в другом месте, – резко осадил его купец. – Всё дело лишь в том, что тебя никуда не возьмут. У тебя нет выдержки, чтобы делать однообразную работу на мануфактуре, нет силы, чтобы устроиться хотя бы грузчиком, нет специальных знаний, чтобы поступить в ремесленную мастерскую. Ты не умеешь грамотно писать и не знаешь латынь, так что путь учительства для тебя полностью исключается. Достигнув почти взрослого возраста, ты не умеешь и не хочешь уметь ничего! Я никого не держу! Иди, если хочешь, и найди себе работу и жильё лучше тех, что дал тебе я!
Слова Баллири-старшего были горькой правдой. По возвращении в дом купца Друд не мог поднять глаз. Он решил, что не имеет больше права оставаться в нём, а потому попросил Шэерлот вернуть ему старую одежду.
–Ты хочешь уйти, Друд? Но почему? – озабоченно спросила девушка.
– Я не могу сказать, но чем быстрее я это сделаю, тем лучше, – ответил Друд, отводя взгляд.
– Ты не злодей и не трус, чтобы бежать тайком. Я уверена, ты что-то слишком близко принял к сердцу. Расскажи мне, пожалуйста, – попросила Шэерлот, взяв его за руку.
Тон, которым она произнесла эти слова, тронул бы даже камень, поэтому Друд тут же поведал девушке о своей позорной выходке. Она выразила ему самое горячее участие и вызвалась не только помогать в переписке бумаг, но и заниматься с ним по вечерам правописанием.
–Ты не можешь уйти, – уверяла его Шэерлот. – Ведь в письме родным ты указал именно наш адрес. Напряги все силы и постарайся работать лучше. Уверяю тебя, другие работодатели не будут снисходительнее моего отца. Поверь мне, он не затевал против тебя никаких козней. Если бы отец не сочувствовал тебе искренне, он не стал бы рисковать, подавая в ратушу ложные сведения о том, что ты сын капитана Эсклермонда.
Осознав, как отвратительны были его подозрения, Друд с тяжёлым сердцем постучал в дверь кабинета хозяина.
–Войдите! – раздался строгий голос из–за неё.
Друд вошёл.
– Что ты хочешь? – спросил Фиборс Баллири, отрываясь от писем, которые он читал.
– Я пришёл… просить… о прощении за свои… подозрения, – с трудом выговорил мальчик.
– Ну, что ж, я рад, что ты взялся за ум, – смягчившись, сказал Баллири. – Я забуду о твоей выходке. Можешь в понедельник приступить к работе с новыми силами.
Встряска пошла впрок: на следующей неделе Друд работал лучше, чем на предыдущей. Однако ни о каких занятиях по правописанию не могло быть и речи. Друд так выдыхался, что сразу ложился спать. Однако и в этом была положительная сторона: усталость не давала мальчику тосковать о родном доме и думать о капитане Эсклермонде, отплывшем с его письмом.
Постепенно Друд втянулся в однообразные будни в конторе. Решимость его подогревалась тем, что за месяц он рассчитался за купленную ему купцом одежду и смог откладывать по нескольку лейров в неделю.
С другими учениками Друд особенно не сблизился. В большинстве своём они происходили из зажиточных семей и тратили жалование как свои карманные деньги на развлечения, а по субботам – на пирушку с вином и пивом. Бережливость Друда они принимали за жадность и скупость
– Когда ты собираешься жить, если не сейчас? – спрашивал мальчика один из них по фамилии Янсенс. – В старости ты только сможешь смотреть на удовольствия, но не пользоваться ими!
Так как Друд в ответ отмалчивался, ведь он не мог объяснить истинные причины своего поведения, то Янсенс заявил, что он ведёт себя, словно девица, и обозвал «госпожой Эсклермонд». В ответ Друд вызвался доказать, что мужества у него не занимать. Поединок был назначен на субботу, после получения жалования, на площадке за складами. Поглазеть на него собрались ученики со всего торгового квартала.
Противники разделись до пояса и по знаку судьи сцепились друг с другом. Янсенс был выше и сильнее, зато Друд напористее и упрямее. В конце концов, последний с разбитым носом оказался поверженным на землю. Враг сел на него верхом и, сдавив коленями руки, а руками – горло, потребовал сдаться. Друд упорно молчал и пытался вырваться. В его спину впивались камни и битая черепица.
