Михаил Бард
Невеста призрака
Глава 17
Приём посетителей в больнице Lariboisière закончился шесть часов назад, и ни персонал, ни кто-либо из пациентов точно не ждал гостей посреди ночи.
Изабель думала, что Эрик подъедет к зданию с чёрного входа, что они, как воры, проникнут внутрь. Но он подъехал к центральным воротам жуткого и строгого строения. Изабель и раньше терпеть не могла больницы, а Lariboisière казался ей чудовищем, открывшим полную острых зубов пасть.
К ним подошёл сонный и не слишком дружелюбный охранник. Эрик опустил стекло. Свою маску он сменил на медицинскую повязку.
– Мсье, вы смотрели на часы?
– Я к Валуа, – зыркнул на него Эрик, коснувшись повязки. – Срочно.
– Мсье…
Охранник замешкался, но Эрик уже вышел из автомобиля, а Изабель – следом за ним.
– Хочешь отказать умирающему в помощи?! – вспылил артист. – У меня рецидив! Вспышка! И если я умру у стен больницы, моя жена в суде перемоет вам все кости!
Он указал на Изабель. Сжав губы в линию, девушка взяла его за руку, решив подыграть.
– Милый, идём. Доктор тебя осмотрит…
– Женщина, не лезь! – с пылом продолжал Эрик, буквально наседая на охранника. – Дай перед смертью запомнить лицо своего убийцы! Я прокляну его у врат Ада!
Несмотря на весь ужас, что внушало ей это здание, Изабель едва сдерживала нервный смех. Какая импровизация! Какой пафос! Какое красноречие! Теперь она понимала, почему Бувье так восхищался артистизмом Эрика, и почему Луи никак не мог ему подыграть.
Эрик не просто входил в образ, он влетал в него без какой-либо подготовки.
И плевать, что ложь была неправдоподобной, а «больной на голову» сидел за рулём. Он играл с таким подчёркнутым драматизмом, будто и правда умирал. Он хватался за голову, он сыпал проклятиями, он кривился и стонал от боли.
И даже Изабель ему поверила и забеспокоилась.
Ругаясь и пыхтя, охранник пропустил их внутрь. Он даже хотел помочь Изабель довести до доктора её «спесивого мужа».
– Не нужно! – вздрогнула она, слыша, как Призрак Оперы шумно вздохнул для очередной долгой и гневной тирады. – Мсье, спасибо вам большое, но вы его нервируете. Доктор предупреждал, что малейшее потрясение закончится катастрофой, а мой супруг и без того распереживался. Мы дальше сами.
Несчастный охранник кивнул и, как только дверь за ним закрылась, Эрик вышел из образа. Закрыв глаза, он прочистил горло и едва заметно улыбнулся девушке.
– Актриса из тебя вышла лучше, чем ученица.
– Ты мог предупредить?! – вспыхнула она. – Эрик, я чуть с ума не сошла от твоих припадков!
– Сочту за комплимент.
Ей хотелось накричать на него, хотелось толкнуть, ударить, хоть как-то поставить на место, но от усталости и пережитых переживаний злоба девушки быстро превратилась в истерику. Она вспомнила лицо охранника и, зажав рукой нижнюю часть лица, захихикала. Глядя на неё, Эрик улыбнулся, вряд ли понимая причину её смеха. В конце концов, за всю жизнь Призрак Оперы не раз и не два своей актёрской игрой запугивал людей.
Успокоившись, Изабель тяжело дышала, опираясь о стену.
Как только приступ прошёл, реальность окутала её своими холодными сине-чёрными объятиями. Больше Эрику не перед кем было притворяться. Остались только мрачный госпиталь, зимняя ночь с завывающим ветром, и несчастная женщина, в вены которой однажды холодным поцелуем впился скальпель.
– Жизнь моя, – улыбнулся Эрик, сжав её ладонь, прижав её к груди. – Каждая твоя эмоция написана на лице. Поразительно, что с таким темпераментом ты способна актёрствовать.
– Это хорошо или плохо?
– Твой темперамент? Ты часто меня раздражаешь, но, – сказав это, он мягко поцеловал руку девушки, – пока ты так откровенна со мной, я испытываю к тебе всё более отчаянную страсть.
Изабель натянуто улыбнулась, подавшись вперёд.
– А ты лжёшь отменно. Признавайся, твои пылкие признания – это тоже часть роли?
