Мери Ли
Каролина. Часть третья
3. Планы
Брайан посмотрел на часы и вошел в ангар, где хранилось оружие, осмотрелся и глубоко вздохнул. Ангар будто вымер. Раньше тут постоянно сновали люди, гудели разговоры и слышался смех товарищей, которые улучили минуту, чтобы переговорить перед очередной сменой за стеной или на ней.
Эхо одиноких шагов разносилось по помещению, в очередной раз подчеркивая пустоту внутри Брайана. Ему не нравилось это чувство. Он уже испытывал его в куда более глобальных масштабах.
У Брайана оставался час до встречи с Адрианом, он уже проверил склад с топливом, там было пусто еще с момента, когда подожгли пансион. Часть использовали для розжига, часть разлили по складу. Сейчас подвижность Салема спасали только четыре резервуара, закопанные под землей. Только это топливо сохраняло мобильность машин и техники, которая упорно работает на благо починки защитного ограждения. От топлива зависит не только это, а также генераторы, не будь их, и Салем можно было бы списывать со счетов. Тот, кто похитил Эшли и лишил город топлива, находящегося на виду, знал это. Он знал слишком много для человека, не проживающего на территории города.
Сегодня в ангаре не было охраны, практически весь Салем находился на кладбище, прощаясь с последними найденными под завалами. Потери оказались куда больше, чем Брайан предполагал изначально.
Салем практически растоптали.
Дейл вышел из-за металлического отсека и остановился перед Брайаном, вырывая того из мрачных мыслей.
– С оружием все нормально, сюда никто не пробирался, – доложил он.
Потому что у противника была другая задача. Он думал, что обездвижил Брайана, и он не сможет отправиться в погоню. Но если бы его решения были так просты, то он уже находился бы в пути за неизвестным. Хотя неизвестным этого человека тяжело было назвать.
– Ты проверил все? – уточнил Брайан.
– Да. Дважды.
Дейл замялся, его брови сошлись над переносицей.
– Неужели Рэнди нельзя было вернуть домой? – аккуратно спросил он.
– Нельзя. Не могу исключать варианта, что за городом наблюдают. Если мы сейчас поедем к себе, то можем выдать местоположение.
– Он единственный, кто похоронен не там.
Они замолчали на минуту, словно сговорившись отдать дань уважения одному из братьев. Брайан нарушил тишину:
– Знаю. Будь настороже. И проверь как там Охра и Деймон.
– Сделаю.
Брайан вышел из ангара и направился прямиком к дому Куин. Несмотря на пожар, здание удалось спасти. В моменте казалось, что это невозможно, но по факту выгорела только гостевая комната. Жаль, что без гостя внутри.
Стоило Брайану открыть входную дверь, как в нос ударил запах гари, который будет тут обитать еще долгое время. Бросив короткий взгляд в сторону комнаты Эшли, он повернул к лестнице и стал подниматься на второй этаж. Последняя ступень скрипнула, но Адриан и без этого слышал приближение Брайана. Он сидел в кабинете, снова возвращаясь в воспоминания о детстве. Что тогда, что сейчас ему нельзя было выйти в город и показаться людям.
Не такой как все.
Не человек. Не мутировавший.
С семьей, но без семьи.
С друзьями, но без друзей.
Брайан открыл дверь без стука и бросил взгляд на Адриана. За последние два дня после взрывов они не могли найти время, чтобы поговорить.
Адриан сидел за столом на месте, которое считал своим на протяжении пяти лет. Он знал, что город ему не принадлежит, но правление Салемом вошло в привычку, въелось в мозг, растеклось по венам. Ему нравилось чувствовать свою значимость и помогать людям. Помогать тем, кто живет в городе Брайана, скрытом от остального мира, и тем, кто в открытую живет в Салеме.
Он справлялся с этим хорошо. Опять же, если вспомнить детство, он часто слышал, как Элли и Патрик обсуждали дела Дэйли, как они находили выход из, казалось бы, непоправимых положений. Это дало ему старт в правлении Салемом. Он с первого дня ощущал уверенность в том, что справится с любой задачей. Что это действительно дело его жизни. И он справлялся, пока не превратился в проект, который получился.
