Мария Владимировна Щербинка
Лети, лаулу
Глава 4. Дом
Новая школа нравилась Лиде. Здесь девочка была окружена старыми знакомыми и новыми приятелями, знала всех учеников начальных классов, приятельски болтала с шестиклашками, обедала вместе с Настей и ее подружками из девятого класса, смеялась над шутками учителей. Внутри двухэтажного здания с небольшими окнами, украшенными необычными светлыми наличниками в мелкий цветочек, скрывался целое государство, которое стремилось к гармонии и равенству.
Лида, до этого ходившая в школу, только из-за необходимости, неожиданно полюбила ездить в старенькой газельи, которая обязательно останавливалась около высокого бетонного крыльца. В школе был уютнее, чем дома. Спокойно, живо, а сосед по парте и единственный вменяемый одноклассник, явно обладающей любовью эпатировать публику, много и искренни шутил. Заставлял улыбаться чаще, чем того требовала рабочая обстановка. Здесь, в сульозерской двухэтажной школе, пахнущей старым деревом и пропотевшей насквозь второй обувью, девочка чувствовала себя в безопасности. Ведь возвращается домой сейчас было даже опаснее, чем в те времена, когда Ленка вернулась из колледжа.
Как-то само собой девочка тайно обосновалась здесь. Лида начала ночевать в старой школьной кладовой, спасаясь от ужаса, в который превратился их дом, после отцовского срыва на прошлой неделе. Легенда была продумана – мама считала, что Лида ночует у Насти, ее близкой подруги, показавшей себя прилежной и толковой ученицей. Речи ни о каких ранних любовных похождения быть, при таком правильном окружении, не могло. Сама же Лида залезала в кладовку через маленькое окошко на первом этаже, где оконную решетку очень легка отодвинуть, а потом пристроить обратно. Скидывала потертые маты, извлекала библиотечные книги из рюкзака, включала лампу и подолгу читала об открытии языка майя и о том, как важно бережно обращается с древней краской из перетерты ракушек.
Иногда на особенно увлекательный параграфах, Лиде удавалось забыть, где она находится и тогда, бесконечный день проходил не зря. Но чаще она вспоминала, что дома вновь запивший отец, который, наверняка, потерял работу. Мать, берущая дополнительные ночные смены. Она с нескрываемым облегчением радуется, когда слышит, что Лида остается ночевать у подружки. Потом, украдкой протягивает дочери деньги, стараясь таким образом извинится, грустно улыбаясь одними глазами, с застывшим смирением.
Лида спит на матах, завернувшись в кожаную куртку, подаренную сестрой и иногда, когда становится совсем тоскливо, и ночной сумрак заставляет тревожно вглядываться в дальние углы, угрожающие невидимыми щупальцами мрака, думает о Ленке, сбежавшей из дома, туда, где всегда спокойно. Сестра там может играть на пианино когда захочет. Лена любила музыку, с самого детства что-то напевала, выстукивала и высвистывала. А потом, по закону жанра, пошла учится в петрозаводский колледж на социального работника. Не то, чтобы это было осознанное желание пятнадцалетней девочки, едва закончившей девять классов. Туда отвезла абитуриентку мама, в надежде, что Леночка, такая добрая и светлая девочка, найдет в помощи нуждающимся свое призвание. А светлая девочка вернулась через полгода, закрылась в комнате и начала играть на пианино сутки напролет. Благо, это «постоянно» выливалось в продолжительные симфонии, имеющие перерывы. И, если, Лида научилась спать в берушах и наушниках, то мама с папой не научились. Все закончилось в марте несколько лет назад. Отец, вернувшийся домой после закрытия лесничества, уже изрядно выпивший и явно разраженный переменами, прихватил кусачки, валящимися у вечно чинящейся машины. Принялся бить по лаковому корпусы инструмента, за котором сидела дочь. А так они жили «душа в душу» еще полгода, пока Лена не познакомилась в интернета с парнем и не сбежала к нему в Питер, ни сказав и слова. На прощание младшей сестре она оставила кожаную курту, энциклопедию и глубоко несчастную маму, после Лениного побега едва не слегшую окончательно.
