Мария Владимировна Щербинка
Лети, лаулу
Пролог
Перед ней стоял патронус Гарри Поттера. Она моргнула. Но светящейся олень никуда не исчез. Один в один сцена из «Узника Азкабана», на которого ее приглашали друзья из колледжа, еще в Петрозаводске. Не похоже, что во время вечернего отцовского «концерта» ее голова как-то пострадала, может быть, это наследственная шизофрения или что-то подобное?
Девушка похлопала рукой по тканевому рюкзаку за спиной, убедилась в его реальности и прикрыла за собой калитку. На улице стоял кромешный мрак, только желтая сфера скрюченного фонаря около колонки позволяла ориентироваться в пространстве. Беглянка встала рядам с огоньком и вновь посмотрела вдаль, где маячила голубоватая фигура призрачного животного. А в общем, какая разница? Галлюцинация или реальность? Если она сейчас же ни пойдет в сторону станции, то не успеет на утренней поезд до Питера. А следующий – только через неделю. Тогда еще и Ваня распсихуется из-за ее молчания в «Аське». Хватит переживаний.
За спиной черной громадиной возвышался родительский дом, машущей ей на прощание кружевным тюлем через распахнутое окно. От вида белого подоконника, заваленного с обратной стороны учебниками сестры, сжалось сердце. Она ее бросала. Один на один с отцом. Еще есть мать, правда, что она сделает? Забьется в дальний угол и будет причитать, как сегодня? Или все же… ничего, все останется, как и сейчас.
Девушка глубоко вздохнула и пошла в направлении станции, ощущая кожей недовольное подрагивание ветвей золотокудрых осин. Серебристый огонек мерно двигался вперед. Ей удавалось различить рога и широкою спину, но сомнений не было, это действительно олень, только другой. У него крупная голова и массивные рога, а еще толстая шкура, такие обитают, где холодно. Может быть, он случайно сюда забрел из какого-нибудь заказника? Мало ли, может быть, северных олений рядом разводят?
Она побежала, придерживая рюкзак за обе лямки. Великоватые кроссовки как на зло стремились угодить в каждую колдобину, невидную на проселочной дороге, а волосы предательски выбивались из пучка. Но существо не приближалось, оно как будто отдалялась от беглянки с то же скоростью, что она двигалась к нему. И где-то через пятнадцать минут девушка, сбившая дыхание, остановилась. Поселок почти пропал из виду, только одинокий столб играл проводами на ветру. Лес выжидал и с любопытством взирал на кромешную человеческую фигур, почти добравшуюся до опушки.
До станции оставалось каких-то двадцать минут, совсем немного и можно будет присесть на железную скамейку, подложить под голову рюкзак и выдохнуть. А потом и вовсе ни о чем не думать, только глядеть на чередовании зеленовато-сизого пейзажа, кое-где сдобренного желтыми пятнами низеньких берез. На городском вокзале перебраться на поезд, занять место и прикрыть глаза. И к Ване.
Девушка улыбнулась, вытерла пот с лица, обернулась в сторону поселка и громка закричала:
Прости.
И тут же рванулась вперед, отметив, что светящегося оленя поблизости не было, а только красные огни пригородной станции успокаивающе перемигивались. На единственной платформе бурчала утренняя электричка, окутанная облаком пара, дым и желтоватого света. Настоящий российский аналог «Ночного рыцаря», предназначенного для волшебников, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Но она- магл, чудеса не по ее части, а вот билетик в счастливое будущее оказался бы совсем не лишним.
Через десять минут, надсадно охнув, старенький состав тронулся. За окном замелькали силуэты деревьев, становящиеся все отчетливее на фоне серебристо-синего утреннего неба.
Часть 1
Школа
Глава 1. Птицы
На рассохшемся деревянном подоконнике, пропитанным пылью и землей из-под комнатных цветов, сидел зяблик и клевал тыквенную семечку. Птице, видно, было не удобно качаться в подвесной люльке, сооруженной во дворе из старый бутылки и шпагата из-под торта, и она устроилась отобедать на импровизированной жердочке. Ее совсем не смущало то, что через открытое окно на нее смотрела Лида.
