Боль, что родилась в тот момент, просто законсервировалась, оставив глубокий шрам.
И всё же мне хотелось любви. Я искала её там, где могла. Голодный путник, падающий в ноги к любому прохожему. Одним из них стал Алексей. Жадно смотреть ему в рот, внимая каждому слову – всё, что было нужно тогда, но не теперь. Со вчерашнего дня он пал с импровизированного пьедестала. Я еле сдерживала свой гнев, глядя на него.
Вечер близился к концу. Мы разъехались по домам. А на следующий день Николай пригласил меня в театр.
Утро, как обычно, началось с лекций. Репетиции с двенадцати до шести вечера. В танце можно чувствовать себя собой, живой, что ли, даже если и на последнем дыхании с избитыми в кровь ногами. Я могла часами не замечать боли, двигаясь к цели, к идеальным plie, tendu, jete, adagio. Весь мир переставал существовать, только я и сцена, только моё дыхание и шаги, только моё тело, разрывающее пространство. Совершенство техники, артистизм, руки обхватывают себя, контракция корпуса, на правой ноге demi plie, левая нога cou-de-pied. Бег. Soter. Grand Battement. Координация движений. Piroette. Выдох. Невыносимо ждать своего часа стать звездой. А может, я реально никто? И никем и останусь? Самый большой мой страх. Для мастера я была одной из лучших в нашей группе, но мне казалось, что этого мало. Нужно быть первой для сотен глаз. Я любила, когда за мной наблюдают, точно миллионы софитов разрывались в груди.
«Унесённые» на музыку Джованни Соллимы и Йозефа Гайдна. Кейхель. Мы сидим в партере на третьем ряду. Колина рука на моём колене. Меня разрывает чувство вдохновения. Кажется, впервые встречаю того, кто понимает меня так же хорошо, как и я сама. После мы ужинаем при свечах в итальянском ресторане, приглушённый свет и игра мерцаний в узорчатых красных бокалах, наполненных прохладной водой. В груди рождается неведомое ранее трепетание. Неужели я влюбилась?
– За нас, – он поднимает бокал красного.
– За нас, – вторю ему.
– Ты почти никогда не смотришь мне в глаза, почему? – спрашивает он меня.
А я теряюсь, что ответить, с силой заставляя себя поднять взгляд. А в мыслях встают воспоминания. Встреча выпускников, знакомый провожает меня. Мы шли по заснеженной улице, холод пробирал до костей.
– Подожди, хочу покурить, – он останавливается у подъезда с железной дверью, подпёртой кирпичом. Я стою, облокотившись о косяк здания. На улице глубокая ночь. На мне полудублёнка, на локте сумка, джинсы с короткой талией – взяла поносить у соседки по общаге. Будь они неладны.
– Зайдём внутрь, – он тянет меня в подъезд, быстро закрывая дверь.
– Зачем? – только успела я спросить. А он, кидая сигарету, толкает меня к стене, стягивая с меня модные штаны лёгким движением руки. “Что происходит?” От выпитого алкоголя мысли стали тягучей жвачкой. Его лицо так близко к моему, жёсткая щетина царапает щёки в поисках рта.
– Не надо, – противлюсь я.
– Да ладно, что тебе стоит, всего разок. Его пальцы достигают цели. Он разворачивает меня спиной, раздвигая ноги.
– Не надо! – уже кричу я, толкаясь руками от стены. Он отлетает назад, но набрасывается с новой силой. Падаю, локтями больно ударяясь о бетонный пол. Никто не слышит мои крики, никто не идёт на помощь. «Если что, кричи «Пожар»», вспоминаются слова мамы. А сама из последних сил тяну его от себя за ворот куртки, который рвётся с громким хрустом. Ногти сломаны пополам, из них сочится кровь. Слова застревают, мне сложно кричать, будто кто-то перерезал тонкие связки. Из моих уст вырывается лишь слабый хрип.
“Джинсы перепачкаю”, – мелькает в голове абсурдная мысль.
