Мария Вячеславовна Чепало
Цветок Лилии
21 Решение всех проблем
В то утро, когда все пошло наперекосяк, Макар проснулся на час раньше Лили. Он играл ее волосами, накручивая прядь себе на палец. Ее запах наполнил его легкие. Вставать не хотелось. Одеяло лежало тяжким грузом, припечатывая к постели, а подушка, как всегда бывает по утрам, слишком удобная. Голова набита огромным количеством разных мыслей. Первым порывом было ее разбудить. Прижать ее голую грудь к своему обнаженному телу и целовать, целовать, целовать… Но она не даст в таком случае сделать то, что должен. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как смотреть на ее бархатистую кожу и вдыхать цитрусовый запах ее шампуня.
В горле пересохло. Макар аккуратно вылез из-под одеяла, протер глаза ладонями. После чего нашел одежду, и вышел на кухню, набрав в стакан воды. Он быстро его осушил и уставился в окно. Жизнь в городе уже кипела. Соседи заводили машины, чистили налетевший за ночь снег, поторапливали своих детей.
Было больно прощаться с беспечностью. Таких моментов, когда в доме абсолютная тишина, когда стрелки на часах плавно движутся, когда можно потратить пять лишних минут на наблюдение за соседями – больше не будет. На их место придет режим и скрипучая койка в восьмиместной камере. Макар шел на это осознанно.
Он не хотел.
Он был вынужден.
Дом не желал, чтобы Макар его покидал. Унитаз смыл с первого раза, что было редкостью, из крана пошла сразу теплая вода – не пришлось ждать, пока она пробежит. Мочалка была сухой и приятной. Не образовалось лужи на полу после душа. Лезвия бритвы не порезали лицо. Спичка зажглась с первой попытки. Сливки для кофе не скисли. Макар не ударился мизинчиком о ножку табуретки, когда садился за стол. Эти мелочи можно перечислять бесконечно, ведь никто не обращает на них внимания, а ценить начинает только когда вынужден от всего отказаться.
Дрожание кружки в руках было единственным, что выдавало его волнение. Но отступать он не собирался. Быстро допил кофе, бросил кружку в раковину, надел что первое выпало из шкафа. Лиля еще спала, но ее дыхание уже стало неровным. На скорую руку черкнул записку и уже почти вышел в коридор, но застыл в дверях. Он обернулся и последний раз на нее посмотрел. Таким, какой он был сейчас. Каким она его знает. После того, как он войдет в полицейский участок, как прежде уже не будет.
Не только у Макара с Лилей было тяжелое утро. Олег не пил со вчерашнего вечера, и его мучили боли. Живот крутило, лихорадило, сохли глаза, постоянно рвало. Он всю ночь ждал, когда вернется Лиля, но она не пришла. Под утро он выпил, и стало легче.
Он спал на кухне, уткнувшись головой во внутреннюю часть локтя, когда в дверь постучали. Раскачиваясь, он посмотрел в глазок и не сразу сообразил кто там стоял. В дверь снова ударили, от неожиданности Олег покачнулся назад. Около двух минут у него ушло на то, чтобы прийти в себя. В тот же момент, когда он щелкнул замком второй раз, дверь открыли снаружи. Два шкафа стояли на пороге и широко улыбались. Их лысые головы светились, они по очереди вошли в квартиру. Олег, не сказав ни слова, упал на небольшой диванчик в коридоре.
– Доброго полудня.
– А ты думал мы о тебе забыли?
– Нет, Олеженька, мы пришли к тебе с хорошими новостями.
Олег ничего не понимал. Он глупо хлопал глазами и пытался наконец проснуться. Ему сунули под нос какие-то бумаги и приказали читать.
– Вознесенский Олег Семенович, именуемый в дальнейшем как «Продавец»… Григорьев Антон Владимирович, именуемый в дальнейшем «Покупатель»… Продавец продает, а Покупатель приобретает в собственность жилое помещение – квартиру, расположенную по адресу… Это что, шутка?
– Нет. Это избавление от твоего долга. Ты нам отдаешь квартиру, а мы тебе прощаем долг. Ты как раз нам задолжал примерно ляма четыре, устал, поди по частям отдавать. Вот тебе шанс. Сорви пластырь и живи свободно. Мы тебя больше не потревожим.