Девочка надеялась, что птица вдоволь наестся прежде, чем полетит в лес, на место гнездования. Обычно, в конце марта и начале апреля, пока еще не весь снег стаял, лесным птахам было особенно голодно, холодно и опасно. Будучи ребенком, Лида устраивала вой и рев, стоило ей наткнутся на погибшую пичугу, валяющуюся на обочине проселочной дороге. Из-за этих давних неприятных воспоминаний Лида упорно продолжала вешать кормушки во дворе. Но противный голосок совести продолжал шептать, что она все равно делает недостаточно.
Отец, не одобрявший добросердечный порыв дочери, всегда говорил, что птицы поблизости – к переменам. «От них одна зараза и неприятности, не зря народ приметы веками собирал» – как-то скакал он, глядя на четырех ворон, пристроившихся на крыше соседского сарая. А уж про птицу, обосновавшуюся около собственного дома, и говорить не стоит -изменения ждать себя не заставят, это уже подтвердилось и ни раз. Несколько лет назад, в особенно теплую весну, скворцы взяли в осаду лесничество, где работал Лидин папа. Незваные гости сидели на стареньких оградках, свешивались с крыш, путались под ногами и частенько воровали еду. Мужчины, привыкшие к странностям переменчивой природы, отмахивались и смеялись над птахами. Это де все потому, что в лесном хозяйстве, богатом на истоптанную почву, пахнет свежей землей, где всегда можно найти неповоротливого червяка или жирную личинку. Но, спустя пару недель, лесничество закрыли, обещая перенести в близлежащий крупный поселок. Так Игорь Валентинович и еще добрый десяток человек остались без работы, а их и без того небольшой поселок шагнул еще ближе к исчезновению.
В детстве для Лиды и ее сестры слова взрослых о том, что родные Гемлы полностью исчезнут были невероятно пугающим, вгоняющим в ужас событием. Как это не будет вечных разговоров у колодца или долгих походов в лес, возвращаясь из которых так приятно улечься на пол прохладной кухни, где всегда царит полумрак. Лежа, заявить маме, что сил двигаться совсем нет и валяться так, пока не спадет жара. Исчахнет их старых дом, яблони, стойко исполняющие роль шалашей для детских игрищ, вечно кривой забор, исчезнет кривобокий мостик у озера и футбольное поле, перестанет гореть свет в окнах школы после зимних каникул, и люди тоже исчезнут. Но сейчас, Лида смотрела на медленно разваливающийся вокруг нее мир и принимала грядущие непоправимые изменения как неизбежность.
Многие коллеги отца, потерявшие работу, собрали вещи, жен, детей, и переехали вслед за лесничеством в Томбу. Поселок находился около мелкой речушки в шестидесяти километрах от Гемлов и в тридцати с небольшим от так называемого центра их округа – Сульозера. Но отец в то время наотрез отказался уезжать, да, собственно, куда должно было подастся семейству Рядовых, не имевших маломальских накоплений, не говоря уже о желание бросить насиженное место. У семьи был крепкий, очень старый дом, которому скоро должно было исполнится три четверти века, отцовская копейка, собиравшая на себе все больше ржавчины с каждым годом, ничуть не двигаясь с места, и неказистое на первый взгляд лакированное пианино.
Пианино, как и все хорошее в скромной обители Рядовых, достала мама. Инструмент выглядел стареньким, как и все вещи в крошечном поселке, но в нем теплилась жизнь. Под слоем коричного, практически медового дерева, прятались исправно работающие молоточки, звенящие нетерпением струны и желание служить людями. Это желание мама ощутила сразу, как направилась собирать коробки с ненужным барахлом, вывозимым из бывшего дома культуры. В главном зале, похороненное под горой истлевших тряпок и пожелтевшей бумаги, оно и стояло, пыльное, грязное, расстроенное. На следующей неделе пианино уже стояло в комнате девочек, став драгоценным подарком для старшей дочери. Инструмент остался, в отличии от Лены, дорогой сестрёнки, упорхнувшей в неизвестном направлении. Лида до сих пор любила подойти к коричневому инструменту, потрогать немного потрескавшийся лак, открыть крышку и вдохнуть запах фетровых молоточков, которые уже давно не били по клавишам, но от этого они не становились менее простым изобретением.
