Майкл Спенс
Следующая конвергенция. Будущее экономического роста в мире, живущем на разных скоростях
Часть первая
Глобальная экономика и развивающиеся страны
1. 1950 год: начало исключительного столетия
Я РОДИЛСЯ в 1943 г., во время Второй мировой войны. Близилось окончание бурного в военном и экономическом отношении полувека – непростой эпохи, на которую выпали две великие войны и одна Великая депрессия. Это время для многих стало настоящим кошмаром. Середина века явилась концом кошмара и началом новой, совершенно революционной эпохи.
Промышленная революция началась в Британии в конце XVIII в. Ко времени Второй мировой войны она продолжалась уже 200 лет. До наступления промышленной революции на протяжении целого тысячелетия темпы роста во всем мире были, по современным стандартам, ничтожными. Но затем в Британии, а вслед за нею в странах континентальной Европы, Северной Америки (США и Канаде), а также в Австралии и Новой Зеландии темпы роста ускорились. По сегодняшним меркам, эти темпы не были ошеломляюще быстрыми, составляя около 1–2 % в год. Однако за длительный срок в два столетия этот рост и его научно-технические основания стали причиной огромных различий доходов в странах, которые сегодня мы называем индустриальными (промышленно развитыми), и остальном мире.
Эту точку перелома и внезапного изменения направления развития можно увидеть на знаменитой схеме, построенной выдающимся американским историком экономики и лауреатом Нобелевской премии по экономике Робертом Фогелем. Такая картина отражает рост населения, который опирался на стремительно увеличивающуюся производительность растущих экономик.
Но выгоду от этого роста получало население весьма немногих стран, представлявших как тогда, так и теперь примерно 15 % населения Земли. Другие 85 % жителей планеты не чувствовали особых перемен к лучшему. Известное исключение составляли отдельные регионы Латинской Америки. Ниже мы вернемся к этому обстоятельству. Остальной мир, охватывающий всю Африку и Восточную и Южную Азию, прозябал в бедности. Как правило, средний доход не превышал одного доллара в день. Подавляющее большинство людей проживали в сельской местности, занимаясь натуральным хозяйством и тесно связанными с ним видами деятельности.
До 1750 г. жизнь большей части мира была подобна жизни 85 % населения Земли в 1950 г. Люди были бедны и жили в условиях, по большей части застойных в экономическом и технологическом отношении. Богатыми были очень немногие, владевшие землей или другими активами или обладавшие политической, экономической или военной властью. Различия между странами были невелики. Континентальная Европа и Китай не слишком отличались друг от друга с экономической точки зрения. По мнению ученых, во времена династии Мин (1600 г.) доход на душу населения в Китае превышал доход на душу населения в Европе, хотя, по современным меркам, не намного.
Хотя Германия и Япония имели экспансионистские цели в ХХ в. (Германия – в промышленно развитом мире, японский же экспансионизм имел более выраженный колониальный оттенок и возник в той части света, которая еще была доиндустриальной), военное поражение обеих этих держав помешало достижению поставленных ими целей. Во всем остальном мире уже шел демонтаж колониальных структур. После Второй мировой войны колониальные империи были полностью ликвидированы, в результате чего возникли десятки новых государств разной величины и очертаний, каждое из которых начало порой тернистый и непростой путь становления новой нации. С чисто экономической точки зрения некоторые из этих новых государств должны были бы стать частями других, более крупных. Но в конце колониальной эпохи мало кого заботила экономическая жизнеспособность. Колониальное прошлое, география и племенные различия должны были сказаться на итогах деколонизации сильнее, чем экономическая рациональность или здравый смысл. Наследием этого периода стал мир, состоящий из более чем 200 стран, многие из которых обладают малой экономической жизнеспособностью. Кроме того, во многих этих государствах нет чувства национальной или гражданской общности. Построение необходимых основ национальной идентичности и единства оказалось трудным делом.
После войны международная повестка дня включала восстановление разрушенной экономики индустриальных стран, построение государственного управления и экономических основ стран, прежде бывших колониями, и, наконец, создание многонациональных институтов управления и инвестирования в подвижный, многонациональный мир в надежде, что он станет более стабильным и менее подверженным насилию.
