Мария Анашкина
Стальная бабочка. Знакомство. Часть 1
Ты и так попадёшь. Тупица…
Время потеряло смысл, а потом Денис обнаружил себя на полу, грязном полу из потрескавшейся плитки с присохшими кусочками еды, а сверху лился болезненный, жёлтый, как масло, свет. Кожа там, где ударил папа, горела. Рядом упал деревянный расписной половник, и Денис осторожно глянул вверх. Папа уходил из кухни, что-то бормоча себя под нос, в руке он сжимал смятую сотку. Через минуту хлопнула дверь, заскрежетал замок. Ушёл за пивом. Куда же ещё. Не каждый день ему в руки попадает лишняя сотка, хотя бы и краденая. Любовь к пиву перевешивала папины принципы. Как говорят в рекламе, «имидж ничто, жажда всё».
Денис приподнялся и сел, прижав к груди колени и уперевшись в них подбородком. По щекам всё ещё текли слёзы, но он не обращал на них внимания. Вот и всё. К утру боль пройдёт. А завтра его снова ждёт Ростикс. Фишки с покемонами по рублю штука. Горячий чай с булочкой на обед. И Макс, который будет слушать его истории, открыв рот. До следующего вечера можно жить.
– Эй, идём. – Денис и не заметил, когда Женя появилась на кухне. – Пока он не вернулся. Идём.
***
Они сидели на кровати, обнявшись, – с тревогой ждали, когда вновь хлопнет входная дверь. Денис со стыдом осознавал, что совсем не против, если папа не вернётся. Совсем не вернётся. А вот сестру он никак не мог заподозрить в подобных низменных мыслях. Женя сказала бы, что грешно так думать.
Ведь это папа.
– Жень.
– Да?
– Я ведь просил тебя не лезть. – Денис взглянул в огромные глаза сестры, ярко-синие, как у папы. – Он ведь и тебя может ударить. Я-то всё выдержу, а вот ты…
– Но я так не могу!
– А ты смоги.
Женя опустила густые ресницы и обхватила пальцами левой руки маленький крестик, висящий на серебряной цепочке. Денис злился на неё и в то же время понимал, что злиться бесполезно. Она – лучшая в мире старшая сестра и считала своим долгом защищать его. Даже в ущерб себе.
Когда дурочка Настя единолично занимала вторую спальню, они с Женей жили в одной комнате, и в тот период очень сблизились, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте. Денис любил смотреть, как Женя рисует какой-нибудь натюрморт или красивую женщину в воздушном платье, скачущую на белой лошади. Он пересказывал ей истории про призраков и вампиров, которые слышал от Макса. Она читала ему книжки про ковбоев или про бездомных малолетних воришек, или рассказывала о боге и том, что он всех любит и никогда ничего не подстраивает просто так. А в последнее время они всё чаще вместе мечтали, что сбегут из дома и будут жить далеко от папы, как Настя. Заживут вдвоем. Денис будет готовить макароны с сыром, потом научится печь и пироги, и даже торты с пирожными, а Женя поступит в университет, выучится на художника и станет знаменитой, как Пикассо.
Но пока они слишком маленькие, чтобы жить отдельно от мамы и папы. Слишком маленькие. Дни пробегают быстро, а вечера тянутся словно в замедленной съёмке. И никуда не деться им от здешней синевы, как поёт Дискотека Авария.
– Знаешь, что бы я хотел? – прошептал Денис.
– Что?
– Вырасти. Тогда буду сам зарабатывать деньги и уеду отсюда. Буду высоким как папа и накачаю себе огромные мускулы, и он больше не посмеет меня тронуть. Ни меня, ни тебя.
– А маму?
Денис на мгновение задумался, затем кивнул.
– И маму. Никого. Бесит быть маленьким. И слабым.