Пианино осталось, как и уже практически полностью ржавая, а когда-то былая копейка, и дом все стоял посередине поселка, всего в каких-то в паре десятков метров от колодца. За последнее Лида, отвечающая за чистоту посуды и жилища, была очень благодарна. А вот папа по итогу уехал, но не насовсем. Когда его продолжительные дальнобойные рейсы заканчивались, и отец на пару недель оставался дома, мужчина в основном отлеживался или пил, но это зависело от такого какое у него было настроение. Вот и сегодня Игорь Валентинович спал, свернувшись калачиком на продавленном красном диване, на котором раньше спала Лена, а после нее, в отсутствии главы семейства, Муся. Кошка любила забиться мордой между спинкой и сидением дивана, да так и замереть, провернувшись на спину.
Лида на цыпочках зашла в комнату, взяла рюкзак со стола, закинула туда тетради и, стараясь, как можно меньше скрипеть половицами, издававшими звуки, кажется, от дуновения ветра, вышла во двор. Оттуда взглянула на уже опустевший кухонный подоконник. До начала новой учебной четверти оставалось несколько дней, которые девочка обещала матери провести за учебой. Верная данному слову, она шла в школу, по щиколотку утопая в снежную кашу. Там был стабильный интернет и несколько компьютеров, имеющие доступ к интерактивной библиотеке. Снег, смешанный с оранжевой глиной, пачкал штаны, забивался в ботики и, казалось, никак не вязался с солнечной погодой, радующей глаз жителей Гемлов уж неделю. Даже вечно суровые сосны, тянущиеся по обе стороны от центральной улицы поселка, не выглядели такими мрачными, как обычно, сегодня они напоминали нарядных взрослых, которые втихомолку улыбались, глядя на то, как их подопечные, молоденькие елочки, сияют на солнце свежими изумрудными иголками.
Навстречу Лиде плелась тетя Инна, снабжавшая Рядовых молоком и яйцами, каких у нее всегда водилось в избытке. Тете Инне было слегка за пятьдесят, она жила одна в доме напротив и, очень этим тяготилась, но при встреча каждый раз прятала мрачное настроение и приветливо улыбалась. Прошлое женщины казалось Лиде чрезвычайно удивительным, раньше тетя Инна работала в школе, но по мере того, как количество детей уменьшалось, все больше отпадала необходимость в учители музыке, помимо которой, ради дополнительной нагрузки тетя Инна отказывалась брать какой-либо еще предмет. Именно из-за этого, шесть лет назад бывшая учительница музыки с радостью взялась в ученицы Леночку, мечтающую освоить нотную грамоту и игру на фортепиано.
Тетя Инна, здравствуйте, Лида приветственное обняла соседку.
Здравствуй, Лида. Совсем я тебя не вижу, все в школе сидишь в этой. Мать твоя, конечно, дала маху, ну тогда. С компьютером.
Лида улыбнулась. После истории с сестрой, сбежавшей к другу по переписке, компьютер в их семье больше не водился. Лида чаще сидела в школьной библиотеке, иногда пользовалась телефоном, скачивала книги, но вот собственного личного рабочего выхода в сеть у нее не было. Девочка считала это достойной платой за возможность изучать то, что ей казалось необходимым для осуществления собственного грандиозного плана.
Да ладно, тут до школы идти полчаса, мне не сложно, а интернет там получше, да и света больше, чем в доме. Да к нам еще отец приехал. Не позанимаешься особо, Лида бочком стало обходить радушную соседку.
Ну беги тогда, нечего в лужах снежных стоять, а то простудишься, потом снова мама ворчать будет, что за лекарствами надо выбирается. тетя Инна помахала на прощание девочке и пошла в аккуратненький голубой домик, что стоял напротив посеревшего от времени жилища Лидиной семьи.