Крики болельщиков были так сильны, что привлекли городскую стражу. Когда мальчики увидели солдат, они, как воробьи, бросились врассыпную. Противники также вскочили с земли и дружно бежали с поля битвы.
Авторитетные судьи из числа всё тех же торговых учеников сочли поединок не законченным. Была назначена новая встреча, но ей так и не суждено было состояться, потому что Янсенс попал в солдаты.
Фиборс Баллири предостерегал своих учеников и служащих против кабачков и трактиров, где в связи с усилением военных действий активизировались вербовщики, но, как это обычно бывает, его слова упали на каменистую почву. В последнюю субботу июля, как обычно, группа торговых учеников и служащих отправилась в недорогой кабачок. Компания заказала себе жаркого, двенадцать бутылок вина, а в ожидании заказа – кувшин пива. Веселье шло, как обычно. Сначала смех сделался громче, затем движения развязнее, а рассказываемые истории – пошлее. В разгар пирушки, когда были исчерпаны тосты за любовь, дружбу и всех присутствующих, к компании подсели двое и предложили тост за родину. Захмелевшие юнцы с энтузиазмом выпили. Новые знакомые завели речь о том, что Северные провинции душат с помощью каперской войны торговлю и благосостояние Скалла-Веры. Торговые ученики начали стучать кружками по столу и кричать, что это недопустимо. Тогда был предложен тост за спасителя Отечества Карла – Александра, владетельного князя Арнес. Кружки в ослабевших руках чокнулись, расплескав часть содержимого. Заплетающиеся языки издали нечленораздельные патриотические возгласы.
–Вот я согласен за родину голову сложить! – воскликнул один из подсевших к компании. – А вы?
–Да я хоть сейчас всё имущество для её блага отдам! – заорал пьяный Янсенс. – Мать в богадельню отправлю, а сам – в солдаты!
–Ты – настоящий патриот! – похлопал его по плечу подсевший. – Родина тебя не забудет! Когда Карл-Александр победит, ты построишь новый дом и будешь жить в богатстве, почёте и славе!
–Я – настоящий патриот! – заикаясь, выкрикнул Янсенс.
–Так чего же мы медлим? – удивлённо спросил подсевший. – Поступай в армию!
–И поступлю! – стукнул кулаком по столу Янсенс.
–Послушай, такие дела решают на трезвую голову, – пробормотал другой ученик, хлопая осовелыми глазами.
–Цыц, несчастный! – пригрозил ему Янсенс. – Где тут расписываться?
На столе тут же появились бумага, перо и чернильница. Янсенс расписался под вербовочным листом и прилюдно получил золотой моллер – плату за поступление в армию.
–Пишите и меня! – вызвался из–за соседнего стола пьяный ремесленник. – Хочу напиться на золотой моллер! От меня ушла жена!
Вербовщики не заставили себя упрашивать. Подсевшие к компании взяли под руки Янсенса, а двое их переодетых помощников – ремесленника, и вывели из кабачка.
О том, что случилось с её сыном, мать Янсенса, одинокая вдова, не чаявшая в нём души, узнала только в воскресенье вечером от кого-то из проспавшейся компании. Она бросилась к Фиборсу Баллири, заклиная спасти её единственное детище. При этом вдова пыталась встать на колени и кричала, чтобы купец попросил своего внука заступиться за неё перед наместником. Приход матери Янсенса совпал с ужином, поэтому Друд с удивлением узнал, что у купца есть внук. Между тем совместные усилия Герты и Шэерлот привели только к тому, что, прекратив кричать и плакать, она обессилела и опустилась на пол. Купец, ставший мрачнее тучи, пригрозил проживавшим в его доме ученикам, что выгонит их, если увидит в кабаке, а затем приказал встать из-за стола и отправляться спать.
Друд долго не мог уснуть в своей мансарде. Всю ночь до него доносились выкрикиваемые пронзительным голосом воспоминания вдовы о детстве Янсенса, сменявшиеся жалобными завываниями и стонами. Впервые война, о которой он имел смутное представление, коснулась известного мальчику человека.