Женя улыбнулась и поцеловала его в лоб. От неё веяло тёплой грустью, именно тёплой. Денис никогда не был на море, но верил, что эта грусть похожа на волны, которые тихо перекатываются по берегу. Такую морскую грусть умела испытывать только Женя. А может быть, это суперспособность людей, которые верят в бога? Людям нравится верить во что-нибудь особенное. Бигмакс верил в пришельцев, Настя – в собственную неотразимость, мама – что соседям есть дело до того, как она живёт, и только Ира ни во что не верила. Или он просто так и не успел разгадать, во что.
– А мне ты ведь можешь сказать, где ты нашёл те сто рублей, Денис?
Денис напрягся. Женя, как и папа, считала, что воровство – это грех. Потому что так, видите ли, в библии написано. Что ж, он уже давно смирился с тем, что попадёт в ад, не за то, так за другое. Лишь бы не в один котёл с Настей.
– Нашёл на улице.
– Честно?
– А ты думаешь, я их в школе украл? Я больше так не делаю.
Можно сказать, что не соврал. Нашёл на улице. В машине у одного богатенького рыжего урода, которому эти сто рублей что пыль на ботинках. В школе Денис больше таким не промышлял. Слишком велик был риск, что раскроют.
Женя ничего не ответила. И не получалось прочитать в волнах её эмоций – размеренных и спокойных морских волнах, – поверила она или нет. Денис подозревал, что нет. Было больно её расстраивать, но ничего уже не изменишь.
Глава 4. Бракодел
На улице давно стемнело. И в кабинете тоже стояла темень. Работать при свете небольшой настольной лампы было гораздо приятнее, но я выключил и её – решил сделать передышку. Всё не так плохо, убеждал я себя, стоя у окон. Всё образуется. Главное, что все мы до сих пор живы. И относительно здоровы. Почти все.
Эти стены постоянно напоминали мне об Олеге, моём бывшем одногруппнике, а затем и партнёре по бизнесу. Когда Олега убили, я хотел отдать его кабинет Рудзинскому: что бы там ни говорили любительницы посплетничать в перерывах между работой и вместо неё, к тому моменту Антон его заслужил. Но потом я понял, что ни на что не променяю этот потрясающий вид на центральную площадь, и переехал сюда сам, а Антону отдал свой старый кабинет. Виды там не такие живописные, зато места раза в полтора больше. Олег, Олег… Что ж, он знал, на какой риск идёт. Мы оба знали. Девяностые… паршивое время тогда было. Да и сейчас не рай земной, о чём тут говорить.
Широкая Вокзальная магистраль переливалась, как новогодняя гирлянда, и эта ненавязчивая цветомузыка меня успокаивала. Всегда выстраивала мысли ровными рядами, когда под конец дня их раскидывало по углам. Я от души вздохнул и вгляделся вдаль, туда, где виднелась полукруглая крыша Оперного театра. Давненько мы с Лерой не были в театре. Уже почти полгода. Лера всё пыталась приобщить меня и дочек к искусству, и раньше у нас была традиция – хотя бы раз в месяц мы всей семьёй выбирались на премьеры. Мне вдруг вспомнилось, как в последний раз Жанна, одна из наших близняшек, заснула на «Травиате» и получила от матери нагоняй. Я дочку не винил – сам едва не дал тогда храпака. Зато маленькой Анюте почему-то очень нравилось это заунывное пение, а потом нам всем приходилось слушать дома любительские концерты. Помню, Лера была в восторге и уже в красках представляла, как Анюта будет покорять сцену. Ощущение, будто это всё было миллион лет назад. В прошлой жизни.
Может, в самом деле отдать её на вокал, подумалось мне вдруг. Возможно, что Ане с её астмой это пойдёт на пользу. Хотя… нет, пока нет. Сейчас у неё и без того большая нагрузка. Школа. Дополнительный английский. Бассейн. Регулярные походы по всевозможным врачам. Нет, лучше повременить.
Тут в дверь поскреблись, вырвав меня из таких приятных мыслей. Я с неохотой отвернулся от окна и бросил:
– Кто там? Входите!