Война, кровопролитие и неспособность управлять конфликтами или предотвращать их не были открытиями ХХ в. – ими стали масштабы, сила и обширность ущерба, причиняемого войнами. Послевоенные лидеры, как и граждане, стремились смоделировать новый, основанный на сотрудничестве и более позитивный подход к архитектуре международных отношений, подход, благодаря которому выигрыш одних не означал бы проигрыша других. Такая архитектура определила или, по меньшей мере, повлияла на способ взаимодействия государств. Силой, двигавшей распространение промышленной революции, были наука и стремительно прогрессирующие технологии. Они заставили доходы расти и сделали войну более опасной.
Лидеры послевоенного поколения осознавали потенциальную степень разрушений и понимали возможность новых конфликтов в мире. Миру начала 1950-х годов были присущи борьба послевоенных индустриальных экономик, битва за доступ к ограниченным природным ресурсам (прежде всего к источникам энергии), огромные различия в доходах и возможностях и глубокие политические и идеологические различия. Никто из высших руководителей не знал конечного пункта назначения, и они взялись за изменение траектории движения глобальной экономики. Оглядываясь назад, можно сказать, что они, в общем, преуспели в этом начинании.
Япония вступила в клуб индустриальных стран в XIX в. Длительный процесс модернизации и открытия миру Япония начала с реставрации Мэйдзи в 1861 г. К 1940 г. Япония превратилась в частично индустриальную страну и в единственную незападную колониальную державу в Азии. В 1945 г. Япония стала страной, потерпевшей поражение и имевшей неопределенное будущее. Однако ей предстояло стать первой в послевоенной истории (собственно говоря, первой во всей документированной истории человечества) страной, экономика которой будет расти устойчиво высокими темпами. Рост Японии и лежавшие в основе этого роста стратегии и меры стали образцом, которому последовали сначала все азиатские, а затем и многие другие страны. Оглядываясь в прошлое, обнаруживаешь, что переоценить важность примера Японии трудно. Наряду с прочим, экономика Японии, почти не имевшей природных ресурсов обычного типа, росла беспрецедентными темпами, что опровергло многие «западные» положения традиционной экономической мысли, касавшиеся источников богатства и роста развития.
Развитие Китая было не столь молниеносным. В XIX в. доход на душу населения в Китае в результате интервенций извне фактически сократился, что было сравнительно редким явлением в экономической истории, если не считать периодов эпидемий. В начале ХХ в. династическое правление, существовавшее в Китае две тысячи лет, рухнуло. Ему на смену пришла республика, господствовавшая в период борьбы с японской оккупацией и Второй мировой войны. У республики никогда не было реальных шансов на успех. В 1949 г., когда к власти в Китае пришли коммунисты, Китай был одной из беднейших стран мира, и спустя 30 лет, при централизованном планировании и коллективизированном производстве и сельском хозяйстве, страна не добилась сколько-нибудь значительного, зримого прогресса.
2. Статичные представления об изменяющемся мире
Если бы в 1750 г. людей спросили, они, вероятно, ответили бы, что доиндустриальная конфигурация мировой экономики – это в основном постоянное положение вещей, что мир всегда был таким и, скорее всего, таким и будет. В доказательство своей правоты люди обратились бы к фактам. По нашим современным меркам, сколько-нибудь серьезных изменений не происходило веками. Можно сказать и иначе: поскольку даже незначительные изменения накапливались веками, темпы изменений, опять-таки по нашим меркам, были крайне медленными.
Но в действительности мир не был статичным. Наука все же развивалась. Флоренция переживала эпоху Возрождения с расцветом искусств, архитектуры, торговли, финансов, банковского дела, науки и инженерного дела. До сих пор остается загадкой, почему именно тогда в умах людей произошел некий прорыв и в самых разных областях человеческой деятельности было совершено множество открытий.