– Но мне некуда идти…
– Нас это не интересует. У тебя два выхода – либо ты подписываешь бумаги, либо находишь расчлененку своей дочери в канаве. Все просто.
Один из Шкафов сел рядом с Олегом и ободряюще потряс его по коленке.
– Да ты не паникуй. Твоя мадам тебя приютит, у нее большое сердце, раз ей не жалко было давать тебе денег все это время.
– Да и вообще вот тебе совет – женись и не знай проблем. Будет убирать за тобой и обеспечивать. Только если ты, конечно, не решишь набрать еще пару лимонов долга.
Документы под пальцами Олега помялись. Он начал задыхаться, голова закружилась. Глаза еще не отошли ото сна, он начал часто моргать, но это не помогало прийти в себя. Он бубнил себе под нос «этого не может быть», «я все еще сплю», но пара легких похлопываний по щекам, и он почувствовал ножи реальности, упирающиеся ему в грудь.
– Никто не одобрит такую сделку…
– Не переживай на этот счет. Все законно.
– Как это может быть законно, если вы угрожаете жизни моей дочери?
Шкафы синхронно переглянулись и нахмурились, словно смотрелись в зеркало.
– Ты нас не зли, Олежа, а подписывай.
Они сунули ему в руки ручку.
Глаза Олега скакали по строчкам снова и снова. Он облизывал палец, переворачивал страницы, перечитывал заново. Потом протирал лицо ладонями, и начинал сначала. Он сам не знает, чего этим хотел добиться. Тянуть время? Для чего? Найти подвох в тексте? Его там не было. Найти что-то между строк? То, что спасло бы его. Какой-нибудь незначительный пунктик, который не заметен при чтении по диагонали, но зато именно в нем говорится, что квартира останется у Олега, что ее не заберут, что его не выкинут на улицу как ненужную собаку.
Такого пункта не было.
– У нас куча времени, Олежа. Можем сидеть тут с тобой хоть до утра. Но что тебе это даст?
Олег посмотрел на них исподлобья и снова сопоставил все за и против. Имел ли он вообще право на раздумья?
В этот момент к нему пришла очень острая, но правильная мысль. Она резанула его по щеке. Унизила. Оскорбила. Заставила себя возненавидеть.
Он признал, что не смог позаботиться о своей дочери. Не дал ей ни любви, ни защиты. Но крыши над головой он ее не лишит. Да, он переступит через себя, через свою гордость. Упадет на колени, если это будет необходимо. Опозорится. Но не выгонит ее на улицу.
– Мне нужно переговорить кое с кем, – сказал он.
– Тут не о чем говорить. Подписывай.
– Это недолго, я должен убедиться, что поступаю правильно.
– Ты и так поступаешь правильно, Олежа. Ну что ж, мы сегодня слишком добрые…
– Нет, – перебил его второй Шкаф, – ты кретин? Пусть подписывает, никаких поблажек.
– Я подпишу, только дайте мне поговорить с моим знакомым, – встрял Олег. – Он живет напротив. Пожалуйста.
Между Шкафами проходил безмолвный диалог. Они прожигали друг друга взглядом около минуты. Это время длилось вечно. Когда один из них, тот, что был против, первым отвел глаза и сжал челюсти до скрипа, Олег понял – не все потеряно.
– У тебя три минуты. И дверь не закрывай.
Оставалось только молиться, чтобы Сергей был дома.
Увидеть Олега он не ожидал. Поначалу даже не хотел открывать, но потом подумал – вдруг что-то случилось с Лилей.
– Чего тебе?
– Привет…
Они стояли по разные стороны порога. Один – высокий, упитанный. Его кожа здорового оттенка, опрятно одет. Черт, да даже его домашние треники не растянуты. В его квартире приятный запах поджарки для супа. И второй – сутулый, тощий, серая кожа на нем свисает. Разит перегаром. Олег смотрит на Сергея и желает только об одном – вмазать ему по самое не хочу. За то, что забрал его жизнь. За то, что просто у того хорошее настроение. Сначала увел жену, потом дочь. А Олегу осталось только подбирать за ним крошки.
Он его ненавидел.
Он был его спасением.
– Ну?
