Подставляю руки под маленькую сушилку и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
Моя форма вся измята, к ней прилипло несколько травинок. Придется замочить ее, прежде чем лечь спать, но по крайней мере припухлость вокруг глаз почти сошла.
Наклоняюсь над стойкой с умывальниками, чтобы проверить белки глаз. Они все еще немного красные, но уже выглядят лучше, чем когда я проснулась сегодня утром.
Это хороший знак.
Волосы все спутались, так что я быстро прочесываю их пальцами и собираю в хвост. Я уже более чем готова упасть в постель, хоть и знаю, что смогу сделать это только через некоторое время.
Распахиваю дверь туалета и подпрыгиваю, потому что едва не налетаю на Ройса.
Он стоит, прислонившись к стене, со скрещенными на груди руками.
– Что ты тут делаешь? – смеюсь я.
Ройс ничего не отвечает, не сводя глаз с двери мужского туалета – она открывается, и оттуда выходят четверо парней.
Мужской туалет прямо напротив женского, оба в коротком коридорчике, и их не видно из общего зала – не видно с того места, где я оставила Ройса.
Парни замедляют шаг, когда замечают нас. Я все еще стою в дверном проеме, и Ройс как будто удерживает меня в нем, как в ловушке.
Трэвис, парень из школы, узнает меня, взгляд его светлых глаз щупает Ройса.
– У тебя все хорошо, Бриэль? – спрашивает он, переводя взгляд на меня.
Я не успеваю моргнуть, не то что ответить, как Ройс надвигается на Трэвиса. Я точно знаю, Ройс не в курсе, чем вызван вопрос парня. Меньше всего Трэвис заботится обо мне – он просто разнюхивает, есть ли что-то такое, что потом можно будет использовать против меня.
– Все ли у нее хорошо? – Ройс издает нахальный смешок.
Меньше чем через секунду его большая ладонь накрывает мою. Он меня тянет, разворачивает и прижимает мою спину к своей груди. И так ведет мимо парней, показывая себя настоящим козлом.
– У нее все хорошо, красавчик, потому что она хороша, – самодовольно произносит он, оглядываясь через плечо. – Уж поверь мне на слово.
О боже!
Застываю на месте, и его грудь слегка ударяется о мои лопатки.
Запрокидываю голову назад, чтобы посмотреть на него, и вижу наглую улыбку.
Вырываю руку, и он то ли тупит, растерявшись из-за резко появившейся у меня необходимости как можно скорее свалить отсюда, то ли решает позволить мне идти самостоятельно. Как бы там ни было, мне удается доковылять до выхода. Разумеется, я все равно успеваю услышать раскатистый смех Трэвиса и его дружков.
Просто фантастика…
Громкий стук двери сообщает мне, что я больше не одна, но я и не думаю поворачиваться, перебьется.
– Давай и дальше сбегай от меня, и я начну думать, что ты ждешь реакции, – кричит Ройс.
– Это потому что ты самовлюбленный нарцисс!
Это и есть реакция.
– О, наша мини взбесилась, – смеется он. – Будет интересно.
Я закатываю глаза, дергая ручку его машины, но дверь заперта.
Фыркнув, разворачиваюсь и пронизываю его сердитым взглядом.
Он стоит в пяти футах от меня и ждет.
После двадцати секунд гляделок я развожу руки в стороны.
– Да что с тобой не так, парень?
– Это что с тобой не так? – бросает он мне в ответ.
– А как насчет того, что ты только что сделал?
– Что, ты хотела ванильный коктейль? – взлетает темная бровь.
– Я не люблю ваниль.
– Я тоже, – кивает он.
Вскидываю глаза к небу.
– Клянусь, ты как… Как пицца из коробки. Снаружи горячая, но когда начнешь есть, если не угадал со временем разогрева, то внутри она будет холодная.
Он озадаченно моргает:
– Что?
Я пробую снова:
– В том, что ты делаешь, нет никакого смысла!
– Не вижу в этом проблемы. Я горяч, а ты хочешь попробовать кусочек.
– Я говорю вообще не об этом.
Он делает шаг вперед.
– Ладно, Крошка Тина [6]. Так о чем же ты говоришь?
