Матильда Старр
Жрица
А что случилось потом? Почему все сломалось? И снова ответ, который просто возникает в ее голове, минуя слова.
Однажды дева, что спустилась в подземелье, оказалась нечиста: ни помыслами, ни намерениями. Она была пропитана страхом. Из всех судеб мира ее волновала лишь ее собственная. Она ушла без дара жрицы.
А потом эта история стала повторяться и повторяться.
Они приходили отуманенные страстью и похотью, и ему ничего не оставалось, как возвращать им то, что они излучали. Когда похоть отступала, на ее место приходил чудовищный, нечеловеческий страх. И его тоже приходилось возвращать и оправдывать. Грустно. Ему грустно и больно от этого.
И ты их убивал? – еще один вопрос. Но она понимает, что не ждет ответа. Даже если он скажет «да», она не поверит. Он не может. Он не такой.
Она чувствует его замешательство, непонимание, смущение, а потом ответ:
Смерти нет.
«Смерти нет!»
Кара грустно усмехается. Когда ты бесплотный дух, летающий по бескрайним просторам, может, ее и нет, но если ты заключен в человеческое тело, пусть даже юное и прекрасное, то смерть вполне реальна… И все-таки его ответ ее успокоил. После того невероятно прекрасного полета, ей было бы больно узнать, что он мог хладнокровно убивать. Только не он.
Она продолжает нежиться в его объятиях. Его объятия – лучшее место в мире. В том, в этом и любом другом.
– Покажи мне себя! – говорит он. Или не говорит – но она сжимается от страха…
То ли просьба, то ли приказ. И она сжимается от страха. Она понимает, чего он хочет: заглянуть в самую глубину ее души, увидеть тайные помыслы, узнать то, в чем она не признается никому, а может, даже и самой себе.
Только она знает что-то, что хранится на дне ее черной души. Она готова показать это кому угодно, только не ему. Он оттолкнет ее, когда увидит. Она не переживет этот вздох разочарования.
– Ну же!
Звучит требовательно.
И она отступает, раскрывается зажмурившись. И вот он перебирает всю ее жизнь, поступок за поступком, мысль за мыслью.
Презрение к воспитанницам – таким же заложницам обстоятельств, как и она, несчастным, насмерть перепуганным.
Попытка походя, любопытства ради украсть душу у той единственной, что хотела ей помочь.
Предательство, злоба, гордыня.
Кара с ужасом ждет, когда он отшатнется, отвернется он нее – такой.
Но этого не происходит. Он прижимает ее к себе еще сильнее, баюкает как ребенка. Жалеет. И это не та унижающая жалость, которой она боялась всю жизнь, другая – добрая и светлая. На глазах Кары – снова слезы. Она прижимается к нему, почему-то ей важно запомнить это мгновение.
***
– Тебе пора возвращаться, срок подходит.
Кара сжалась, как от удара.
– Не хочу. Позволь мне остаться.
Колдунья, забери ее Рогатый, сыграла с нею злую шутку. Теперь в том мире для Кары нет места. Ее место здесь, рядом с этим существом, которое она любит так сильно, так глубоко, как не способен любить человек.
– Дважды стрелка обойдет циферблат. Ровно столько ты можешь быть тут без вреда для тела… – он продолжает настаивать.
Это не важно. Она хочет остаться с ним, вместе смотреть его цветные сны, позволять заглядывать себе в душу, чтобы с любопытством перебирать ее истории. Сколько бы у нее ни было в запасе: сутки, часы, минуты – она хочет провести их с ним.
– Нет! – она впервые слышит от него отказ.
Только она не примет отказа. Она разгадала. Он не может сказать «нет». Он откликается на ее желания и порывы, а уж это желание идет из самой глубины ее сердца, и он не может этого не видеть.
Кару окутывает темный туман. Она закрывает глаза, и вот уже они снова вместе несутся над бескрайними полями…
Глава 6
Кара очнулась в кромешной тьме. Не так она представляла себе смерть. Нет, в той пустоте, в которую она была готова окунуться, точно так же не было ни света, ни звуков. Но вот уж чего она не ожидала, так это того, что сохранит способность мыслить и чувствовать. А ведь это куда худшая участь – быть навек подвешенной в пустоте, не иметь возможности переброситься с кем-то словом, обменяться взглядом.
Впрочем, она не подвешена в пустоте. Обнаженной спиной девушка ощутила холод мрамора.
Она чувствует свое тело, она жива. Сразу после этого осознания острая боль пронзила ее сердце. Зачем он с ней так? Почему вернул ее этому миру? Почему не оставил себе, как она и просила? Почему дал ей выбор и не принял его, когда выбор был сделан? За что?