– Послушай, у меня мало времени, и возможно моя просьба будет слишком…
– То, что я разговариваю с тобой – это уже слишком.
– Да. – Олег сжал челюсть. – Понимаю. Моя дочь, она… очень часто бывает у тебя, и, кажется, ты не против.
– Здесь ей всегда рады.
– Я не хочу доставлять тебе неудобств, но ты моя последняя надежда. – Черты лица Сергея Александровича смягчились, когда он услышал этот тон. Извиняющийся. Беспокойный. Молящий… – Мы с тобой знакомы уже сколько? Двадцать лет? Ты. Хороший. Человек. – эти слова, произнесенные сквозь зажатые зубы, дались Олегу непросто, но в то же время, в них не было ни капли лжи. – Я продаю квартиру, чтобы рассчитаться по долгам. И прошу тебя, чтобы ты дал Лиле крышу над головой. Я хочу быть уверенным, что с ней все будет хорошо.
– Эта квартира и так ее дом. Если она решит остаться здесь – я буду только рад.
Олег смотрел на соседа, и в его взгляде смешивались ненависть и благодарность. Они прожигали друг друга. Воевали. Но так было правильно.
– Спасибо.
Олег уже развернулся уходить, как Сергей Александрович кинул ему напоследок:
– Я о ней позабочусь.
Макар стоял в коридоре и ждал, когда его позовут в кабинет. На лавочках сидели бабушки, приросшие к своему месту. Они были здесь каждый день и писали по десять-пятнадцать заявлений. Соседи сверху громко топают. Собачники выгуливают своих питомцев около детской площадки. Кто-то постоянно выкручивает лампочки в подъезде и выключает в электрощетке свет. Причин у них было много.
Он стоял у стены и неосознанно тряс ногой. Из кабинета вышла секретарь. Макар подскочил, пытаясь прочесть на ее лице то, что она хочет сказать. Нет, она молча подошла к кофейному автомату. Макар не сводил с нее глаз. Автомат пищал под ее пальцами, а потом раздалось жужжание. Секретарь скрестила руки на груди и осматривалась по сторонам. Заметив Макара, она только поджала губы. Автомат подал сигнал, девушка забрала свой кофе и, оставив его запах в коридоре, закрыла дверь с той стороны.
Ожидание было невыносимым. Казалось, полицейские не работают, а просто слоняются по коридору создавая впечатление бурной деятельности. Макару хотелось закричать: «Эй! Я здесь! Это я преступник! Задержите меня! Разве вы не хотите повысить раскрываемость, или как там у вас говорят?».
Он стоял в этом длинном коридоре, на него давили стены. Но ни одна душа вокруг не знала, что он явился с повинной. Что он преступник. Наркоторговец. Иногда ему казалось, что он самый ужасный человек на земле, но потом вспоминал о существовании Шахима. Скольких людей он убил? Скольким испортил жизнь? Он точно заслуживает гнить в тюрьме до конца своих дней. У таких как он просто нет ни жалости, ни совести. Они крепко спят по ночам, ведут обычный образ жизни, а потом выходят из дома и безжалостно режут людей на части.
Он слишком увлекся своими мыслями. Его наконец позвали. Он застыл в дверном проеме приемной. Секретарь раздраженно вздохнула.
– Проходите, не задерживайте очередь, пожалуйста.
Какое тебе дело? После этого разговора всем, кто сейчас в очереди, придется перенести свои планы на завтра.
Лейтенант за столом даже не оторвал головы от своих бумажек. Макар сел на стул и уставился на него. Повисло молчание.
– Говорите, – раздраженно гаркнул полицейский. – Старший лейтенант Морозов Павел Романович. С чем пожаловали?
Макар откашлялся. Воздух в легких закончился, а голова шла кругом.
– С повинной.
Голос все же сорвался. Его лицо было такое бледное, казалось, его сейчас вырвет.
Лейтенант в изумлении поднял взгляд.
– Вот как? И что? Проехали на запрещающий знак светофора? Чуть не сбили бабушку на переходе?
– Совершил преступление. Двести двадцать восьмая один.
Небольшая пауза. Лейтенант хотя был и удивлен, но все равно продолжил заполнять свои документы. А когда закончил, отложил все в сторону и стал внимательно слушать.