И все же, если рассматривать прошлое глазами экономиста, следует сказать, что жизнь большинства людей во многом оставалась неизменной. Прогресс был очень медленным, вследствие чего распределение доходов и богатства приближалось к игре с нулевой суммой. То, что один человек (или группа) получал, другой человек (или группа) терял.
Если бы вы сказали в 1750 г. какому-нибудь европейцу, что ровно через 200 лет доходы в Европе будут в 20–40 раз выше, чем в Азии, ваш собеседник, вероятно, счел бы вас помешанным. По той же логике, если бы в 1950 г. предположили, что через 100 лет доходы в Азии и в большинстве других развивающихся приблизятся к уровню доходов стран Европы и Северной Америки, реакция на ваши слова была бы аналогичной. И тем не менее это именно тот путь, который мир уже прошел примерно наполовину.
Людям свойственно воспринимать мир по первому впечатлению. Сначала мы видим моментальный снимок, и лишь затем, много позднее, картинка начинает изменяться. По-видимому, мы сперва предполагаем, что моментальный снимок отражает постоянное положение вещей, а не конкретный момент путешествия в постоянно изменяющемся пространстве. Возможно, это случается потому, что фундаментальные, коренные изменения происходят медленно или кажутся медленными. А возможно, еще и потому, что изменения трудно предвидеть, и о них трудно думать заранее. Оглядываться назад легче.
Становясь старше, люди обнаруживают, что участвуют в довольно длительной научной экспедиции, во время которой учатся, переживают горе и радости, рожают детей, те в свою очередь сами заводят детей и, возможно, делаются чуть мудрее. В современной истории внешняя среда, очевидно, тоже меняется весьма быстро. Таким образом, на протяжении десятилетий увидеть масштабы изменений становится легче. Мы начинаем больше ценить историков, задача которых отчасти состоит в том, чтобы помочь людям понять, что положение вещей изменяется, а также то, как и почему происходят перемены. Ныне, как и раньше, по-прежнему существует большой разрыв между молодежью и стариками. Молодым свойственно думать, что мир всегда был таким, какой он есть во времена их молодости, а пожилые помнят мир, в котором были моторные самолеты с пропеллерами и не было Интернета.
Эта склонность считать моментальный снимок мира, который мы видим, «реальностью», а не кадром в киноленте, иногда ставит нас в тупик и мешает нам. В настоящий момент существует множество развивающихся стран, но, как подсказывают сами слова «развивающиеся страны», постоянного состояния, вероятно, не существует.
Интересна эволюция понятий, описывающих «остальные 85 % населения мира». В какой-то момент мы перестали называть бедные страны «отсталыми», отдав предпочтение определению «неразвитые». Затем появилось понятие «третий мир», предполагавшее полное разделение передовых и развивающихся стран. А затем возникло понятие «менее развитые страны». Под этим понятием подразумевалось, что нынешнее положение вещей, возможно, не вечно и не постоянно. Спустя некоторое время мы перешли к понятию «развивающиеся страны», а совсем недавно – к понятию «новые рыночные экономики» (emerging economies). Переход к этому понятию был несколько запоздалым признанием того факта, что на фундаментальные и постоянные изменения следует не просто надеяться; такие перемены уже происходят. Эта эволюция языка свидетельствовала о растущем со временем осознании того, что эти страны не ввергнуты навечно в застой неразвитости, а, скорее, находятся в состоянии определенного перехода, пусть и длительного, занимающего почти столетие, к превращению в страны с высокими доходами.
К моменту, когда полученные мною знания заставили меня осознать глобальный пейзаж, континенты и существующие на них условия жизни и возможности, огромные различия в экономических условиях были частью экономического ландшафта. В 50–60-х годах ХХ в. большинство из нас, вероятно, считали, что мир устроен именно так, как это показано на моментальном снимке. Я и сам был таким. Я все еще помню жаркие мальчишеские споры о справедливости и несправедливости и доводы, объяснявшие столь сильное расхождение доходов. Есть, говорили тогда, сравнительно бедные страны и богатые страны. Вопрос: почему? Как могут существовать и сохраняться различия такого масштаба?