Ранним утром Друда разбудил сам Фиборс Баллири. Старик велел ему быстро и тихо собраться. Затем он отвёл мальчика к окну и сказал:
–Сейчас вы с Шэерлот пойдёте к одному богатому особняку. Шэерлот останется стоять на углу улицы, а ты подойдёшь к человеку, которого она тебе укажет, и отдашь ему записку, написанную мной. Запомни, никто не должен знать, что вы ходили туда и видели этого человека. Ясно?
–Ясно, – ответил Друд.
В доме все ещё спали, когда они с Шэерлот, наскоро перекусив холодным мясом, хлебом и сидром, вышли на улицу.
–Куда мы идём? – спросил Друд, едва успевая за торопливо шагавшей девушкой.
–Мы идём спасать Янсенса. Если уж Осе ничего не сможет сделать, значит, никто не сможет, – ответила она.
–А кто он такой, этот Осе?
–Разве отец тебе не сказал? Осе Ланселин – его внук, сын моей старшей сестры, немного тебя старше. Он служит секретарём у наместника.
–Он никогда не заходит в ваш дом? – поинтересовался Друд.
–Заходит. Только ты обычно в это время в конторе, поэтому вы никогда не встречались. Вот мы и пришли.
Молодые люди остановились на углу улицы. Перед ними лежала небольшая мощёная площадь, а за ней располагался богатый белый особняк, окружённый садом и решетчатым забором.
– До дворца наместника тут два шага, – объяснили Шэерлот, – поэтому Осе пойдёт туда пешком. Как только он выйдет, ты приблизишься и передашь ему вот эту записку.
–А почему вы сами не подойдёте? – спросил Друд, беря вчетверо сложенный листок.
–Моя сестра умерла. Осе и его сестру воспитывает тётка со стороны отца. Она нас недолюбливает. Я не хочу, чтобы у Осе были неприятности, – объяснила девушка. – Вот он идёт! Поспеши ему навстречу!
Друд перебежал площадь и, поравнявшись с идущим навстречу молодым человеком, спросил:
–Господин Осе Ланселин?
–Да.
Молодой человек был небольшого роста, с маленькими кистями рук и ступнями ног. Кожа его лица была бледной, со слабым румянцем. Его костюм составляли тёмный кафтан, такой же камзол, плисовые штаны, белые шёлковые чулки и башмаки с серебряными пряжками на высоких каблуках. Густые светло-русые волосы стягивала лиловая лента. Шляпу он держал в руках.
– Мне поручено передать вам записку, – сказал Друд и протянул свёрнутый листок.
Осе Ланселин взял его двумя пальцами, развернул и прочёл. Затем он поднял глаза и спросил:
– Кем вы приходитесь моим родным?
–Я работаю в конторе вашего деда, – ответил Друд.
–И как вас зовут?
– Дорстен Эсклермонд.
–Как? – переспросил юноша, приподнимая брови. – Извините, я не расслышал.
–Дорстен Эсклермонд.
–Капитан Руфрий Эсклермонд не ваш батюшка?
–Мой, – сказал Друд, отводя взгляд.
Хотя лицо Осе было благожелательным и невозмутимым, Друду показалось, что в его глазах запрыгали весёлые бесенята.
– Ваш батюшка сейчас на берегу или в море? – продолжил допрос молодой человек.
– Вышел в море три недели назад.
– Куда же он отправился, в Голландию или в колонии?
– Он поплыл…
Друд стал спешно соображать, куда мог отправиться капитан Эсклермонд. Он так смешался от неожиданного вопроса, что не сразу сообразил, что в колонии нужно плыть тоже мимо Голландии.
– Он поплыл в Голландию, – наконец решил Друд. – Вот и ваша тётя Шэерлот…
– Неужто тоже поплыла в Голландию? – спросил Осе Ланселин: его синие глаза откровенно смеялись.
– Нет. Она стоит на углу и может всё объяснить.
– Передайте моей тёте Шэерлот, что я непременно буду сегодня вечером. До свиданья, как вы сказали вас зовут?
– Дорстен Эсклермонд.
– До свиданья, Дорстен Эсклермонд.
Молодые люди раскланялись. Когда Друд вернулся к Шэерлот, он сказал:
– Господин Ланселин обещал зайти сегодня вечером. Ещё он всё время переспрашивал, как меня зовут.