Брайан опустился на место, на котором сидел при правлении Адриана и при правлении Эшли. По сути ему было не важно, кто стоит у руля Салема, главное, чтобы правитель не вмешивался в его дела.
– Думаешь, она мертва? – спросил Адриан, внимательно наблюдая за мимикой друга.
– Жива.
Адриан действительно считал Брайана другом. По сути, он всегда был один. Живя с Элли и Патриком, он не имел возможности общаться с другими детьми, только издалека наблюдать за ними. Он часто сидел на подоконнике в своей комнате и смотрел на улицу. Хотел быть там, но не мог. Когда он попал к Брайану и его братьям, так они друг друга называют, то из кожи вон лез, стараясь вписаться и стать своим. Стал ли? На этот вопрос он до сих пор не знал ответа, но склонялся к тому, что нет. Он никогда не сможет стать таким же, как они. У них были разные судьбы, которые в итоге слились в одну. Адриан искренне желал, чтобы судьба не развела его с ними вновь. А ведь теперь на это были веские основания. Он лгал им. Не рассказывал о том, кто такой на самом деле. Почему не рассказывал? Не мог. Те подростки, которых он встретил, разорвали бы его на части и через пару дней позабыли о его существовании. А потом ложь зашла слишком далеко. Он зарылся в ней по самую макушку и, что греха таить, страшился сказать правду. Адриан настолько врос в систему жизни Брайана и братьев, что уже не представлял существования без них. Он бы никогда не рассказал правды, если бы не открытие Элли, которая теперь будет отлавливать Каролин ради того, чтобы воплотить в жизнь то, чего не удалось ранее.
Брайан же понимал, что делал правильно, не подпуская Адриана слишком близко. Он словно чувствовал, что парень, появившийся из ниоткуда, что-то скрывает. Периодически он отпускал эти мысли, но они все равно возвращались, как доказательство того, что внутреннее чутье не подводит Брайана. Никогда.
Они оба не осознавали, что являются идеальными противоположностями друг друга.
Адриан имеет то, чего был лишен Брайан. Материнской любви, жизни в семье.
Брайан, в свою очередь, обладал тем, чего так не хватало Адриану, – друзей, соратников, которые готовы отдать жизнь друг за друга.
– Тебя видели, но никто не понял, что ты это ты, – сказал Брайан, складываю пальцы в замок. – Как ты вывел мутировавших?
Адриан ждал этого вопроса, пытался сформулировать ответ так, чтобы он был понятен человеку, но так и не смог.
– Это невозможно объяснить.
– Попытайся.
Глубоко вздохнув, Адриан начал говорить то, что было больше похожим на бред, чем на здравый смысл.
– Я чувствую их, они чувствуют меня. Я попросил их уйти.
Брайан редко был замечен в такой эмоции, как удивление, но сейчас его бровь выгнулась дугой, и он уточнил:
– Попросил?
Их взгляды встретились, Адриан уверенно кивнул.
– Да.
Какое-то время Брайан молча смотрел на Адриана и в итоге спросил:
– И что ты должен отдать взамен?
– Пока неизвестно.
– Очередная сделка без осознания конечной точки? В нашем стиле.
Адриан улыбнулся. Он не знал, как пойдет их разговор, но был рад, что Брайан не попытался его убить. Такого варианта он не отрицал. Скорее он входил в топ пять того, что Брайан мог сделать в первые пять секунд, открыв дверь кабинета.
– Тебе придется сегодня выйти к людям. Я соберу всех на площади, – сказал Брайан, отодвинув мысли про договор с мутировавшими.
Адриан подобрался и прищурился.
– Так не пойдет. Я не могу явиться к ним в таком виде.
Брайан даже не подозревал, как Адриан опасался того, что может последовать за этим поступком. Если люди увидят его и не примут? С самого детства именно этот мотив – быть отвергнутым всеми, Элли использовала, чтобы удержать Адриана в четырех стенах, не прибегая к физическому насилию. В моральном она была сильна и знала, куда надавить, чтобы получить желаемое.
– Выбора нет. Кто-то должен встать у руля. Все считают тебя Люком, им и ты и останешься, – твердо сказал Брайан, уже все решив.
