Мария Петрова
Чёрное солнце
Я быстро кинулась к ручке и дернула вниз, но ее будто бы держали крепкой рукой снаружи. Внутри меня заговорила неизвестная прежде паника. Стало душно. Комната манипулировала моими чувствами, они непроизвольно то умолкали, то становились ярче, страх и ужас то всколыхивал мое подсознание, зажимая сердце, то давал разряд внезапной эйфории, взрывал контрастом испуганной радости, забитой тревожно в угол. Я едва сдерживалась от криков, хотя вряд ли кто-нибудь их услышал бы, моим подсознанием кто-то правит, играет с эмоциями, но тем не менее, давать полную волю эмоциям было нельзя. Наконец – тишина. Тысячи голосов и мыслей в моей голове утихли. Я с трудом поднялась с пола, и открыла дверь. Вместо привычной комнаты и коридора в полумраке я увидела до боли знакомую картину: наш семейный гобелен. Я чувствовала себя не ребенком, это был новый сон, открывающий новые возможности и познания, но не факт, что они окажутся светлыми. Это не воспоминания, это новые размышления, взгляды и неожиданности. За моей спиной со свечей в руке стоял Клод. Тот самый, каким я запомнила его незадолго до ухода. Он стоял и молчал.
– Ты манипулировал мной?
– Если и я, то что тогда? – я не надеялась на ответ, но он все же ответил. Это был слишком явный, продуманный сон, в котором участвовал не один человек. А было ли это сном? Ощущалось, что да. Что меня искусственно в него ввели.
– Тогда я убью тебя прямо здесь.
– Смело, но тогда история не увидит конца, а ты не хочешь быть в этом вечно?
Я усмехнулась.
– Меня втянули в такую дрянь, из которой я еще долго не выйду.
– Почему ты так думаешь?
– Зачем тебе это? – вспыхнула я. – Почему бы тебе просто не залезть ко мне в мозг и не выведать все оттуда.
– Если бы я мог, я давно бы это уже сделал. Некоторые факторы ограничили мои способности, и от вампирского у меня осталось только пыл и жажда крови.
Я фыркнула.
– Меня ждет то же.
– Согласишься?
– Куда я денусь, – я села за стол, разворачивая стул к середине комнаты, – я связалась с очень серьезными людьми.
– А не они с тобой? С Мэдоку же у тебя все неслучайно.
Я напряглась.
– Что значит твое «все»?
– То, что ты хотя бы ночуешь в его квартире. Что вы день провели вместе, и он рассказывает тебе о своих делах.
– Это не твоего ума дело. Что ты вообще тут делаешь?! Где ты?
– Ближе, чем ты думаешь. Я совсем рядом.
– Хватит водить меня за нос! Чего ты хочешь? – не выдержала и завопила я.
– Ты сама себя водишь за нос. А я тебя тут просто информирую.
– О чем?
– О том, что игра скоро закончится. Дело к развязке. Совсем скоро, тебе раскроют все карты, – сказал он где-то над ухом и я выпала в коридор квартиры Мэдоку.
12
Я не стала дожидаться, пока проснется Мэдоку, и разбудила его довольно грубо.
– Откуда Клод все знает про тебя?! – закричала я, как только он начал подавать первые признаки жизни, просыпаясь от тряски за плечи и моих резких ударов, – Кто ему все рассказал?!
Тому, что я рассказала, он был не рад. Сначала даже не стал ничего пить, разговаривать, только слушал, потом запил несколько таблеток от головы сладким чаем.
– Молодец, что сразу рассказала. Не хочешь пойти, прогуляться, мне надо кое-кому позвонить.
Я не стала возмущаться, за это можно было еще сильнее отхватить, и, быстро натянув джинсы, двинулась куда-то по спящему Питеру. Откуда-то слышался пробуждающий вой сирены, недалеко витал запах сигарет. Не так давно я стала ловить себя на мысли, что если бы я курила, возможно, нервничала бы меньше. С другой стороны, гордость не позволила бы мне, иначе мне пришлось бы принять то, что я становлюсь человеком.
Доходило 6 утра, некоторые клиники, больницы, магазины начинали свою работу. В высотках появлялось все больше загорающихся окон, машины стали появляться на улицах. Я пошарила в карманах, там не оказалось даже карточки, они были абсолютно пустыми, я даже не взяла телефон, настолько ошалев от сна.