Спокойная и рассудительная Лида принялась стараться для всех. Для мамы она пыхтела, училась, имела большую цель, не шаталась с кем-то странным, готовила, убирала. Для папы она периодически раскладывала шахматы и предлагала поиграть, когда тот был в настроении. Для всех остальных, она была тем человеком, кого ставят в пример – старательная и прилежная ученица с внутренним стержнем. Девочка никогда не жаловалась.
Но, поганые птицы, принесли на куцых серых крылышках неприятности, сыпавшиеся на голову одна за другой. Полтора года спустя, после продолжительной завязки, отец вновь приложился к бутылке. И запои эти, проходили чрезвычайно непредсказуемо. Отец вместе с бутылкой водки был агрессивным, жестоким и опасным. И тогда начинался замкнутый круг, Лида боялась бросить маму, мама боялась оставить Лиду. И они обе старательно прятались от неадекватного отца, размахивающего реечным домкратом.
Лида убеждала себя, что обожает школу. Исключительно поэтому она с радостью остается здесь, в крошечной кладовке, где пахнет пылью, ссохшейся резиной и старыми тряпками. А слезы копились внутри, точили сердце, но так и не выливаясь, высыхая, до того, как выкатится из глаз. И, наверное, юная бездомная могла бы скрывается продолжительное время. Но Еся, вечно соглашающийся по доброте сердечной выполнять мелкие поручения, как-то после уроков перетаскивал развалившегося «козла» в подвал, решил запихнуть снаряд в кладовку, где обнаружились признаки жизни. И главным из них был приметный оранжевый рюкзак.
И эта находка не осталась проигнорированной. Очередным пугающе-бесцветным вечером, когда Лида, послонявшись по округе, залезла «домой», Еся развалился на матах и листал библиотечный учебник по истории древнего мира.
Ты.…
Да, ну и жили же люди. Пирамиды, храмы, красота. Справлялись же, без кроватей, холодильников и нормальных окон. Решила воспроизвести? Ты тут давненько кантуешься? Романтика странствий захотелось что ли? Он обеспокоенно смотрел на одноклассницу, замершую около открытого окна
Лида поправила волосы, набираясь уверенности.
Да лень домой возвращается. Мне тут нравится.
Нравится говоришь? И давно ты так, кх, наслаждаешься уединением?
Да, вообще не очень.
Очень странно, почему тогда у тебя много носков и трусов сохнут на шведской стенке?
Парень сел по-турецки и внимательно, несколько выжидательно, посмотрел на девочку.
Давай серьезно, хорошо? Ты же знаешь, что я в общем, староста. Староста, который пытается решить все проблемы тех, кому плохо в нашей школе. И не спрашивай почему. Просто я хочу, чтобы школа была мирным местом, где все чувствуют себя, как дома. Да, ты определенно здесь как дома, но это… Странно? Ночевать тут? Да в коморке заплесневелой заживо сгнить можно. Пойдем – ка для начала ко мне домой, там пустует удобная кровать, есть летний душ и еда, за которой еще нужно сходить в магазин. Ну что?
Лида открыла рот и собиралась отказаться, что-то пошутить и выпроводить странного парня, вечно сующего нос не в свои дела. Но внутри что-то заскреблось, умоляя, не оставлять напуганное нечто снова здесь.
Понимаешь, у меня сестра маленькая дома, мама в рейсе. Если б ты просто согласилось, было бы весело? Ну? А завтра мы бы что-то придумали? Ну, как на это смотришь? он выглядел дружелюбно и искренни, будто действительно был заинтересованно в безопасности всех, в том числе и Лиды.
Еся встал и протянул руку, неловко наклонившись вперед. И желание отказаться улетучилась безвозвратно. Они вышли из школы через черных ход и, так и не попав на камеру наблюдения, весящую у крыльца, перебрались на центральную улицу. Сульозеро было очень похожи на Гемлы. Здесь та же центральная улица, вокруг которой шеренгой выстроились деревянные, каменные и бревенчатые домики разных сложений. Наверное, приезжим дома показались бы скучными и посеревшими от времени развалинами, но Лида видела в них былой шарм, изящную резьбу на изразцах или элегантное крылечко с ажурными перильцами. В строениях теплилась искра жизни, заложенная теми, кто уже давно умер. Это было большая историческая карта обитателей поселка и того, как они представляли свое жилище. Кто-то видел его серым и простым, кто-то украшал, а кто-то забрасывал, не стремясь к каким-либо изыскам. Дома, как и люди, были разными и от этого удивительными.