– Но я изменился, – запротестовал Адриан.
– Знаю.
– Люди не примут меня.
– Примут. Мы все провернем так, что это именно ты спас всех. Узнал о нападении и вернулся.
– У меня красные глаза и вся кожа изрисована.
– Это я тоже знаю. Ты еще и облысел. У меня есть глаза, и я вижу твои изменения. Подумай сам, они достаточно благосклонно относились к тебе. Ты справлялся с Салемом так, будто умел вести дела всю свою жизнь. Сейчас у нас нет другого кандидата, а город потерять мы не можем.
– Что мы им скажем?
– Придется снова солгать.
Адриан прикрыл веки и подумал о том, что он устал от лжи. Ему это надоело. Сколько раз он хотел рассказать Эшли всю правду? Чтобы она не воспринимала его как своего изверга брата? Но в то же время он знал, что Брайан убил бы Эшли за эти знания. Он устал от круга, в который они себя посадили. Из него нет выхода. Даже намека на него. Адриан открыл глаза и спросил:
– Что именно мы скажем?
– Что ты – человек. Тебя укусили, но благодаря лекарству из Дэйли, ты не обратился. Изменился внешне, но не более того.
Брайан замолкает, уже зная, что Адриан согласится.
– Или во главе Салема встанешь ты, – в итоге предлагает он.
– Нет.
Адриан достаточно долго жил с Брайаном бок о бок и понимал, что его ответ окончательный и обжалованию не подлежит.
Взвесив все за и против этой безумной идеи, Адриан коротко кивнул, хотя детские опасения от этого жеста никуда не пропали.
– Хорошо, давай попробуем. А что дальше?
– Дальше ты останешься здесь и будешь восстанавливать город.
– А ты?
– У меня есть дело поважнее.
Оба понимали, о каком деле шла речь. Брайан собрался идти за Эшли. Вот только у них не было ни малейшего представления, куда ее могли увезти и зачем. Мыслей о том, что ее убили у них не возникало, иначе Эшли бы не выкрали из города.
– Лучше пойду я, – предложил Адриан. – Я и до того, как изменился был лучшим следопытом среди нас.
Брайан откинулся на спинку и отрицательно покачал головой.
– Я найду ее быстрее, – настаивал Адриан.
Его терзало то, что он так и не успел поговорить с Эшли наедине. Кем она его сейчас считала? Предателем, лжецом или монстром? Ему нужно было знать. Необходимо.
– Ты должен находиться в Салеме. Люди должны видеть тебя каждый день и привыкать к твоему внешнему виду, а самое главное, ты обязан связаться с Дэйли и узнать у матери, не она ли забрала Эшли?
– У меня к тебе другое предложение.
– Слушаю.
– Мы вернем меня на место главы города, но пойдем на поиски вместе.
– Сомнительно. За Салемом должен кто-то следить.
– Да. Но пока люди будут восстанавливать стену, мы найдем Эшли и вернем ее домой. Вместе мы сделаем это быстрее. Мне нет равных в поиске, и ты это знаешь. А тебе нет равных в том, чтобы пробраться куда угодно и вынести оттуда все, что ты только пожелаешь. Если след приведет нас в Дэйли, я выясню, что с Эшли, если куда-то в другое место, то там уже будет твой ход.
Брайан не мог принять предложение Адриана здесь и сейчас. По сути, перед ним стоял выбор – его люди или Эшли. За время их отсутствия в Салеме может произойти все что угодно… а может, и не произойти. Если последние диверсии были направлены на Эшли, то новых ожидать не стоит. А если нет? Одно он знал точно, что Эшли нужна их помощь. И его, и Адриана.
– Поговорим об этом после того, как сообщим местным о твоем возвращении, – сказал Брайан, поднимаясь с места.
Когда он пришел домой, Дейл уже ждал его там, стоял на крыльце и вглядывался в сумерки.
– Как там Деймон и Охра?
– Деймон с медсестрами, в соседней палате от Охры. Она пришла в себя, но в тяжелом состоянии. Так сказал врач.
– Ладно. С утра сам зайду. Спасибо.