– Ты как будто делаешь что-то, не зная, зачем ты это вообще делаешь, но когда останавливаешься и осознаешь свои действия, то убеждаешь себя, что причина – худшая из всех, что смог предложить твой искореженный разум, хотя я совершенно уверена: за всей этой показушной крутизной прячется порядочность. Где-то глубоко внутри. Очень, очень глубоко.
Он хмурится все сильнее.
– Насколько глубоко?
Мои руки безвольно опускаются и хлопают по бедрам, но я не могу сдержать смех, что из меня выплескивается.
Ройс Брейшо в буквальном смысле не может ничего с собой поделать, бедняга. А я-то думала, что он мастер скрывать эмоции.
Отвожу от него взгляд, и мое веселье испаряется. Нахожу самую яркую звезду и смотрю на нее, пока делюсь с ним своими тревогами:
– Я не хочу давать этим людям еще один повод сплетничать обо мне.
– Ну так и пошли их на хрен.
– Это не так просто.
– Это просто.
– Нет, не просто. Не для нормальных людей в нормальных мирах, – я смотрю на него. – Люди этого города родились здесь, ходили в одни и те же школы всю свою жизнь, жили на одних и тех же улицах. Мой приезд в это тесно сплетенное место прошел не особо гладко, и у меня не было никого рядом, чтобы пройти через это вместе. А ты снова все для меня раскачиваешь.
Лицо Ройса становится напряженным.
– Бишопу следовало поставить их на место хренову кучу времени назад, и тогда все это больше не было бы проблемой.
– Но его здесь нет, чтобы это сделать, так ведь? – Я приподнимаю бровь. – А завтра в школе, как только у этих парней появится шанс, они начнут обзывать меня, и все остальные будут подходить ко мне со спущенными штанами, потому что ты решил выставить меня одной из девушек Брей.
Он напрягается.
Я напрягаюсь.
Вот дерьмо.
Ройс стоит неподвижно, потом поднимает руку и проводит ладонью по лицу. Я же сверлю его взглядом, будто лазером.
Наконец он кивает сам себе и медленно приближается ко мне, пока не оказывается достаточно близко, чтобы положить ладони на окно рядом с моими плечами.
Его руки вытянуты, так что между нами остается немного пространства, но лицо оказывается прямо вровень с моим, и я смотрю в его бездонные карие глаза.
– Что тебе известно о девушках Брей?
Я открываю рот, чтобы ответить, но он меня опережает, добавляя:
– Только давай по-честному, маленькая Бишоп. Без всякой херни.
Ладно, прекрасно.
Выкладываю то, что узнала.
– Так называют девушек, которые проводят ночи с тобой или твоими братьями либо с теми, кто заработал себе право быть рядом с вами.
– Ночь, утро, день – мы особо не выбираем время дня, малышка, – он зол и сосредоточен. – Продолжай.
– Это девушка на локдауне. Неприкасаемая для всех, и в то же время за ней все следят, не сделает ли она то, что не понравится Брейшо, или то, что не должна. По сути, она оказывается в мыльном пузыре, который ее мужчина однажды проколет.
– Ее мужчина на время, – выпаливает он.
– Верно, – презрительно качаю головой. – Потому что девушка Брей хороша для постели, но не для сердца.
Он стискивает челюсти.
– И ты такого типа?
– Как знать, – бросаю в ответ, смотрю ему в глаза несколько секунд, потом отворачиваюсь.
Вглядываюсь в темноту, что нас окружает.
– Теперь ты откроешь дверь?
– А зачем? – Его ботинки скользят по гравию, он придвигается ближе. – Ты ведешь себе так, будто тебе есть куда идти.
– Есть. Уже десять.
Он пару мгновений смотрит на меня.
– Так это волшебное число, да? – медленно произносит он. В его словах сквозит досада.
Я пожимаю плечами.
– Так ты меня отвезешь или нет?
Мускулы на его предплечьях напрягаются рядом с моим лицом, но я не смотрю на них. Мой взгляд прикован к его глазам, и наконец его руки опускаются вниз.
– Да, маленькая Бишоп, – он открывает дверь. – Отвезу.
Ройс обходит машину, я провожаю его взглядом. Когда он садится на водительское место, вытираю ладони о бедра и тоже сажусь в машину.
Он смотрит прямо перед собой, лоб у него нахмурен. Заводит машину, проезжает полфута вперед и резко бьет по тормозам. Потом сдает назад и выскакивает из машины.