Помимо жилых домиков в поселке имелся пункт медицинской помощи, около которого в будке жила дворняжка с рваным ухой. Площадь, где стояла памятная табличка, посвященная сражавшимся в годы войны на этой земле партизанским отрядам, и четырехугольный памятник неопределённой формы, огороженный много раз крашенным железным забором. Слева от площади стоял продуктовый магазин «Анютины глазки», а справа – магазин «Светлана», где продавалась всяческая хозяйственная мелочевка, начиная от спичек и заканчивая грунтом для цветочных горшков.
Подождешь? Я быстро. Еся быстро зашел внутрь продуктового магазина, звонко поздоровавшись с продавщицей.
Лида присела на скамейку, установленную заботливым владельцем магазина для нерасторопных бабушек, любящих проверить покупки после оплаты, что было очень мило и даже трогательно. На улице начинался май, пахло высохшей землей и древесным соком, еще не напоившем листочки, но уже побежавшим по венам деревьев. А еще пахло тишиной, которую хотелось потрогать руками. Поселок дремал, разбрызгивая свет от включенных ламп на пыльную дорогу, чудилось, что жизнь, будучи несколько мгновений назад безнадежной, постепенно отряхивалась и делало шажки по освещенной дороже. В лучшее.
Ну что, пошли. Хорошо, что до закрытия успели, почти восемь. Держи. и Еся протянул Лиде стаканчик шоколадного мороженного.
Но…
Да видел я как, ты его покупаешь. Ты вообще, чем питаешься? Мороженым и пирожками из столовой? Хотя, согласен, я б тоже так питался, но дурной пример заразителен. А Мила и так ничего не ест.
Еся жил в доме с большими окнами и просевшим фундаментом. Строение было старое бревенчатые и весьма добротное, в свете апрельского вечера, делавшего его совершенно серым, оно выглядела особенным, кое-где заполированным временим и дождями. В одном из окошек горел свет и качалась яркая сиреневая штора с крупными ромашками.
Ну проходи. Еся открыл перед гостьей дверь, пропуская вперёд.
В доме было прохладно, можно сказать, что холодно, видимо, толстые плотные бревна не пропускали нагретый воздух. Пахло пылью, влагой и варящимся супом.
Зяблик- кораблик, ты где?
На окрик из комнаты с сиреневыми шторами вышла девочка, завернутая в пушистый красный плед. Она училась в третьем классе, но имя, имя…
Мила, поздоровайся, это Лида, она пришла суп поесть, поспать и, возможно, послушать сказки? Ну, что покормим ее?
Мила внимательно посмотрела на девушку огромными золотисто-зелеными глазами, которые сразу же натолкнули на мысли о весеннем лесе, зеленым, покрытом дымкой первого клейкого сока. Красивые у девочки были глаза. Красивые и одновременно пугающие.
Привет. Пойдем. У нас только щи, я их не очень люблю, но сегодня уже их ела. Правда…
Да я купил фарша. Котлеты с картошкой, сейчас будут только, надо еще воды в душ натаскать и… и Еся засуетился, не зная за что хвастая первым.
Мила, слушая, давай я приготовлю. Я умею, ты мне покажешь, где что лежит. А Есений пока с водой поносится, да? Есений? Лида сняла куртку и поежилась.
Отлично, я тогда пошел. И вот, Еся кинул Лиде толстовку, висящую на крючке при входе. У нас холодно, надень. – и вышел на улицу, чтобы принести воды из колонки расположенной прямо на участке.