В кабинет сунулась Альбина – миловидная блондиночка из отдела маркетинга, которой временно пришлось взвалить на себя обязанности Антона – и вновь принялась ныть, что её заждались дома голодные дети и кошки – мол, уже весь телефон оборвали. Можно подумать, меня не ждут, заметил я ей. Всех ждут, почти у всех здесь дети. И кошки, и собаки, и прочая живность. А за аврал, сказал я ей, можете поблагодарить своего непосредственного начальника, который считает, что его страдания на любовной почве важнее проблем десятков людей, которые от него зависят. Да, я понял, что вы не можете найти какие-то документы, которые Антон, мать его, Валерьевич, скорее всего, унёс из офиса и профукал где-то по пьяни. И нет, меня ваша проблема не волнует. Потому что на все эти документы вы обязаны хранить копии в архиве. Потому что я сто раз вам напоминал, чтобы вы делали копии! Первое число февраля, а ваш отдел до сих пор не может сдать январскую отчётность, и никуда не пойдёт, пока этот самый отчёт не будет лежать у меня на столе!
Альбина обиженно фыркнула и унеслась, хлопнув дверью, а с меня как ветром сдуло накатившую было на меня хрупкую нирвану. Который день я торчу на работе допоздна, а вместе со мной и пол-офиса в придачу. Придётся поработать в выходные, и не только мне. Придётся по этому поводу выслушивать очередное нытьё моих сотрудников. А ещё – в сотый раз объяснять им, что если сейчас не поднажать, то завтра им вообще будет негде работать.
Ужасно, ажно до одури захотелось выпить, но если я сейчас позволю себе хотя бы полстакана виски, то завтра проснусь с головной болью. А там, внизу, шныряли, перемигиваясь резким светом фар, машины, кружили хлопья снега и пахло свободой. Люди, у которых не было никаких забот, а рабочий день заканчивался чётко в пять, давно разошлись по домам к своим детям. А я и не помнил, когда последний раз беседовал с Аней. Когда последний раз слышал её звонкое «папа, папа, папа!». Прихожу вечером, а Анюта уже спит. Ухожу утром, а она еще не проснулась. И в будни, и в выходные, и в праздники. Чёрт его знает, когда дела наконец вернутся в колею.
Я вновь уселся за стол, включил лампу и, нацепив очки, принялся перебирать бумаги и сверять показатели. Да, на первый взгляд всё не так плохо. Продажи идут, открываются новые магазины, заказы офисной техники от крупных клиентов растут, только бы отчёта из бухгалтерии дождаться, чтобы понять, насколько мы вышли в плюс… Тут цифры начали расплываться перед глазами. Я зажмурился, бросил очки на стол и с наслаждением потёр веки. Похоже, что сегодня от меня толку уже не будет. Но сколько же ещё нерешенных вопросов… Вот кого мне отправлять теперь в командировку на Урал? Должен был ехать Рудзинский, а теперь хоть самому езжай. Но если я уеду даже дня на три, то здесь всё развалится.
Рудзинский… Вот ведь удружил, скотина. Страдает он, понимаете ли. Рана у него, мать его, сердешная, травма психологическая. И работать свою работу он не может. И меня он видеть тоже не может, потому что это я, мол, во всём виноват. Двадцать седьмой год парню пошёл, а у него во всех его бедах до сих пор виноват кто угодно, кроме него самого. И пусть весь мир утрётся, ему ведь не важно, что люди по его милости вынуждены впахивать до посинения. Хотя чему тут удивляться: он всегда был махровейшим эгоистом.
Я как-то и не задумывался раньше, сколько всего тащит на себе Рудзинский, причём тащит – это не самое удачное слово, потому что долгое время он играючи справлялся с теми задачами, которые сейчас не могли осилить трое опытных менеджеров, включая меня самого. Он умудрялся везде успеть и ни капли не устать. Тот самый кролик из рекламы батареек ему в подмётки не годился. А главными его преимуществами были подвешенный язык и невероятное чутьё на деньги.