«Смерти нет…» Счастливец он, если так считает.
Кара знает: смерть притаилась рядом, за одной из колонн, и наблюдает сейчас за ней.
Спину холодило. Это ощущение было знакомо. Она не сомневалась, что лежит на том же возвышении, где начался ритуал. Только вот почему нет факелов, статуй, купели – одна лишь кромешная тьма?
Кара попыталась пошевелиться. Но руки и ноги были связаны невидимыми путами, как и в самом начале ритуала. Что ж, все верно. Страж вернул ее на алтарь, а тут уже была расставлена ловушка…
Кара прошипела ругательство, и эхо отразило его от стен. Она совершенно бессильна что-то изменить. Как и многим до нее, ей пришла пора узнать правду – нелепую до смешного, такую очевидную. И от этого еще более страшную. Теперь она знает все и ни с кем этим знанием не поделится.
Ей остается лишь дожидаться ту, что за ней придет, чтобы посмотреть в глаза настоящему чудовищу.
– Я ведь тебя предупреждала, – неужели в голосе Ванды – искреннее сожаление? Похоже, она и впрямь была привязана к своей непослушной воспитаннице.
Кара не обольщалась: никакая привязанность не помешает жрице убить ту, что прикоснулась к самой страшной ее тайне.
Ее любимый не мог убивать девушек. Это она поняла сразу. А раз это делал не он – значит, кто-то дугой.
– Каково это, Ванда, долгие десятилетия хранить такую тайну и не мочь никому ее рассказать? Как ты только не сошла с ума?
Или все-таки сошла? Кара удивилась сама себе. Она должна была злиться на наставницу, ненавидеть ту, что обманывала ее, обагрила руки стольких жертв и прямо сейчас собирается убить ее саму. Она отчаянно искала эту ненависть внутри себя и не находила. Только щемящая жалость к той, что обрекла себя на такое. Сродни той, что чувствовал он, заглядывая в ее темную душу.
Губы Ванды дрогнули.
– Надеешься заговорить меня и остаться в живых?
– Нет, – ответила Кара и к удивлению своему поняла, что говорит правду. – Я знаю, ты не оставишь меня в живых. Я унесу твою тайну с собой. Расскажи.
***
Спуститься к Великому стражу – большая честь. Жрицы выбирают достойнейшую. Она была лучшей. Она так старалась быть лучшей… Но жрицы выбрали не ее. Ей после рассказали: они долго не могли принять решение и все же сочли, что другая достойнее.
А она так хотела! Стать Верховной – это не просто целый год управлять всем этим миром, наслаждаться тем, как ловят каждое твое слово, как прислушиваются к каждому твоему дыханию. Нет, не только это! И это не главное!
Пройдет год, и любая семья в городе будет готова принять ее своей дочерью. Она сама решит, за кого выйти замуж. Впрочем, что это она! Она уже решила. Сердце Ванды сладко заныло, стоило ей вспомнить своего возлюбленного.
Только теперь ее план, включавший в себя богатую жизнь с любимым мужчиной и благородную старость в окружении внуков, летел к Рогатому. Все это достанется другой – той что хуже знала древние книги, была хуже в учебе и послушании. Но жрицы решили, что ее помыслы чисты, – и выбрали ее!
Только Ванда не сдалась. Лишь одну ночь провела она в рыданиях. К утру решение созрело. Она вышла за стены храма и направилась в домик к колдунье. У той нашлось кое-что для нее…
– А вдруг ты меня обманешь? – Ванда сжимала в кулаке монеты и боялась их отдать.
– Принесешь деньги, когда сработает, – усмехнулась старуха.
– А если я обману?
– Кто меня обманет – дня не проживет, – рассмеялась та так страшно, что Ванда опрометью выскочила за дверь.
Несколько капель янтарной жидкости, и та, которую выбрали жрицы, стала худеть и бледнеть день ото дня. Сегодня утром она отошла, а значит, пора было вернуться в дом к колдунье и отдать плату.
Золотые монеты, нехитрые украшения – все, что она смогла собрать за годы в храме, и то, что вытащила из шкатулки покойницы – ей уже не пригодится. Она высыпала это на стол и поспешила выскочить из домика, не встречаясь глазами со своей сообщницей. Вылетела как стрела и пошла, не разбирая дороги, не глядя под ноги. А когда пришла в себя, поняла, что солнце уже зашло, а она заблудилась.
Она шла, сворачивая то на одну улицу, то на другую, но, кажется, еще больше заходила в дебри. Хоть бы встретить кого-нибудь, кто покажет ей дорогу!
Не успела она об этом подумать, как из темной подворотни вышли двое мужчин. Хмельные, веселые, злые.