На кухне было тесно. Огромный овальный стол на здоровых лакированных ножках занимал почти все доступное место, за ним было очень удобно сидеть, но ходить мимо туда-сюда между холодильником и крошечной двухкомфорочной плиткой- не очень. Но Лиде нравилась кухня Смирновых, тут пахло микстурой и сушёными травами, аккуратно висящими около входной двери. Рядом с плитой, на единственном свободном от кухонной утвари месте постукивали часы со стеклянной дверцей и узорчатым маятником, похожим на перевернутый половник. Пару деревянных шкафчиков, оклеенный пленкой с цветочным узором, украшали железные ручки в виде олений голов, а внизу, на низкой тумбе, стояли алюминиевые банки в красно-белый горошек, где, очевидно, хранились специи и крупы.
Лида быстро налепила котлет, стащив немного молока, лука и муки из старенького пожелтевшего холодильника. А потом девочки сообща начали чистить картошку.
Почему у меня не получается так же быстро чистить картошку? Я никогда не научусь, обреченное сказала Мила, дочищая вторую кособокую картофелину в то время, как Лида справилась практически с десятком.
Как говорится, всему свое время. Если ты будешь медленно чистить картошку, то тебе обязательно помогут, а вот если ты будешь раньше срока справляться – попросят еще и моркови начистить. Поэтому, лучше не спешить.
Мила принялась резать хлеб. Котлеты, снятые с плиты, уже стояли на столе, водруженный на старый журнал по садоводству. Картошка захлебывалась в крахмальном кипятке, и как раз к этому времени вернулся Еся с ведрами в руках.
Подвинь немного, он поставил на свободную конфорку алюминиевое ведро, доверху наполненное водой.
А Лида с грустью вспомнила, как когда-то давно, отец так же носил воду в дом, они так же ее грели, а потом, шумно топая, ходили мыться в ушате, поставленном в сарай. Баня, с проломанной крышей была неисправна, с купанием справлялись так. И это было уютно, хорошо и душевно. Только очень давно.
Сейчас, сидя за огромным, очень старым столом, накрытом истертой клеенкой, Лида чувствовала себя в безопасности, впервые за этот сумасшедший месяц, принесший чудовищные перемены. Мила ела вторую котлеты, а Еся, расстегнув три пуговицы неизменной красной рубашки сидел, и пил сладкий черный чай, слегка прихлебывал, наслаждаясь вкусом.
Спасибо. Еся, большое тебе спасибо. Лида благодарно посмотрела на одноклассника, который привычно дружелюбно улыбнулся.
Да ладно, считай, что я тебя в гости пригласил. Тут второе ведро догреблось, клювом не щелкай, иди мойся.
Мила внимательно посмотрела на Лиду.
Ты ушла из дома? Или ты от духов прячешься?
Лида начала было отнекивается, а потом спросила:
Да ушла. Но, что за духи?
Ну, у вас в Гемлах много Хийси. Они не довольны, что станцию построили, до этого злились, что лес шумно рубят, спать не дают. А недавно, они, набравшись сил, оттого что древесный сок растаял, подговорили старые доски у вашей школы треснуть, а они их – раз и утащили поглубже в землю, поближе к земле. Но, вы не оставляете им молока, шумите, дома их разрушаете они очень недовольны.
Лида смотрела на светловолосую девочку, которая подробно описывала процесс разрушения школы. Хотя сама там и не бывала.
А… Откуда ты знаешь?
Ну как же, я же с ними дружу. С народом Хийси, они и у нас тут живут, я их задабриваю, весной деревья новые на свет из чащи вытаскиваю, вот они со мной и разговаривают. Ну, а у вас лес старый, ваши Хийси старые и зле, потому что чувствуют, скоро отправятся к хозяину леса на поклон. И будет он решать забрать их с собой в мир, что над нами, или навеки опустить их в сырые болота. А еще…
Стой, стой, стой. Напугала ты Лиду, ну. Она же не знает ничего, а ты сразу лучшие истории из своих закромов достаешь. Ух и выдумщица. Мила такие истории рассказывает, закачаешься. А все благодаря книжке одной, где она эти сказки прочитала, а потом как понеслось. Теперь даже я в божествах местных немного разбираюсь.