Макар начал сой рассказ с самого начала, не утаивая ни того, как вышел на этих людей, ни того, когда это произошло. Все подробности были выложены на стол прямо перед полицейским, все как есть. Концентрат боли, позора и сожаления. Он показал шрамы, которые ему оставил Шахим в подтверждение своих слов. Казалось, еще слово и лейтенант рассмеется ему в лицо, не поверит. «Иди домой, мальчик, и не шути так больше», – вот, что он должен был сказать. Но лицо Павла Романовича было непроницаемым, серьезным и сосредоточенным.
Когда рассказ подошел к концу, был составлен протокол, Макар его подписал. Ему зачитали права и объявили, что с этих пор он является подозреваемым, и отпустили.
– В смысле? Я могу идти?
– Да.
– Но… А как же то, что я вам сейчас рассказал?
– Дело будет возбуждено следователем, когда протокол дойдет до него. Им уже будет проводиться проверка в подтверждение данных, которые вы указали. А пока вы свободны.
– До свидания…
Неуверенно.
Будто ему все сошло с рук.
Ни наручников, ни изолятора временного содержания, ни озлобленных полицейских с дубинками. Никто не заламывает руки. Они вообще поняли, в чем он признался?
Макар вышел на крыльцо. Холодный воздух обжег его легкие. Груз, лежавший на его плечах семь лет, растворился. Упал. Исчез. Его больше не было. Ноги сами повели Макара домой. У него осталось одно незавершенное дело. Да, он собирался поступить как последний мудак – бросить девушку на утро во второй раз. Она должна быть подальше от всего этого. Сколько ему светит? Восемь? Больше? Она не будет его ждать и лучше все пресечь на корню. Когда он выйдет, у нее уже должны быть надежные отношения с хорошим человеком. Не с ним.
Была ли сегодняшняя ночь ошибкой для Макара? Да.
Жалел ли он о случившемся? Никогда.
Они встретятся позже, как старые знакомые и не будут чествовать друг к другу ничего кроме ностальгии по прошлому. И так будет правильно.
Когда он уже был на крыльце дома, на телефон пришло сообщение: «Лиля у Шаха».
Телефон разбился о бетонный пол.
22 Все кончено
Кровь пульсировала в ушах. Руки и ноги больно перетянуты кабельными стяжками и прикреплены к стулу. С Денисом сделали то же самое. Его стул был по левую сторону от Лили. Он не закрывал рта, боясь, будто если он замолчит, то его тут же убьют. Он пытался выгородить себя, мол, ни в чем не виноват, и вообще сделает все, что прикажут. Он не понимал, что тем самым только роет себе могилу.
Шахим сунул ему в рот его же перчатку, заклеив для надежности строительным скотчем. Ту самую перчатку, что Лиля носила в своем кармане целую неделю. Казалось, это было сто лет назад. С другими людьми. Они и правда были не теми, кем являлись сейчас. Кто-то умело притворялся, а кто-то изменился до неузнаваемости.
Мычание Дениса действовало на нервы больше, чем его словесный понос. Лиля же, казалось, не чувствовала ничего. Ее всю било дрожью изнутри, накатывали порывы стошнить, кружилась голова, но морально – ничего. Словно поцелуй дементора. Рассудок помрачнел. Мозг не соображал.
Она всегда думала, что умрет в глубокой старости. Она была обязана прожить долгую жизнь ради своего брата. Прожить и те года, что были отведены для него. Вокруг десяток внуков, взрослые дети, у которых уже проглядывались бы морщинки. Она обязательно умерла бы после своего мужа, не позволив ему страдать о ее кончине. Она думала, что проживет насыщенную жизнь. Насладится ею. И встретит смерть с достоинством. Пожмет ей руку.
Сейчас все казалось иначе. Умирать никто не хочет. Даже суицидники барахтаются в петле, глотая последние дозы кислорода. Но сейчас было не за кого держаться. Не для чего жить. Все было сломано. Наивность прошла. Детские надежды разрушены. В лоб ударили проблемы взрослости. Она наступает тогда, когда приходится понять, что даже самые близкие люди во всем мире могут быть ужасными. Когда отец перестает существовать для тебя. Когда ты смотришь на него другими глазами. Когда открывается его сущность до последней капли.