Я даже голову не успеваю повернуть – его черная футболка исчезает за дверью закусочной.
Откидываюсь на спинку сиденья, всматриваясь в окна кафе, но мое собственное отражение не дает ничего разглядеть.
Проходит не больше минуты, Ройс вылетает из кафе, садится в машину и торопливо выезжает с парковки.
Лишь когда мы останавливаемся у моего дома, голова Ройса поворачивается в мою сторону.
– Твоя кузина – она начнет до тебя докапываться, да?
Киваю.
– Наверное, да.
– Она та еще стерва.
– Определенно, – я смеюсь. – У нее есть на то причины, так что мне все равно.
– Не извиняйся за отстойных самодовольных людей, которые относятся к тебе, как к дерьму.
Резко поворачиваюсь к нему, и меня берет оторопь от того, насколько серьезно выражение его лица.
Ребра обволакивает чувство безысходности.
– Ты ее не знаешь. У тебя нет права ее судить.
– А у тебя нет причин ее защищать, – бросает он. – Никто не должен вот так на тебя нападать и думать, что имеет на это право, и похрен, какие там причины.
– Представь, как бы ты себя чувствовал, если бы кто-то однажды бросил тебя на крыльце и твоя жизнь после этого в одночасье изменилась. В буквальном смысле.
Что-то вспыхивает у него в глазах, но он отводит взгляд, чтобы скрыть это от меня.
– Я в состоянии с ней справиться, – заверяю его, хотя и не уверена, что в этом есть необходимость.
– Нельзя справиться с завистью, – отрезает он.
– Ты думаешь, Сиара завидует мне? – Я смеюсь и собираюсь уже выйти из машины. – Нет, это точно нет.
– Это был не вопрос, Бриэль.
По горлу поднимается раздражение, но я не позволяю себе прокашляться.
Ройс и понятия не имеет, о чем говорит.
Сиара не может мне завидовать – у нее ноль причин на это.
Она великолепна, у нее есть друзья, которые о ней заботятся, есть дом, где ее любят, есть город, в котором она может построить будущее. Жизнь.
Цель.
Все то, чего нет у меня.
– Не притворяйся, будто не замечаешь, – обвиняет он. – Не притворяйся дурочкой, это совсем не привлекательно.
– А считать, будто мне есть дело до того, что ты считаешь привлекательным, – самонадеянно.
– Это не значит, что это неправда, – Ройс пожимает плечами, отказываясь извиняться. – Тот мудак с площадки…
– Его зовут Фрэнки.
Он изучает меня несколько долгих мгновений, прежде чем продолжить:
– Этот придурок тебя хочет, и ее это бесит. Это же, мать твою, очевидно.
– О да, она так сильно из-за этого переживает, – я вскидываю голову, как идиотка. – Так переживает, по правде сказать, что сует себе в рот член первого попавшегося чувака спустя пять минут после того, как проснулась, – испепеляю его взглядом. – Странно, правда?
У Ройса отвисает челюсть, потом он начинает громко смеяться.
– Ну, охренеть, маленькая Бишоп. Не ожидал, что ты способна произнести существительное на «ч».
– Не ожидала, что ты вообще знаешь слово «существительное», так что мы квиты.
Он широко улыбается.
– Скажи это снова: она сосала мой член.
Я открываю рот, но тут же захлопываю его с тихим смехом.
Если на то пошло, сестрица скорее пыталась пососать твой член, ну да пофиг.
Ройс снова смеется, и, клянусь, на этот раз у меня в груди поднимается тепло.
Он отпивает большой глоток шоколадного коктейля, прихваченного из кафе, потом снова пристально смотрит на меня.
– Я мог бы поклясться, что ты из тех девчонок, которые говорят «пенис».
– Ну, полагаю, я полна сюрпризов, – шучу я и замечаю, что взгляд его устремлен в сторону.
Легкий настрой исчезает, и тишина, затянувшаяся на несколько минут, начинает нервировать.
– Почему они не боятся твоего брата? – вдруг спрашивает он.
Я пытаюсь скрыть боль, пронзившую меня, но у меня не выходит, и от Ройса это не ускользает.
Его лицо меняется, и в животе у меня просыпается чувство тревоги. Пожимаю плечами, откинувшись на спинку сиденья.