Естественный человеческий инстинкт заставлял нас искать виноватых, какое-то рукотворное ограничение, мешающее сбросить оковы нищеты. Такую тенденцию нельзя считать полностью ошибочной, но все же она приводит к явно упрощенным выводам. Одни полагали, что существующее положение вещей постоянно, другие смутно ощущали, что все может измениться, хотя и не знали как. И все же представления, основанные на моментальном снимке, господствовали повсеместно. Развертывание и осмысление стремительных, ускоряющихся и постоянных изменений – дело гораздо более сложное с концептуальной точки зрения, и оно способно многих из нас заставить себя чувствовать не в своей тарелке.
3. Изменения, произошедшие в глобальной экономике после войны
В середине 30-х годов ХХ в., в разгар Великой депрессии, мои родители, подобно многим другим родившимся в годы Первой мировой войны, искали работу. Не слишком успешно. Опыт безуспешного поиска работы оказал сильное влияние на их видение мира и оценку собственных возможностей, и такая доля была уготована большинству представителей их поколения. Они не знали, что впереди их ждут великие перемены, и не надеялись на них; они не стали бы спорить на все семейное состояние, что такое изменение произойдет. В душе они были, в сущности, пессимистами, и то, что произошло после Второй мировой войны, стало для них приятной неожиданностью.
Надежды моих родителей, сосредоточенные преимущественно на детях и внуках, были связаны с более стабильным и определенным существованием. В промышленно развитых странах такие надежды оправдались даже сверх меры. Благодаря чрезвычайным экономическим мерам, которых потребовала Вторая мировая война, мир наконец-то выкарабкался из Великой депрессии. После войны Европа и Япония при поддержке США и вновь созданных международных институтов восстановили свою экономику. Рост также был восстановлен. Стремительный технологический прогресс (опять же ускоренный требованиями современной войны), растущие производительность и доходы определяли экономический ландшафт в развитых странах. Ситуация усугублялась холодной войной и угрозой гарантированного взаимного уничтожения, нависавшей темным облаком на горизонте.
К высоким темпам роста стали привыкать. Существует правило, применяемое статистиками и экономистами, так называемое правило 72-х. Оно гласит: время (в годах), необходимое для удвоения чего-либо при определенном годовом темпе роста, равно этому темпу роста, разделенному на 72. Звучит это правило нелепо, но оно работает. Так, например, если темп роста равен 1 %, то доход (или то, что получают в результате деятельности) удваивается за 72 года. Если темп роста равен 7 % (что является самыми высокими устойчивыми темпами роста, какого только можно было достичь до недавнего прошлого), то время двукратного увеличения дохода сокращается до десятилетия. Иными словами, при темпах роста, равных 7 %, доходы и выпуск удваиваются каждые десять лет. Приводимые мной цифры приблизительны, но вполне позволяют составить общее представление.
В отличие от своих исторических предшественников, быстрорастущие развивающиеся страны имели темпы роста 7 % в год или даже более. Произошедший 30 лет назад переход Китая к модели устойчивого быстрого роста (позднее этот переход совершила и Индия) стал моментом, изменившим будущее глобального экономического ландшафта. Причина состоит в том, что суммарно в этих двух странах живет почти 40 % мирового населения (примерно 6,6 миллиарда человек). В послевоенной истории и прежде имеются прецеденты быстрого экономического роста, в частности пример Кореи. Но в Корее живет 40 миллионов человек. Даже при уровнях доходов передовой страны экономика Кореи в 8 раз меньше экономики США или Евросоюза. Япония была первой страной с высокими темпами роста и до недавнего прошлого – самой крупной из них. При численности населения в 120 миллионов человек (причем население сокращается) и уровнях доходов, характерных для передовых стран, экономика Японии более чем вдвое меньше экономики США или Евросоюза. Напротив, экономика страны вроде Китая или Индии при достижении доходов, характерных для передовых стран, будет в 4 раза больше экономики США и Евросоюза.
Многие из нас никогда не сталкивались со столь быстрым ростом. Данный процесс, причины которого мы рассмотрим ниже, совершенно хаотичен, и поддерживать такие темпы роста будет нелегко.