Шахим закуривает сигарету, обходя кругом двух связанных дураков.
– Ну? – говорит он, выпуская изо рта дым прямо Лиле в лицо. Она закашливается. – Расскажи мне, что знаешь.
– О чем?
Вкус слез на губах.
– О своем дружке. Чем дышит, чего хочет? О чем мечтает?
– Я не знаю.
Лицо со шрамом потускнело. Он поднес сигарету к Лилиной шее и встряхнул ее двумя пальцами. Опавшие крошки пепла обожгли кожу.
– И так, расскажи – почему твой дружок позволил тебе явиться сюда с этим придурошным?
Лиля молчала. Язык прирос к небу. Связанные руки уже начали затекать. Она пыталась ими шевелить, но от того становилось еще больнее. Шахим резко оказался перед ней, дернул волосы с такой силой, что из глаз брызнули слезы, а челюсть непроизвольно щелкнула. Затем он открыл шкаф и достал оттуда коробочку. В его руках появился нож. Он расхаживал из стороны в сторону, составляя в голове вопросы, на которые хотел бы получить ответы. Когда его взгляд касался Лили, глаза сверкали. Без сомнений, он видел ее голой. Нож в его руках тоже поблескивал. От этих бликов становилось больно.
– Не будешь отвечать на мои вопросы, я буду нежно гладить тебя этим лезвием. Потрогай, какое острое.
Он провел краем ножа по Лилиной щеке, наклонив лезвие под таким углом, чтобы не оставить пореза. Пока.
– Человек, который подарил мне его, сказал, что этот нож точили семь японцев в течение семи десятилетий. Представляешь? О камни. Такое искусство. Ну так что? Развязала язык?
Денис притих на соседнем стуле, боясь, что вопросы обратятся и на него.
– Он не знает, что я здесь, – голос Лили дрожал, поперек горла встал слезный ком.
– Уже знает. Но интересует меня не это. Где он сам?
Лиля сжала губы. Шахим раздраженно выпустил из носа сигаретный дым. В следующую секунду раздался хлопок пощечины. На щеке остался отпечаток четырех пальцев.
– Говори! – зарычал он.
Лиля продолжала молчать.
Ни за что.
Пуская дым, словно разъяренный бык, Шахим затушил сигарету о Лилину руку. Красный огонек прожег ее тонкую кожу между большим и указательным пальцами. Лиля вскрикнула от боли, зажмурилась, сжала зубами нижнюю губу в надежде перебить одну боль другой. Окурок упал ей на джинсы.
– Я не знаю где он! Я проснулась, его уже не было! – кричала она, когда Шахим зажег новую сигарету. – Не надо, пожалуйста! Не надо!
– Поздно.
Он перекинул нож из одной руки в другую, зажал сигарету зубами. Его глаза горели яростью и наслаждением. Нож скользнул по ее водолазке, резанув кожу на шее. Нельзя сказать, было ли так задумано или произошло случайно. Шахим приставил лезвие сначала к одной груди Лили, затем ко второй.
– Левая или правая? Ты, – обратился он к Денису, – с какой мне начать?
Впервые в жизни Денис повел себя как мужчина и не стал пялиться. Ему было не до этого. Он лишь мычал от безысходности, глотал носом воздух. Молил о пощаде, по всей видимости.
Шахим скучающе вздохнул. Лиля чувствовала холодное лезвие на своем теле. Его рука покрепче сжала рукоятку, и Лиля в ужасе завопила, не ожидая от себя такой громкости:
– Нет!
Нож медленно разрезал кожу, скользил словно масло. Оглушительный крик. Денис зажмурился и отвернулся. Длинный порез тянулся от шеи к соску по диагонали. Кровь тут же залила собой всю одежду. Зубы сжались до скрипа. Слезы полились из ее глаз ручьями. Она больше не могла просто сидеть и дрожать. Страх просился наружу. Грудная клетка быстро поднималась и опускалась, пробиваемая дрожащим дыханием. Порез был не очень глубоким, но достаточно, чтобы ощутить прожигающую насквозь боль.
– Да ну, не стоит устраивать такой концерт. Это только начало. Не говори, что это было очень больно.
