– Да, но с условием, что они не увидят всего… – он обвел рукой комнату и усмехнулся. – Как вино?
– Отвратительно.
Они смеялись, когда вошла Дора. Она выглядела прекрасно даже с гипсом.
– Чего ты тут застрял? О, Лиля, привет! Тебя все ждут.
– Меня?
– Ну да, ты же наша сегодняшняя спасительница, – сарказм ударил в лицо.
Денис подтолкнул Лилю по направлению к комнате, а когда они зашли, все одногруппники зааплодировали.
– Лиля, ты такая молодец! – воскликнул Виталик. Он подарил ей небольшой брелок в виде театральных масок. Не успела Лиля опомниться, как уже оказалась в его объятиях. Потом ее обняли Катя и Лиза, и в конце концов ей пришлось обнимать всех, пока она не оказалась перед Дорой. Та отказалась обниматься, сославшись на больную руку, но Лиля догадывалась об истинной причине. Это Дора сегодня должна была со всеми обниматься, ее должны были хвалить, и у нее дома должен был висеть диплом за лучшую женскую роль.
Дальше вечеринка пошла своим ходом. Сначала играли в мафию, но быстро сдались, потому что от выпитого алкоголя все мафии сдавали себя с потрохами на стадии «просыпается мафия». Затем поделились на команды для игры в элиас, и в конечном итоге все устали и просто пели и танцевали.
Лиля сидела на краю дивана и смотрела, как Катя с Лизой обнявшись кружатся по всей комнате. Кто-то погасил свет и включил диско-шар. В темноте невозможно было разглядеть ничего, но Лиля уловила несколько дипломов и медалей Дениса за футбольные соревнования, висевшие на стене. В целом его комната выглядела как подростковая: в углу стоял компьютер с геймерскими монитором, мышкой и клавиатурой, пошарпанный диван и такое же кресло напротив него, старый советский шкаф и шторы, которые точно повесила мама, потому что они совершенно не вписывались в мальчишеский интерьер со своими рюшами и подхватами.
У Лили заболела голова от криков одногруппников, и темнота начала на нее давить. Денис куда-то подевался, а Дора переняла на себя центр внимания, так что Лиле было не с кем поговорить, и она решила проветриться на кухне.
Она всполоснула свой стаканчик и налила туда апельсиновый сок.
– Не советую тебе это пить, – раздался за ее спиной голос Дениса.
– Почему?
– Паша вылил туда пол литра водки.
Они сели за стол.
– Чего не веселишься? – спросил Денис.
– Как-то не весело, – Лиля улыбнулась, подперев руками подбородок. Время близилось к полуночи, и ее уже клонило в сон. – Не привыкла к таким мероприятиям.
– Точно, ты же у нас очкастая отличница. Какие у вас там развлечения?
– Читать кни-ижки… Рисова-ать… Гла-адить кошку…
Денис наигранно зевнул.
– Эй! – Лиля ткнула его пальцем в бок. – Не смейся надо мной.
– Ни в коем случае. Иначе ты же не дашь мне списать. А как у вас с играми во дворе, лазаньем по деревьям, разбитыми коленками, дружба с неправильными детьми, которые лазают по стройкам и так далее?
– У меня нет друзей.
– Почему?
– Не знаю, – Лиля пожала плечами, – мне всегда хватало моего брата.
– Так не пойдет. У каждой девочки должна быть подружка, с которой можно обсуждать парней. Я уверен у тебя такая есть.
– Нет.
Денис скорчил недоверчивую мину. Лиля повторила: «Нет!». Он не сменил выражения, Лиля засмеялась.
– Это очень грустно, – сказал Денис, наконец, но Лиля только пожала плечами.
Она теребила в руках фантик от конфеты. Воспоминания об Андрее резали душу. Перед ее глазами мелькал его образ, его улыбка и задорный смех. Он смеялся даже когда не мог пошевелиться после обезболивающих. Андрей лежал на диване, его лысина пускала солнечных зайчиков, и они хохотали из-за этого.