От нечего делать я села на лавочку в сквере, пройдя квартала два, и тут начал идти снег. С сине-черного неба сыпались хрустальные звезды, подгоняемые ветром, из-за чего больно режущие теплое лицо. Я не чувствовала холода, и не замерзала. Снежинки быстро таяли на моем лице. Я вдруг подумала, что хочу поменять цвет волос. У вампиров человеческая внешность зависит от характера, но изменить ее я могу. Правда, на это уйдут деньги, но это не так страшно.
Дома уже пахло завтраком.
– Голова прошла? – спросила я, кидая куртку на спинку дивана, на котором лежал Мэдоку, и пошла на запах подгорающих в сковороде сосисок.
– Нет, – болезненно и тихо ответил он.
Я выбрала менее подгорелые части яичницы и принесла ему.
– Ты звонил нанимателю?
– Да. Он сказал мне ничего не делать и ждать твоих действий.
Я посидела с минуту.
– А что я должна сделать?
– Я откуда знаю, тебе же Клод снился. Подумай, погадай, может, что-нибудь надумаешь.
– Мы в угадайку играем?
– Ко мне какие претензии? Меня наняли, я все, что должен был, сделал. Моя миссия на этом заканчивается, – Мэдоку встал с дивана и, покачиваясь, пошел к кухне.
– А ты разве не должен будешь доставить меня в руки нанимателю?
– Зачем? Ты знаешь, кто он, ты у него под колпаком, так что сбежать уже никуда не сможешь. Да и к тому же, он даже более могущественный, чем я.
– И что? Настолько он страшный, что я должна буду поверить твоим словам?
Он удивленно на меня глянул. Я с нетерпением ждала, когда он уже докончит эту бутылку с молоком.
– В этом часть моей работы. Ты сама к нему придешь, не важно, заставит тебя кто-то или нет, сама ты придешь, или привезут тебя.
Я резко встала с дивана.
– Я сегодня хочу перекраситься и мне нужен выпрямлятель волос.
Мэдоку изменился в лице.
– С чего вдруг?
– Не спрашивай меня, просто хочу. Еще я хочу кожу как у японок – белую и гладкую.
Он смотрел на меня с подозрением секунд 10, пытаясь что-то разглядеть в чертах лица и глазах.
– Тебе денег дать?
– Желательно. Я не знаю, как это происходит.
– А я откуда знать должен? – спросил он с еще большим подозрением из другой комнаты.
– Ты же дольше в человеческой среде живешь, должен же ты знать, как все это устроено.
– Я женщиной был всего три раза, и один из них – революционерка. Как ты думаешь, имею я хоть малейшее представление о том, как устроен мир женщин? – Мэдоку вернулся и протянул мне плотную стопку голубых купюр, среди которых виднелось несколько рыжих.
– Не знаю. Походи со мной хотя бы по магазинам?..
Он лишь фыркнул и ушел делать кофе. Я взяла его ноутбук и нашла хорошие салоны, где занимаются окрашиванием волос.
– Тебе тут не все на окрашивание, там и на косметику должно хватить. Пересадка кожи на 20 тысяч не выйдет.
– Само собой. А как глаза узкими сделать?
– У пластического хирурга. Я не понимаю, зачем тебе это, ты же вампир, можешь в любой момент стать тем, кем захочешь.
– Пока я в мире людей – это невозможно.
– А кто тебя может потерять? Кроме Марины друзей у тебя нет, с Гавриловым все понятно, документы можно переделать.
– Тебе денег жалко?
– Нет, твои волосы и кожу. Учитывая то, что ты приняла физическое тело, все процедуры будут очень токсичными.
– Загнию? – посмеялась я.
– Ты же медик, сама должна знать. Да, загниешь, но не так скоро.
– Так я и человеком не успела стать окончательно.
Мэдоку отстраненно пожал плечами. У него был такой вид, будто бы он вообще никакого отношения ко мне не имеет, и ему на меня наплевать. Я знала, что это не так.
– Ничего не хочешь мне сказать?
– Нет, не особо, – сказал он и закурил, обычно я бы все поняла и отстала, но в этот раз это погоня за ответами, вопросами, и существованием.
Я подошла и забрала у него сигарету.