– И что ты ответил?
– Сказал, что меня зовут Дорстен Эсклермонд. Он несколько раз переспрашивал, а потом поинтересовался, куда отплыл капитан Эсклермонд, в Голландию или в колонии. Я сказал, что в Голландию, хотя не знаю точно, потому что как-то не интересовался ничем, кроме своего письма.
– Ты всё правильно сказал, Друд.
– Мне показалось, что он смеётся.
– Почему?
– Он как-то странно всё время переспрашивал моё имя.
– Просто Осе знает Дорстена в лицо.
– Он, наверно, решил, что я спятил.
– Ничего, Друд, вечером я всё ему объясню.
– А где находится настоящий Дорстен Эсклермонд? Ему не повредит, что я взял его имя?
– Он далеко отсюда, и ему это не повредит.
Друд и Шэерлот дошли до дома. Здесь девушка попрощалась с ним и пожелала удачного рабочего дня. Друд отправился в контору.
Осе Ланселин пришёл во время ужина. Старик Баллири заперся с ним в кабинете, а когда вышел, то никому ничего не сказал. Следующие два дня прошли без известий. Как выяснилось позже, они были потрачены на выяснение вопроса, к какому роду войск принадлежали вербовщики. Новости, поступившие на третий день, были неутешительными. Оказалось, что вербовщики, заставившие Янсенса подписать вербовочный лист, были моряками. В тот же день они доставили новобранца на корабль, а на следующий – вышли в море охотиться за каперами Северных провинций.
10.
Друд задаётся вопросами и ловит слухи
Жизнь Друда в доме купца была довольно однообразной, однако и она вызывала множество разных вопросов.
По вечерам, когда жара спадала, но камни раскалённой мостовой ещё дышали ею, Друд любил сидеть на конторке, поставив ноги на табурет и открыв окно, и наблюдать за улицей. В это время он думал о разных вещах.
В мансарде напротив жил студент. Когда сумерки сгущались, он зажигал две свечи и ставил их по обеим сторонам от себя, засиживаясь за книгами допоздна. Студент напоминал Друду Мельхиора, который с тех пор, как водворил мальчика в дом своего дяди, больше не появлялся. Друд даже заволновался, не случилось ли с ним что-нибудь. Он спросил об этом у Шэерлот и получил ответ, что у Мельхиора всё хорошо, но он очень занят. Друд почувствовал лёгкий укол обиды: чем можно быть настолько занятым, чтобы не найти получаса, чтобы зайти и поинтересоваться его судьбой?
Темнота опускалась над Ваноццей из высоких глубин небосвода. Сначала небо становилось по центру фиолетовым, но между ним и крышами оставалась полоса голубизны, переходившей в золото. Затем золото меркло, и опускалась ночь. Высыпали звёзды. Глядя на их далёкие, сияющие огни, Друд думал о капитане Эсклермонде, который тоже, возможно, видит их с палубы своего корабля. Где он сейчас? Удалось ли ему избежать встречи с каперами Северных провинций?
Даже в темноте по улице некоторое время продолжали громыхать кареты. В чистом ночном воздухе голоса людей, проходивших внизу, доносились так чисто и звонко, словно они находились совсем рядом. Лай псов отражался гулким эхом.
Движение на улицах напоминало о том, что в то время, как в купеческих кварталах ложились спать, в дворянских начинались балы, карточная игра и другие развлечения. Друду сразу вспоминался таинственный член семьи Баллири – дворянин Осе Ланселин. Почему ничто в доме не напоминало о его матери? Почему, каждый вечер, обсуждая домашние дела с Шэерлот, дед никогда не говорил о внуке и его сестре? Почему Фиборс Баллири потребовал, чтобы Друд молчал о том, что его посылали с запиской к Осе? Почему Шэерлот не подошла к племяннику сама? Почему, когда Осе пришёл со сведениями о Янсенсе, его сразу отвели в кабинет деда, так что никто из других обитателей дома не видел его?
Высунув голову на улицу, Друд рассматривал окна соседей напротив. На втором этаже было темно. Там проживал адвокат, арестованный на прошлой неделе, и теперь новые жильцы боялись занять его комнаты. В доме Баллири этот случай не обсуждался. Однако Друд слышал, как крючконосая старуха, занимавшая комнаты над адвокатом, сказала:
– Наверняка он был из тех, кто читает газеты.