Да, порой Антон вёл себя излишне резко, и не единожды я извинялся за него перед людьми. Но манеры гопника из подворотни с лихвой компенсировались умением вылавливать самородки из кучи говна. Он всегда наперёд знал, что выстрелит по продажам в следующем квартале, а то и через несколько лет. Его ставки всегда выигрывали. Он легко мог разругаться вдрызг с паршивым, по его мнению, поставщиком, но тут же находил другого, гораздо более сговорчивого и с товаром, который расходился как горячие пирожки. Все эти годы я ни капли не жалел, что приобщил его к делу. Цены б ему не было, если бы не постоянные загулы и откровенно легкомысленное отношение к жизни. Иногда мне казалось, что жизнь для него – это какой-то дешёвый боевик, где у него главная роль, бесконечный запас патронов и огромный список баб, которых нужно срочно оттрахать, пока они в кадре.
Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведёшь. А если встретил целое новое тысячелетие в заблёванном наркопритоне, то что, вся жизнь теперь насмарку? Отпуск мечты, который я провёл в больнице у койки Антона… то были ещё цветочки. Далее меня ждал увлекательнейший перелёт через полстраны в компании трясущегося от ломки кретина, который готов был выпрыгнуть из самолёта ради дозы. Лучше бы выпрыгнул, ей богу. Четыре часа ада в десяти тысячах метров над землёй – такого счастья врагу не пожелаешь. После – дежурство у его постели уже в Новосибирске. Попытался я было тогда запихать Антона в клинику для ветеранов, как давно хотел сделать, но уже через пару дней он начал ныть, что хочет домой, и я сдуру поддался. Пожалел его. Идиот. Знал ведь, знал, что верить ему нельзя… И где только Антон умудрился достать наркоту? Ведь едва ж на ногах держался.
Приходилось распыляться на три фронта, и по итогу я проигрывал везде. Дела фирмы сыпались, Аня умудрилась в первый же день учёбы подхватить какую-то инфекцию, а скандалы дома стали почти ежедневными. Лера всё грозилась, что заберёт девочек, уедет и подаст на развод, но никуда не уезжала. Да оно и понятно было – некуда. Но мои нервы начали сдавать, а когда Рудзинский опять сорвался, я понял, что пора выбирать. И я выбрал Аню. И работу, само собой. Да, нужно было запереть его в клинике, приставить к нему санитаров, охрану, кого угодно… но да что уж теперь сожалеть попусту.
Так что Антон отошёл на третий план. Пока что я ограничивался тем, что ежедневно проверял, жив ли он вообще. Таскать его по рехабам, врачам и тем более сидеть у его койки, как в начале месяца, я больше не собирался. С меня хватит. Столько усилий, а в благодарность я получал только истерики и угрозы. Я не разговаривал с ним уже около полутора недель. Точнее, это он отказывался со мной говорить. На звонки он не отвечал. Ну а заходить к нему домой я даже не пытался, памятуя, как мы расстались в последний раз.
Со временем он поймёт, что я всё делал только ради его блага. Обязан понять. Должен же он хоть когда-нибудь повзрослеть. Хотя если вспомнить его мать… Галя… Она иногда вела себя похлеще сына.
Кто-то постучался, и я рявкнул: «Открыто!» В кабинет важно вступила главная бухгалтерша. Она сложила мне на стол папки с отчётами и поинтересовалась, может ли их отдел идти домой. Я помедлил с ответом – мозги уже едва ворочались – и кивнул.
– Завтра чтоб к семи все были на месте, – напомнил ей я.
Она едва заметно поджала губы и, сухо попрощавшись, вышла.
Ничего, потерпят. Чай не в наряды их гоняю в поле посреди зимы – сидят эти кумушки в тёплом помещении, в ус не дуют и даже деньги неплохие за это получают. Без задержек. С премиями. Нет, я не боялся, что пойдут увольнения. Работу нынче не так-то просто найти, тем более приличную. Хотя иногда мне хотелось самому всех разогнать к ядрёной бабушке. Не моё это – командовать бабским батальоном. Особенно когда дома ждёт свой собственный.