– И все-таки, что могло заставить тебя так поменять свое обо мне мнение и перевернуть все с ног на голову?
Он выдохнул в последний раз и с очень серьезным видом посмотрел себе на ноги. Создавалось впечатление молодого подростка, который еще не взрослый, но испытываемый судьбой, и пытающийся что-то из себя рисовать и строить.
– Гаврилов сказал, что после выполнения миссии мы, скорее всего, больше не увидимся, а если и увидимся, то он меня после этого убьет.
– Гаврилов? Чего это он такой в себе уверенный?
– А ты в себе почему? Ты же не знаешь, кто он на самом деле.
– А что это поменяет?
– Узнаешь – поймешь. Тебе совсем после этого не захочется на него идти.
– Я чувствую огромное «но».
Мэдоку смирил меня серьезным взглядом, уже не принадлежащим подростку, а, скорее, демону. Настоящему, знающему свое место.
– Нет никакого «но». Я, да и он тоже, просто делаем свое дело. Ничего личного, никаких фантазий! Никаких мыслей и размышлений! – он вышел в коридор, словно опьяненный сигаретным дымом. – Думать тут должна только ты. Думай, иначе мы пропали.
Больше он из комнаты не вышел. Я не знаю, что он там делал, над чем думал сам, но я не видела его до вечера. Я думала весь день, пока была в кафе, на экскурсии в Эрмитаже, в увядающей березовой роще, сквере, душе. Я думала, пока лежала и мельком чувствовала, как меняется мое лицо и выпрямляются волосы, а кожа становится более нежной и гладкой. Я думала о Гаврилове, о его появление в моей жизни, пыталась увидеть связь в каждой мелочи, затронувшей мою жизнь. Пыталась обдумывать смерти моих друзей. Если у обоих из них был суицид, то, вполне возможно, спровоцированный, если он все же к этому причастен. Если и так, если наниматель Гаврилов, если все это было подстроено, и в итоге я должна буду забрать душу, ради которой я ему нужна, то кто он? Это человек, который точно знаком с Мэдоку, вряд ли демоны станут выполнять приказы направо и налево. Он хорошо меня знает, но если он еще и догадывается, что я неравнодушна к Мэдоку, то дела очень плохи. В лучшем случае это сталкер, следивший за мной на протяжение всего времени, читал мои записки, знает мои самые сокровенные секреты, знает, во сколько я встаю по пятницам, какой покупаю кофе и какой фирмой зубной щетки пользуюсь на протяжение 7-ми последних лет, это сам бог, сама я, тот, кто знает меня лучше, чем я сама. В худшем случае – это кто-то из моей семьи. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось видеть кого-нибудь из своего семейства.
Я постучалась в дверь комнаты Мэдоку. Он сам ее открыл, спустя несколько секунд.
– Что расскажешь?
– Я хочу сыграть с тобой в викторину.
Он еле удержался от смеха.
– Чего ты ржешь? Кстати, как тебе мое новое лицо?
– Пойдет, – на самом деле ему очень нравилось. – Что там про викторину?
– Мне кажется, я начинаю догадываться о том, кто твой наниматель.
Мэдоку сел за письменный стол и закинул ногу на ногу.
– Жги.
– Отвечай только «да» и «нет». Первый вопрос. Суицид Алисы и ее знакомого был спровоцирован?
– Нет.
Я остолбенела.
– Нет? – переспросила я.
– Нет.
– Ладно, второй вопрос. Ты давно знаком с Гавриловым?
– Нет.
– А с тем, что он на самом деле?
– Да.
– Воот. Я знаю это?
– Да.
– Гаврилов не человек?
– Да.
– Вампир?
– Да.
– Черт…
– Да.
Я строго на него посмотрела.
– Дальше я не буду спрашивать. Можешь на следующие вопросы отвечать полностью. Алису повесили?
– Да. Убили и повесили.
– С тем было то же самое?
– Да. И сделал это один человек.
– Человек? Так он человек.
– Да, ты же не почувствовала в Гаврилове вампира, он уже нашел себе хорошую душонку и следует ей.
– Значит, Гаврилов давно в моей жизни.
– Дольше, чем ты думаешь. Мне не нравится это разделение между Данилом Сергеевичем и его вампирской сущностью, он с тех пор не особо изменился.
– Ладно. А зачем я ему?
