Мария Ордынцева
Право на смерть
Проходя по переулку, Александр заметил в одном из самых темных углов какое-то существо, отдаленно напоминающее человека. Оно копошилось в помойке, видимо, в поисках чего-то съестного. Заметив Красавина, существо метнулось в сторону и быстро заковыляло по тротуару.
Александр неожиданно для самого себя вдруг окликнул его:
– Постойте!
Наверное, просто захотелось получше рассмотреть это чудище. Но существо только прибавило ходу. Красавин постоял, раздумывая, бежать ли за ним или оставить его в покое, и, выбрав последнее, свернул к НИИ.
Прежде всего он зашел в кабинет Берга. Это уже стало традицией. Берг в это время говорил кому-то раздраженно:
– Вы понимаете, что подводите этим весь отдел? Меня не волнует, где был ваш младший техник. План нарушен! Я не хочу ничего этого знать! Бегунова уволить! Все!
Профессор нервно вдавил кнопку, отключая экран видеосвязи, и повернулся к посетителю.
– Здравствуйте, Саша! – поздоровался он, узнав Красавина. – Садитесь сюда, – Андрей Лукич показал на ближайшее кресло и, пока Красавин усаживался, продолжил: – Вы посмотрите на этих, с позволения сказать, идиотов! Они загубили весь план! Завтра должна начаться сборка, но они и не начинали никакой подготовки. Младший техник вчера загулял, один из чертежей куда-то исчез. На его восстановление понадобится как минимум день! На подготовку – еще один день! Работа многих учреждений и предприятий будет сорвана, а значит, будут задеты и интересы государства! Я даже боюсь предположить дальнейшие последствия. Да нас просто уволят всем отделом и будут правы!
– Я разберусь, профессор, – пообещал Александр. – Все будет сделано в срок.
– А чертежи? – застонал Берг.
– Профессор, я знаю, что мне было запрещено это делать, но я всегда делал копии чертежей на запасном носителе. Знаю, что это преступление, но мне всегда казалось неразумным иметь только один экземпляр. Как видите, я был прав, может ведь случиться все, что угодно.
– Саша, – прервал его Берг, нахмурившись, – об этом знает еще кто-нибудь?
– Нет, конечно.
– А счетчик, Саша? Тот, кому вздумается его проверить, сразу выяснит, что чертежи далеко не уникальны.
– Я знаю, Андрей Лукич, и учел это. Я заранее переводил счетчик на единицу назад, а после запуска в массовое производство уничтожал копии.
– Вы настоящий преступник, Саша, – довольно рассмеялся Берг. Потом, заметив смущение ученика, добавил: – Ну-ну, все люди немножечко преступники. Кто-то таскает конфеты у матери, кто-то ворует счастье, любовь или знания у других людей. Если бы этой черты не было в людях, не было бы цивилизации, а наш план полетел бы к чертям. Ну, идите!
Захватив у себя в кабинете копию чертежа и запечатав его в пакет, как предписано инструкцией, Красавин пошел по полуосвещенному коридору в производственную лабораторию. Когда подключались резервные мощности в лаборатории, в непроизводственных помещениях энергия переходила в режим экономии, все уже привыкли к этому и не обращали внимания.
Лаборатория располагалась в пристроенном к зданию НИИ огромном корпусе с потолком из прозрачного пластика. Когда Александр появился на пороге, в помещении лаборатории царила паника. Ее тревожно-суматошный щекочущий запах Красавин почувствовал сразу. Люди бесцельно бегали с места на место, роботы-техники сгрудились в одном из углов, не понимая причин столь беспокойного поведения людей. Только один человек сидел неподвижно, понурив голову и ничего, кажется, не замечая вокруг. Иногда кто-нибудь подходил к нему, что-то говорил, но, не получая ответа, оставлял его в покое.
Появление Красавина в общей сумятице осталось незамеченным. Александр, впрочем, и не старался обращать на себя внимание. Он подошел к сидящему человеку и спросил:
– Где заведующий лабораторией?
Человек поднял голову и угрюмо сказал:
– Начальство? Разбираться? Вот он я весь. И разбираться нечего, я виноват.
– Что здесь происходит?
– Можете увольнять, делайте, что хотите, мне больше ничего не нужно, – говорил человек, не слушая Красавина. – Мне теперь все равно.