– Я, когда проверял оружие, нашел катушку провода, они могут нам подойти для того, чтобы починить вышку и вернуть связь.
– Так и сделаем. Сообщи о находке энергетику, пусть посмотрит, подойдут эти провода или нет.
– Будет сделано.
Дейл ушел, а Брайан сел на крыльцо и прислушался к звукам Салема. Вдалеке были слышны удары молотов и крики рабочих, что уже приступили за починку стены. Внутри Салема сейчас практически не было вооруженных людей, все они патрулировали периметр, чтобы иметь возможность не подпустить врага к стене, пока та не готова. Он бы хотел вернуть в Салем ночную тишину, когда на улицах практически нет людей, все работы, кроме медицинских и охранных, останавливаются, и город погружается в спячку.
Войдя в дом, Брайан уже знал, что будет делать дальше, главное, чтобы он оказался на верном пути, ведь права на ошибку у него не было.
4. Преданность или предательство
К хорошему привыкаешь в разы быстрее, чем к плохому. Меня вполне устраивала кровать в доме Куин, телу было приятно и комфортно, а сейчас оно ныло из-за твердого бетона, на котором мои кости лежали уже не один день. Как бы я ни старалась понять, какой промежуток времени пробыла в заточении, так и не смогла рассчитать. Сон был урывками. Отсутствие окон тоже не способствовало расчету формулы дня и ночи.
Я потерялась в путающихся мыслях и диком голоде. Чувство страха перед мутировавшими ушло на второй план. Они не пытались напасть, но следили за мной неустанно. Свет больше не выключали, и каждый раз, когда я просыпалась, ловила на себе взгляды красных глаз. Почему постояльцы Поула не нападают? Им не давали еды дольше, чем мне.
Я не помню, когда ела в последний раз. Поул и его сучки не приносили еду ни разу. Давали немного воды и затаскивали ведро, чтобы я могла сходить по нужде, под непрерывными взглядами новых соседей.
Время закольцевалось, и мне начало казаться, что в мире не осталось больше никого. Только я, мутировавшие и наши пленители.
Сил практически нет. Голод изматывает сильнее физической активности. Еще день, и на мутировавших голодным взглядом начну смотреть я.
Постоянно начинаю думать о том, как выбраться отсюда, но мысли неумолимо уходят в сторону еды. Я бы отдала все, что у меня есть за хлеб.
Вони я больше не замечаю, так как стала пахнуть соответственно.
Поул изводит меня. Это единственное, в чем я уверена на сегодняшний день.
Дверь открывается, но я уже не смотрю на вошедших. Мне плевать. Апатия становится настолько сильной, что мне уже не важно, что и как со мной будут делать. Поул сказал, что я не готова? Да, вроде бы именно так он и говорил. А когда буду? Может быть, ему интересно наблюдать, как человек чахнет от голода? Я стала испытывать постоянный холод. Стопы и ладони ледяные, губы потрескались, а желудок постоянно болит. Не удивлюсь, если он уже пожирает себя сам.
Сбежать. Да, все верно, я должна выбраться отсюда. Но как это сделать? Мышцы ноют, даже передвигаясь на четвереньках, постоянно испытываю головокружение и теряюсь в пространстве.
Если попытаюсь сбежать, Поул спустит на меня мутировавших. Он их выдрессировал с помощью тока и какой-то наживки. Если они не растерзают мое еле живое тело, то подключатся подружки Поула.
Плевать. Я устала думать об этом. Я устала дышать.
– Вот теперь ты готова к разговору, – говорит Поул.
Его голос доносится издалека. Выныриваю из мыслей о безысходности и возвращаюсь в реальность, которая такая же тусклая и физически мрачная. Грязная, вонючая, голодная и истощенная поднимаю на Поула полный ненависти взгляд. Хочу, чтобы он прочувствовал это каждой проклятой клеткой своего тела. На этот красноречивый выпад уходят все силы, а перед глазами снова плывет.
– Дамы, приведите ее в порядок, но чтобы через час она была в столовой.