– Сука! – злится он, дав мне пощёчину, от которой щека горит огнём, а он наваливается ещё сильнее. Я молю остановиться. В его карих глазах, полных похоти и ненависти, нет ни капли раскаяния.
– Не смотри на меня, не смотри на меня! – кричит он, монотонно раскачиваясь на моём теле. Слёзы стекают по волосам, застывая мокрыми следами. Злость, которую мне с детства запрещали, невидимым клубком оседает в груди, припечатываясь привычными “сама виновата”! Тогда я не понимала, что в один день эта шкатулка ненависти разорвётся вдребезги, уничтожая всё вокруг. А пока лишь привычно глотала эту боль. В ту ночь, вернувшись в общагу, я попыталась отравиться примесью анальгина, но-шпы и чего-то ещё в надежде покончить со всем этим. Наивно полагая, что это так легко. Но отделалась тошнотой и сонливостью.
– Всё хорошо, Анют? – Коля вернул меня на грешную землю.
– Да, да, просто задумалась.
Ночь я провела у него в гостинице, а утром поспешила на пары. У меня появилась тайна. О которой стоит молчать. Ведь о таком не говорят, если только с очень близкими. “ У меня роман с женатым”. С девчонками из группы мы общались, но слишком большая разница в социальном статусе рождала между нами пропасть. Они вряд ли бы поняли мои проблемы, ведь у них в отличие от меня “за всё было уплачено”. В их глазах мерцало то блаженное спокойствие, неподвластное мне. Мне постоянно приходилось решать всё самой.
После учёбы они шли в японский ресторан на углу Кондратьевской, с улыбками обсуждая предстоящие выступления. Мне же приходилось спешить на остановку, зная, что если опоздаю, то застряну в пробке ещё на пару-тройку часов.
Сегодня я впервые пошла с ними. Минус 2000 рублей. Наконец-то чувствую себя своей! А Коля прислал билет на поезд в Оренбург в пятницу вечером. Как же я счастлива! Св – купе! Красивая жизнь где-то рядом!
Часто мне хотелось сдаться. Серая пустота разливалась по груди, заполняя каждую клеточку тела. Будто бы чувства не принадлежали мне. Я избегала их, заполняя свободное время делами. Лишь бы не оставаться наедине с горьким ядом мыслей.
Репетиции в универе становились все более выматывающими. Близость дипломного спектакля. Все были на нервах. Преподаватели требовали невозможного. У меня была главная роль. Девчонки шептались, что она досталась мне исключительно за красивое личико. Их зависть не смущала меня. Внешность – моё главное оружие, но и технически я была лучше из них. Всегда цеплялась за любой шанс и не отказывалась от небольших подработок в театре оперы и балета вотличие от них. Платили за это всегда сущие копейки, но мне было важно, чтобы меня заметили.
Коля ещё был в городе и в среду вечером пригласил меня на ужин.
Я не успела переодеться и пришла в репетиционной одежде.
– Вот теперь ты настоящая! – заметил он, разглядывая скрученную в шишку копну.
– Да, не стала заходить домой.
– Мне нравится, что ты такая.
– Какая?
– Без этих каблуков и макияжа, утончённая. Как лебедь!
– Скажешь тоже.
– Выпьем за новую сделку?
– Какую?
– Наконец подписали контракт с нашими друзьями, дай бог всё сложится!
– За тебя! – смущённо сказала.
Мы выпили, сделали заказ и говорили обо всём и ни о чём. Потихоньку я начинала оттаивать и перестала стесняться в его компании. Он спрашивал о родителях, о моём детстве и планах. Я стала кому-то по-настоящему интересна, казалось, мне. Неужели так бывает? А под конец вечера он вручил мне коробку.
– Что это?
– Надень, когда приедешь в Оренбург, небольшой сюрприз.