– Не спеши, красавица. Тут наша территория, и ходить по ней без платы нельзя.
Сердце девушки упало. У нее с собой не было ни монетки, ни колечка, ничего такого, что могло бы успокоить разбойников. Она все отнесла колдунье.
– У меня ничего нет, – осипшим от страха голосом проговорила она.
Один из них, похабно хохотнув, подмигнул ей.
– У такой красавицы, даже если ничего нет, всегда что-то есть…
Она поняла, что он имел в виду. Взмолилась. Разрыдалась… Ей никак нельзя… Только не сейчас!
Но ее слезы не трогали разбойников. Один уже по-хозяйски шарил у нее за пазухой, до боли сжимая грудь, второй, тяжело и громко дыша, задирал юбку…
– Постойте! Я могу предложить что-то лучше! – она старалась вложить в эти слова как можно чувства. В конце концов, она будущая служительница храма. Ей ли не уметь разговаривать с чернью!
Разбойники прислушались. И даже их потные руки стали мять ее не так крепко.
– Чего еще ты придумала?
– Я еще девица… Жених у меня есть. Попортите – и вся жизнь сломана… Да и вам какая радость брать силой да на слезы смотреть. А если не станете девства лишать – уж я сумею отблагодарить.
Она умудрилась извернуться и погладить пальчиками раздувшийся пах одного из разбойников. Они ослабили хватку – и Ванда скользнула на мостовую, опустилась на колени…
Девушки в храме, шушукаясь, рассказывали, что жаркие любовницы из дорогих веселых домов за большие деньги дарят своим клиентам изысканную ласку – языком и губами. Как это делать – она током не представляла. Все ее знания о том, что бывает между мужчиной и женщиной, ограничивалось двумя тоненькими любовными книжицами, которые воспитанницы тайком передавали друг другу, пряча от служительниц. Да и эти оборванцы вряд ли посещали такие заведения. Она развязала подпоясанные веревкой штаны одного из разбойников. Достала оттуда его «орудие любви» – так в любовных книжицах назывался мужской детородный орган. Провела по нему рукой раз-другой, да неловко обхватила губами…
Мужчина зарычал и вдавил член ей глубоко, почти в самую глотку, ухватил ее за волосы и стал насаживать на себя раз за разом… По щекам катились слезы, лицо болело, словно его свело судорогой, а он все толкался и толкался, пока во рту не разлилось соленое, горькое. Не успела она передохнуть – по губам уже водили вторым «орудием любви», ничуть не меньших размеров, чем первое. Ванда всхлипнула и приоткрыла рот.
В храм она пришла перед самым рассветом. Незамеченной пробралась в свою комнату. Все болело… Разбойники не обманули – никто не нарушил ее девственность. Но они сполна насладились ее телом: мяли, сжимали, облизывали, кусали… И, вдоволь наигравшись, снова засовывали свои набухшие отростки ей в рот.
Один из насильников вдруг хрипло сказал:
– Не отпущу, пока не попробую, – и, опустившись на землю, стал задирать юбку, стягивать белье.
Ванда затрепыхалась, забилась, но второй крепко сжимал ее в руках.
– Не боись, девка. Вреда тебе не будет.
Он расставил ее ноги шире и начал елозить языком между ног. «Была ему охота», – устало подумала Ванда и приготовилась терпеть это, как терпела и все другое. Да только вдруг к своему удивлению почувствовала, как наливается какой-то незнакомой сладостью все внизу, как тяжело становится дышать. Ноги подкосились, и она обмякла в руках у второго разбойника.
А медовая тяжесть и томление нарастали там, между ног. Это было так гадко – грязное мужичье, чужой мокрый язык, и так приятно, невыносимо приятно. Она застонала, словно от боли, но ей не было больно…
– А ты горячая штучка!
Тот, что держал ее, тяжело и хрипло дышал в ухо. Он перехватил ее одной рукой, прижал к себе, а второй – она чувствовала – начал теребить себя. И это тоже было гадко, но почему-то приятно.
А потом все удовольствие, что скопилось внизу от скользких движений языка, вдруг вырвалось наружу, встряхнув тело в сладостной муке, и узкие улочки огласил хриплый крик.
Ванда стояла под струями теплой воды. Она чувствовала себя истерзанной и грязной. Но это ничего… Тело перестанет болеть, запах пота и спермы смоет вода с мылом и благовониями.
Главное – она победила.
Утром жрицы объявили имя нового дара для стража…
***
– Чего ради такие жертвы? Убить воспитанницу, а потом еще и это…
Ванда хмыкнула.
– Влюблена была. А просто храмовница, да еще и бывшая, – плохая партия. Он бы на меня и не взглянул. То ли дело Верховная!