Лицо Эрика застыло. Он не ответил девушке, не стал уверять её в своей искренности.
Вместо этого он подался вперёд, сжал девушку в тесных объятиях и с жаром поцеловал в губы. Изабель от неожиданности забыла, как дышать.
Оборвал поцелуй он так же резко, как и начал. Изабель пошатнулась, сделав неловкий шаг назад.
– Решайте сама, мадемуазель Идо, способен ли мужчина так целовать нелюбимую женщину.
Она не нашлась с ответом. Каждый поцелуй Эрика лишал её способности здраво рассуждать, трезво мыслить.
– Следуй за мной.
Мужчина прошёл вперёд по тёмному коридору, то исчезая во мраке, то появляясь в бледном свете, льющемся из окон. Первый этаж казался безжизненным и пустым, хотя Изабель и слышала из палат храп и писк приборов, а из одного из кабинетов – звук работающего радио.
Эрик двигался бесшумно, в то время как сапоги девушки оглушительно громко стучали каблуками по плитке. Она не хотела привлекать внимания персонала. В гнетущей тьме ей казалось, что из-за дверей вместо людей вот-вот выползут бледные бесформенные монстры в медицинских халатах и с иглами вместо пальцев.
У Изабель всегда было слишком богатое воображение.
Эрик остановился у двери одного из кабинетов и сжал губы в линию. Изабель прочла надпись на табличке.
Главный врач отделения анестезиологии и реанимации.
Этьен де Валуа.
Изабель ахнула. Эрик глухо вздохнул, закрыв глаза, после чего постучался, не потрудившись ничего объяснить девушке.
Из-за двери с хмурым видом выглянул мужчина. Такой же высокий, как Эрик, такой же бледный, с серыми кругами под глазами. Он выглядел старше: лицо с тонкими, приятными чертами было тронуто морщинами, в чёрных волосах проглядывала седина. Его взгляд был таким же тяжёлым и мрачным, как у Эрика. Единственное значительное отличие между ними – глаза. У Эрика они были карими, жаркими, огненными, в то время как у Этьена – голубыми и холодными, как лёд.
Этьен раскрыл глаза, встретившись взглядом с Эриком. Призрак Оперы улыбнулся и поклонился, манерно сняв шляпу.
– О, чёрт…
– Если бы, дорогой кузен, – вздохнул Эрик. – Мы к Вивьен. Проводишь нас?
Этьен не сразу оторвал взгляд от родственника, не сразу осознал, что Изабель тоже была здесь, не сразу обратил на неё внимание. Но, стоило ему посмотреть на девушку, как в его мудрых, спокойных глазах будто бы вспыхнуло понимание.
– Мелкий, – прохрипел он, глядя то Призрака Оперы, то на Изабель. – Ты… чёрт… подожди, – он потёр уголки глаз пальцами. – Я сплю?
– Даже в кошмарах тебе не приснится такая страшная горгулья, – процедил Эрик, скосив взгляд в сторону. – Каланча.
Этьен на мгновение просветлел, услышав знакомое прозвище. Изабель смотрела то на него, то на Эрика, чувствуя необходимость вмешаться, заполнить звенящую пустоту между двоюродными братьями.
– Простите, что мы так внезапно…
– Что вы, мадемуазель? – вздохнул Этьен. – Как вас зовут?
– Изабель.
– Изабель де Валуа?
Эрик хмыкнул, скосив на неё взгляд. Девушка сжала губы в линию, чувствуя приливший к щекам жар.
– Мы… не на такой близкой стадии знакомства.
– Это всегда можно исправить, – произнёс Призрак Оперы, заставив Изабель вспыхнуть ещё сильнее.
Этьен шумно вздохнул, покачав головой. Потом улыбнулся, но в его улыбке было больше тоски и горечи, чем радости.
– Мелкий-Мелкий. Я уже и забыл, каким невыносимым засранцем ты можешь быть.
В ответ Эрик поцеловал Изабель в щёку и прижал её к себе за плечи.
– Жалобы на это я слышал только от тебя, Каланча.
Сгорая от смущения, Изабель смотрела в сторону, не в силах что-либо сказать. Она не ожидала, что у Эрика остались живые родственники, не рассчитывала на встречу с одним из них. Она была готова к рассказу о мести, смерти, убийстве, но не к знакомству с кузеном Эрика!