Меня разрывало от любопытства. Его водитель отвёз меня домой, и мы распрощались. Не стоит привязываться к нему, ведь у него есть жена. Но в груди слабым огоньком зарождалось новое чувство. Наверняка его супруга старая и уже не привлекает его. Иначе зачем ему изменять ей? И тут меня осенило. Если он подписал с ними контракт, значит, ребята должны заплатить мне. Я отправила сообщение Вове, скромно спросив, как его дела. Но, не дождавшись ответа, пошла спать.
Мне снилась сцена. Журналисты берут у меня интервью, а поклонники просят автографы, а я убегаю из театра через чёрный выход, чтобы остаться незамеченной. Это чувство славы накрыло меня с головой, так что, когда наступило утро, улыбка не сходила с моего лица. Хотелось дорисовать свой сон. Мечты разбил будильник. Сообщений от Лёши или Вовы не было. Я злилась, что меня игнорируют, но не могла что-либо сделать. Вспомнив, что через неделю мне нужно будет внести первую выплату по кредиту, я побледнела. Где мне взять эти тридцать тысяч? Тревога читалась на моём лице. Так что когда мы отрабатывали главную партию, мастер вышел из себя, заметив моё состояние.
– Загитова! Ты уже стала звездой? Что с тобой происходит? Откуда эти трясущиеся коленки? Помнишь, зачем сюда пришла? Посмотри на меня!
– Просто забыла, что здесь поддержка, вот и вышла заминка, – оправдания сыпались из уст.
– Лучше молчи! Не хочу слышать причины! Или приходишь в себя, или остаёмся репетировать в выходные!
Волнение, что все мои планы на субботу и воскресенье могут разрушиться, вогнали меня в краску, по щекам разлилась кровь.
– Дальше! Следующая сцена. А вы, двое, отправляетесь в четвёртый кабинет. И работать, работать!
Мы с Козловым отправились отрабатывать наш отрывок отдельно.
Под конец дня я стёрла ноги в кровь, но выполнила свою часть на отлично. Не было переживаний, что меня могут заменить, пожалуй, это даже не приходило мне в голову. Своего рода лидерство в группе удалось получить ещё на первом курсе, и это дало мне фору в дальнейшем.
Чувствовалось наступление внутреннего кризиса, но нужно было сопротивляться этому сломленному настроению.
Под конец дня хотелось просто пялиться в потолок. Голова была абсолютно пуста. Взрослая жизнь пугала. Что-то идёт не так, но нелегко выбраться из этой паутины событий. Земля уходила из-под ног, и я была всё дальше от реальности. Мне казалось, что вариантов больше нет, по крайней мере, для меня. Да и нет у меня той опоры, и всё иллюзия. В печальных мыслях я легла спать.
Новый день начался со звонка Алексею. Он ответил после второго гудка.
– Слушаю, – его голос мягко убаюкивал знакомым урчанием.
– Как дела?
– Работаю.
– Есть новости насчёт контракта?
– Все супер, спасибо тебе.
– Так что насчёт денег?
– Каких денег?
– Ну, – я замялась, – за мою помощь.
– Анечка, ну это же было не всерьёз, о чём ты, – даже через трубку я понимала, что он улыбается.
– В смысле, не всерьёз? – злость мгновенно поднялась к вискам.
– Ну, ты что, кто же заплатит такие деньги за… – он сделал паузу, – сама понимаешь. Не будь дурой.
– То есть всё, о чём ты говорил, было впустую?
– Думай как знаешь, Анечка, ты удивляешь меня своей наивностью.
– Хватит издеваться надо мной, – слёзы навернулись на мои глаза.
– И ещё я хотел извиниться перед тобой за тот вечер.
– Да иди ты, – послала я его и бросила трубку, кинув в стену кружку, полную свежесваренного сладкого кофе. Отчего на белой стене медленно расплывалось коричневое пятно.
Закрыв лицо руками, я зарыдала что есть силы. Обида больно зажгла в груди. Как можно было быть такой глупой. В расстроенных чувствах я пошла на учёбу. Лекции были отменены, и мы репетировали диплом. Дикое раздражение овладевало мной всё сильнее. Работать в таком состоянии не представлялось возможным. Тошнота от собственной жалости не давала покоя.