– Чтобы бояться, они должны знать, что он вообще существует… – Я смотрю на теткин дом; из-под сломанных жалюзи проглядывает узкий луч света. – Мне не разрешают говорить о моей жизни вот до этого места – о том, почему и как я здесь оказалась. Я здесь уже почти четыре года, и у меня ни разу не было возможности с кем-нибудь поговорить о Басе. До сегодняшнего дня, я имею в виду… – Снова бросаю взгляд на Ройса, он смотрит мне в глаза. – Я не могу говорить о самой себе… Это же ненормально, да?
Тяжелая мысль, которой он не желает делиться, накрывает тенью его глаза, взгляд становится напряженным.
– Хочу, чтобы ты запомнила, что я скажу, Бриэль… Пусть эти мудаки думают, что хотят. Не борись с этим, не пытайся что-либо изменить или спрятаться от этого. Будь собой. Они все равно тебя осудят.
Я всматриваюсь в его лицо, пытаясь найти признаки скрытого подтекста, но ничего такого нет.
Может, в голове у меня каша или разруха, но я почти желаю, чтобы скрывающийся внутри дьявол проявил себя. Я не уверена, что делать с этим честным, импульсивным флиртом с неясными намерениями.
А еще я не настолько глупа, чтобы решить, будто этими намерениями движет что-то, кроме разрушения. Поэтому я шепчу в ответ:
– Да пошли они, – кажется, что-то такое я слышала от него.
Уголок его губ дергается вверх, он отворачивается от меня, смотрит в лобовое стекло.
И почти сразу наше внимание привлекает грохот, за ним следует резкий крик «Твою мать!», и у меня опускаются плечи, но и в этой машине я не могу остаться.
Поворачиваюсь к Ройсу.
– Это твоя тетя? – спрашивает он.
– Да, – вздыхаю я.
Странно, что она еще не спит. Тетя либо уходит, либо напивается и отрубается. Думаю, поэтому она и хочет, чтобы я появлялась в доме уже после этого, потому что так ей не придется смотреть в те же глаза, что преследуют ее в кошмарах.
Прежде чем мой отец стал скверным отцом, он был скверным братом.
– А что ты делаешь, когда заходишь в дом? – хрипло спрашивает Ройс, и я чувствую, что он кипит.
– Готовлю, убираю, чиню то, что нужно починить, иногда отговариваю кузину от суицида – когда мне самой не хочется откуда-нибудь ее скинуть.
– Зачем ты вообще с ней возишься?
– Потому что это правильно, – я едва заметно улыбаюсь.
– Кто ты по знаку?
– По знаку?
– По знаку зодиака, – хмурится он.
Мои губы расплываются в улыбке, и я отвожу взгляд.
– Рыбы.
– А, ну тогда все понятно.
Он с любопытством изучает меня, потом медленным, почти неохотным движением тянется к двери с моей стороны и открывает ее.
Импульсивность мальчишки, манеры мужчины…
Выхожу, ожидая услышать, как зарычит двигатель, но двигатель молчит, пока я не оказываюсь на крыльце и не распахиваю дверь.
Когда моя рука оказывается на истертом косяке, а тело – наполовину в доме, не отказываю себе в удовольствии оглянуться. Стоп-сигналы маленькой белой машины загораются, когда она останавливается на том самом месте, где стояла до того, как мы столь эксцентричным образом познакомились.
Я замираю. Машина продолжает стоять, лишая мой разум всяких сомнений, что клевый парень, сидящий в ней, не сводит с меня глаз. Он ждет, когда я закрою за собой дверь, но я все равно стою так еще несколько минут.
Откуда-то я знаю, что, как только я войду в дом, он уедет, и не только на ночь, а вообще из этого города.
И я права.
Было не так уж неприятно с тобой познакомиться, Ройс Брейшо.
До встречи никогда.
Дорога домой в одиночестве кажется настолько длинной, что я ни за что на свете не соглашусь ее повторить.
По правде говоря, эта моя поездка принесла мне нулевое удовлетворение. Больше того – она взорвала мой мозг тем, чего я вообще не ждал.
По идее, сейчас я должен весело насвистывать, но вместо этого отборно матерюсь, раздраженный херней, которая, возможно, не должна меня раздражать.