Мальчик недолюбливал эту старуху. Он заметил за ней привычку высовываться из окна и осматриваться по сторонам, прежде чем спрятаться и швырнуть на улицу какой-нибудь мусор. Впрочем, слова её не прошли мимо его ушей. Друд давно хотел получше узнать об обстановке в Скалла- Вере и о войне, но Фиборс Баллири запрещал разговоры о политике своим служащим, поэтому мальчик довольствовался обрывками слухов, из которых знал только то, что подвоз товаров к острову затруднён.
В ближайшую субботу, сказав, что хочет пройтись, Друд направился в книжную лавку, в витрине которой выставлялись газеты. Отдав пять лейров, он сделался собственником номера «Всесветских новостей, издаваемых Яклейном Сэлдэном в собственной типографии». Так как нести газету домой не следовало, Друд завернул в ближайшую кофейню, заказал кофе с пирожными и погрузился в чтение новостей. Из двух колонок текста на половине листа он узнал о столкновениях французов и австрийцев в Северной Италии, а также о неудаче, постигшей шведскую эскадру при попытке взять русскую крепость Архангельск. Местные новости состояли из сообщений о большом приёме у наместника, о разгроме в окрестностях Кистоля шайки разбойников, о крупном пожаре в городе Сен-Катарен и о потоплении каперами провинций Скалла- Вера и Гринигин восьми кораблей Северных провинций. Внизу объявление сообщало о поступлении в крупную книжную лавку новых карт Гийома Делиля. Нельзя сказать, чтобы все эти новости сильно расширили представление Друда о политической ситуации, но всё же он узнал больше за полчаса чтения газеты, чем за неделю улавливания обрывков разговоров в конторе.
Свернув «Всесветские новости» в два раза, Друд положил их на стол, а сам принялся разглядывать посетителей кофейни. Его внимание привлёк разговор двух купцов, как и он, читавших газету.
– Сколько мы кораблей потопили – пишут, – сказал старший из них, – а сколько у нас – молчат.
– Вы слышали, – обратился к нему сосед, – старого Беерена отправили в долговую тюрьму?
– Так быстро? – удивился первый. – Известие о потоплении двух последних его кораблей пришло только вчера.
– побоялись, что старик улизнёт. Через неделю назначена распродажа его имущества.
– Знаете, а Сибордарре Ольсену удалось вывернуться, – снова сказал первый.
– Да что вы? – удивился сосед.
– Корабль его увели каперы, а капитана и команду посадили на шлюпки, на которых они и прибыли в Ваноццу. Ольсен запродал их кредиторам, чтобы они отрабатывали его долги, а заодно и свои за потерю корабля.
– Ему повезло.
Заинтересовавшись разговорами, Друд откинулся на спинку стула и, прихлёбывая кофе, изобразил, что смотрит в окно, а на самом деле «навострил уши».
Справа от него сидел юнец, наряженный пёстро и с претензией на элегантность. Он беседовал с мужчиной лет тридцати с пальцами, испачканными чернилами и пером, заткнутым за ухо. Из их беседы выяснилось, что мужчина – сочинитель пьес.
–Мы с театром выступали в Сен-Катарен, – сообщил юнец. – Там говорят, что вновь объявился Нищеброд.
–Он и не исчезал оттуда, – возразил сочинитель.
–Ну что ты! Все знают, что он скрывался в Северных провинциях, а теперь, говорят, вернулся. Я слышал, будто герцог Фёррил дал ему десять сундуков с золотом, чтобы он поднял восстание и присоединил Скалла- Веру к Северным провинциям.
–Тише, мой юный друг, тише! Это разговор не для кофейни!
Так как дальше беседа касалась какой-то скандальной актрисы, Друд перестал её слушать и переключился на излияния двух девиц. Одна из них сообщила другой, что в их доме проживал молодой адвокат, серьёзный и положительный. Никто не замечал за ним ничего предосудительного, а вчера его арестовали как сторонника объединения с Северными провинциями. Соседка адвоката утверждала, что сердце её навек разбито.