Ничего это не сказки! Книгу написал, вообще-то, когда-то из житель нашего поселка. Там так и написано, что это культурное наследие Сульозера. И если писатель собрал истории, то кто-то ему их рассказал. Значит не только я вижу Хийси, значит люди их тоже видели.
Сказки? То есть легенды? Здешних краев? Такая книга есть? Ой, а покажи, я тоже очень легендами увлекаюсь. Знаешь, что былины народа открывают миру дорогу к тайнам, которые могут скрываться тысячелетиями? По крайне мере, самые известные археологи начинали именно так. Анализировали сказания, слухи, басни и шли исследовать местность. А потом находили невероятные вещи. Ты знаешь историю о том, как нашли храм Артемиды? Прямо в новый год, спустя пятнадцать лет поисков, археолог упал в яму, а там … А можно эту книгу?
Мила счастливо улыбнулась и, все так же завернутая в плед, понеслась в свою спальню.
Ты это, про археологию, серьезно? Тебе нравится? Судя по всему, ты много об этом знаешь, Еся допил чай и подлил себе еще.
Ну да. Это же просто огромное чудо. Представляешь, вскапываешь холм, а там ваза, которой больше тысячи лет. Или письмена. Ты слышал про петроглифы? Так вот, это письмена древних людей… И еще.
Почему ты так же запальчиво не рассказываешь про увлечение в школе? Ты обычно молчишь или выдаешь какие-то колкости. Если бы я, как и многие, кстати, перестал бы к тебе обращается, ты бы совсем замолчала?
Ну, в общем, наверное, да. Это же мало кому интересно, а говорить ради пустых разговоров, я не особо люблю, хотя сейчас я бы с радостью поговорила. У вас так хорошо. Чувствую себя дома. Если бы не твоя красная рубашка, которая меня нервирует, то было бы еще лучше. Почему ты вечно ходишь в красной рубашке? К твоим рыжеватым волосам она не подходит, на винтаж не тянет, да и вообще, всякий приличный вид она давненько потеряла, так почему?
Еся рассмеялся, слегка покачавшись из стороны в сторону.
Да, я тебе слово, ты мне десять. Действительно, настроена поболтать. Ну, в общем, у меня просто две такие рубашки. Вернее, не так. У меня всего две рубашки, подходящие мне по размеру. Я за прошлый год очень вырос. И эти рубашки- прощальный подарок моего папаши. Он, как и мама, проводником был на поездах дальнего следования, это его форма. Уж не знаю, как он ушел и не забрал форму, как за нее потом объяснялся? У меня просто больше нет подходящих рубашек. Только красные. Только красные рубашки или старые футболки, в которых позорно ходить в школу. А нет. Есть еще свитер черный, но это для страшных холодов.
Лида виноват потупила взгляд, ощущая, что полезла не в свое дело.
Хм, твоя мама, наверное, много работает, чтобы вы нормально жили? Куда она ездит?
Она за двоих работает после того, как умерла бабушка, хм, последние полтора года тяжело живем. Но, прошу заметить, мы справляемся. Я иногда в магазин на разгрузку подряжаюсь, меня там почему-то любят, работенку подбрасывают, а как школу закончу, так в колледж поступлю, там стипендию обещали, работать смогу. Чуть-чуть осталось и заживем. Выправим Миле спину, пролечим ее, маме хорошие зимние сапоги купим.
А что…
Вот, держи, только аккуратно, – Мила положила перед девушкой толстую книгу в изумрудно-зеленой обложке, на которой витиеватым шрифтом было выбито «Сказы лесов близь Сульозера».
Это была старая книга, нельзя сказать, что она оказалось древней, датой печати значился шестьдесят седьмой год. Но самое удивительно имелась надпись, некий эпиграф, о том, что книга эта была издана благодаря историям и пожертвованиям жителей посёлка Сульозеро. Лида листала томик и понимала, что перед ней лежит подлинный клад, так сказать находка, которая отдает тайнами древностями, загадками, может к чему-нибудь и привести.
А кто автор этой книги, там написано?