Лиля ревела, захлебываясь соплями. Воздуха не хватало. Если бы она не была привязана к стулу, то тут же потеряла бы сознание.
– Ладно, значит, его не было, когда ты проснулась. И что же, он не говорил куда собирается? Рассказал о своих делишках и утаил планы на утро?
– Нет, он ни о чем не рассказывал. Я не знаю где он, – может быть, слишком быстро прозвучало в ответ.
Шахим сжал ее челюсть у себя в ладони, снова выпустил дым изо рта Лиле в лицо. Она не успела задержать дыхание и закашлялась.
– Я сказал, что ответы важны, но еще важнее – правильные ответы. Этот меня не устраивает.
Точно заботливая мать, Шахим провел рукой по Лилиным волосам, заправляя их за уши, с убаюкивающим шипением. На ее лице остались полоски крови с его рук.
– Тихо-тихо, дорогая. Не дергайся. Я еще не закончил.
Он утирал с ее лица слезы, но они катились непрерывными ручьями. Лиля отвернулась, насколько это было возможно, чем только сильнее разозлила Шахима.
– Не знаешь где он – предположи. Уверен что-то да всплывет в твоей памяти.
– Я думала он здесь.
– Ты начинаешь меня раздражать! – крикнул Шахим. – У тебя не было причин являться сюда и просить меня отпустить твоего конченого дружка, если бы ты думала, что он здесь! Я что, один в этой комнате рассуждаю логически!? Научись врать, дорогая, а потом открывай свой сладкий ротик.
Он вставил острие ножа в Лилину руку перпендикулярно, но не слишком глубоко. Насладился ее криком и повернул его.
То был уже визг.
Денис не выдержал, и из его глаз хлынули слезы. Затем Шахим задрал на раненой руке рукав и раздвинул порез двумя пальцами. Кровь хлынула с новой силой. На лбу Лили проступил пот. Она кричала и просила перестать. Она пыталась дергать ногами, но это не давало результатов. Только стул под ней раскачивался, а раны жгло с удвоенной силой. Только сейчас она заметила, что вся в крови. Как Кэри, когда на нее опрокинули ведро свиной крови. Только ярости в ней не было. Отчаянье.
Комната в ее глазах уже кружилась. Она держалась из последних сил.
Макар бросился бежать на этаж по лестнице. Ждать лифт он не собирался, не в силах стоять на месте. Он злился. Но страх за нее был сильнее. В мыслях вертелся только ее образ, дополняемый криками: «Нет! Только не она!». Он боялся представить, что Шахим мог с ней сделать. Все шрамы от его наказаний на теле Макара разом заныли. Она не заслуживает чувствовать эту боль.
Соображать было сложно. Голова словно набита ватой. Мир в глазах кружился. Но во всем этом хаосе, Макар все же смог уловить мысль о том, что если Лиля у Шахима, то Вальтер наверняка следит за дядей. Входить в квартиру опасно. Да и что он подумает, увидев племянника в таком состоянии? Нет, его впутывать нельзя ни в коем случае. Но и самому звонить в полицию не вариант. Это слишком очевидный ход, а на телефоне Макара наверняка сидит прослушка. Доверие к нему подкосилось уже достаточно давно для того, чтобы принять минимальные меры безопасности.
Рука, сжимающая в кармане ключи от квартиры, застыла. Брови соединены в одну длинную полосу, кожа на лбу сморщилась. Макар пытался сообразить, как лучше поступить. Что он должен сделать. Вернее – что он может сделать.
Из соседней квартиры вышли двое мужчин. Они бросили на Макара ничего не выражающие взгляды, и уехали на лифте. Кто знает, при другом раскладе – если бы их сейчас здесь не было – пришла бы Макару в голову та идея, которую он принял за наилучший выход?
Вся жизнь, если подумать, – череда случайностей. Случайно оказалось, что в квартире напротив живут чудесные люди, ставшие для Лили семьей за такой короткий срок. Случайно произошло и их знакомство. Случайно отец сорвался именно в тот день, когда Сергей Александрович не был на ночной смене. Случайно в жизни Макара появилась именно Лиля. Появись другая девушка, он бы вылез из своей темной ямы, в которой прятался от счастья? В мире много случайностей. И как говорил один мудрец, они не случайны.