Раздав указания, Поул разворачивается и уходит, а дамы направляются ко мне. Я не сопротивляюсь, когда кандалы с рук падают на мои вытянутые ноги я даже не вздрагиваю от их тяжести. Смотрю на изуродованные запястья и удивляюсь, как я не содрала кожу до крови. Если бы хоть капля крови выступила на запястьях, то мутировавшие бы перестали быть просто странными соседями, которые постоянно пялят в мое окно.
– Вставай, – приказывает одна из дам. Ее голос заглушен из-за наличия маски на лице, но я безропотно поднимаюсь на ноги и стараюсь не завалиться.
Одна из них идет к выходу, вторая толкает меня в плечо и кивает в сторону двери. Меня тут же клонит в сторону, мутировавшие начинают шевелиться. Толкнувшая ловит меня за локоть и помогает поймать равновесие.
Неужели я покину этот склеп?
Передвигая ногами, иду на выход, мысленно прощаюсь с Джонни, наши беседы успокаивали меня, пока я еще хотела говорить. Потом силы совсем оставили, и я решила беречь их, самостоятельно загнав себя в обет молчания.
Слыша шаги за спиной, я поняла, что вторая дама пристроилась сзади и скорее всего направила шокер в спину или шею, как только закрылась дверь склепа.
Идем прямо, потом направо и упираемся в приоткрытую дверь. Как только выхожу, тут же понимаю, где оказалась. Дом Беринга. Южное крыло первого этажа. Я редко бывала тут в прошлом, но из-за того что мебель осталась прежняя и ее никто не переставил, сразу же все узнала.
Ностальгия по былым временам ударила звонкой пощечиной. Мне было здесь хорошо. Я чувствовала себя сильной, нужной и важной. Именно в Ротоне я поняла, что могу сама себя защитить. Как издевательски все получается. Ведь именно здесь я начинаю терять надежду на это.
Дамы могли бы идти куда подальше, я знаю, где столовая. Но они ведут меня в другое место. В комнату, где раньше хранились вещи, которыми пользовались крайне редко. И сейчас это не изменилось. Небольшое помещение все так же захламлено, в центре металлический чан с водой. Замечаю, что рядом валяются вещи, так, словно дверь открыли, швырнули их, а потом закрыли.
На глазах закипают слезы, когда я узнаю свою одежду. Всхлип звучит так громко, что дама, стоящая ко мне спиной вздрагивает и поворачивается. Им не понять, что творится у меня на сердце. Огромный кусок жизни, о котором я долго не помнила, падает на меня с невообразимой высоты и давит на плечи. Я тут же вспоминаю разговоры с Берингом, их было так много. И они были необходимы для той запуганной и ранимой девочки.
– Помойся и переоденься, – приказывает одна из сопровождающих.
Утираю слезу и беру себя в руки. Принимаюсь раздеваться, получается с трудом. Пальцы трясутся, кожа болит, мышцы ноют. Скинув последний элемент одежды, пытаюсь успокоить дыхание и утираю со лба выступивший пот. Как мне бежать отсюда, если даже малейшие физические нагрузки убивают меня в прямом смысле слова.
Меня совершенно не волнует нагота. Хочу смыть с себя все, но сил хватает только на то, чтобы перешагнуть край лохани и плюхнуться в воду.
Никогда не думала, что буду скучать по фермерской еде. Чувство тошнотворного голода преследует меня и во сне, и наяву. Вчера или несколько часов назад, я чуть не подралась с мутировавшим ради таракана, ползущего по стене. Он кинулся к добыче и я тоже. Я потратила на это последнюю энергию, но схватила ползучего гада и даже улыбнулась. Старалась удержать его, чтобы он не сбежал. Я съела насекомое и даже не поморщилась. Если бы их было больше, я бы и остальных прожевала и проглотила.
Это будет моим маленьким секретом от всех и вся, если я выберусь отсюда живой.
Вода в лохани не была ледяной, хотя я на это надеялась. Это могло бы взбодрить и заставить тело реагировать на внешние раздражители более юрко. Очередная маленькая надежда рассыпалась в прах.
В какой-то момент на глаза набегает тьма, и я с головой ухожу под воду. Хватаюсь за края и выползаю на поверхность. Задремала? Потеряла сознание?
Плохо дело.
Очень плохо.