Олег… он умел управляться с кадрами гораздо лучше меня. Но Олега здесь нет. И я вынужден справляться с этим серпентарием единолично. Что же, я сам этого хотел.
Я открыл одну из папок и глянул на итоговые цифры. Вновь надел очки, зажмурился, тряхнул головой в попытке хоть немного взбодрить мозг, снова пробежался взглядом по странице. Затем схватил вторую папку, третью, четвёртую. Потом отбросил всё это дело в сторону, снял очки и, откинувшись на спинку кресла, тяжело вздохнул. Нет-нет. Хорошо. Всё хорошо. Хуже, чем ожидалось, но не конец света, мы всё ещё на плаву. Возможно, зарплаты всё-таки придётся ненадолго задержать…
Внезапно мне пришло в голову, что не так уж меня и тянет домой. Нет, я скучал по Ане. Но дома ждала Лера. И сейчас Лера была хуже, чем все эти пылающие ко мне ненавистью бабы вместе взятые.
Я знал Леру почти всю жизнь. Мы сидели за одной партой. Списывали друг у друга контрольные. Бегали на свидания, несмотря на протесты её родителей. Впервые поцеловались во время салюта в честь дня города. А через полтора года – незадолго до нашего с ней выпускного вечера – я сделал ей предложение. А ещё через три родилась Алина – наша старшая.
Мы с Лерой через многое прошли. Порой едва сводили концы с концами, особенно по молодости. Из-за меня она рассорилась с родителями, которые мечтали выдать её за друга семьи и так и не смирились с нашим браком. Свою мать я похоронил, когда мне стукнуло семнадцать, а отца потерял ещё в десять. Так что нам с Лерой приходилось выживать без чьей-либо помощи. Хотя бы квартира мне от родителей досталась, и то слава богу. Её родители даже на внучек ни разу не зашли посмотреть. Замечательные люди.
Первое время я кое-как совмещал учёбу и работу. Выучился на инженера, в то время как Лера сидела дома с детьми – в институт она так и не поступила. А потом, спустя три года после рождения нашей второй дочери – Милы – я ушёл добровольцем на Афган. Ушёл лейтенантом, а вернулся уже майором. Пришлось постараться, чтобы выбить себе это звание, потому что… Потому что нам нужны были деньги, само собой, а низшие и средние офицерские чины получали копейки.
Впоследствии нашу семью изрядно помотало по стране из-за моей службы, пока мы вновь не осели в Новосибирске, и мой бывший одногруппник Олег не предложил мне вписаться в, мягко говоря, сомнительную авантюру, включающую в себя закупку компьютерной техники за рубежом. Я колебался, но Лера убедила меня, что стоит рискнуть. Она верила, что дело выгорит. Было у неё тоже этакое чутьё на деньги, не такое мощное, как у Антона, но будь у неё образование и свободное время, я, наверное, и её бы приобщил к делу.
Спустя несколько лет Союз превратился в руины, а наша с Олегом сомнительная авантюра – в легальный и довольно успешный бизнес-проект. Спасибо Олегу, который держал почти весь наш скромный капитал на долларовых счетах, – дефолт нас не затронул.
Много лет я работал как проклятый, чтобы обеспечить моей семье безбедное существование. И никогда, даже в тяжкий период после развала страны, мои дамы не могли пожаловаться, что им нечего есть и не во что одеваться. Я делал всё, что в моих силах. И в последнее время всерьёз опасался, что кончусь во цвете лет, как мой отец, который умер от разрыва сердца.
Я всегда мечтал о сыне. Наверное, ещё с тех времён, когда вообще стал допускать возможность, что у меня будут дети. Но судьба решила показать мне кукиш. Нам с Лерой уже по сорок шесть. У нас пять дочерей, умниц и красавиц, но… я в полной мере осознавал, что моя жена вряд ли сможет забеременеть ещё хотя бы раз. Да и не захочет.