Макар застал отца Лили на кухне, жадно вцепившегося в горло почти выпитой бутылки.
– Ты еще что здесь делаешь? – проскулил Олег. Он сделал еще глоток. – Я все потерял! Все! Вот эта сволочь во всем виновата! – Олег потряс бутылку в руке и швырнул ее. Та разбилась, ударившись о кухонный гарнитур.
Он заплакал. Закрыл ладонями глаза и стонал. Макар встряхнул его за плечи. Не время проникаться жалостью к себе! Он нужен ему.
– Приди в себя! – Макар врезал ему смачную пощечину, но легкую, только ради того, чтобы он вернулся в реальный мир. Затем вторую, поскольку первая не дала результатов. – Твою дочь сейчас возможно убьют!
– Что!?
– Ее сейчас держат в таком месте, до куда полиция в жизни не додумается дойти! Приди в себя наконец!
– Ты кто такой!?
– Чего!? Ты должен протрезветь и как можно быстрее! Я пойду туда и попробую все утрясти, а ты! Ты позвонишь в полицию! Ты сообщишь, что сейчас твою дочь держат в заложниках и возможно пытают! Вызовешь патруль и сам поедешь туда, ты понял меня?
Глаза Олега бегали из одного глаза Макара в другой.
– Ее пытают? – почти шепотом вымолвил он.
Макар снова его тряхнул.
– Если ты сейчас не позвонишь в полицию, то ее больше никогда не увидишь!
Он начал шарить по карманам Олега. Осмотрел кухню, затем побежал в коридор. В итоге телефон нашелся на балконе. Макар набрал 102 и сунул телефон к уху Олега.
– Я сейчас буду говорить, а ты повторять слово в слово, понял меня?
Тот кивнул, хотя все еще слабо соображал. Его дочь в опасности – это все, что он понял.
На том конце диспетчер сняла трубку. Макар боялся опоздать.
От страха у Лили кружилась голова. Она бы предпочла лежать без сознания, чем терпеть издевательства. Кричать уже не было сил. Она только кряхтела и громко плакала, моля перестать. Несмотря на все попытки Шахима вывести ее из себя, как ни странно, она ни на миг не усомнилась в правильности своего поступка. Она не жалела о том, что пришла сюда, хотя и добиться своего у нее не получилось. Может быть, в глубине души она и не надеялась на другой исход. Что тогда ее сподвигло на самом деле? Не могла же она влюбиться за сколько? Два месяца? Это смешно, нет. Любовь здесь ни при чем.
Ни при чем?
Любые мысли сейчас были дороже всего, что происходило вокруг. Лучше думать о чем-то отвлеченном и тогда не будет так больно. По крайней мере, Лиля на это надеялась, пока Шахим придумывал новый способ заставить ее говорить.
– Не хотел, чтобы до этого дошло, но все же ты оказалась упрямой, – грубый голос почти слился с белым шумом в Лилиной голове. Шахим достал откуда-то из-за пазухи пистолет. Денис заерзал на стуле, что-то мыча. В его глазах блестел ужас. Шахим навел дуло на правое Лилино бедро. Она зажмурилась, готовясь к выстрелу. В голове бегущей строкой бежала одно слово: «Нет».
Она неосознанно произносила его вслух. Мозг кипел, словно его пронзило сотнями иголок. Все замерло в ожидании выстрела. И даже Шахим на несколько секунд застыл.
– Почему «нет», дорогая? От пули в бедро еще никто не умирал. А вот от потери крови – запросто. Но убивать тебя у меня нет в планах, по крайней мере еще минут десять, пока твой дружок не прибежит, виляя хвостиком. Как думаешь, что он подумает, когда увидит тебя полумертвой?
Полумертвой. Это слово повисло в воздухе. Он мог бы сказать и полуживой, что звучит более обнадеживающе. Значит уйти отсюда у Лили уже не будет шансов. Если сейчас текут ее последние минуты, то она просто обязана подумать о всем хорошем, что с ней произошло, но это просто невозможно. Она пыталась вспомнить о своей маме. О брате. Их лица стерлись из памяти. Они не задерживались ни на мгновение. Все, о чем она могла думать – это о пистолете, приставленном к ее ноге. И о том, насколько это больно.