Еле как смыв с себя пыль и мусор плена, я вылезла из ванны. Одна из дам бросила полотенце, и оно чуть не сбило меня с ног.
Отвратительно ощущать настолько тягучее бессилие. Оно обволокло все тело и подчинило разум.
– Одевайся.
По приглушенному голосу дам тяжело понять их возраст, но настрой ясен – я им отчего-то неприятна. Не понимаю, что является тому виной, мой забитый изможденный вид, запах, исходящий от меня еще пару минут назад, или положение пленницы? Склоняюсь к последнему варианту. Они чувствуют власть надо мной и пользуются превосходством, даже не думая о последствиях.
Все же мне удается натянуть спортивные брюки, футболку и кофту на молнии.
– Вперед, грязное отродье, – приказывает дама и толкает меня в плечо шокером. Спасибо, что не включенным.
Грязное отродье? Так меня еще не называли. Запишу в свой блокнот безосновательных угроз, обзывательств и лживых обещаний.
Выйдя из кладовки, хочу осмотреться и найти что-нибудь, чем смогу защитить себя в будущем, но дамы не дают и мгновения на осмотр помещения. Они почти волоком тащат меня по первому этажу из зала в зал и останавливаются только тогда, когда перешагивают порог столовой.
Меня начинает мутить с удвоенной силой.
В центре, там же, где и раньше, стоит прямоугольный длинный стол, уставленный всевозможной едой. Перед глазами мутнеет, давлюсь слюной и быстро шагаю к нему. В спину ударяет разряд тока, и меня выгибает в обратную сторону. На мгновение это даже бодрит, а в следующее я уже стою на четвереньках и пытаюсь отдышаться. Дамы подхватывают мое тело под руки и садят на стул, привязывают руки кожаными ремнями к подлокотникам и отходят. Они делают все настолько синхронно, что на ум приходят мысли, они либо близняшки, либо репетировали это не один десяток раз.
Зрение проясняется окончательно, и я снова вижу стол с непозволительным изобилием еды: в глубоких тарелках налиты разные супы, в длинных блюдах расположили жареные овощи, мясо и вареные крупы, хлеб разного помола и выпечки – на плоских круглых блюдах, даже фрукты и овощи в сыром виде уложили так, словно это произведение искусства.
Давлюсь слюной и тянусь к столу настолько сильно, что кожаные ремни начинают скрипеть.
Во главе стола на почтительном расстоянии от меня находится Поул. Сейчас его губы наконец-то перестали улыбаться, но в глазах затаился блеск неадекватности и жестокости.
Ему нравится то, что он видит.
– Что тебе нужно? – спрашиваю я, желая прекратить все это как можно скорее.
Поул дарит мне короткую улыбку и начинает накладывать себе еду, рассказывая, как повара старались и насколько удачно у них получается то или иное яство. Он медленно отправляет вилку за вилкой в рот, в блаженстве закатывает глаза и мычит от восторга. Я же стараюсь вовремя сглатывать слюну, чтобы не подавиться ею. Пару раз чуть не захлебываюсь. Только так и не понимаю, что это было; ненависть, злость, зависть или все же слюноотделение меня чуть не отправляет на тот свет.
Меня жестко мутит, но я даже не могу позволить мысли о тошноте появиться в голове. Единственное, что я съела за последние дни – таракан, и я не могу потерять его так бездарно.
Стараюсь отвести взгляд от Поула, но это выше моих сил. Желудок скрутило от голода, он болит, а меня трясет, губы дрожат.
– Хочу рассказать тебе интересную историю про голод, – начинает Поул, наконец-то откладывает вилку и промакивает губы салфеткой. Он внимательно смотрит мне в глаза и, поняв, что я внимательно его слушаю, продолжает: – Длительное голодание приводит к печальным, а порой и безвозвратным последствиям. В среднем, находясь в плохо вентилируемом помещении, проводя ночи на холодном влажном полу и не принимая пищу, люди проживают около двух недель. Удивительный факт: мужчины умирают быстрее. Я не уверен, что есть такое понятие, как голодная смерть, ведь мои ученые всегда проводят вскрытие после смерти и чаще всего это отказ сердца.
– Когда я ела в последний раз? – спрашиваю я.