Их, наконец, заметили. Люди перестали суетиться и замерли в ожидании. К Александру подошел опрятный человек в белом халате. Это был Гордон, заведующий лабораторией.
– Наконец-то! – облегченно воскликнул он. – Здесь люди словно взбесились. Надеюсь, вы разберетесь во всем и наведете порядок, – и Гордон накинулся на сидящего человека: – Ты что сидишь? Ты как с начальством говоришь, Бегунов?!
– Подождите-подождите, это тот Бегунов, которого должны уволить? – перебил его Красавин.
– Да-да, мы сейчас же этим займемся! – пообещал Гордон.
– Нет, сначала вы объясните мне, что произошло.
– Он прогулял, его не было вчера весь день, – доложил Гордон.
– Я хочу узнать все от самого Бегунова, – сказал Александр. – В конце концов, это нестандартная ситуация и необходимо выяснить все обстоятельства.
– Я виноват. Я отпрашивался, но меня не отпустили. Сказали, когда все закончим, тогда и уйду, а у меня… – Бегунов поднял голову, в глазах его стояли слезы. – У меня… у меня сын умер! У вас когда-нибудь умирал сын? Чертова лейкемия! Разве вы бы не оставили работу, чтобы попрощаться с ним? А чертежа я не брал.
– Нужно было объяснить причину, – заговорил Гордон после минутного замешательства.
– Я объяснял. Делайте, что хотите. Уволите, значит, уйду.
– Где чертеж, Бегунов? – допытывался Гордон, придя, наконец, в себя. Ты продал его кому-то? Кому?
– Чертеж взял я. Нужно было кое-что проверить, – объявил Красавин.
Глаза Гордона полезли из орбит. Срывающимся голосом он прошептал:
– Но… но, Александр Олегович, вы…. Вы не могли его взять… охрана же…
– Как заместитель начальника отдела, я имею доступ ко всей документации, связанной с проектом. В данное время я работаю над программой испытаний. Согласитесь, без чертежей это сделать нельзя, – твердо проговорил Красавин. – Вчера я прошел в лабораторию и забрал чертеж. Кстати, охраны видно не было. Я даже удивился, почему не включены камеры.
– П-простите, но… вам могут… объявить выговор… – Гордон немного притих.
– Выговор за то, что я выполняю свою работу? Странно, Гордон, по-моему, это вам должны объявить выговор за плохую организацию работы охраны, – Красавин пожал плечами.
– А чертеж… где? – неуверенно спросил тот.
– Ах да, вот, возьмите, – Александр протянул ему пакет. – И сейчас же приступайте к подготовке. Сборка должна начаться по плану, завтра в половине одиннадцатого. Бегунова оставить на рабочем месте до дальнейших распоряжений в связи с тем, что темпы подготовки должны сейчас увеличиться вдвое. Вы поняли меня?
– Да, конечно, – Гордон вытянулся и обратился к Бегунову: – Ты слышал? Сейчас же приступай к работе!
Бегунов встал и расправил могучие плечи. Александр при своем росте в метр восемьдесят перед этой громадиной казался совсем маленьким.
– Спасибо вам, – тихо пробасил Бегунов сверху и пробрел вглубь помещения лаборатории.
– А вы что стоите, Гордон? – немного раздраженно спросил Красавин. – Займитесь уже, наконец, работой! С профессором я поговорю.
Гордон провожал его глазами и до тех пор не двинулся с места, пока спина Александра не скрылась в полумраке коридора.
Без того, чтобы разобраться в причинах, взять и уволить человека! Александр не понимал, как мог Берг поступить таким образом, и все больше волновался поэтому. Берг! Человек, которого он так уважал и который за годы их совместной работы заменил ему отца!
Берг все еще сидел у себя в кабинете.
– А-а, Саша! Проходите, рассказывайте, – он слабо улыбнулся.
– Как вы могли, профессор?! Как вы могли?! – возбужденно заговорил Красавин. – Вы приказали уволить Бегунова и не подумали сразу о двух вещах: почему он не вышел на работу и как заканчивать подготовку при нехватке кадров!
– Так-так, молодой человек, – Берг сощурился хитровато и наклонился вперед. – Рассказывайте же, что я, злодей такой, натворил?
– Здесь нельзя так сразу… – смутился Красавин.