Мой разум играет со мной в затейливые игры, мысли – хаотичное месиво, и каждый раз, когда я думаю, что могу их утопить, они показывают мне средний палец и всплывают, мать твою, на чертову поверхность. Насмехаются надо мной. Велят мне делать то, что я считаю просто глупым, потому что это непременно будет ошибкой.
Мне нужно отдышаться рядом с моими братьями, потому что… черт побери!
Какого хрена, чувак?
Ну все, все, я уже дома, и теперь мне будет проще сбежать от самого себя.
Со вздохом облегчения сворачиваю на дорогу к нашим владениям.
Подъезжаю к общагам, притормаживаю и замечаю Мейбл – она распахивает дверь.
Это мудрая женщина стала частью семьи Брейшо целую вечность назад – задолго до нашего появления. Начинала как служанка, но быстро заработала уважение, которое, вне всякого сомнения, заслуживает, и была предана семье с самого первого дня, как в нее вошла.
Я, к примеру, полностью уверен, что Мейбл – ясновидица. Она все знает и очень тонко чувствует, но позволяет нашим умам работать самостоятельно, когда это необходимо. Мейбл разговаривает о проблемах или тревогах только тогда, когда видит в этом нужду.
А еще именно она растила меня и братьев, когда мой отец был здесь… и когда его не было. Мы любим ее так, как, по моим представлениям, сыновья любят мать, – отдавая столько себя, сколько в наших силах.
Я знал, что Мейбл будет ждать моего возвращения. Она всегда ждет.
Паркую машину и подбегаю к ней еще до того, как она спустится со ступенек.
– Ну, давайте, мисс Мейбл. Только не сломайте бедро.
Она фыркает, но улыбается.
– Даже не думай, что ты достаточно большой, чтобы дразнить меня.
Я издаю смешок, и она поднимает сморщенную руку, чтобы погладить меня по щекам.
– Мальчик, – тихо произносит мисс Мейбл, и ее глубокие темные глаза ищут мои.
Меньше чем через секунду она глубоко вздыхает и отступает назад.
– Ты нашел то, что поехал искать.
Я никому не говорил, куда и зачем поехал, но она же… ясновидица.
– Да. Но… меньше, чем ожидал.
Улыбаюсь собственной шутке, и, черт, мисс Мейбл смеется так, будто все поняла.
И она наверняка поняла.
– Будь осторожен, мой мальчик, – мягко предупреждает она. – Ожидания для дураков, а ты точно не один из них.
Я легонько пожимаю ее руку, а в ее глазах появляется тревога.
– Твой разум основательно нагружен, Ройс, – она приподнимает голову. – Ты к нему прислушаешься?
Сжимаю губы, и она кивает.
– Делай, что должен. А теперь иди. Езжай домой.
Целую ее в лоб, запрыгиваю обратно в машину, и я почти уверен, что мисс Мейбл не войдет в дом, пока бампер этой ржавой тачки не скроется.
Еду по грунтовой дороге мимо высоких деревьев, что посадил наш отец, когда мы были еще несмышленышами. Эти деревья – дополнительная защита: нельзя коснуться того, что не видишь. И вот наконец показывается наш особняк.
Мой дом – я появился в нем почти сразу после рождения.
Мой дом – до тех пор, пока я не умру.
Большой, красивый, и для нас – священный.
С дороги открывается отличный вид на бассейн и домик возле него, справа виднеется кусочек хозяйственного двора, а вот и крыльцо…
Мой телефон звонит в ту же секунду, как я останавливаюсь. На экране высвечивается имя Мака.
– Как дела, приятель? – спрашиваю я.
– Хорошо, что ты набрал меня, когда выезжал, а то бы я рванул к тебе.
– Что, соскучился, придурок?
– А то, – смеется он. – Когда наклевывается тройничок, без тебя не обойтись. Увидел у школы твою машину, и прям сердце подпрыгнуло
– Кстати говоря, как там твоя девушка? Нужна дополнительная рука?
– А что, ты готов?
Я фыркаю от смеха.
– Всегда готов.
Он смеется и быстро переводит разговор на школу.