Денис накрыл Лилину руку своей. Она посмотрела в его темные глаза. Прическа растрепалась, некоторые пряди лежали на лбу, он не улыбался, а смотрел серьезным взглядом. Она испугалась, что он заметит скопившиеся слезы, которые она изо всех сил удерживала, и отошла к кухонной тумбе, на которой оставила свой стакан. Только она отвернулась, как слезы градом полились из глаз. Лиля отпила сок и сразу об этом пожалела. Алкоголь прожег ей горло, она откашлялась. Услышав шевеление за спиной, она быстро вытерла ладонями лицо, но оно все равно осталось мокрым. Мгновение – и Денис развернул Лилю к себе, навалившись на нее всем телом. Еще мгновение – их губы сплелись в неуклюжем поцелуе. Слезы хлынули с новой силой.
Они стояли на пустой кухне и целовались. На фоне одногруппники кричали песни. Дыхание Дениса пахло сигаретами. Он запустил руку в Лилины волосы, прижался к ней всем телом, другая его рука скользнула под кофту. Лиля вздрогнула от прикосновения ледяных пальцев, и отстранилась. Губы Дениса продолжили покрывать поцелуями щеки и шею, щетина царапала нежную кожу. Лиля легонько оттолкнула Дениса за плечо, но он этого не заметил. Его движения и поцелуи становились грубее, он стянул кофту с ее плеча.
– Денис… – Он не слышит, его рука под кофтой скользнула выше, нащупав лифчик. – Хватит, – уже громче повторила Лиля.
Она выгнулась, чтобы Денис не сумел добраться до нежелательных мест. Он сжал ее волосы, Лиля застонала от боли. Его правая рука уже была под лифчиком, он больно укусил Лилю за мочку уха, та взвизгнула. Из груди Дениса вырвался стон.
– Перестань! – закричала она, но от страха ее голос дрогнул и прозвучал тихо.
Денис продолжал ее лапать, царапать щетиной, впиваться ногтями в мягкую кожу, слюнявить щеки. Лилины руки обессилили, повисли словно ватные. Денис обливался потом, оставляя его на Лилиной коже. Она слышала его возбужденные стоны. Вырваться было невозможно, она пыталась. Денис только крепче сжимал ее, а чем крепче – тем больнее. Музыка из соседней комнаты била по вискам. Кухонная тумба, к которой Денис прижал Лилю, была липкой и в крошках. Каждое его прикосновение отпечатывалось обжигающим клеймом на коже. Он снова впился в ее губы, она почувствовала вонь из его рта.
– Ай! – завопил Денис и наконец отпустил Лилю. – Ты укусила меня! – из его губы сочилась кровь.
Лиля выбежала из кухни и заперлась в ванной. Ее руки дрожали. Все тело тряслось. Она смахивала с себя слюни Дениса. На мгновение ее лицо мелькнуло в зеркале. Тушь растеклась по всему лицу. Она отвела взгляд. Музыка продолжала стучать по голове. Когда успела смениться песня? Эта квартира переполнена свидетелями, и никто ничего не заметил. Обхватив себя за колени, Лиля упала на пол, опираясь о ванну. Ее всю трясло.
Неизвестно сколько прошло времени, Лиля очнулась от того, что кто-то долбился в дверь. Она быстро умылась, поправила волосы, стараясь не смотреть на себя в зеркало, и открыла дверь. В ванну ввалился Паша, его лицо было уже зеленого оттенка, на Лилю он даже не посмотрел. До унитаза добежать он тоже не успел. Лиля схватила свои вещи и выбежала из квартиры. Подарок Виталика остался лежать среди коробок с недоеденной пиццей.
Она не помнит, как добралась до дома, как поднялась в квартиру, как открыла дверь. Тело жгло. Она все еще чувствовала каждый мерзкий поцелуй Дениса, и от этой мысли ее тошнило и трясло. Ей хотелось упасть в пропасть, забыть обо всем, отмотать время назад, передумать…
На кухне горел свет. Время около часа ночи. Алиса хрустела кормом. За столом сидел отец. Перед ним пустая бутылка водки. Он поднял стеклянные глаза на дочь.