– Попробуйте, я весь внимание, – подбодрил его Андрей Лукич.
– Бегунов отпрашивался, но никто его не отпустил, поэтому он ушел самовольно. У него сын умер от лейкемии, понимаете, профессор? – Александр почувствовал, как горячий комок подкатился к его горлу, и голос сорвался. Он знал, что этого не нужно, что это лишнее, это недопустимо, но не смог себя перебороть.
Берг вдруг стал серьезным, откинулся назад в кресле и повернул его к окну.
Пауза длилась довольно долго. Наконец, профессор включил экран внутренней связи и непривычно серьезно и тихо сказал появившемуся на экране Гордону:
– Бегунова оставить на рабочем месте с объявлением выговора. Все, – и выключил экран.
Снова молчание. Но Красавин больше не хотел позволять ему затянуться и нарушил тишину, неуверенно позвав:
– Профессор!
– Не беспокойтесь, Саша, все нормально, – отозвался Берг.
– Я все же вызову врача?
– Нет, не нужно, – Берг обернулся к нему. – Вы нечаянно задели одну из самых больных для меня тем. Пятнадцать лет назад я сам потерял сына. Единственного сына. По иронии судьбы я придумываю то, от чего гибнут люди и от чего погиб мой сын. Но я не могу иначе, Саша. Если я уйду из института, мне придется умереть от голода. Но боюсь я даже не этого, а того, что тогда то же самое ждет и мою жену, ведь она не работает. Мы потеряем квартиру, и нам некуда будет податься.
– Простите, Андрей Лукич, я не знал, – Красавин впрочем тут же умолк, заметив движение профессора.
– Не извиняйтесь, Саша. Виноваты не вы. Виноваты все. Все! Ошибка была допущена еще тогда, двадцать лет назад, когда чертовы законодатели, просиживающие штаны в парламенте, отказались принять закон об ограничениях в модернизации робототехники. Еще двадцать лет назад им пытались доказать возможность того, что уже происходит сейчас. Именно они виноваты во всем! – почти выкрикнул Берг, грозя кулаком кому-то невидимому. Потом уже спокойнее он добавил: – Ему было бы сейчас восемнадцать…
– Профессор, я не понимаю, – снова начал Красавин, но тот уже не слушал его.
– Они виноваты в том, что безработица достигла таких масштабов! Вы знаете, Саша, что только у одного из десяти есть работа, а остальные девять обречены на голод и бродяжничество? Роботы делают за людей абсолютно все: и работают, и думают, и даже творят. Их задумывали как помощников, но они стали господами. Мы нужны им лишь для того, чтобы совершенствовать их. Но я не удивлюсь, если скоро и проектировать роботов будут роботы, ведь искусственный разум мы уже создали. Потом какая-нибудь консервная банка решит, что пора прибрать к рукам управление всей планетой. Тогда люди просто вымрут как мамонты, за ненадобностью. Законодатели виноваты в том, что даже те, у кого есть работа, постоянно рискуют стать физическими или умственными калеками. Из-за них гибнут люди, гибнет природа, а следовательно – и планета. Вы, Саша, может быть, еще умрете от старости, но ваши дети уже сейчас обречены, еще даже не родившись. Сейчас мы работаем с вами над проектом нового поколения. Работаем с увлечением, не задумываясь над тем, что мы лишь придумываем новый вид убийц человечества. Да-да, убийц. Если начнется их серийное производство, на улице окажется еще два миллиона человек. Вы думаете, почему исчезла преступность? Это относят к достижениям цивилизации. А преступников нет, потому что их уничтожают. Даже самых мелких, ворующих от голода и отчаяния ради выживания. Никому нет до этого дела. Никому ничто не интересно. У всех своя жизнь, насыщенная техническим прогрессом.
Все, что говорил Берг, было так ново и неожиданно, что Александр сначала не мог понять, правда это или просто бред обиженного судьбой человека. Ведь еще вчера это был один из самых живых и душевных людей, обожающий свою работу и не любящий только синоптиков. Красавин не мог поверить в то, что слышал сейчас от него. Он привык с детства видеть благополучные семьи с прекрасными и веселыми детьми, не знающих горя людей, имеющих достаток и работу. А роботы? Разве могут Долли или Джим выгнать его, Александра, на улицу?! Да, в конце концов, каким образом он вдруг станет калекой? Нет, этого не может быть. Если все это действительно так, то почему люди не видят этого? Почему они на самом деле не остановят производство? Ведь законы принимают лучшие граждане планеты, знающие, то и почему.