Не получив ответа на свой вопрос, Шахим нажал на курок. Из груди Лили вырвался крик. Она ничего не почувствовала. Открыть глаза не решилась. Она ждала, когда шок пройдет и боль даст о себе знать, но этого момента не наступало. Все тело трясло, со лба капал пот. Она приоткрыла один глаз, осознавая, что осталась цела. Быстрый взгляд на Дениса. Их исполненные ужаса глаза сцепились. Выстрел не пришелся ни на одного из них.
– Говори, – прошипел Шахим. – Иначе в следующий раз не промахнусь.
– Мне нечего сказать.
– Ах нечего. Это забавно, ведь я точно знаю, что ты бы могла поделиться со мной очень важными вещами. Хорошо, давай скажу я. Ты сидишь здесь, обливаешься кровью и потом, связанная, беспомощная, в компании обдолбанного наркомана. Наверняка думаешь – почему жизнь ко мне так несправедлива, ведь мне попадаются одни уроды, так? – Лиля отрицательно мотнула головой. – Нет? Значит впервые в жизни моя проницательность меня подвела? Ну расскажи, о чем ты думаешь?
– О своей маме.
Шахим залился смехом. Эти неуместные звуки ударялись о стены и били прямо по затылку.
– О маме? Типа, мамочка забери меня домой, так?
– Нет. Я думаю о том, было ли ей больно, когда мой отец ее убил.
Слова прозвучали твердо. Они заставили Шахима заткнуться. Денис же не мог поверить своим ушам.
– Вот как. Значит, ты у нас кремень? Ничем тебя не проломить? Но знаешь, у всех есть слабые стороны. И твоя сейчас как раз идет сюда, на свои похороны. Ты думаешь, он влюблен в тебя? И поэтому рассказал обо всем? Не хочу тебя расстраивать… хотя, знаешь, нет. Все-таки хочу. Ты для него и рубля не стоишь, не сомневайся. Мы с ним знакомы уже лет семь, и уж поверь, я всю его подноготную изучил. Что забавно – вы похожи. Проблемы в семье, отец кретин. Может быть, из-за этого вы так быстро и сошлись. Но ты для него – не больше, чем очередная девка, которая удобно ложится. Сколько их у него было, Дэн? Десять? Кто знает. Скажу тебе как человек, который неплохо разбирается в людях – он трахается с телочками лишь бы заполнить то пространство, которое не заполнила его мамаша. О, не удивляйся, мне все говорят, что я очень проницательный. Это так грустно, наверное, искать свою мать-наркоманшу всю жизнь, а в итоге получить пулю в лоб. Я нашел ее за десять… Нет, пять минут. Не знаю, кстати, похоронили ли ее те нарки из притона. Хотя на мой взгляд, она этого не заслуживала.
– Что? – шепнула Лиля. – Она мертва?
– А ты думала, я оставлю ее в живых? Чтобы она испортила мне всю систему? Дорогая, мои дела сейчас в самом расцвете сил, и любая помеха, даже такая мелкая, как наркоманша, отвлекающая моего самого ответственного человека от дел, мне не нужна. Точнее он был самым ответственным. Сейчас потребность в нем отпала.
– Это та женщина? Та, с которой Макар так и не встретился?
Шахим удовлетворительно кивнул и улыбнулся.
– Если потребность в нем отпала, тогда почему он не может просто уйти?
Резко Шахим оказался перед Лилиным лицом. Он наклонил ее стул и заглянул прямо в глаза, а та только успела вскрикнуть от страха и боли, вызванной резким движением.
– Потому что я ему не доверяю, – процедил он сквозь зубы. – И ты знаешь почему. – Он встряхнул стул. Лиля ударилась лбом о его подбородок. Зажмурившись и сжавшись насколько это было возможно, Лиля затрясла головой. А в следующую секунду ее стул принял прежнее положение. Еле удержав равновесие, Лиля выдохнула. Шахим подошел к окну, отодвинул локтем занавеску. Смешно, даже сейчас он думает о том, как бы не испачкать кровью шторы. Он облегченно оскалился. Его плечи даже расслабились.
– А вообще-то знаешь, от тебя больше ничего не требуется.
И сразу же после секундного облегчения прозвучал выстрел, а левое бедро пронзило болью.