– Я тебе говорил. У одного из ферзей большой игры отказывает физическое тело, да и на деле ему больше пяти сотен лет, он устал, и ищет подходящий сосуд для своей души. Ты ее присутствия почти не заметишь, но зато он не отправится в ад.
– А есть причина?
– Он не самый хороший человек, и родословная у него гаденькая.
– Тоже демон или вампир?
– Без разницы, умрет он все равно.
– И на мне никак не отразится?
– Нет, абсолютно. Проблемы могут быть лишь если кто-то попробует насильно отобрать у тебя его душу.
В этом предложение мне не понравилось каждое слово.
– А такое возможно?
– Я ни разу свидетелем не был, но чисто в теории – да.
– Зачем?
– Потому что это вкусно, – сказал он так, будто признавался, что сам этим грешит, – а отбирать души у нежити – великое мастерство, которого вампиры и демоны добиваются и учатся столетиями, и просто так они его в землю зарывать не будут.
– Понятно, – я вдруг вспомнила, что завтра пятница. – А что там про день рождения?
– А, точно, завтра с утра нужно будет заехать и забрать платье, я сделаю это сам, тебя она не признает, и в шесть у нас праздник в загородном доме.
Я вздохнула.
– Опять эти загородные дома.
– Нет, это действительно богатые люди, они даже не вампиры и не демоны, а вот их ребенок… ты когда увидишь, все поймешь.
– Он опасен?
– Нисколько, он пятилетний ребенок, божий одуванчик, ангел воплоти, хоть и с демонической кровью.
Я подумала.
– Демоны выбирают себе родителей?
– Да, выбирают. Но бывает такое, что они ошибаются. Вернее, получают не того, чего хотят. К примеру, забираешь ты зародыш ребенка семьи бизнесменов, думаешь, что эти люди дадут тебе все деньги мира, города, страны, ты даже не ждешь от них внимания, а потом оказывается, что они ждали от тебя заоблачных результатов, чтобы передать компанию тебе в руки. Или бывают такие неожиданности, как хронические наследственные заболевания. Это можно решить, а вот внебрачных детей, внезапные разводы, или набор генов скрытого убийцы, который из троих детей раскроется именно в тебе!.. вот это действительно страшно.
– Почему?
– Потому что я не планировал быть убийцей, когда приходил в мир людей, но убивал. Не каждый раз, но промахи были, и иногда очень существенные.
– А как насчет кругов ада? – перебила я его. – Говорят, суицидники проходят одно и то же по кругу, пока не переборят себя?
– Да, такое действительно есть. В одной из жизней я совершил суицид сразу после убийства, и меня тут же забросило в альтернативную ситуацию. Я не знаю, почему это распространяется на демонов, по идее не должно.
– Демоны правят грехами?
– Нет. Может быть, какие-нибудь другие. Честно, я уже не знаю. Может быть, я давно уже не демон. Может, я просто потерявшийся недочеловек?
– Это слишком сложно.
– Мы живем в то время, когда разделения между нежитью стали боле расплывчатыми, появились смеси, в том числе и с человеческой кровью.
– Опасная это игра.
– Да, очень опасная. Поэтому мы должны оставаться теми, кто мы есть.
– Средневековыми книжными червями?
– Не только. Люди сейчас освободили себя от обязанности продолжать род, нам такого допускать нельзя.
– Как?
– Я был членом одного секретного общества в 1923-ем году, оказалось, это общество короля Варлена девятого, помнишь его?
Как не помнить? Из моей жизни он исчез только тогда, когда ему удалось вывести меня до таких чертей, что я мстила ему еще несколько десятилетий после пришествия на Землю. Отвратительнейший тип, пусть и король, в моей семье считали его самым умным из вампиров, я же его просто ненавидела целиком и полностью, гнобила так, как умела, а когда он начал отвечать на это тем же, мне пришлось обращаться к более серьезным методам.
– После убийства его сына я надеюсь никогда больше его не увидеть.
Мэдоку усмехнулся.
– Я когда узнал, я не поверил. Я всегда думал, что ты милая и пушистая.
– Я никогда такой не была.
– Впечатление из писем Клода было совсем иное.
– Он писал про меня? – удивилась я.
– Да, и еще как.