Написано, что истории записаны со слов местных жителей. Но, я знаю, что это все сохранила учительница нашей школы. Бабушка всегда говорила, что она была вылитой дочерью Ахти, что прекраснее нее, она не видела людей…
Да бабушка еще та была любительница басен. А ты чего сидишь, рот раскрыла, давай, ведро в руки и в летний душ мыться, сейчас принесу полотенце. А ты, сказочница, руки в ноги и в кровать. А то Лида вернется, а я вам сказку из вредности читать не буду.
Лида улыбнулась и, пока Еся утаскивал девочку в комнату, пошла мыться, размышляя, о том, кто такой Ахти и почему тот ее должен утащить. После непродолжительной борьбы с душем и непослушными струями воды, не желавшими литься в нужном направлении, Лида наконец почувствовал себя человеком. Теперь от вынужденной бездомной наконец пахло мылом равномерно, а не только местами, которые она смогла вымыть впопыхах в школьном туалете. Еся выдал однокласснице огромный розовый махровый халат и мужскую хлопковую пижаму, непонятного цвета и невероятного размера, что наталкивало на мысль, что та принадлежала как минимум их с Милой отцу, как максимум очень рослому деду.
В мешковатом наряде, с полотенцем на голове Лида зашла в комнату, где все собрались спали. Милина аккуратная кровать с большим плюшевым медведем у изголовья стояла рядом с окном, напротив нее располагался диван, на которым, видимо, спали родители и Еся, в их отсутствие. А рядом с дверью, вплотную с шкафом стоял продавленное серое кресло – кровать. Еся старательно натягивал на подушки наволочки и кидал уже готовые на спальное место.
Так, Лида ты спишь на диване. Там и одеяло, и подушка. Могу еще носки дать, а то у нас так и не нагрелось, а электричества мы будь здоров нажгли в этом месяце. Да и дрова, надо бы немного придержать до майских заморозков. Так что там про носки?
Спасибо. Лида была готова расплакаться. Парень действительно был золотым человеком.
Товарищи, все по койке. Я буду читать сказку. Все закрылись поплотнее. Эх, да что ж такое он встал, подоткнул одеяло вокруг жизнерадостно улыбающейся Милы и, натянув на плечи свое одеяло, едва прикрывающее длинные ноги в старых кальсонах, уселся в кресло, начал читать, слегка картавля в некоторых местах.
Сказ о сотворении мира, Ахти и его дочерях
В мире, который появился из яйца, мало что существовало. Было много воды, что появилась из белка, золотое солнце, возникшее из желтка, и острые горы, основой для которых послужила скорлупа. Но мир, родившийся внезапно, не был пустым. Его наполняли духи и божества. Они жили в могучих лесах, что чернели на вершинах гор, в зловонных болотах, что появились из воды, в звенящих реках и чистых озерах.
И одним из них, обитающий во всех реках и озерах, что есть на земле, был Ахти, мудрый дух вод. И жил он в своем царстве, что находится там, куда стекаются все реки, пока однажды на землю не пришла великая засуха. Трава пожелтела, обратившись в пыль, земля, изнывающая от влаги, покрылась глубокими ранами трещин, реки пересохли, озера обмелели. Ветер теперь носил из одного конца мира в другой безжизненный воздух, наполненный песком и отчаяньем духов, что потеряли кров.
Потерял свои владения и старик Ахти. Из последних сил забрался он под огромный холодный камень, что укрывал от убийственного солнца, да заплакал. Горько плакал бог о погибающей земле, о животных, которые примут мучительную смерть, если засуха не пройдет, о своих сияющих владениях заплакал и о жизни, которая даже у божества клонится к закату. Слезы стали складываться в лужицы, лужицыв ручейки, а ручейки превратились в худенькую речку, потянувшуюся по горным ступеням, что прорубил себе бог поясным топором, поднимаясь к камню.
И потекла малая струйка воды, и стала наполнять жизнью долины, где пролегал ее путь. Постепенно речушка росла, крепла, с радостным воплем прыгала по каменным ступеням, рождая один водопад за другим. Но вольной водице вскоре стало скучно, и она повернула вспять, к духу, что породил ее. И, видно, высохла бы речушка, пока она текла туда-сюда, но на шум оживших водопадов к Ахти, что уже выбивался из сил, подошел великан. Был он очень сердоболен и, одним ударом обратил ровную землю под высокой горой, что давала тень, в глубокую яму, куда сразу же стали стекать слезы божества.