Возвращалась привычная головная боль, а мысли теснились в мозгу, пихали друг дружку, и, казалось, голова от этого болит еще больше, чем всегда.
– Почему же вы не говорите об этом людям, не доложите правительству, наконец? – растерянно пробормотал Красавин, пытаясь выудить из вороха слов и мыслей хоть что-то, за что он мог бы зацепиться.
– Кто станет слушать меня? – грустно улыбнулся Берг. – Скажут, что я психически ненормален, и посадят в сумасшедший дом. Нет, Саша, это совершенно бесполезно.
– А если… если я? – вдруг спросил Александр.
– Нет-нет, Саша, я не могу этого допустить. Это просто самоубийство. Не слушайте меня, старого дурака. Забудьте все, что я вам сказал. Это было ошибкой, вам не нужно было этого знать.
Александр замолчал. Минуту спустя, извинившись, он покинул кабинет Берга и вернулся к себе.
Бродя из угла в угол, он размышлял об услышанном. Внутри него то вдруг закипала жгучая смесь ярости и ненависти к несправедливости, творящейся вокруг, то закрадывались сомнения: может быть, это действительно только бред несчастного старика, разочарованного в жизни? Ни то, ни другое не давало, впрочем, ему ответов и главное – спокойствия и уверенности.
Красавин больше не мог этого вынести. Едва подавив новый приступ, он с силой рванул ящик стола, на дне которого лежали опломбированные пакеты с копиями чертежей, и задумался.
Боже, зачем? Ведь еще день назад он был убежден, что помогает людям, облегчает их жизнь, служит прогрессу общества и цивилизации – что может быть почетнее и возвышеннее? Служить людям всегда было его мечтой. С какой радостью он узнал, что его приняли на работу в НИИ! Что там эти абстрактные и астральные миры, воздушные замки, мечты и сны, когда существуют физика, химия, алгебра, информатика и робототехника! Эти же мысли он внушал и Леночке, тогда еще наивной и доверчивой девочке, принятой на стажировку студентке.
Леночка, Леночка! Теперь ты уже не простая несмышленая девочка, а младший лаборант Особого отдела НИИ технического прогресса. И вместо добродушного по-детски нрава в тебе проснулась однажды взрослая серьезность и холодная безразличность ко всему, кроме работы. Ты слишком хорошо запомнила все, чему тебя учили.
«И я тоже, я сделал ее такой! – зашевелилась ужасная мысль. – Я сам когда-нибудь стану таким». От осознания этой перспективы становилось жутко и даже тошно. Хотелось кричать или убежать куда-нибудь, но ведь от себя не убежишь.
В голове перемешалось сейчас все: Леночка, чертежи, проект, Берг, прогресс общества, сын Бегунова, «я не должен» и «убийцы человечества». Вс эта гремучая смесь словно молотом колотила по вискам изнутри.
Красавин схватил первый пакет и хотел уже его порвать, разбить носитель, но вдруг остановился. Нет. Обрывки и фрагменты найдут, восстановят. Нет.
Сложить в карман – вот все, что он смог сейчас придумать.
Включился экран внутренней связи.
Широкое улыбающееся лицо шефа спросило:
– Как вы себя чувствуете, господин Красавин? Защитный экран уже установили?
– Да, благодарю, хорошо, – кивнул Александр, немного нервничая.
– Ну и хорошо. Как идет подготовка к сборке? Кажется, у вас в лаборатории что-то произошло?
– Ничего серьезного. Все уже выяснилось. Виновные наказаны. Сборка начнется по плану, – доложил Красавин, взяв, наконец, себя в руки.
Впервые в жизни он замечал искусственную натянутость в улыбке шефа и мучительно пытался представить, как выглядит он без этой маски.
– Вы что-то бледнее обычного, – вдруг сказал шеф. – Мне кажется, вы сегодня действительно немного больны. Я думаю, вам следует сегодня уйти домой немного пораньше, как следует отдохнуть и расслабиться. Нельзя же думать только о работе. Возьмите напрокат девушку-киборга. Она сделает вам массаж и прочее, – шеф игриво подмигнул Красавину.