И ей хотелось понравиться ему, но намеренно быть приятной, милой и приветливой у неё никогда не получалось. Да и, как отметил Эрик, у Изабель все эмоции были написаны на лице.
И ничего, кроме нервозности, Этьен на нём бы не увидел.
– Зачем тебе Вивьен?
– Мой ангел должна понять, что ей нужно бежать от меня.
Произнося это, он пальцами перебирал её кудри, скользя взглядом по лицу, шее. И в этом жесте было столько эгоизма, столько собственничества, что лицо Изабель вновь зарделось.
Эрик сам сказал, что не отпустил бы её, и, тем не менее, каждый раз пытался оттолкнуть Изабель от себя. Давал возможность сбежать от жестокого чудовища.
Вот только красавице было поздно убегать.
Изабель сжала его ладонь, сплела пальцы.
– Я это поняла ещё на уроке вокала.
Этьен вытаращил глаза на Эрика.
– Ты взял ученицу?
– Долгая история, – вздохнул Призрак Оперы. – Скажу одно – она чудесна. Приходи в Lacroix и сам убедишься.
Сжав губы, врач смотрел то на кузена, то на девушку. От одного названия проклятого театра он переменился в лице, и это не укрылось от взгляда Изабель.
Может, он рассказал бы ей всё, чем не мог поделиться Эрик?
– Я бы лучше сжёг этот чёртов театр дотла, – процедил Этьен. – Мадемуазель… гоните его оттуда. Как угодно: хоть лаской, хоть криками и угрозами – гоните, если в вас есть хоть капля любви к нему и вы хотите его спасти.
Сжав губы, Изабель встретилась с Эриком взглядом. Речь его кузена была до того неожиданной и такой горькой, что она не знала, как реагировать. Призрак Оперы лишь невесело усмехнулся.
– Обещаю, – наконец, выдохнула она, не сводя взгляда с Эрика. – Я приложу все усилия, но одолею наш проклятый театр.
– Счастье моё…
– Даже если придётся умереть.
Эти слова подействовали. Призрак Оперы вздрогнул, застыл, его маска бесконечного спокойствия дала глубокую трещину. Во взгляде пылали первобытные, инфернальные эмоции – от страсти до гнева и отчаяния.
– Ты не знаешь, что говоришь, – он отпрянул, сделал шаг в сторону. – Этьен, довольно допросов. Отведи нас к Вивьен.
Врач покачал головой, закрыв глаза. Очевидно, в палату он возвращаться не хотел, но и отказывать в просьбе у него не было причин. Он закрыл кабинет и, взяв фонарик, направился вперёд по мрачным коридорам.
Какое-то мгновение Эрик смотрел Изабель в глаза, и в его взгляде было чистейшее, ничем не скрываемое смятение. Мотнув головой, он проследовал за двоюродным братом. Изабель засеменила за ними хвостиком.
Этьен остановился у двери, из-за которой доносилось шипение системы искусственной вентиляции лёгких, прерывающийся писк холтера, неровный гул. Под такой аккомпанемент Изабель ни за что на свете не уснула бы.
– Ты готова? – нахмурился Эрик. – Учти. То же самое может произойти и с тобой, если не сбежишь.
Изабель нахмурилась. Она понимала, почему Призрак Оперы так упрямо пытался её напугать: он прекрасно осознавал, что его месть была подлинным безумием и страшно боялся поступить так же с ней, боялся причинить вред. В то же время его к ней влекло, и бороться с этим чувством он был не в состоянии.
А раз он не мог себя контролировать, ему нужно было заставить девушку разочароваться в нём. Сделать её инициатором расставания.
Не говоря ни слова, она прошла в палату, стиснув в кулаки дрожащие руки. Она знала, что Вивьен свалил паралич, знала, что Эрик полоснул скальпелем по её венам. И, тем не менее, несмотря на осведомлённость, готовой к увиденному она не была.
Войдя в палату, Изабель не сдержала крика.
У женщины, подключённой к многочисленным аппаратам, поддерживавшим её жизнь, была срезана половина лица.
Глава 18
Изабель зажала руками рот. Её крик был коротким, но громким и несдержанным, и явно перебудил весь первый этаж.
Девушка похолодела, вглядываясь в ужасное зрелище, пот стекал градинами со лба, её мутило. Мысленно она поблагодарила Бога, что с самого утра ничего не ела. В противном случае её бы вырвало.