– У меня в гостях ты семь дней, плюс дорога. И не забывай о том, что мне неизвестно, сколько ты не ела до того, как запрыгнула ко мне в машину, и мы умчались прочь от Салема.
– Больше недели, – шепчу я сама себе.
– Твой организм ослаб, иммунитет практически уничтожен, если ты подхватишь какую-нибудь болезнь, то уже не выкарабкаешься. Мышечная масса разрушается. Мозговые соединения деградируют. – Поул делает паузу и, наклонившись немного вперед, наносит контрольный удар: – Эшли, ты умираешь.
Каждое его слово делает меня слабее. Поул говорит про мышцы, и я понимаю, что с трудом переставляла ноги, когда шла сюда. Мне не сбежать. Только на тот свет.
– Ты меня убиваешь, это я поняла, – еле ворочая языком произношу я.
Поул кладет ладонь на сердце и смотрит на меня так, словно я опорочила его честь и достоинство.
– Что ты такое говоришь? – спрашивает он. – Это голод, не я.
Мысленно молюсь о том, чтобы Поул уже сказал, что ему от меня нужно. Если он протянет еще немного, то мое тело скорее всего ему не поможет.
Впитываю в себя запахи еды, а голова идет кругом.
Я теряю связь с реальностью.
В голове эхом разносятся слова «Эшли, ты умираешь».
Поул поднимается со стула, как с трона – величественно и пафосно. Подходит ко мне и садится на край стола. Берет глубокое блюдо и наливает в тарелку суп, поднимает ложку и набирает в нее что-то жидкое. Когда он подносит ложку к моим губам, я даже не думаю о том, что еда может быть отравлена. С готовностью принимаю пищу и проглатываю ее с такой скоростью, будто она может убежать у меня изо рта. Поул гладит меня по влажным волосам и сообщает:
– Теперь ты моя любимая зверушка.
Мне плевать, как он меня называет. Он дает мне еще шесть ложек супа и откладывает столовый прибор. Берет салфетку и вытирает мне губы.
– Много нельзя, тебе станет плохо. Если будешь выполнять то, что мне нужно, я позволю тебе поесть еще и вечером.
– Я все сделаю, – обещаю я.
В любой другой ситуации мне было бы стыдно за себя, но не сейчас. Это не я сказала, а чувство голода и желание жить.
– Так-то лучше. Отец всегда говорил, что у тебя сильный характер, а я знал, что смогу сломать тебя.
– Зачем?
– Зачем? – переспрашивает Поул.
Он искренне удивлен. Бросает взгляд мне за спину и просит девушек оставить нас. Когда они уходят, он снова располагается на своем месте и какое-то время внимательно и не по-доброму смотрит на меня.
– С твоим появлением в Ротоне все изменилось. Мы с отцом всегда были одной командой. С самого детства он вводил меня в курс дела, обучал. Я бы даже сказал, что он дрессировал меня. Мы были близки и шли к одной цели, а потом он нашел тебя и притащил в наш дом. Не думай, я не ревную из-за того, что он стал уделять тебе куда больше внимания, чем мне. Я понимал, что ты нужна нам для того, чтобы получить Салем. В какой-то момент я даже чувствовал к тебе некоторую симпатию. А потом ты стала меняться. Из поломанной и побитой девчонки начала перевоплощаться в сильную и уверенную. Мне не импонируют уверенные в себе женщины. Я не собирался делить с тобой Салем и тем более Ротон. В итоге я увез тебя твоему отцу.
– Ты увез меня в Салем? – не веря, спрашиваю я и пытаюсь вспомнить тот день, но по-прежнему последнее воспоминание – как я заснула в своей спальне.
– Да. Это была ошибка. Не надо было возвращать тебя в Салем, надо было убить. Я не думал, что Куин оставит тебя в живых…
– Подожди, но ведь Беринг и мой отец никогда не ладили, ты предал Беринга.
В мыслях полнейший раздрай. Хватаюсь за каждое сказанное Поулом слово и пытаюсь запомнить.
– Не совсем. Взамен за тебя я получил доступ к Салему. Это было мое условие. Я отдал тебя и смог входить в Салем, когда того пожелаю. Куин не был этому рад, но я был под контролем его людей, и поэтому он согласился.