Так, капля за каплей ожили все реки и озера.Та самая первая река до сих пор, любит возвращается к озеру, из которого начался ее путь. Река та носит почётное имя – Суойоки, что означает глубокая. Именно она считается первой дочерью Ахти. Но у божества, что живет тысячи лет, кончено же, не может быть одной дочери. Так уж повелось, что после того, как на земли появились люди, Ахти стал спасением для многих утопленников.
Бог не спасал тех, кто вяз в болотах или тонул в озерах, Ахти обращал таких страдальцев в рыб, что во множестве водились в водоемах. Но люди, появившиеся в подзвёздном мире из милости божеств, оказались куда сложнее, чем могли предположить все древние духи, опустившиеся из небесных чертогов в грешный мир. У людей была неведомая тяга к жизни, непокорство и сила биться за свое. В их груди билось смелое сердце, не останавливавшиеся даже в воде, а затем и под водой. Таких гостей хозяин вод не мог обратить в рыбу, смелые гости обращались в хранителей рек, озер или болот. Чаще всего у них был хвост и огромная сеть в руках, которую они накидывали на плечи. Называли их Валламо. Но, так уж повелось, что такими спасёнными утопленниками становились в большинстве своем девушки, то называть их стали дочерями Ахти – Валламо.
Существует поверие, что иногда, в год, когда небо живых, совпадает с небом высших богов, дочерям Ахти дозволяется вернутся на землю. Разрешается вернутся до следящего года, когда миры вновь не соприкоснутся небесами. Но Валламо, редко пользуются такой возможностью, потому что знают, что будет ужасно тяжело возвращается обратно, туда, где слышится лишь плеск воды и не раздается людских голосов. От одиночества хранительнице грустнеют и порой, когда печали занимает все их сердце и отчаяние накрывает с головой, они, девы, живущие в озерах, могут с легкостью утащить неудачливого рыбака, слишком близко наклонившегося к воде. Все дочери Ахти мечтают лишь об одном, избавится от одиночества, несвойственное и отталкивающее для всем, кто когда-то был человеком.
Поэтому никогда не наклоняйся близко к поверхности озера или болота, которое ты видишь в первый раз. Духи могут быть очень зла по отношению к чужакам. А, чтобы умилостивить владыку рек, достаточно опустить в воду краюшку хлеба или вылить кувшин молока, он его особенно почитает.
Уснула, Еся закрыл книгу и посмотрел на Милу, завернувшуюся в одеяло.
Лида лежала на краю дивана и смотрела в темноту медленно засыпающей комнаты. История постепенно тлела, опускаясь в сознание все глубже. Медленно лёгкое чувство восторга начало греть изнутри. Это была надежда в то, что остались еще загадки чтобы их разгадать.
Эй, ты тоже спишь? Еся сидел на краю кресла-кровати.
Да, я сплю, а что, Лида высунулась из-под одеяла.
Да видел я как, ты слушала. Не спишь. Честно, я был не против, если бы ты оставалась здесь спать. Не знаю, что у тебя произошло, да и спрашивать не буду. Но, ты же знаешь, что люди, особенно тут, в замкнутом мирке, не самые, хм, дружелюбные. Рано или поздно то, что ты спишь у нес , будет расценено не так, как оно есть на самом деле. Знаю, уже проходил. И я это говорю не потому, что мне важно мнение людей, мне важно отношение этих людей к моей сестре и матери, которые здесь еще долго будут жить. Да и тебе, думается мне, не очень бы хотелось стать бельмом на глазу у всей школы. Так, стоп. Я знаю человека, у которого ты сможешь жить абсолютно спокойно, приходить к нам, послушать сказки и вообще…
Спасибо, Еся. Большое тебе спасибо, от всего сердца поблагодарила девушка.
Спокойной ночи. Завтра будет математика, так что нам лучше не опаздывать, сказал парень, поворачиваясь на скрипучем кресле-кровати.