Переводя взгляд с одного посетителя на другого, Друд наткнулся на странную пару. Это были Мельхиор Баллири и незнакомый офицер. Они сидели молча и явно кого-то ждали. Вскоре к ним быстрым шагом подошёл Осе Ланселин, одетый проще, чем в тот раз, когда Друд предавал ему записку. Сначала он, судя по всему, объяснял своё опоздание, а затем сообщил что-то, после чего все трое встали и вышли. Подстрекаемый любопытством, Друд поставил чашку на стол и тоже вышел, однако никого на улице не увидел. Когда карета, частично закрывавшая обзор, проехала, мальчик заметил вдалеке только удалявшихся Мельхиора и офицера. Мостовая в этом месте поднималась вверх по склону холма, поэтому они шли медленнее, чем могли бы. Друд увязался за ними. Дойдя до первого перекрёстка, молодые люди распрощались. Офицер свернул за угол, а Мельхиор пошел прямо. Сначала мальчик хотел догнать студента, но потом остановился и повернул назад. Внутренний голос подсказал ему, что Мельхиор вряд ли обрадуется их встрече сейчас.
Случай этот разбередил Друду всю душу. В голове его снова зароилась масса вопросов. Что за дела были у Осе, Мельхиора и офицера? Что свело их вместе? Куда они разошлись? Перегруженный цифрами мозг мальчика, остро ощущавший недостаток ярких впечатлений, цеплялся за этот незначительный случай, возвращаясь к нему снова и снова. Иногда он размышлял над ним целые ночи! Зато как тяжело было подниматься по утрам, когда хозяйские часы с маятником отбивали шесть!
11. Друд разговаривает о политике
День в конторе был таким же, как всегда. В окно палило солнце. Друд, вцепившись левой рукой в волосы, тщетно старался сосредоточиться на счёте, который он переписывал. В этом ему мешали преуспеть два обстоятельства. Первым из них был Рибурн, ругавший кого–то за дверью «ослом» и «олухом царя небесного», а вторым – муха, упорно старавшаяся сесть мальчику на голову. В результате безуспешных попыток от неё отделаться, Друд махнул пером и заляпал кляксами лист.
–О, Господи! – воззвал он и обхватил руками голову. Локоть его попал в чернильные пятна.
На муху достигнутые успехи не произвели должного впечатления, и она возобновила усилия по «штурму» головы Друда. Но на этот раз мальчик проявил хитрость. Он позволил ей не только приземлиться, но и оглядеться, после чего резко ударил себя по лбу. Муха успела взлететь, но была сбита в воздухе и шлёпнулась в чернильницу, где начала беспомощно барахтаться. Друд тут же преисполнился к ней сочувствия и стал извлекать кончиком пера. За этим занятием его и застал Рибурн, внезапно вошедший в комнату.
–Да, Эсклермонд, – с удовольствием сказал он, – ненадолго хватило вашего рвения. Учтите, кофейни и газеты не доведут вас до добра.
– А что плохого в том, что я один раз зашёл в кофейню? – спросил Друд.
– Хорошо, что вы не думаете отпираться, Эсклермонд, – удовлетворённо покачал головой Рибурн, – но плохо, что вы говорите лишь половину правды. Вас неоднократно видели в кофейнях, а также мне известно, что вы каждую неделю покупаете газеты.
– Что же в этом плохого? – снова спросил Друд. – Я трачу свои деньги, а домой возвращаюсь к ужину.
– В кофейнях бывают разные подозрительные личности. Это может бросить тень на дом вашего хозяина, а также отрицательно сказаться на его торговых делах.
– Господин Баллири велел вам передать это?
– Нет. «Он велел вам взять у меня вот эту записку, – Рибурн протянул Друду вчетверо сложенный листок, – и как можно быстрее идти домой». Дело в том, что он забыл в своём кабинете какие–то важные бумаги. Вы должны попросить их у госпожи Шэерлот и доставить сюда.
Друд подумал, что Бог его услышал. Покинуть гору счетов, чернильницу и мух в середине дня было для него пределом мечтаний.
Воздух на улице дрожал от зноя. Пешеходов было мало, лишь кое-где лежали, вывалив розовые языки, бродячие псы. Выйдя из торгового квартала, Друд продолжил путь мимо богатых особняков. Деревья садов, окружавших их, близко росли от решетчатых заборов и отбрасывали узорную тень на мостовую.