Когда-то я думала о том, что он уже был в городе, хотя уверял меня в обратном… я была права. Поул был в Салеме не один раз.
– Моя сделка с Куином была простой и прозрачной. Но она так и не свершилась до конца, ведь он умер.
– Беринг знает?
– Нет. Дети не обо всем рассказывают родителям, чтобы не беспокоить их по мелочам.
Смотря сейчас на Поула, я поняла, что не Беринг был самым опасным хищником в Ротоне. Беринг все делал в открытую, не скрывался за спинами, а вот его сын играл в тени и на него даже никто не мог подумать.
– Ты переиграл Беринга, – говорю я, чтобы потешить эго Поула.
И ему это нравится.
– Я переиграл всех, но немного оступился. И чтобы исправить свою ошибку, мне нужен твой дар.
Вот мы и подошли к сути дела.
– Что я должна сделать?
– Изменить воспоминания моего отца.
Сглатываю ком и спрашиваю:
– Беринг не знает, что я здесь?
– Нет.
Это дает надежду на спасение, я могу уговорить его отпустить меня. Главное, добраться до него. Теперь, имея информацию о предательстве Поула, я могу попытаться перетянуть Беринга на свою сторону. Попытаться стоит. А если не помогут уговоры, я воспользуюсь даром.
Да. Решено.
– Я сделаю, что ты хочешь, – соглашаюсь я.
– Конечно, сделаешь.
Поул зовет конвоиров, и меня отстегивают от стула. Мы идем по пустому дому, нет прислуги, охраны, повара с женой, что жили здесь. Нет никого.
Когда Поул останавливается перед дверью в комнату Беринга, я уже испытываю прилив сил. Их немного, но, оказывается, надежда дает заряд энергии. Или это несчастные, но такие необходимые несколько ложек супа.
Поул берет меня за подбородок и вскидывает лицо вверх, чтобы я смотрела ему в глаза.
– Ты скажешь ему, чтобы он забыл покушение на убийство. Этого никогда не было. Он попал в аварию на машине и теперь у него провалы в памяти. Скажешь, как я оберегал его все это время и был лучшим сыном из возможных. Для первого раза этого будет достаточно.
Покушение на убийство? Поул пытался избавиться от Беринга?
– Хорошо, – шепчу я.
Он кивает и отпускает меня, открывает дверь, и я попадаю в комнату Беринга. Тусклый свет бросает мягкие блики на мебель, которая стоит на тех же местах, что и раньше. Просторный холл расходится в две стороны. Слева спальня Беринга, справа его кабинет. Шаркаю по полу следом за Поулом и заглянув в спальню, оступаюсь. Беринг лежит на кровати, обе руки прикованы стяжками к металлическим прутьям, рядом с кроватью стоит капельница.
– Что в капельнице? – спрашиваю я, особо не надеясь на ответ.
– Снотворное. Не хочу, чтобы он пришел в себя с воспоминаниями, как я скинул его с третьего этажа.
Поул говорит будничным тоном, словно рассуждает о базовых вещах, а не о том, что пытался убить отца.
– Почему ты хотел избавиться от него?
Поул с улыбкой поворачивается ко мне и говорит:
– Оставим эту тему для следующего визита.
Согласно киваю и подхожу к кровати. Лицо Беринга бледное, под глазами синяки, на скуле уже засохшая царапина. Он растил сына и наследника тридцать лет, а в итоге чуть не погиб от его руки.
– Не тяни.
Кладу ладонь на лоб Беринга, но даже не пытаюсь влезть ему в голову. Безвольный Беринг мне не поможет. Если я сделаю то, что Поул просит, то он может убрать меня с шахматной доски сразу же. Около минуты я стою, касаясь теплого лба человека, который воспитывал меня, как родную.
– Я слаба, – говорю я, поворачиваясь к Поулу. – Мне нужно быть хотя бы в средней физической форме, иначе ничего не получается.
Поул молча смотрит на меня, я не отвожу взгляда. Лгать и прятать свои эмоции меня учили долго и упорно. Поул не находит признаков лжи, или делает вид, что поверил.