Клоду не нравилась любая моя заинтересованность в Мэдоку, он был ужасно ревнив и иногда не давал мне читать его письма. Он знал, что Мэдоку может составить ему конкуренцию, и боялся этого. Да, боялся.
– Твой брат – это, конечно, нечто, – сказал он так задумчиво и с недовольным тоном, помрачнев.
– Давно ты его видел?
– Нет.
Как гром среди ясного неба. Я сидела и молчала. Мне не хотелось думать о том, что он где-то поблизости, где-то рядом и знает каждый мой шаг. Он – страшный кошмар, неосязаемый, я не хочу о нем вспоминать, я боюсь этого. Боюсь, как огня, я не знаю, чего ждать.
– Ты будешь со мной?
– Конечно, – ответ последовал неожиданно быстро, он даже не задумывался. Я знала, что это не легкомыслие.
– Почему?
– Потому что это очень опасно. Если бы об этом знал хоть кто-нибудь не из золотого окружения Гаврилова, ему бы давно вручили кубок за самый извращенный метод добычи сосуда для чужой души.
– А зачем ему это? Вряд ли он стал бы делать это даже лучшему другу.
– Не стал бы, – уверенно подтвердил Мэдоку. – Я не знаю, что ему могли пообещать взамен, в последнее время он немногословен.
– А был?
– Для целостности картины не хватает всего одной частички пазла, он есть у тебя, но ты не хочешь его озвучить. Когда ты это поймешь, все вопросы сразу растворятся и все встанет на свои места.
– А чем это может кончиться?
– Для тебя? Для тебя только хорошо.
– А для тебя?
– А что я? Я и не из таких ситуаций выходил.
– Но с моим родством ты дело не имел.
– Ошибаешься. Это не в первый раз. Я знаю, что делать в таких случаях.
Пока что я не знала, что меня пугает, но, чтобы понять это, мне нужно было столкнуться с проблемой лицом к лицу, попробовать ее на вкус и только потом убедиться, что для меня это действительно является проблемой, которую я сама же себе и создала.
13
Утро задалось прохладным, пришлось одеваться лучше и добираться на машине. Я рассматривала брошюры, завалявшиеся у Мэдоку в бардачке, беззаботно подпевая неизвестной американской песне, идущей фоном в машине.
– Ты чего такой задумчивый? – спросила я невзначай, пытаясь говорить естественно.
– О предстоящем празднике думаю.
– Все так сложно?
– Ну, да. Это будет серьезное мероприятие, на котором будет только три представителя похитителей душ того времени.
– Кто из семейки этим занимается?
– А ты как думаешь? Сын.
– А что значит «того времени»?
– Новомодных вампиров и демонов там не будет.
– С этого момента поподробнее, – я нашла жвачку, говорят, у них нет срока годности. – Что за новомодные вампиры?
– Семьи, образовавшиеся и родившие детей среди людей. Была пара, показавшая сущность своего ребенка миру и школе, все трое в психиатрической клинике. Так что это дело очень тонкое, просто чтобы ты понимала.
– Я-то понимаю.
– Вампиры и демоны сейчас крайне безрассудны, к этому относится и смешивание крови.
– Насколько я помню, нежити редко нравились себе подобные, но женились они всегда на своих.
– Правильно ты помнишь, а сейчас контролировать их некому, вот и творят всякую фигню.
Некоторое время мы ехали молча. От Мэдоку чувствовалось напряжение, но я не спешила отвечать тем же.
– А какая особенность у этого… ребенка?
– Возможность переносить мышечную память в другие тела. Вряд ли ты о нем слышала.
– Нет, не слышала. То есть, попроси его приготовить шоколадный фонтан по рецепту 19-го века, он его с закрытыми глазами сделает?
– Да, но только сейчас он старается не шокировать родителей, да и в 5 лет многого не сможешь: для готовки сил много надо, для танцев в том числе, с детским телом это нелегко, языки тем более.
– Как все сложно, – сказала я с неподдельным удивлением.
– Кстати, у тебя есть туфли?
– Есть те, которые подарила Агата, черные на шпильке и какие-то из Англии, мне привозили.
– Вот их и наденешь.
– Хорошо. А лицо придется красить?
– Ты никому так не скажи, – посмеялся Мэдоку, – что-нибудь очень легкое, веки не крась, или можешь темные круги под глазами нарисовать, но это необязательно. Если будешь делать румяна, то делай это свеклой.