Тетя Инна раньше преподавала в Петрозаводской консерватории, но в лихие девяностые, замучившись ждать лучшей жизни, собрала вещи и решительно переехала сюда, к брату. Но тот после приезда учительницы пропал при загадочных обстоятельствах. Такие вещи происходили в Гемлах не часто, но все же случались. Кто-то говорила, что все виной темные делишки, крутившиеся вокруг перепродаже леса, но старожилы, видевшие не одно подобное исчезновение, утверждали, что парня непутевого дух леса заманил подальше, да так и не выпустил обратно. То была плата людей за холодную зиму, которую пережил весь поселок в защитном окружении широколобых елей и вытянутых сосен.
Тетя Инна осталась одна. В прошлом веке Гемалы били молодым, перспективным поселением, здесь жило больше пяти тысяч человек. Большинство из них работали на деревоперерабатывающей фабрике, которую с натяжкой можно было назвать фабрикой, скорее местом массовой заготовки древесины, идущей на продажу. Сбывали лес всем, кто мог заплатить, а долларом или рублем рассчитывался покупатель, никто не смотрел. Но, птицы снова постучались в окно, тогда было нашествие ворон. Большинство жаловались на птиц, несуеверные смеялись, однако лесозаготовительная фабрика закрылась сразу после распада Союза. Люди еще несколько лет оставались здесь, дети ходили в школу, а тетя Инна учила их отличать Шопена от Шуберта и руководила хором. Но время шло, детей в когда-то самом современном здании поселка – школе, становилось все меньше. Сейчас, почти двадцать лет спустя после переезда тети Инны, хора в школе не собирали, потому что не находилось достаточно детей, чтобы разделить на два голоса.
Школа стояла в отдалении от жилых домов, которые с возвышенности напоминали выводок утят, сгрудившихся рядом с огромным тельцем мамы утки – горы, закрывавшей Гемлы со стороны нарубленного леса. Здание, куда шла Лида, стояло особняком на взгорке, отчего было видно с центральной улицы. На сегодняшний день, к сожалению, школа представляла собой печальное зрелище: каменный фундамент пошел трещинами, деревянные стены, покрытые ни одним слоем краски, напоминали высохшую и растрескавшуюся землю бесплодной пустыни, окна на первом этаже кое-где были забиты фанерой. Но, несмотря на букет неприятностей, учебное заведение работало.
В здании находился сразу и детский сад, где сейчас в одной группе занимались пять малышей разных возрастов; начальная школа, где едва было по два ребенка в каждом из четверых классов; средняя, где в этом году не набрали пятый класс и старшая, где значился один ученик – Лида Рядова. Школа держалась из последних сил, на последнем издыхании, но все еще существовала, благодаря директору и по совместительству учителю всех технических дисциплин – Клавдию Григорьевичу. Он держал школу на плаву, даже когда учителя покидали поселок один за другим, он на свои деньги вставлял окна, ездил выбивал компьютеры для поселка, добивался особенного статуса для школы, который позволил бы учебному заведению функционировать в качестве мультиучебного центра. От пожилого мужчины упорно отмахивались обитатели теплых кабинетов, но старый учитель продолжал ездить из раза в раз в центр образования, пока это его окончательно ни подкосило.
Клавдий Гриневич с подорванным в Афгане здоровьем, с проблемным сердец и непомерной тягой к справедливости, попал в больницу в начала марта, как раз, когда пытался в очередной раз выпросить новые парты для забытой всеми школы, спрятанной в сердце Карелии. Говорили, что мужчины становится все хуже и хуже, но старик упорствует, сопротивляется просьбам родственников подумать о себе и пишет многочисленные письма во имя родной школы, не вставая с кровати. Все школьники и их родители, учителя с семьями, работники школы и местные старики, всем сердцем желали выздоровления директору и надеялись, что он вернется в взлелеянное им же учебное заведение.
Лида зашла в здание, привычно поздоровавшись со сторожем, веселым старичком, что дремал на хлипком облезлом стуле, стянула старую кожаную куртку и повисла ту в пустой гардероб. Девочка пошла в самый дальний кабинет первого этажа – учебную комнату. Нельзя сказать, что дети из поселка лишали благ цивилизации. У всех был свет, который отключали лишь за неуплату, интернет в поселке так же имелся, за что жители оставались благодарны расположенной рядом железнодорожной станции, из-за которой на горке красовалась вышка, ловящая заветный сигнал. Вода из колодца и многоженства других мест, откуда ее можно притащить. Огромное футбольное поле, разбитое на месте старого лесоповала. Оно располагалось на противоположной стороне от школы, ровнёхонько под земляной кручей, утыканной престарелыми сосенками, не дававшими склону рассыпаться. Из дальнего кабинета, которые ученики между собой именовали учебной комнатой, окно выходило прямо на весь поселок, оканчивающимся футбольным полем, где сейчас двигались несколько фигурок ребят и среднего звена.
