bannerbannerbanner
полная версияИмперия

Мария Петрова
Империя

Полная версия

– Так ты охотник! Бывший охотник, служивший императору! – она захлопала в ладоши.

– Это так, Ваше Величество.

– Как это мило! Когда люди служат нескольким королевским поколениям! Никому, кроме ведьм и вурдалаков это еще не удавалось! Палач! После убийства действующего первого министра ты станешь моим любимым лицом при дворе!

После этих слов палач выпрямился и сам вонзил топор прямо себе в грудь. Вот еще.

2

Вторым любимым развлечением Кэстли были шахматы. Но это была бы не Кэстли, если бы играла обычными фигурами на доске, как нормальный человек. Для игр был организован большой цветной зал, где плитки на полу были выложены в шахматном порядке, выполненные из янтаря и золота. Стены и окна были увиты цветами, каждое окно уходило в пол, а между ними были зеркала, но как бы зал не пытались осветлить, во время партий вокруг доски собиралась толпа разодетых напыщенных дам и господ, и весь свет перекрывался их пышными платьями и огромными прическами. Но Кэстли это мало смущало. Через время прямо над доской повесили люстру, и перед каждой партией зажигали свечи, от этого янтарь блестел, золото переливалось, наряды придворных навязчиво стреляли в глаза, и игра становилась еще интересней.

Мнение об игре у придворных сложилось иное, чем у Кэстли. Если для императрицы главным было выиграть, для этого просчитать ходы, подловить соперника, и стать самой умной в империи, то для всех остальных шахматы были испытанием, где увиливай как можешь, глупи, как скажут, только ни за что на свете не блещи умом перед Кэстли. Иногда она показывала неплохие знания, играла, не давая повода думать, что она сумасшедшая, хотя все и так это знали, поэтому некоторым проигрыш давался легко, но императрица полна неожиданностей.

Все прекрасно понимали, что в случае их выигрыша, казнь состоится даже если в империи не останется ни одного палача, поэтому не теряли хват.

Игра протекала с участием людей вместо шахматных фигур. Они могли представить поле с закрытыми глазами и точно знали все свои ходы. Это было куда забавней, чем перетаскивание деревянных черных и белых фигур. Аморальная замена фигур людьми мало кого волновала до тех пор, пока Кэстли не стала рассматривать сруб фигур в прямом смысле этого слова. Еще немного и она начнет упражняться в метании топора и тогда ряды придворных станут куда скуднее. Но это было скорее детским лепетом, шахматы отнимали все ее внимание и силы, поэтому все ее идеи и заморочки на какое-то время стали пустым облаком, которому никогда не стать грозовой тучей. Империя выдохнула, но ненадолго. Пришла зима. Настоящая, суровая, а опора государства сидит себе в полушубке и плевать ей хотелось на то, что даже придворные, напрягаясь всем телом, стараются дрожать как можно меньше и утепляться насколько это возможно, чтобы не портить внешний вид.

В самый холодный день Кэстли переклинило и играла она как никогда плохо, а на очереди был как раз сын генерала, попавший в чины только из-за того, что Кэстли давно плевать, кто ее окружает. Парень не был полоумным, но в дурости выигрывал даже самой императрице. И без того злая и недовольная всем, что есть на свете Кэстли, наматывая сопли на кулак, угрожающе смотрела на Парнишу, при всей отвратительности игры бравшем над ней верх. В такие моменты, чтобы не выиграть, можно было воспользоваться запретным действием: упасть в обморок или согласиться на ничью, хотя сама Кэстли такого не одобряла. Генерал безнадежно кусал сигару. Все вокруг уперли взгляды в доску.

– Ваш ход! – напомнила Кэстли.

– Да-да, конечно, – отмахнулся Парниша.

«Может, он решил взять ее утомлением? – спросил кто-то шепотом. – Кто знает…»

Кэстли жестом подозвала к себе сомелье, и высокий подтянутый человек со здоровым цветом лица подошел и встал возле нее.

– Налей белой королеве и Парнише.

Необыкновенно красивая женщина в роли белой королевы, потомственная кухарка, лучшая в империи, потела и бледнела в пушистой тяжелой короне и огромной мантии, от которой головокружительно несло кокосовой стружкой. Она осушила бокал, повернулась к императрице и молча поклонилась.

– Пей, безумец, и ходи наугад.

Молодого человека трясло от ужаса и холода. По спине тек холодный пот, от королевского вина вообще у всех земля из-под ног уходила.

– Слон на Ф5.

Слон за всю партию сделал 2 хода и все это время смотрел в колонну. Внезапно услышав свое наименование, он посмотрел себе под ноги, взглянул на белую ладью, пожал плечами и наискось стал приближаться. Кэстли злобно перебила рукава.