– Где. Тебя. Носило. Мать. Твою!?
В следующую секунду раздался оглушающий грохот, кошка подпрыгнула на месте, распушив хвост. Посуда зазвенела в шкафу. Стол упал на пол.
– Где. Тебя. Носило. Мать. Твою!? – вопил отец.
Он опрокинул стол, и от того отломился уголок. Алиса спряталась в Лилиной комнате под кроватью.
– Я ЗАДАЛ ВОПРОС! – из его рта брызнула слюна.
– Мы отмечали день первокурсника, – пискнула Лиля.
Отец, кажется, не понял смысла произнесенных слов. Он схватился за голову. Лиля оглядела кухню: помимо одной выпитой бутылки, на кухонной тумбе стояла еще одна – открытая. Лиля догадалась, что это та бутылка, куда она налила воды. В следующую секунду отец схватился за ее горлышко и швырнул о стену с оглушающим ревом. Лиля отпрянула. Ее и без того трясло, а сейчас словно ноги отказали, она еле держалась, чтобы не упасть.
– КТО ДАЛ ТЕБЕ ПРАВО? – его голос сорвался. – Кто дал тебе право подсовывать мне это пойло!?
Лиля незаметно отодвигалась к выходу. В голове крутился тот день, когда бабушка Аня забирала ее от отца. Сейчас он был в таком же состоянии, если не хуже.
– Я тебя, кажется уже предупреждал, что если ты хоть еще раз посмеешь мне соврать… – он тяжело вдохнул воздух, – то я сделаю все, чтобы ты больше никогда не увидела свою дочь! ТЫ ЗАБЫЛА!?
Лиля лишь раскрыла рот.
– ПОШЛА ВОН!
Отец залился слезами, и упал на пол. Лиля побежала к входной двери, отыскала на тумбочке отцовские ключи трясущимися руками, не обуваясь выбежала из квартиры, и закрыла ее на верхний замок, тот, что не открывается изнутри. Услышав звуки защелки, отец подбежал к двери и со всей силы ударил ее ногой. Лиля отпрыгнула назад, выронив ключи.
– АХ ТЫ СУКА! – вопил отец. – ОТКРОЙ! – его крик сопровождался сильными ударами о дверь. Штукатурка вокруг нее посыпалась. Дрожало все: стены, пол, Лилины руки. – ОТКРЫВАЙ! – не унимался отец.
Лиля выпустила наружу все, что накопилось в ней за вечер. Она села на холодную бетонную лестницу и громко заплакала. Она ничего не чувствовала, только дребезжание пола от ударов отца по железной двери.
В какой-то момент все стихло, были слышны только всхлипы, отражающиеся от голых стен. Пахло бетоном. Во рту скопились соленые слезы и сопли. Волосы липли к лицу. Лиля поняла, что телефон остался лежать в сумке, брошенной на полу в коридоре. Дяде Игорю не позвонить. Помощи ждать неоткуда.
Безвыходность ситуации накрыла с головой. Лиля не чувствовала ни холода, ни твердости лестницы – ничего. Ее все еще трясло. Отец затих, хотя она слышала его топот. Лампочка в подъезде замигала, нагоняя еще больше отчаянья.
Прошло примерно пол часа, Лиля немного успокоилась. Она приложила ухо к двери, но ничего не смогла услышать. Через глазок было видно только то, что в коридоре горит свет. Лиля аккуратно вставила в замочную скважину ключ, и сразу же пожалела об этом. Отец все это время сидел под дверью и ждал, казалось, именно этого момента.
– ОТКРЫВАЙ, ШЛЮХА!
Лиля снова села на лестницу. Отец долбил дверь изнутри.
– Я сейчас пойду ее разбужу, ты этого добиваешься!?
Сначала Лиля не поняла, о чем он, но потом где-то в закоулках памяти отразилось: ей двенадцать, она лежит у себя в комнате, накрывшись одеялом с головой. Дверь была закрыта, но не заперта. Сердце трепыхается словно крылышки бабочки. Лиля изо всех сил зажмурилась, а в руках сжала любимую игрушку. На каждый шорох ее тело отвечало дрожью. Отец что-то кричит, мама плачет, а Лиля не может пошевелиться. Ей кажется, что поверни она голову или почеши руку – отец это услышит.