Каникулы в Гемлах являлись самым тоскливым временем, особенно для тех, кто не могу уехать отсюда на своей машине. Да, можно было попросится с дядей Мишей или семьей Дольских, но про это обязательно рано или поздно узнает мама и тогда начнется крик, слезы и истерика. Обязательно припомнит неблагодарность и, несомненно, сравнит с аморальной сестрой, к которой, хотела сбежать Лида. На самом деле Лида хотела съездить в кино, в Муезерском недавно открыли кинотеатр, где во время весенних каникул собирались показывать новый фильм, экранизацию одну из любимых книг. Но мама это или не поняла бы или опять посчитала, что девочка врет. Оставалась только школьная библиотека и учебный класс с компьютерами, где прятался целый мир. Обычно, Лида занималась английским и историей, которые, хоть и были интересны, но без перерыва читать про реформы Александра I и учить исключения из правил английского языка было невозможно, поэтому девочка разрешала себе быстро просматривать фильмы. Не зря же давались каникулы.
Сегодня Лида выбрала любимый фильм. По экрану перемещался Индиана Джонс – кумир, вымышленный герой, ведущий юную мечтательницу к свету. Лучший археолог в мире грез, на которого она хотела быть похожа. Хотя, кто вообще в здравом уме хочет быть археологом в реальности, где уже нашли храм Афины, откапали пирами и открыли все древние саркофаги, перевели письменность инков и шумеров. Лида мечтала быть археологом, который найдет то, что скрывает родные земли. Ведь легенды не врут и здесь, в этих местах, обязательно должно скрывается что-то невообразимое. Правда о личном исследованиях еще мало кто догадывается, но Лиду верит, что обязательно раскопает свой спрятанный город счастья. Тапиола – так называлась древняя страна в сказаниях.
До светлого будущего ужасно далеко, поэтому Лида продолжает смотреть на древние руины, по которым идут герои кинокартины, уже зная, что произойдет дальше. Фильмы эти девочка могла смотреть без перерыва, снова и снова. Лида верила в сказки и считала, что все открытия и достижения в этом мире сделаны благодаря им, историям о которых снимают картины, пишут книги. Как же греческие легенды, благодаря которым мы знаем про чудеса света, как и египетские летописи, сохранившиеся и дошедшие до нас благодаря каменным гробницам, глиняные таблички из Вавилона и, конечно же, римские свитки. Везде были сказки. И здесь они есть. И она найдет свой храм Афины и…
Послышался резкий хруст ломающегося дерева, затем что-то полилось, и через несколько минул девочка увидела, как стена по левую руку от нее начинает проседать, словно бетонную конструкцию кто-то тянет вниз. Но школа была двухэтажной, поэтому за стеной первого этаже начал двигается второй, потолок тоже принялся уезжать вниз. Cориентировавшаяся Лида, поняла, что медлить некуда, еще немного, и потолок соприкоснётся с полом, не отставив от незадачливой школьницы мокрого места. Девочка, прихватив рюкзак, рванула за курткой, очень ценной и дорогой, и вопрос даже не в том, что одежда была кожаной. Это – подарок от любимой сестры. В коридоре сверху отваливалась штукатурка, падая небольшими пластинам на голову убегающей Лиде. За спиной скрипели челюстями осколков окна.
Через какие-то десять минут школа, в которой вот-вот должны были научатся занятия, просела. Лида, покрытая белой пылью, и встревоженный охранник стояли на улице и наблюдали, как перед ними нависает разрушенное здание с выбитыми окнами и, почти наверняка, нарушенным электроснабжением. Теперь это было аварийное строение, не пригодное для начала учебной четверти. Теперь в Гемлах официально не существовало школы. Птица не зря сегодня села на подоконник. Начались перемены.