Несмотря на недавние устойчивые и высокие темпы роста во все большем числе стран развивающегося мира, для перехода из числа бедных в число передовых развивающимся странам потребуются десятилетия. Доходы в самых бедных государствах колеблются от 300 до 500 долларов на душу населения, а в передовых странах – от 20 тысяч долларов и выше. Для того чтобы из бедных перейти в низший эшелон развитых стран, необходимо удвоить доходы в 5 раз и более. При темпах роста, равных 7 %, схема такого движения выглядит следующим образом:
Удвоение дохода происходит за 10 лет, и это очень быстро. Такие темпы роста – экономический аналог езде на скорости 120 миль в час. Обобщая, приходим к выводу: даже при очень высоких темпах роста для совершения полного перехода потребуется более полувека. Разумеется, при более низких темпах переход займет существенно больше времени.
Средний уровень доходов колеблется в пределах 5000–10 000 долларов в год. На приведенной ниже диаграмме показаны сроки перехода из разряда бедных стран в группу стран со средними и высокими доходами при разных темпах роста (от 1 до 10 %). Очевидно, что бо́льшая часть этого срока уходит на то, чтобы выбиться из бедных стран в число стран со средними доходами. Но если страна добивается высокого уровня средних доходов (равных 10 тысяч долларов), следующее удвоение доходов просто катапультирует ее в категорию развитых стран.
Итак, важна устойчивость темпов роста в течение длительного периода времени. Кратковременные всплески активности, прерываемые периодами стагнации, попросту снижают средние темпы роста и затягивают процесс.
Последнее удвоение, переход от средних доходов к высоким, кажется делом более простым, чем на самом деле. Этот этап называют «переходом от среднего уровня доходов» или иногда – «ловушкой средних доходов». Для многих стран этот переход оказался трудным по причинам, которые будут рассмотрены во второй части этой книги. Но самым длительным этапом, который требует продолжительных периодов роста, является этап перехода из числа сравнительно бедных стран в число стран со средними уровнями доходов.
Ранее мы видели, что резкое ускорение роста численности мирового населения примерно совпало по времени с началом промышленной революции в Англии. Согласно теории Томаса Мальтуса, для того чтобы люди жили чуть лучше и могли себя прокормить, рост населения должен соответствовать росту доходов. В течение большей части современной истории и в значительной части развивающегося мира до последних 50 лет, возможно, что-то нечто подобное и происходило. Но ситуация в странах, ныне входящих в категорию развитых, обстояла иначе, ведь они совершили прорыв, начавшийся еще в середине XVIII в. Почему в этих странах не произошло такого роста населения, пока не вполне ясно.
Темпы роста производства и доходов опережали рост населения, несмотря на то что наука, медицина и здравоохранение вели успешную борьбу за продолжительность жизни. Люди стали жить дольше. Численность населения росла, но даже при этом росли и доходы. Именно эта закономерность, разрыв связи между ростом численности населения и ростом доходов, начинает ныне распространяться в развивающемся мире.
Изучение контрастов
Контрасты, с которыми сталкиваешься в развивающемся мире, в некоторых отношениях столь же поразительны, как и ускорение роста в особой подгруппе стран. В 1950 г. и Африка, и Азия были очень бедны; доходы в Африке были выше, чем в Азии потому, что Африка богаче природными ресурсами. Экономический рост в Азии поначалу ускорялся медленно, затем быстрее, тогда как в Африке рост оставался медленным. Экономисты полагали, что доходы и перспективы в развивающихся странах зависят в основном от природных ресурсов. Так, вероятно, и было до того, как глобальная экономика стала открытой для торговли товарами промышленного производства. Но после того, как она сделалась открытой, оказалось, что в национальное богатство входят и человеческие ресурсы, ценность которых резко возросла после того, как они стали доступны глобальной экономике. Использование человеческих ресурсов явилось основой азиатского роста. И, как мы увидим позднее, богатство природных ресурсов само по себе не является залогом устойчивого роста.