Любил ли я Леру до сих пор? Я сам себе не мог ответить на этот вопрос. Последние месяцы изрядно потрепали наши отношения. Я, безусловно, любил своих дочерей, хотя в тот день, когда родились близняшки Жанна и Инна, я напился и рыдал, запершись дома в одиночестве, и отнюдь не от счастья. Сука-судьба посмеялась мне в лицо. Да уж. Хотел сына – на! Получай! Когда-то один мой приятель в шутку назвал меня бракоделом, за что и получил. По морде. Судьбе своей я морду за такие шутки набить не мог, к сожалению.
Моя старшая, Алина, уже несколько лет жила в Москве – работала в посольстве сурдопереводчиком. Мила получала второе высшее в Германии. Хулиганки Инна и Жанна заканчивали девятый класс. А моё маленькое медицинское чудо – Анечка, про которую все врачи в один голос говорили, что она не протянет и месяца, в прошлом году пошла в первый класс. Аня… Мои мысли очередной раз вернулись к ней.
Почти половину своей жизни Аня провела в больницах. Она всегда была болезненным ребёнком, а в три года едва не погибла в реанимации. Астма. Первый жёсткий приступ, который её едва не убил.
Прошлым летом Аня недели три пролежала в больнице для планового обследования. Впервые совсем одна, без мамы, но тут я не боялся за неё: Анюта – бойкая девочка. Зато Лера вся извелась, и не только потому, что дочь впервые посмели оторвать от её юбки. Врачи по итогам обследования предлагали определить Аню на домашнее обучение. Мол, в школе ей будет тяжело успевать за остальными из-за частых болезней. Аня распсиховалась тогда – она рвалась в школу, грезила ей. Я тоже был против. Глупо и даже вредно лишать девочку общения со сверстниками. Лера же настаивала на обратном.
Я всегда считал, что она излишне опекает Аню. Частые простуды и ротавирусные инфекции – вовсе не причина запирать ребёнка в четырёх стенах и оберегать от малейшего дуновения ветра и любых превратностей судьбы. Что из неё вырастет? Беспомощное существо, неспособное и шагу ступить без матери? Я не мог такого допустить. А болезни… Болезни она перерастёт рано или поздно.
Тем летом мы с Лерой впервые за долгое время начали ругаться. Почти как в молодости, когда я ещё не научился сдерживать свой характер, а она ещё не научилась с ним мириться.
А ведь дело не только в Ане. Наши с Лерой ссоры примерно совпали ещё и с разладом в отношениях Рудзинского и Карины. Тогда я впервые вмешался, и Лере это не понравилось, хотя я всего лишь отвёз Карину в больницу, когда ей стало плохо посреди офиса. Выкидыш. Тяжёлое бремя для восемнадцатилетней девушки. Лишь однажды я попытался завести с Антоном разговор на эту тему, но тогда он довольно резко меня осадил, и больше я в ту степь не совался. Всё-таки их личное дело, рассудил я тогда. Очень личное. Начались ли психи Антона с выкидыша? Да, похоже на то. Вот только что в их отношениях светило солнце, миг – и откуда-то понабежали тучи. И почему мне раньше не приходило это в голову?
Известно, почему. Причины отошли на второй план, нужно было разгребать последствия. Поначалу я не хотел вмешиваться, но в итоге всерьёз влез в отношения моего подопечного и его возлюбленной. Погряз в них, как в болоте. И всё никак не мог вырваться из этого болота окончательно.
Я кинул взгляд на циферблат наручных часов. Вот зараза, девять вечера! Странно, что Лера всё ещё не обрывает мне телефон звонками. А чем эти клуши из отдела Рудзинского там до сих пор занимаются? Где отчёты?! Ей богу, и как он с раньше умудрялся заставлять этих баб работать?
Запищал мобильник, и я вынул его из-за пазухи. Нет, не Лера, но этот звонок я ждал. Как там мой, мать его за ногу, подопечный?
– Здорова, Андрей…
– Артём, к делу. Новости есть?