– Ваше Величество, ситуация требует обдумывания, не желаете продолжить партию в следующий раз? – вступился главный судья, человек, не знающий правил, но знающий, когда нужно остановиться. Слон и тот встал на месте.

– Какой следующий? – тихо произнесла Кэстли, сверля задумчиво спины фигурам. – У Парниши его может и не быть. Кстати, ты больше не Парниша, теперь ты Толстяк.

Она спрыгнула с трона, с которого ногами до пола не доставала, и на заледеневших ногах пошла к выходу, свита дернулась за ней.

После смерти в один день двоих приближенных лиц императрицы в ряды ее доверия затесался молодой эрцгерцог, отличающийся вкусом, всегда и во всем совпадающим с императорским, романтизированной внешностью, казалось, что бледность и болезненность шла ему к лицу больше, чем остальным, и манерой ходить за Кэстли хвостиком. Даже для нее самой иногда это было странным, но прервать его подлизывания ей в голову еще не приходило. Он был красивым аксессуаром, разом отгоняющий всех вокруг, будто назойливый ухажер, всем своим видом дающий понять, что никто вокруг ему не соперник. А никто и не претендовал, еды ему доставалось ненамного больше остальных, тепло, как и другим, ему только снилось, а об уважении Кэстли и говорить нечего. Когда он ей надоест, или, когда потребуется выпустить пар, он опять окажется рядом, но уже по истинному своему предназначению. Холодное мясо. И сейчас он первым соскочил с подлокотника и кинулся за ней, едва не наступая на полупрозрачный шлейф в виде крыльев мотылька.

– Заноза! – окликом она обратилась к нему, хоть он и шел почти рядом. – Ты придумал мне развлечение поинтересней, чем чаепитие с плюшевым медведем?

– Так точно, Ваше Величество, – отчеканил он, – в городе много бедных жителей, не представляющих, что вы играете в шахматы и преуспеваете в этом, а если кто и знает, то представить себе не может, как правильно играть.

– Ты идеями никогда не блистал!

– Дослушайте! Если Вы и Ваши лучшие соперники поедете в город и на живом примере покажите необразованным невеждам, как играть…

– А мне от этого какой плюс? Им что с шахматами, что без.

– Вы же хотели ввести в игру моментальный сруб, – он начал ощущать, как сзади нарастает напряжение, но Кэстли его слушала, – лучше применить это на глазах у всего народа, показать свою силу перед ним, могущество.

– Ладно, ты все так красиво описал, Воск так бы не смог, – она покосилась на главного судью, который сейчас цветом лица был бледнее воска, – так как выдумка не твоя, ты будешь в качестве белого короля в этой игре. Сам понимаешь, если я выиграю, оставишь голову при себе, а если проиграю, – но об этом Заноза не волновался, играть-тол она будет с подданными, а значит, не проиграет, – то собственноручно снесу тебе башку. Все слышали?

Свита одобрительно отозвалась, точа улыбки в спину молодому приближенному.

После дневной ванны Кэстли как обычно нарядилась и решила написать очередное письмо. Куда она писала, кому, она точно не знала, образ был размытым, вымышленным, намеченным где-то в туманном будущем.

«Снова я пишу к Вам, мой обожаемый…»

Кого она могла обожать? Некоего светлого, совестного, мужественного человека. Не важно, богат он, или беден, старик или юноша младше ее возрастом. Он отважный и прекрасный воин, он точно знает, зачем живет и ест, и спит. Кэстли мечтала о человеке, в котором есть душа, твердо стоящем на ногах, разумно мыслящем. Она хотела, чтобы кто-нибудь объяснил ей, в чем смысл существования. Она сбилась с пути, никак нигде не могла найти ответ, перечитала десятки книг, но ни на мгновение не ощутила ни тепла, ни уверенности, ни проблеска цели и движения к ней. Все как будто бы было рядом, но не указывало на нее. Может, это потому, что она императрица, или какая-то особенная, поэтому не может найти своего предназначения?

Вот кто-кто, а убийцы точно знали, зачем живет Кэстли. Она – проводник в бездну, их собственную, выращенную кровью и потом на предательстве и смертной обиде на императора, родителей, собственную жизнь, и именно императрица приведет их к цели. Приведет всю империю к краху. Причем, никто к этому руки особо не приложил, важно было просто не мешать. Одно убийство, один спуск волков на лакомое драгоценное мясо решил всю их судьбу. Судьбу всей империи.

Если все так, как хочет Заноза, то судный час близок? Конечно, между ним и Кэстли одна маленькая деталь. Один очень умный ребенок.

– Так она тебя и назовет, – хихикнул Грем, – Деталь.

– Это не смешно, – ответил кто-то, – у нее во дворце ни одного простого имени, всех вещами называет.

Рейтинг@Mail.ru