В комнате царит темнота и страх, по всем углам расставлены пугающие тени, которые смотрят на свою жертву, ждут своего часа. Иногда Лиле казалось, что быть съеденной этими тенями лучше, чем если отец войдет в комнату. Лиля молилась.
– Пожалуйста. Пожалуйста, – безмолвно слетало с ее детских губ.
Она не была верующей, но молилась судьбе или чему-то свыше, чтобы отец не вошел.
– Я сейчас пойду ее разбужу, ты этого добиваешься!? – донеслось из-за двери, и Лиля глубже закуталась под одеяло.
– Не надо, Олег, прошу тебя! – сказала мама приглушенным голосом. Ее слова разобрать было тяжело.
– Поговорим!? О чем ты собралась говорить? О том, как ты трахаешься у меня за спиной!? Об этом ты хочешь поговорить!?
За дверью соседней квартиры послышался шорох. Лиля замерла, закрыв руками лицо. Кто-то шаркал тапочками по полу. Лиля подсмотрела между пальцами и увидела седого мужчину. Он подошел к ней и положил руку на плечо, отчего Лиля вздрогнула.
– Вера? – спросил мужчина, но сразу же понял, что обознался, когда Лиля подняла на него опухшие от слез глаза.
Отец на мгновение затих, но потом продолжил барабанить кулаками с удвоенной силой. Мужчина подошел к двери и долбанул по ней в ответ.
– Угомонись! Я сейчас полицию вызову! – гаркнул он хриплым басом. Олег тут же успокоился. Мужчина подошел к Лиле. – Не хочешь зайти? – он мигнул на свою открытую дверь. Лиля не ответила, снова закрыв руками лицо.
Мужчина недовольно покряхтел, подумал, потом ушел к себе. Из глаз с новой силой хлынули слезы. Лиле хотелось убежать. Выйти на улицу и нестись, сломя голову, пока силы бы не оставили, и она не упала на месте, и не отключилась бы.
На следующее утро Лиля проснулась и увидела маму. Ее халат задрался, оголив внутреннюю часть бедра, на котором было огромное иссиня-черное пятно. Лиля так и застыла на месте, а мама, когда ее заметила, поспешила поправить халат. Под ее глазами были огромные мешки от ночных слез. Последний раз Лиля видела их, когда подтвердилась лейкемия Андрея.
Мама натянула улыбку:
– Доброе утро, завтракать будешь?
Они ели глазунью, макая хлеб в жидкий желток, запивали это сладким черным чаем и молчали. Никто не проронил ни слова о прошедшей ночи. Мама знала, что Лиля все слышала. Она знала так же и то, как дочери было страшно. Но ничего не могла поделать с этим. Весь день отец спал, а когда Лиля вернулась из школы, мама показала ей щеколду на двери.
– Если тебе станет страшно, просто закрой дверь, и все будет в порядке, договорились? – сказала она бодрым голосом, а у самой на глазах навернулись слезы.
Лиля кивнула. Мама поцеловала ее в затылок и ушла на кухню.
На какое-то время Лиля задремала, а когда очнулась, на ней был шерстяной плед, рядом стояла кружка чая, от которого струился горячий пар. Только сейчас она почувствовала, как окоченели ее пальцы рук. Она выпила чай, который оказался ромашковым отваром, и подстелила под себя плед. Сил у нее совершенно не оставалось. Когда она засыпала, изредка открывала глаза и поглядывала на соседнюю дверь, испытывая непередаваемое чувство благодарности.
На утро она проснулась от того, что кто-то вызвал лифт. На улице потихоньку рассветало. Лиля решилась зайти в квартиру. Отец спал. Пахло кислым перегаром. Кухня была минным полем из осколков. Входная дверь изнутри покрылась вмятинами от отцовских кулаков. На часах шесть утра. Лиля умылась, налила побольше воды, позвала Алису в свою комнату и, закрыв на всякий случай щеколду, уснула под ритмичное мурлыканье кошки.