Рассказывает, что ходят слухи о драке. Кто будет драться и почему – неизвестно, однако богатенькие ребята уже паникуют. Если кто думает, что придурки с деньгами только и ждут, чтобы взбунтоваться, то это точно не про нашу школу. У нас привыкли к порядку, и этот порядок устанавливаем мы. Сколько бы ни было денег в карманах папеньких сынков, они зависят от нас. Все ждут нашего слова. Будет драка или нет – если мы скажем, что беспокоиться не стоит, никто и не вздрогнет. Но в любом случае с этой дракой нужно разобраться.
Мак заканчивает звонок, и очень вовремя, потому что на крыльце уже полно народу.
Мэддок стоит у перил, Рэйвен рядом с ним, Кэп и Виктория слева, а маленькая Зоуи уже успела спуститься на две ступеньки вниз.
Все они мне улыбаются.
Ждут меня.
Будь я проклят, если это не самый успокаивающий вид из всех возможных.
Мы заканчиваем свой поздний ужин и переходим в гостиную, чтобы потрепаться о всякой фигне. Кэп с Мэддоком смеются над тем, что говорит Зоуи, отвечая Виктории, – они болтают по игрушечному телефону.
Я смотрю на Рэйвен, и она пихает меня локтем с едва заметной улыбкой на губах. Проходит полсекунды, и она вздыхает.
Я здесь, и меня окружает уют.
Безопасность.
Облегчение, что приходит, когда кто-то на твоей стороне, а все остальное вообще по фигу.
Мы счастливчики. Не у каждого есть такое безопасное место.
У Бриэль точно нет.
Ну вот, пожалуйста.
Проклятие.
– Поговори со мной, Понибой, – Рэйвен поворачивается ко мне, снова доказывая, что умеет чувствовать, когда что-то не так.
Мы оба следим глазами за Мэддоком – тот встает и опускается на колени в нескольких футах от нас. Они с Кэпом перекидывают друг другу маленький мяч, а Зоуи пытается его перехватить.
Я улыбаюсь, глядя на племянницу, и бросаю быстрый взгляд на Викторию – она садится рядом с нами на диван.
– Вы никогда не задумывались, что происходит с детьми, которым не удается переехать в наши общаги? Или с теми, кто по каким-то причинам покидает их? – говорю я.
Никто не произносит ни слова, когда я обвожу их взглядом.
Рэйвен пристально смотрит на меня.
– Нет. Я не думала, – откликается она.
Киваю.
– Я тоже не думал до этого момента. Все они из отстойных семеек, поэтому им нужно новое место, где они смогут начать все с чистого листа, ведь так? – Делаю паузу. – Но что, если кто-то из них просто попадает из одной кучи дерьма в другую?
Обе девушки смотрят на меня с любопытством.
Черт, жить в нашем городе по большей части рискованно и опасно. Мы это знаем. Постоянно возникают проблемы, одна за другой, бывают потери, да. Но здесь нет насилия, в том смысле, что мы не допускаем бессмысленной ненависти. Когда мы узнаем о чем-то таком, мы не прощаем.
В конце концов, обделенным в собственных семьях под нашим крылом живется неплохо, пусть и в несколько упоротом смысле, как на перепутье.
Но тем, кто этого хочет, здесь действительно хорошо. Разве не так?
Рэйвен приподнимает голову с проницательным блеском в глазах.
– Ройс?
Я перевожу взгляд с нее на Викторию. Обеим девушкам не повезло после рождения, но они захотели большего и нашли это, черт побери, здесь.
– Что, если мы облажались и сделали что-то неправильно? – продолжает Рэйвен.
Девушки переглядываются, потом снова смотрят на меня, и тут моей ладони касается ручка Зоуи.
– Пошли, дядя Бро! Ты в моей команде! – Она дергает головой и тащит меня за собой. – Давай настучим этим парням!
Мы все смеемся и следующий час проводим, играя с мячом.
Я отказываясь называть это время дня ночью. Но в конце концов Кэп поднимает с кресла-мешка спящую Зоуи, а Рэйвен отключаются на коленях у Мэддока.
Еще не так давно мы засиживались допоздна втроем. Мэддок вообще не спал, и только когда в нашу жизнь вошла Рэйвен, его ночи стали относительно полными. То есть как… какой парочке не хочется провести пару часов без сна в постели?
Мы с Кэпом задерживались подольше, смотрели кино и все такое, но и это изменилось, как и должно было.