Артём запнулся, затем отрапортовал:
– Ну, как сказать. Сегодня довольно много мотался по городу, около часа проторчал в качалке, это в первый раз за всё время. Всё ж очухивается, видать. К себе никого не водил, но заходил в чужие подъезды, проводил там какое-то время. До сих пор выглядит неважно, но не думаю, что…
– Артём, не думай. Только факты.
Нет, мне очень хотелось надеяться на то, что Антон завязал с наркотой на этот раз, но от него можно было ожидать чего угодно.
– Понял. Так точно. – В голосе Артёма прозвучала лёгкая усмешка, но я решил, что оно не стоит моего внимания. – Если он и брал где-то дурь, то я того не видел, извини.
– Ещё что-то?
– Сегодня вечером я потерял его из виду часа на два. Кажется, он почуял хвост и занервничал. А потом как-то умудрился от меня оторваться.
– Ну что ж, – пробормотал я. – Рано или поздно это должно было случиться. Со слежкой у него связан неприятный опыт. Но ничего, потерпит. А ты старайся быть осторожнее. И машину смени. Где он сейчас?
– Приехал домой на такси, вошёл в подъезд, больше не выходил. Где его «ниссан», я не знаю. А что за неприятный опыт, могу спросить?
Стоит ли ему рассказывать? Ладно, хуже не будет.
– Если кратко, то пару лет назад Антон перешёл дорогу не тем людям…
– Папа, папа, папа! А мы за тобой!
Дверь распахнулась, и в кабинет с радостным визгом влетела Анюта. Я немедленно отдёрнул мобильник от уха и нажал кнопку отбоя. Девять вечера, что она здесь делает в такое время? Ей уже спать пора, чёрт подери!
Стоп. Мы?!
– Привет, котёнок! – Я сунул телефон за пазуху и подхватил дочку на руки. Ну конечно, не в одиночку же она приехала. И, будто бы подтверждая мои мысли, в дверях возникла мрачная, как сибирский февральский пейзаж, Лера.
Я чмокнул Анюту в нос и, стараясь не морщиться от боли, осторожно опустил её на пол. Старая травма колена давала о себе знать особенно сильно в такие морозы.
– Почему ты так долго? – заканючила дочка. – Мы с мамой скучаем! Поедем домой!
Она потянула меня за руку, но я не двинулся с места и посмотрел на жену. Та молчала и, что уже стало привычным за последние недели, прожигала меня взглядом.
– Лера, ты зачем её сюда привезла? – прошипел я, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. – Ты соображаешь, что делаешь?!
За Лериной спиной, в приёмной, маячила фигура Альбины, прижимающей к необъятной груди папку. Я аж со своего места видел, как светятся её глаза в предвкушении новой сплетни, которую можно разнести по отделам. Ну уж нет.
Я вырвал руку из пальчиков Ани, подошёл к двери и включил свет. Лера сторониться не спешила, и пришлось настойчивым жестом её отодвинуть. Меня пронзило стойким ощущением дежавю.
– Альбина, давай сюда документы. Можешь быть свободна.
Я сделал акцент на последнем слове. Альбина слегка надула губки, и мне вдруг пришла в голову мысль, что я бы сейчас с удовольствием использовал эти губки по другому назначению, но я тут же одёрнул себя. О чём я только думаю?! В нескольких метрах от меня стоит моя семилетняя дочь! А совсем рядом стоит моя жена, в конце концов!
Альбина передала мне папку и начала было лепетать, что завтра утром ей нужно куда-то отпроситься, но я перебил её:
– Свободна! Все свободны! И никаких отпрашиваний!
Убедившись, что она ушла, я запер дверь и повернулся к Лере.
– Смотрю, со своими сотрудницами ты тоже не слишком-то любезен, – ледяным тоном проговорила Лера. – Впрочем, чему я удивляюсь.
Я покосился на Анюту – она смотрела на нас округлившимися глазами. Мне совсем не хотелось пугать дочку, но меня распирало от невысказанного. И я всерьёз опасался, что не выдержу и взорвусь.