Ничего не снилось. Точнее было бы сказать – полная темнота. Слышно дыхание комнаты. Мелкие пылинки кружатся над потолком. И вот началось – холод. Он проник под одеяло, легко маневрируя между спящей кошкой и слоями скомканной пижамы. Он пробрался прямо в грудь, сел по центру и стал замораживать все вокруг себя. Сердце, почуяв неладное, ускорило темп, разгоняя горячую кровь по венам в отчаянных попытках борьбы. Бесполезно. Холод не щадил, легко отражая атаки, но и сердце не собиралось так просто сдаваться. Лиля дрожала во сне. Она не понимала – проснулась ли или еще спит. На секунду она открыла глаза, но осознать ничего не успела. Единственное – она сменила бок, на котором спала.
Какое-то время тишина.
Затем война началась снова. На этот раз Лиля проснулась быстрее. Ледяной воздух заполнил ее легкие. Дышать было больно. Холод обжигал ее изнутри, протыкал ледяным ножом. Сон еще не сошел с ее ресниц, а она уже сидела на краю кровати, отчаянно глотая кислород. В ход пошла вода – легче не стало. В следующую секунду Лиля уже бежала в туалет.
Еще около часа она пыталась уснуть, но ее трясло, словно она едет по самой неровной дороге в старом «москвиче», а у водителя вчера был день рождения. Постепенно все стало затихать. Сердце победило и утихомирилось. Холода больше не было.
Этой же ночью Макар шел по темной улице. У вас возник вопрос: кто такой Макар? Но это станет ясно чуть позже, сейчас главное то, что он не взял с собой зонт и промок насквозь. Вода ручьем стекала с русых волос, но деваться было некуда. От его выдоха образовывался пар, который тут же растворялся под стеной дождя. Он продрог, но холода уже не чувствовал. Он ничего не чувствовал, кроме обжигающей злости, переполнявшей его легкие. Она горела, сжигала, испепеляла.
Он добрался до полуразвалившегося деревянного дома в два этажа. Выбитые окна смотрели на него черными дырами, словно вырезанные глаза, но это его уже давно перестало пугать. Старая лестница скрипит под ногами, сам дом кишит пылью и грязью, и вонючими крысами, и мерзкими тараканами, ползающими по стенам и потолку.
Он вошел внутрь, светя фонариком на телефоне. Пыль разлетается в разные стороны от его движения. Длинный коридор, много разложившихся от времени и сырости дверей. И только из-под одной виднеется полоска рассеявшегося света. Три тяжелых удара, за которыми неизменно следует не менее тяжелое: «Входи».
Тусклая лампочка держится на канате из местами оголившегося провода. Два стула, стол, диван, древний телевизор, показывающий серый шум. От грозы пропал сигнал. В темном углу сидел мужчина по имени Шахим. Седеющие волосы, задеревенелые руки, пожелтевшие зубы, огромный старый шрам, начинающийся у правой брови, проходящий через все лицо и шею, заканчивающийся далеко под рубашкой слева. Из-за него верхняя губа изменила форму, сместившись в сторону.
Грубый голос, как всегда, приказал:
– Сядь.
Макар сел на хлипкий деревянный стул. Он много чего видел, много чего делал, но, когда оказывался в этой комнате, его сердце колотилось о грудную клетку, зовя на помощь. Безответно.
В темном углу сверкнула зажигалка. Шахим втянул сигаретный дым и с шумом выдохнул.
– Опоздал, – спокойно подметил он.
Макар был готов к тому, что произойдет дальше.
Шахим вышел из тени, приказал снять промокшую куртку, оттянул футболку со спины и потушил сигарету, оставив свежий шрам рядом с еще несколькими затянувшимися.
Макар не издал ни звука, не считая треска костяшек от сильного сжатия кулаков.
Шахим нахмурился. Его уже давно огорчает спокойная реакция Макара, но он до сих пор не придумал другого наказания. Шахим вернулся на диван и еще раз сверкнул в темноте зажигалкой.
– Рассказывай, – сказал он, выпуская изо рта дым.