– Свеклой?! – воскликнула я.
– Да, так девушки на Руси делали. Все должно быть естественно.
– Хорошо, накрашу глаза углем.
– Молодец, уловила суть.
Мэдоку вернулся от швеи с красиво запакованным в чистый белый кусок бумаги и перевязанным коричневой лентой платьем. Сочетая в себе охровый, нежно-бежевый, в тени становящийся каким-то серо-бежевым, чистый коричневый, кофейный, цвета на платье не повторялись, каждый элемент имел свой цвет, не считая основного – молочного. Все было обшито сияющим на солнце дорогим бисером, но так искусно, что и бисером не назовешь – золотом, не меньше.
– И даже без корсета?
– Там есть вроде бы какой-то тряпичный.
– Блин, как не вовремя я решила внешность сменить.
– Да, слоновая кость подошла бы лучше. Если по фигуре не подойдет, затянем в некоторых местах, может, и без корсета сядет нормально. Ты сколько лет корсеты не надевала?
– Лет сорок.
– Сорок лет… подумать только. Выпьем кофе?
– Конечно.
С утра я ничего не ела, поэтому заказала себе десерт «Красный бархат», потом еще тирамису, но страшно в нем разочаровалась.
– Я все хотел спросить, – Мэдоку редко убирал волосы с лица, ему нравилось, когда они мешали, или он просто обозначал, когда хотел завести серьезный разговор, убирая их. Он специально сел так, чтобы солнце поблескивало у него лице и жмурило, я этого не понимала, ведь зимнее солнце совсем не греет, – на момент ухода брата тебе было 15 лет. Как это было?
Я оторопела от такого наглого вопроса.
– Ты имеешь ввиду, как долго я страдала?
Я не помню, что думала тогда, я просто помню боль, которую приходилось переживать, шрамы одиночества, саднящие и по сей день раны от ухода главного и любимого наставника по жизни… я не думала о Клоде, тогда уже не было смысла, я пыталась справиться с собой, и по итогу это сделало меня черствой, сухой, и грубой до взрыва мозга. В то время из моей жизни и ушли положительные чувства.
– Нет, какую революцию это произвело у тебя в голове?
Я прекрасно знала, о чем он говорит, и видела, что он явно хочет меня слушать, судя по хорошему расположению духа, хоть и не акцентировал.
– Большую. Я тогда поняла, что верить не стоит некому, и всегда нужно быть готовым к худшему.
– Зачем так жить?
Я пожала плечами.
– Я не знаю, это мазохизм, это очень тяжело, осознавать и думать о том, что все хорошее в твоей жизни может кончиться в любой момент, особенно когда ты этого не ждешь. Но иначе боль будет еще страшнее. Ситуации в жизни бывают разные, и каждый относится ко всему по-разному. Каждый сам для себя решает, над чем убиваться и как страдать. В целом, можно жить и без этого, но это непросто. Нужна большая работа над собой, стальные нервы… а людям хочется просто жить, и ничего больше.
Я не так хорошо помнила Клода, чтобы о нем говорить, я старалась его забыть.
– Ты пошла бы на любовь еще раз? – спросил Мэдоку.
– Думаю, да. Если оно того стоит.
– Как это?
– Если это будет взаимно, плодотворно, перспективно. Нельзя же просто любить того, с кем у тебя нет будущего.
– А ты этого боишься? Того, что кто-то не оправдает твоих ожиданий?
– Да, почти. Если я что-то планирую, то у меня должна быть гарантия на то, что это случится, иначе я места себе не найду.
– Нельзя так жить, Кэс! Нельзя все время жить будущим.
– Может, мне еще надежду не иметь? – я начинала злиться, но, когда увидела обреченность в лице Мэдоку, и гораздо более серьезную, чем он хотел показать, я немного остыла.
– Нет, я не это имел ввиду. Просто не строй планов и живи настоящим.
– Я вроде так и живу.
– Дай обещание, – он пристально на меня посмотрел, и тут я поняла, к чему он клонит, и задумалась.
– Насколько серьезные планы у тебя на сегодняшний вечер? – наконец, спросила я.
– Очень серьезные.