Для этого ты притащила Аню, Лера? Чтобы от души поиграть на моих нервах, не рискуя нарваться на ответочку? А куда же подевалась твоя бесконечная и всепоглощающая тревога за её здоровье, милая моя?
– Лера, ответь на мой вопрос!
Не сдержавшись, я ухватил её повыше локтя и сжал. Лерины губы дрогнули, глаза подозрительно заблестели. Ну отлично, не хватало только, чтобы она разрыдалась в присутствии Ани. Мне вдруг стало горько. Так что же было причиной? Что послужило первым толчком? Антон? Аня? Они оба, может быть? Или мы просто устали друг от друга? Приелись друг другу за все эти годы?
– Какой вопрос, Андрей?
– Зачем ты привезла сюда Аню?
– Зачем? Затем, что Аня очень хотела увидеть своего папу! Потому что папа уже давно дома только ночует!
– Ты соображаешь, что она только-только пришла в себя после болезни?!
Я тряхнул Леру, и её светлые аккуратно уложенные локоны колыхнулись и упали ей на лицо. Аня тихо захныкала, я вновь почувствовал её пальчики на своей руке.
– Папа, мама. Не ругайтесь…
– Мне просто больно каждый день смотреть, как она плачет, Андрей. – Лера резким движением откинула волосы с лица.
– Ты могла позвонить!
– А ты? Ты мог бы позвонить и пожелать ребёнку спокойной ночи! Хотя бы это ты мог сделать?! Или это так сложно для тебя?!
У меня внутри клокотала ярость. Я с трудом расцепил пальцы, отступил на шаг и машинально погладил Аню по светлой макушке, а потом прижал дочку к себе. Пока она рядом, всё будет в порядке, я сумею сдержаться. Я сумею…
Чего ради Лера устроила этот спектакль? Чтобы вызвать у меня чувство вины? О нет, конечно, дочь хотела к папе, какой удобный повод…
– У меня сейчас много работы, я же тебе сто раз объяснял…
– Так много, что на собственную дочь пяти минут не можешь найти? – ядовитым тоном проговорила Лера. – Зато для этого ублюдка время всегда находится. Да-да, я слышала, как ты мило беседовал с ним по телефону.
– Лера… – У меня вырвался тяжёлый вздох. – Лера, с чего ты взяла, что я говорил с ним? Сколько раз мне ещё повторить, с этим покончено…
– Тогда почему ты так резко оборвал разговор, Андрей? Я тебе не верю. Не верю!
– И что ты хочешь от меня?! Какие тебе ещё нужны доказательства?!
– Мне ты нужен, Андрей! И Ане нужен ты! Как ты не поймёшь?
Она едва сдерживала слёзы. Я едва сдерживал себя. Мы словно бы перенеслись на двадцать лет назад, и всё повторялось точь-в-точь, только декорации и дети поменялись.
– Тебе станет легче, если я всё брошу, и мы останемся без денег, Лера?!
Аня заметно вздрогнула от моего крика, а потом пихнула меня в бок. Затем схватила за руку меня и мать, и потянула нас к выходу. И в этот момент я вдруг подумал, что наша младшенькая – последняя хрупкая ниточка, которая всё ещё связывает нас с женой. Слишком хрупкая.
– Папа, не кричи на маму! Поедемте домой, пожалуйста! Мама!
Лера окатила меня ненавидящим взглядом. Вот ведь сука… Я не двигался с места и вспоминал, как в своё время обучал Антона релаксирующему дыханию. Давно я не прибегал к нему сам. Короткий вдох. Длинный выдох. Повторять, пока не впадёшь в нирвану. И тогда становится всё равно, что там происходит вокруг.
Тут Аня заплакала.
– Вот видишь, – с укоризной сказала Лера. – Видишь, до чего ты довёл ребёнка.
Я молча развернулся и пошёл к столу, чтобы взять ключи и мобильник. Там лежала стопка так и нетронутых мной отчётов. Я прихватил и их.
Вдох. Выдох.