– Сегодня меньше, чем обычно. – Макар высунул из кармана сверток в пластиковом пакете и положил на стол.
– На сколько?
– В два раза.
Мгновение, и на левой руке появился второй шрам. Шахим зажег третью сигарету.
– Рассказывай, – сказал он. Его голос стал злее.
– Одного из принимающих закрыли за значительный. Ближайшие три года он с нами не свяжется.
– Наших вычислили?
– Нет.
– Продолжай.
Макар замялся всего на секунду.
– Дэн… он…
– Что опять!? – взревел мужчина. Его шрам заходил ходуном.
– …сорвался, – продолжил Макар спокойным тоном, который дался ему с трудом.
Шахим схватил его за волосы и поднял голову, заглянув глубоко в глаза.
– Я же тебя предупреждал! Ты будешь за него расплачиваться! – вонь из его рта заполнила собой весь воздух, Макар задержал дыхание, но это не помогло.
Он ударил Макара головой о стол. Больше всех пострадал нос. На столе осталась алеть кровь. Она скатывалась и по губам Макара, он почувствовал ее железный привкус. «Дядя будет злиться», – вертелось в голове. Он уже прикидывал какую байку скормить, чтобы в нее поверили.
Шахим ходил из стороны в сторону, обдумывая дальнейшие планы на мальчишку. Макар смотрел в невидимую точку, ожидая приговора.
– Ты мне порядком надоел, – наконец сказал Шахим. – Последнее время от тебя столько же пользы, как от этого старого телевизора, – он ударил по корпусу ладонью. Серый шум моргнул и принялся снова размеренно мерцать. – Что с тобой? Что в твой пустой башке?
Макар молчал, продолжая смотреть в невидимую точку.
– Говори! – Шахим ударил по столу кулаком. Макар еле заметно дернулся от неожиданности, но все еще молчал. – Ну конечно, что кроме денег может интересовать таких сопляков как ты? Не обольщайся. Больше, чем сейчас, ты не получишь. В лучшем случае тебя найдут собаки в канаве. Точнее не тебя, а твой разложившийся труп.
Шахим схватил Макара за запястье, резко перевернул руку и прижег сигаретой тонкую кожу на сгибе локтя. Из груди Макара вырвался стон. Он стиснул зубы настолько, что они заскрипели. Шахим получил от процесса огромное удовольствие и прижал сигарету еще крепче. Из раны сочилась кровь, унося с собой обгоревший пепел.
– Свободен.
Макар соскочил со стула, тот с шумом прогремел ножками по полу. Шахим кинул на парня грозный взгляд. Макар забрал промокшую куртку и вышел под сверкающую молниями грозу.
Он никому не признается в том, что сейчас дождь уносит с его лица соленые слезы. Мужчины не плачут, и он не сопляк. Но дождь все знает. И никому не проболтается.
Позже, Лиля зашла к соседу. Сергей Александрович – седой мужчина с огромным пузом и пушистыми усами под носом, проводил ее на кухню. Квартира оказалась зеркальным отражением той, где жила Лиля. На подоконнике у Сергея Александровича была целая поляна из разной зелени. Сверху на нее светила ультрафиолетовая лампа. Пахло сырой землей и мятой.
– Это очень вкусно, – скала Лиля, прихлебывая горячим чаем. – Что это?
– Сбор: мелисса, мирт, иван-чай и сушеная брусника.
Немного помолчали.
– Почему вы назвали меня Верой? – спросила Лиля.
– Когда?
– Сегодня ночью.
– Ах, ну да, – Сергей Александрович потер усы двумя пальцами, – обознался.
– Не обознались, – сказала Лиля. – Вера – моя мама. Вы знали ее?
Сергей Александрович нахмурил брови.
– Знал…
Звонок в дверь прервал разговор. Лиля подпрыгнула на месте, ее нервы все еще были на пределе. Сергей Александрович пошел открывать. Из кухни Лиля услышала разговор:
– Почему без ключей?
– Забыл.