Вечером стало еще холоднее. Мне дали чудом завалявшуюся в шкафу дубленку, чтобы все выглядело эстетично, и нам предстоял не менее утомляющий и долгий путь. Я все думала над тем, к чему меня все это время готовил Мэдоку, я знала, к чему, к тому, что ничего у нас не получится, раз его наниматель так против этого, но должен же быть выход. Хотя, если Гаврилов – это скрывающийся под лживой маской член моей семьи, то дела обстоят гораздо труднее, чем можно себе представить.
– Не хочешь сейчас мне все сказать? – спросила я.
– А ты готова? – ответил он.
– Надо же рано или поздно об этом заговорить.
Он тяжело вздохнул.
– Когда я узнал, что буду иметь дело с тобой, я думал, что-нибудь из этого выйдет, из нашего с тобой общения. Я всегда знал, что нужен тебе, и что ты не откажешься от возможности начать строить свои грандиозные планы на жизнь. Я бы тоже не отказался, но тут видишь какая штука: Гаврилов не хочет, чтобы мы были вместе, он по-прежнему силен, по-прежнему могуществен, и идти против его правил мне очень не хочется, но может оказаться так, что и ты ввязываешься в это дело, и это может быть опасным для тебя. Я все это время не знал, как тебе сказать, что он против.
– А ты сам-то не против? – перебила я.
– Как я могу быть против? Я за, но ты знаешь, как это будет сложно.
– Ну и что? Если ты не можешь, давай я его убью и нет проблем.
– Кассандра, ты готова пойти против своего брата?
Сомнений не осталось.
– Это Клод?
– Да.
Мир не рухнул, но на его руинах закричали голодные грифы, и, захлопав крыльями, унеслись в краснеющий закат. Я долго молчала, пытаясь придумать ответ поостроумней, чем сухое «и что же нам делать?»
– Как я после этого могу не идти против брата, который пытается сломать мне жизнь, зная, что я буду страдать? – сказала я со злобной дрожью в голосе, едва не ломая себе пальцы.
– Это очень большой риск. Для начала нужно понять, чего хочет он, потом уже делать выводы.
– Ему нужно, чтобы я все время была рядом с ним, чтобы везде и всюду была как на поводке, но я этого не хочу!
– То есть, ты считаешь, со мной свободы у тебя будет больше?
– Не только это, ты мне хотя бы не противен.
Лицо Мэдоку не выражало ни спокойствия, ни согласия, в общем, он был недоволен мной. Он поймет, что я права, и остынет, я в этом уверена.
Когда мы остановились около большого, засвеченного изнутри теплыми домашними огнями дома, Мэдоку достал с заднего сиденья сверток, от которого исходила сильная темная энергия. По форме это напоминало книгу.
– Что это?
– Подарок их ребенку. Мужа зовут Виктор Геннадьевич, жену Евгения Павловна, их ребенок Платон, но, если ты его назовешь так, он не побоится и плюнет тебе в лицо, поэтому зови его Такаги.
– Что-то знакомое.
– Был такой род демонов, если ты застала тот момент, когда они начали выпускать книги, то должна их помнить.
– Да, я вспомнила.
Дома было тепло, шумели гости. Царила больная атмосфера современной роскоши и, как всегда, лживого 19-го века вперемешку. Всюду были расставлены ароматические свечи, дом был оформлен модно, но вряд ли кто-то здесь стремился передать холод и страдания тех лет. Из гостиной послышался детский заливистый смех. Встречать нас, видимо, никто не спешил. Роскошные дамы в открытых платьях взирали свысока, побалтывая в бокалах дрянное вино, под их взглядами я чувствовала себя неудобно. Пока темноволосая мать с пышно налепленными ресницами что-то увлеченно обсуждала с подругами, рыжеволосый милый мальчик в шортиках из шелка доламывал и без того уродливую игрушку, яростно долбя ее о твердый пол. Мэдоку протащил меня через весь зал к бородатому накаченному мужчине, впечатление о нем с самого начала сложилось не самое лучшее, было видно, как придирчив он к своему внешнему виду, как педантичен, и какое состояние вкладывает в то, чтобы каждый день выглядеть блестяще, не меньше.
– Виктор! – изобразил радость Мэдоку, тот даже ему не улыбнулся, хоть и вышел из толпы. – Страшно рад тебя видеть! Платоша так подрос, – мы втроем перевели взгляд на убивающего игрушку о ламинат ангелочка, – что говорит психолог?