О нет, я не злюсь и никогда не буду злиться на братьев за то, что они проводят время со своими девочками, а Кэпу вообще приходится балансировать сразу между двумя – между Зо-Зо и Викторией.
Черт, иногда я ухожу к себе в комнату прежде, чем они начнут жалеть меня. Я знаю, что иногда именно это они и делают.
Мои братья никогда, никогда бы не позволили мне остаться в стороне, и я люблю их за это, но они заслуживают времени, проведенного наедине с самыми лучшими из девчонок.
Но прямо сейчас, сидя у себя в комнате в два часа ночи, пока остальные спят в своих…
Не уверен, что готов это признать, но у меня под кожей зудит.
Неужели это навсегда будет для меня нормой?
Мои братья с девушками, а я сам по себе?
Ничей и ни с кем, по большому счету.
Пролетающий мимо. В лучшем случае, не то чтобы я скор в решениях, но все связи обрываются, когда позади меня закрывается дверь.
Мне так нравится.
Разве нет?
Прекрасно и легко, бездумно.
Никаких забот.
Никакой девушки?
Никакой постоянной девушки?
На кровати рядом со мной вибрирует телефон, и кожу обжигает раздражение.
Звонки и сообщения всегда сыплются в это время, когда уже темно. Видимо, после заката я становлюсь полезен.
Вздохнув, беру телефон и читаю имя на экране.
Ого…
Маленькая Бишоп.
У меня в животе растет подозрение, и оно весьма похоже на разочарование, что выводит меня из себя.
Я фыркаю.
Тебе стоило догадаться, кретин.
Надо признать, ей почти удалось меня обдурить, изображая из себя такую вот искреннюю девчонку, настолько обычную, насколько может быть девочка, у которой украли… все, что смогли.
Но сообщение глубокой ночью?
А что такого?
Похоже, она ничем не отличается от всех остальных девчонок и пытается завлечь каким-то разговором на подушке. Скорее всего, надеется, что я еще не свалил из ее городка и предложу ей встречу в отеле, чтобы она получила то, что хочет.
Она вела себя так равнодушно, будто я не ее типаж.
Ага, как же.
Мой типаж подходит всем, и она это подтвердила.
И вообще-то это хорошо.
Я киваю.
На самом деле хорошо.
Теперь, когда занавес поднят, мне удастся забыть обо всем остальном.
Я перекатываюсь, встряхиваю подушку и закрываю глаза… Ерзаю и верчусь еще час, пока любопытство не выедает меня изнутри и не вынуждает снова взять телефон.
Ну-ну, посмотрим, как быстро исчезнет невинная малышка Бишоп, показав свое истинное лицо – теперь, когда она осознала, что ей представился шанс захомутать одного из Брейшо.
Открываю сообщение и читаю.
У меня внутри все падает. Телефон тоже падает.
Проклятие.
С яростью смотрю в потолок.
Вот дерьмо.
Переворачиваюсь, рычу в подушку. Жгучее чувство бессилия выворачивает меня изнутри.
Игнорирую эту хрень, но не могу игнорировать все остальное.
Вскакиваю, тянусь к телефону и пишу сообщение Маку. Отправив его, откидываю голову на подушку.
Полагаю, все, на хрен, решено.
Я прибегаю на первый урок за минуту до звонка и с полусъеденным йогуртом в руках падаю на стул. Мика уже сидит рядом со мной.
Он кивает в знак приветствия, но все его внимание сосредоточено на телефоне, в то время как я пытаюсь отдышаться.
Звонок раздается секунда в секунду, и учитель, не тратя время, начинает перекличку. И как раз в это время в переднем кармане рюкзачка начинает вибрировать мой телефон.
Отставляю йогурт, достаю телефон и замираю, увидев вспыхнувшее на нем имя.
Какого черта?
Держу телефон в ладони, уставившись на экран, пока он не перестает звонить. А потом он снова звонит.
Мика издает смешок – так смеются, когда становятся свидетелями неправильного решения, но человек, который принимает решение, об этом не знает.
Перевожу взгляд на него и прищуриваюсь, опуская телефон на парту.
Мика широко улыбается.
– Чертовски неверный шаг, девочка.
– Прости… – Я не успеваю договорить, потому что дверь кабинета с грохотом распахивается.