– Еще раз забудешь, будешь ночевать на лестничной площадке, – Лиля сморщила нос. Она знала, что это развлечение не из приятных. – Что с носом!? – всполошился Сергей Александрович.
– Подрался, – сказал кто-то и вошел на кухню.
Лиля обернулась. Парень лет двадцати – двадцати трех застыл в дверях. Вид у него был не ахти: потрепанные волосы и щетина, глаза уставшие, лицо помятое, нос разбух и покраснел. Это оказался Макар – племенник Сергея Александровича. Лиля кивнула ему, и уткнулась в свой чай.
– Это еще кто? – спросил Макар, выйдя из кухни.
– Дочь соседа.
– Что нужно?
– Ничего. – Сергей Александрович злился. – Иди проспись. Опять шлындался черт знает где. Смотреть тошно.
Сергей Александрович вернулся на кухню и сел напротив Лили.
– В юности я тоже был такой. Постоянно с кем-то дрался. Мать даже не разрешала мне выходить на улицу какое-то время, – старик усмехнулся. В его взгляде блуждало беспокойство. Он заметил, что Лиля его разглядывает и натянул улыбку.
Она поспешно отхлебнула чай, чуть ли не поперхнувшись, и заторопилась:
– Я, наверное, пойду, – промямлила она. – Спасибо. За все.
– Ладно, – Сергей Александрович был расстроен ее скорым уходом, но ничего не сказал против.
Когда Лиля вышла и обернулась, чтобы еще раз попрощаться, сосед сказал:
– Заходи в любое время, я буду рад.
Лиля кивнула и улыбнулась. Она больше никогда не придет к нему. По крайней мере, она так думала.
Олег проснулся к вечеру. Лиля сидела у себя. Дверь открыта. Отец просунул голову в проем. У Лили замерло сердце.
– Прости меня, – только и выпало с пересохших губ Олега.
Лиля ничего не ответила, уткнувшись в учебник.
Собрать по кусочкам события прошлой ночи у Олега выходило плохо. Последнее, что он помнил – как встретил старых знакомых на улице по пути с работы. Хотя, сложно было назвать их знакомыми, скорее, они выбивали из Олега долги. Два высоких шкафа, в сравнении с которыми Олег выглядел жалкой мошкой. Один кулак любого из них был больше его головы. Бог знает, как Олег наткнулся на них и зачем вообще он брал деньги у таких бугров. Лида помогала выплачивать Олегу долг, но ее средств было недостаточно.
Они шли в серости города прямо напротив Олега. Он их даже не сразу заметил. Один толкнул его плечом, так, что Олег попятился назад. Второй грозным голосом рявкнул:
– Давно не виделись.
Первый накинул на Олега свою огромную лапищу, словно на старого друга.
– Как поживаешь?
У Олега кружилась голова, его спина прогнулась под тяжестью руки, голос сел. Прохожие, казалось, ничего не замечают.
– Олежа, очень некрасиво заставлять нас ждать. По правде, ты нам уже надоел. Третий год за тобой бегаем, как озабоченные подростки за короткой юбкой, ей богу. Предлагаем последний раз сдаться по-доброму, или мы пойдем на крайние меры.
Олег сглотнул.
– У меня пока ничего нет, – крякнул он.
– Конечно-конечно. Мы знаем, у тебя никогда ничего нет, брат. Только вот у Антона на счет тебя другие сведения, – один из бугров похлопал другого, которого звали Антон, по плечу.
– Да, брат, – сказал Антон. – Доставай бумажник, по-доброму просим.
– Я не… – глаза Олега забегали в разные стороны.
– Да ты не переживай так, тебе ничего не будет. Сегодня.
Олег достал бумажник и отдал им весь аванс. Один из бугров пересчитал.
– Маловато, конечно, но ничего, – он огляделся, убедившись, что на улице они одни, и со всей силы ударил Олега кулаком в живот. Воздух в легких Олега свернулся в маленький узелок. – Это для профилактики.
Удар Антона уже пришелся в грудь. Олег упал на спину, корчась от боли, выплевывая кашель.
– Да, не забывай о нас, брат.
Две скалы скрылись в серости города так же быстро, как возникли в ней.