– Сказал, придется еще походить, – с досадой ответил мужчина, – но состояние уже улучшается. Платон! Иди, поздоровайся с дядей Валерой.
Ребенок поднял светящийся взгляд, мгновенно забыл о разбитом самосвале, и бросился к Мэдоку, тут же усаживаясь ему на руки.
– Кстати, это Чжуй Фу, приехала учиться играть на виолончели из Китая, – кивнул он на меня, я обреченно стояла и прижимала книгу, что уже буквально выбивала энергетикой мне сердце из груди. – Совсем не понимает по-русски.
Мужчина пожал мне руку, я поздоровалась так хорошо и правдоподобно, как только умела.
– Мы пойдем с Платошей, откроем подарок.
– Хорошо.
Платон спрыгнул с рук Мэдоку и побежал вперед нас. Его комната была идеалом детского уголка, всюду стояли развивающие книжки, дорогие игрушки, рамки с фотографиями подрастающего ребенка, и многое другое. Как только дверь за мной закрылась, он скинул туфли и забрался на кровать. Лицо его стало уставшим, насколько это было возможно в теле ребенка, и измученным. Мэдоку сел напротив.
– Я так от них устал, они такие душные, – наконец, сказал Такаги, и положил подушку в виде солнца себе под голову. Я села за маленький столик. – А мне с ними ведь еще весь вечер тусоваться.
– В таком возрасте вообще проблем не должно быть.
– По твоей логике у меня их еще лет 15 не должно быть? – он перевел на меня взгляд. – Ты, ты не китаянка.
– Само собой нет, – ответила я.
Он заинтересованно сел, скрестив ноги.
– Тогда я угадаю. Ты вампир?
– Да.
– Эпохи Мигуке?
– Варлена.
– Ах, ну да, ну да… я был близок. Тогда ты, должно быть, Кассандра Эванс, легенда из рассказов Мэдоку.
– Возможно.
– Я так много в свое время о тебе выслушал, – я видела, как загорается Мэдоку, и замирает сердце, – убить был готов. Но, вижу, он ни капли не соврал.
Он след с кровати и подошел ко мне.
– Мийохара Такаги, к Вашим услугам, – он поклонился и сел напротив, – Мэдоку предупреждал, что вы приедете с вопросами, хотелось бы обсудить все с вами побыстрее, или по крайней мере узнать суть проблемы, скоро привезут пиццу и торт, а я уговорил Женьку взять мне яблоки в карамели. Сначала я хочу увидеть ее. – Он уставился на книгу. – Пожалуйста.
Я отдала. Он с нетерпением разорвал бумагу и загоревшимися глазками взглянул на старинный переплет.
– Она самая! Мэдоку, я буду на тебя молиться, – воскликнул Такаги и сунул ее под кровать. – Теперь у нас есть достаточно времени, я слушаю.
Мэдоку рассказал все вкратце, рыжеволосый светящийся при свете луны и светильников ребенок с белой кожей внимательно слушал его, в секунды из веселящегося существа ставший воплощением задумчивости и глубоких мыслей.
Дослушав нас обоих, он сделал еще более озадаченный вид, потер лицо, будто бы великовозрастный мужчина с частой бородой, и ответил серьезным тоном:
– Иди вниз, мне нужно будет кое-что с ней обсудить.
Мэдоку кивнул и немедленно поднялся с места.
– Только попробуй мозги промыть, – сказал он сквозь зубы, прикрывая дверь.
Такаги повернулся ко мне, упираясь локтями в столик с названиями животных и регионов страны.
– К сожалению, я знаком с твоим братом, я с самого начала понял, что Мэдоку не просто так ко мне обратился, нас двоих связывают, скажем, не самые хорошие отношения с Клодом, и раз уж ты решила вступить в игру, то ты должна понимать, что если ты с Мэдоку, то идешь против не только своей родной крови, но и против одного из самых могущественных и способных существ за последние девять поколений. Это не твой брат, в его руках ты сильное оружие, возможно, наемник, он собрал вокруг себя знакомых и создал мафию, до каждого человека в любой точке мира он имеет доступ и в любой момент может кого-нибудь ликвидировать. Я сбежал от него не так давно, и у меня были большущие проблемы, мирового масштаба, я бы сказал.