Все взгляды устремляются в ту сторону – и…
О, мой бог!
Шок, холодный и быстрый, наполняет меня со скоростью падающей звезды, лишая мыслей… Дыхания… Способности двигаться.
Все, что я могу, это таращиться на чувака в татуировках… который, убейте меня, направляется прямо ко мне.
В черном худи и модных джинсах, лишь одним своим присутствием Ройс заставляет всех оцепенеть, включая учителя.
Мы все таращимся на него.
Он останавливается прямо передо мной, и я не издаю ни писка, когда он одним движением разворачивает к себе дешевый пластиковый стул, на котором я сижу.
Я не отрываю глаз от Ройса, а он смотрит на экран моего телефона, что лежит на парте экраном вверх, потом на меня.
Он наклоняется, его большие ладони опускаются, обхватывают края стула рядом с моими бедрами, и наши глаза оказались на одном уровне. Брови нахмурены, густые каштановые волосы свисают на лоб буйной копной непослушных прядей. Подбородок слегка повернут вправо.
Весь его облик пропитан мрачным недовольством.
– Маленькая Бишоп, – в его голосе звучат скука и нахальство.
– Ройс, – я качаю головой. – Что…
– Насколько я помню, я озвучил тебе одно правило.
Я бледнею.
– Правило?
– Я сказал тебе, что когда я звоню – ты отвечаешь. И угадай что? – Он придвигается еще ближе. – Ты не ответила.
У меня открывается рот, но, когда из него вылетает не такой уж тихий смешок, я зажимаю его ладонью, глядя на парня передо мной.
Самое безумное во всем этом то, что он не шутит, и мой смех не кажется ему забавным.
Потом вспоминаю, что я на уроке.
На нас смотрит учитель.
И он на этом чертовом уроке!
Бросаю взгляд на учителя, и мне как будто удается вывести его из оцепенения – мистер Лин дергается вперед.
– Молодой человек, что, по вашему мнению, вы делаете? – спрашивает он.
– Разговариваю, – огрызается Ройс, и у меня вспыхивают щеки от его взгляда.
Мистер Лин запинается:
– Ну, это может подождать до перемены…
Парень не двигается и вообще никак не реагирует на его слова, и я шиплю:
– Ройс.
Мистер Лин встает и направляется к телефону, висящему в кабинете, по этому телефону можно вызвать охрану.
– Вы должны покинуть мой урок.
Ройс прожигает меня взглядом и кивает.
– Да, вы правы. Должен.
Он выпрямляется, демонстрируя свой сокрушительный рост. Я с облегчением выдыхаю… но облегчение длится лишь три секунды, потому что на четвертой Ройс оказывается позади меня, наклоняется и поднимает мой стул… вместе со мной.
Тихонько взвизгиваю, но тут же затихаю, потому что мне остается только одно – из последних сил держаться за стул.
Выйдя в коридор и свернув за угол, Ройс ставит стул, хватает меня за руку и тащит за собой к двойным дверям.
Я спотыкаюсь, пытаясь поспеть за его быстрыми шагами, но он заботится о том, чтобы я не упала. Мы оказываемся перед роскошным лимузином, задняя дверь которого распахнута в ожидании пассажиров.
Ройс отпускает мою руку и поворачивается ко мне, но, прежде чем он успевает что-то сказать, позади нас появляется Мика и протягивает мой рюкзак.
– Это все? – Ройс берет его не глядя.
Мика кивает.
– У нее нет шкафчика.
Я хмурюсь, переводя взгляд с одного на другого, на моем лице отражается смущение. Разве они не собирались подраться всего два дня назад?
Мика исчезает так же быстро, как и появился. Мы снова остаемся вдвоем.
Он придвигается ближе, хватает меня за запястье и поднимает его, изучая полоску бинта, туго стягивающую мою ладонь.
– Я – против разбитой вазы, – чувствую необходимость объясниться. – Ваза, типа, победила.
Его пальцы застывают на моей коже рядом со следами суперклея, которые у меня не получилось оттереть, темные глаза снова смотрят на меня.
Он отпускает мою руку и бросает рюкзак на черное кожаное сиденье.
– Садись.
Я втягиваю живот, бросая быстрый взгляд на водителя впереди.
– Зачем?
– Затем, что ты этого хочешь.