Мария Петрова
Империя
Кэстли молчала какое-то время, сама о чем-то думая, потом сказала:
– Некоторые считают, что лучших исходом было бы убить меня и прекратить существование империи, но уход от проблемы – не есть ее решение.
Ее тон, очертание лица под светом поднимающейся луны и освещением сада, серьезное лицо. Каспер все понял. Они допустили ошибку, она уже давно все знала.
– Я не бессмертная, но и вы не гении, – она перевела на него взгляд, – вы умны, интеллектуальны, сообразительны. Я не буду убивать вас сразу, я покажу своему народу ту другую жизнь, когда люди проявили характер и приспособились.
Возвращаясь к теме о добре и зле, банда убийц оказывается в выигрышном положение: они, как отрицательные герои для Кэстли, становятся спасителями ее цивилизации, то есть, хорошими, хоть они и убийцы, собиравшиеся истребить ее народ. А она – не абсолютное зло, потому что умрут они в конечном счете героями.
– Но все же убью. Все должны знать, что сильное государство – это дисциплина и порядок, а не та анархия, к которой все пришло.
– Ты или сумасшедшая, или очень умная.
– Без разницы.
– Но зачем было доводить все до этого?
– Все за тем же, чтобы знали.
– Ясно и понятно.
– Проблема лишь в одном – захотят ли твои идти навстречу?
Каспер пожал плечами.
– Зная их цели…
– Я тоже знаю их цели, и я знаю, зачем они послали самого умного мальчика играть со мной в шахматы.
– Но откуда?
– Разведка, разумеется. За вами давно следят. Еще я знаю, что ты не знаешь, что тебе делать, – она повернулась к нему и встала против звездной россыпи на небе, – плана у вас нет, это стало заметно еще в толпе, но у меня план готов всегда.
– Потому что он безумен.
– То, что для вас – безумие, для потомков – гениальность. Да и зачем меня обвинять в том, что пороком не является.
– И правда, – подумал Каспер, – и что ты будешь делать?
– Завтра мы обезоруженные придем к убийцам, и ты все им объяснишь.
– А почему я?
– Ну, ты же меня слушал все это время?
– Да.
– Вот и все.
– А если не согласятся?
– Тогда будь что будет.
5
Утро наступило слишком рано и неожиданно, Каспер со страхом ждал рассвета. Он не знал, как отреагируют ребята: что они скажут? А если окажутся против? Что тогда скажет Кэстли?
– Ну что, – он нашел ее в больном зале, на полу, разглядывающую огромную фреску на потолке, – что ты решил?
Казалось, она лежала там очень давно, чуть ли не с ночи, Каспер поднялся очень рано, прислуга еще только начинала готовить замок к утру.
– Все то же, что и вчера.
– А запасной план? Мне ничего в голову за всю ночь не пришло.
– Не проще взять с собой охрану?
– Это неправильный жест.
– Правильный, неправильный, если нас убьют, империи реально придет конец.
– А их так сложно убедить?
Каспер помолчал.
– Они шли к этому всю жизнь. Твои идеалистические идеи им не близки.
– А что им близко? – Кэстли подняла голову. – Моя смерть?
– Месть.
– То есть, моя смерть.
– Ну… да.
– Ясно, – она встала на ноги, – не предлагаешь ли ты, друг мой, их всех переубивать? Подумай: к тебе после такого предательства будет гораздо больший смотр, чем к кому-либо при дворе, спать ты будешь от силы два часа, да и попытаться стоит хоть немного.
– В то же время, согласившись с тобой, это постановка под угрозу королевской жизни.
– Не стоит так за меня беспокоиться, я всего лишь императрица. Все еще не согласен со мной?
– Согласен.
Она чуть очень мило не довела его до казни, Каспер почувствовал, что она выходит из берегов, и быстро взял ситуацию в свои руки.
– Так бы сразу! – она быстро двинулась к выходу, а уже в дверях встала и сказала, – дневной свет плохо на меня действует, я совершенно теряю рассудок.
Едва выйдя, она отдала приказ собрать двоих коней и дать легкую защиту.
С Кэстли согласились не все, остальным угрожали виселицей. Каспер предложил умнейший исход дела: или они соглашаются с идеей императрицы, и живут на благо государства, или навсегда уходят из империи и никогда больше не вспоминают о ней, по крайней мере, скрыто. Остальные из убийц вовремя поняли, что проиграли, и сопротивляться не стали. В империи много необъяснимых вещей, что двигало ими в тот момент, когда они приклонились перед императрицей, о чем будут жалеть всю оставшуюся жизнь? Слабость? Усталость? А может, то же, что и всегда – дикарская беспечность? Чего бы там ни было, образование, политический и стратегический склад ума преобладал над опытом жизни, по крайней мере, на тот период. Никто не знает, что будет держать мир через года, века, а те, кто об этом узнает, очень скоро пожалеет, потому что чаши весов добра и зла должны находиться наравне друг с другом. А добро и зло равносильно: чье-то зло для кого-то добро и наоборот, в добре есть всегда часть зла и то же самое со злом, плохое – тень, отброшенная от хорошего, но без тени света все равно что нет, а зло порождает добро… Поэтому сколько бы зла, отврати, ужаса не творилось в мире и среди людей – есть всегда обратная сторона, она разбросана по всем уголкам света, заложена в каждую долю человеческой души, и в любом правдивом зле есть добро, без него никак. Поэтому мир периодичен и все еще держит равновесие. Не узнать, какое великое деяние все перевернет, по крайней мере, человек еще не настолько эволюционировал, чтобы рушить баланс между добром и злом.