К 1990 г. рост в развивающихся странах уже шел полным ходом. «Азиатские тигры» (Южная Корея, Тайвань, Сингапур и Гонконг) достигли средних уровней доходов и уверенно шли к уровням доходов в развитых странах. Ряд других азиатских стран (Индонезия, Таиланд) переживали устойчиво высокий рост. Китай завел двигатель в 1978 г. и тоже вошел в режим быстрого роста. Индия находилась на ранних стадиях ускорения роста.
Позднее мы подробнее рассмотрим этот вопрос и установим, где проявился феномен высокого роста и почему это случилось. Но некоторые примеры контрастов интересны.
Так, ВВП Южной Кореи на душу населения 50 лет назад составлял примерно 350–400 долларов (т. е. немного превышал доллар в день и был равен доходу в бедных странах Африки). По уровню доходов Северная и Южная Кореи были примерно равны. Сегодня ВВП в расчете на душу населения в Южной Корее приближается к 20 тысячам долларов, прогресс в Северной Корее практически нулевой, а в большинстве стран Африки южнее Сахары рост после 2000 г. ускорился, повторив путь, на который Южная Корея ступила в конце 1950-х годов. На протяжении большей части послевоенного периода Азия и Африка шли по расходящимся путям, но сегодня ситуация начинает меняться.
В Китае рыночно ориентированные реформы начались в 1978 г., и ВВП в расчете на душу населения вырос с примерно 400 долларов в 1978 г. до 3500 долларов в настоящее время, удвоившись более чем трижды. В результате сотни миллионов человек смогли вырваться из нищеты. До реформ 1978 г. Китай был страной с централизованным планированием, ничтожным ростом и периодическими катастрофами вроде «Великого скачка вперед», в ходе которого 30 миллионов человек (а возможно, и больше) погибло от голода. «Культурная революция», начавшаяся в 1965 г. и продолжавшаяся 10 лет, не была, в сущности, вариантом экономической политики, но имела существенные отрицательные экономические последствия. В ходе «культурной революции» погибли многие талантливые специалисты, или же они были отодвинуты на периферию и использованы не в полной мере.
Индия начала экономические реформы в 1980-х годах. После того как эта страна успешно преодолела финансовый кризис начала 1990-х годов, темпы роста индийской экономики стали превышать 6 % в год. В последнее время, непосредственно перед финансовым и экономическим кризисом 2008–2009 гг., они дошли до отметки в почти 9 %. Такие темпы роста опять же создали перспективу выхода из нищеты сотен миллионов людей.
В 1960 г. небольшое островное государство Сингапур, соседствующее с Малайзией, было рыбацкой деревушкой со средним ВВП на душу населения, равным 427 долларам. В 1960 г. Сингапур добился независимости от Малайзии, и ныне его средний ВВП на душу населения равен 38 тысяч долларов и является одним из самых высоких в мире. Рыбацкая деревушка превратилась в один из крупнейших портов мира и в важный финансовый центр. В другом островном государстве, на Кубе, произошла революция, и были проведены крупные изменения жизни рядовых граждан, которым были предоставлены услуги здравоохранения и образования. Но затем на Кубе решили последовать советской версии централизованного планирования, в результате чего рост и выход из нищеты замедлились.
Общая картина мира после Второй мировой войны
В послевоенный период экономический рост в развитых странах шел сравнительно быстрыми темпами, во многом благодаря успешным открытиям, которые были сделаны как в странах-победительницах, так и в странах, потерпевших поражение. Впоследствии и те и другие восприняли модель устойчивого роста, темпы которого составляли от 2 до 2,5 % в год. Кроме того, в конце ХХ в. наблюдалось ускорение роста, которое продолжилось в XXI в. и было связано с очень значительными увеличениями производительности, возникшими в результате распространения информационных технологий. К этой теме мы вернемся позднее.
Некоторые развивающиеся страны росли быстрыми темпами, и они будут более подробно рассмотрены во второй части книги. Но рост в первые десятилетия после 1950 г. не слишком затронул огромное большинство, так что разрыв между развитыми и развивающимися странами поначалу увеличился.
Прогнозы экономистов
В результате непредвиденного финансового и экономического кризиса у нас, экономистов, появилось множество причин умерить свой пыл. Но смирение требовалось и раньше. Интересно оглянуться на построенные экономистами проекции роста в различных частях развивающегося мира. Разумеется, экономические прогнозы и люди, занимающиеся таким прогнозированием, стали объектами множества шуток («Экономисты предсказали 9 из 5 последних рецессий»). Но любопытно посмотреть, какими были прогнозы развития разных регионов, в частности Китая и Индии, делавшиеся в начале 1990-х годов, и сравнить их с тем, что произошло на самом деле.
Приведенная ниже диаграмма демонстрирует прогнозы, сделанные экспертами в 1990-х годах, в сопоставлении с реальными изменениями, и разрывы между прогнозами и реальными результатами. Вообще говоря, низкая эффективность корреспондировала с низкими темпами роста (реальными и прогнозными). Для Африки это было потерянным десятилетием. Затем положение улучшилось впечатляющим образом. Для стран Восточной Европы, вышедших из холодной войны, это десятилетие также было трудным. Большая (и лучшая) часть десятилетия ушла, вероятно, на переход к рыночной экономике и соответствующей ей политике. После 2000 г. функционирование экономики этих стран улучшилось. Особенно стремительными темпами шло развитие экономики Китая. Практически никто не ожидал устойчивых темпов роста, превышающих 9 % в год. Это было чем-то доселе невиданным.
В сущности, аналитики зачастую – и раньше, и сейчас – ставят против Китая. Хочу напомнить скептикам, что в прошлом ставки против Китая были не очень выгодными. Может быть, на сей раз дела пойдут по-другому. Вероятно, тот факт, что китайская модель государственного управления очень отличается от привычной нам модели, заставляет нас думать, что она не будет работать. Но, перефразируя Ден Сяопина, скажу: кошки другого окраса тоже могут ловить мышей.
Если раздвинуть временной горизонт, можно сказать, что в период, последовавший сразу же за Второй мировой войной, среди знающих экономистов, специализировавшихся на проблемах развития, и аналитиков существовал консенсус, согласно которому перспективы были весьма радужными для Африки и довольно удручающими для Азии. Восточная и Юго-Восточная Азия была и остается наиболее густонаселенным районом мира. В 1950-х годах Азия была также беднейшей частью мира. К тому же регион обделен природными ресурсами по сравнению с Африкой южнее Сахары, Латинской Америкой и Средним Востоком. Это казалось скверным началом.
Результаты, достигнутые за следующие 50 лет, были почти диаметрально противоположны этому прогнозу. Азия нашла путь включения в глобальную экономику и смогла развиваться невиданными прежде темпами. Африканские страны бились с проблемами строительства государства и государственного управления, и между ними существовало множество различий. Огромные природные богатства Африки оказались для нее проклятием, стимулируя захват богатства или потоков доходов, генерируемых этими богатствами, а не достижение более широких и долгосрочных целей, направленных на обеспечение роста.
Получив считающееся несправедливым преимущество, позволяющее учиться на опыте других и избежать ошибок, совершенных другими в прошлом, Азия инвестировала в то единственное, что у нее было, – в людей. Это и позволило ей постепенно ускорить и стабилизировать темпы своего роста. Азия также извлекла выгоды из открытия глобальной экономики и начала торговать все более широким спектром товаров. Особенно важным для Азии было глобальное снижение барьеров для торговли товарами промышленного производства. В этом опыте заключено несколько уроков.
• Во-первых, наши модели ограничены (как и наша способность заглядывать в будущее), и неожиданности – скорее норма, чем исключение.
• Во-вторых, неблагоприятные условия на удивление часто оказываются причиной успешных изменений.
• В-третьих, устойчивое создание богатств основывается, в конечном счете, на людях, человеческом капитале и знаниях, на постоянных изменениях структуры экономики и на системах экономической и политической организации, позволяющих производительно использовать эти активы.
• Государственное управление имеет решающее значение. Одних лишь благоприятных экономических условий недостаточно.