К груди Вивьен, её рукам, шее были присоединены многочисленные провода. Землистая кожа была белее простыни, тело было покрыто волдырями и гематомами, в вену вливалась питательная жидкость из капельницы.
Изабель рассматривала эти незначительные детали так тщательно, потому что боялась поднять взгляд на изуродованное лицо.
Пульс Вивьен участился, дыхание стало частым и глубоким. Это были единственные доказательства того, что в этом измученном теле до сих пор теплились жизнь и разум.
Наконец, Изабель взглянула ей в лицо, сжав губы в линию.
Глядя на шрам, она не могла отделаться от мысли о сыром мясе. Рану никто не перевязал, никто не скрыл от посторонних глаз, никто давно не обрабатывал, посчитав, что она зажила и больше не причиняла боли. И всё же… обнажённые мышцы алели на землистой коже, и среди кроваво-красной рытвины на Изабель смотрел слишком яркий бледно-голубой глаз. Вивьен часто моргала, и в её взгляде уже не было ужаса, лишь бесконечные боль и усталость.
Бесконечный Ад.
Изабель опустила руки. Этот шрам точно повторял линию ожога Призрака Оперы, и девушка поняла, оценила его безумную идею. Вивьен оставила на Эрике незаживающие шрамы, и мужчина решил, что она, как его супруга, должна разделить с ним и радость, и горе.
Но вот тело он уродовать не стал, не повторил на нём узоры своих шрамов.
Только лицо.
– В её состоянии частично виноват я, – негромко произнёс Этьен. – Вивьен доставили сюда со вскрытыми венами и изуродованным лицом. Я… часто имею дело со смертью и знаю, когда состояние человека достигает точки невозврата. Это тоже своего рода ювелирная работа. Пациента легко убить, сложнее превратить его в овощ. Поначалу я не собирался ей помогать, поэтому, когда её доставили ко мне, я медлил, ждал. Ждал, что собака сдохнет собачьей смертью.
Он произнёс это сквозь зубы, и от его голоса в стенах этой жуткой, пустой палаты Изабель стало по-настоящему холодно. Её трясло, хотя всё тело горело невыносимым жаром.
– В конце концов я спас её, но повреждения мозга были необратимы, – он ненадолго замолчал. – Судя по показаниям МРТ, она в сознании. Так даже лучше. Пусть эта тварь мучается.
– Господи…
Изабель не пыталась оправдывать Вивьен: изменница и сообщница убийцы заслуживала того, что с ней случилось. И всё же, девушка не могла не испытать к ней сострадания. Как это ужасно – быть запертой в собственном теле, как это страшно – жить и не быть способной позаботиться о себе.
Изабель не знала, хотела ли она избавить эту женщину от мук. В конце концов, из-за Вивьен страдал Эрик – дорогой для девушки человек.
Призрак Оперы молчал с того самого момента, как вошёл в палату. Он вновь потерял контроль над своими эмоциями.
Черты лица Эрика исказил гнев. Боже, если бы Вивьен могла ходить, он бы прямо сейчас убил её.
Изабель коснулась лица. Казалось, от ужаса и потрясения она должна была зарыдать, но слёзы не шли.
Месть обоих Валуа была жестокой, но и поступили с ними жестоко.
– Скажите, мадемуазель, – вздохнул Этьен. – Вы сдадите нас в полицию? Заранее предупреждаю, доказательств нашей вины у них нет и не появится.
– Боже, нет… – прохрипела она. – И в мыслях не было.
– Боитесь, что и до вас доберёмся?
Нахмурившись, она встретилась взглядом с Этьеном. Его глаза были холоднее ночи за окном.
– Потому что, – набравшись мужества, Изабель посмотрела на лицо Вивьен, – она заслужила это.
Врач не ответил. Изабель, стоя в палате, глядя на едва живую женщину, чувствовала себя монстром. Она могла облегчить её страдания, могла подарить ей милосердие, могла отключить эти многочисленные приборы и оборвать её жизнь.
Но стоило ей только подумать об этом, как её руки сами собой опустились.
Это не её месть, и не ей миловать или наказывать человека.
Изабель посмотрела на Эрика, подошла к нему и молча, без слов, прижалась к его груди, зажмурившись. Выносить это зрелище она была больше не в силах, не могла больше думать о страданиях несчастной. Ей хотелось тепла, утешения и защиты.
Пускай даже если они исходили от жестокого монстра.
– Изабель… – вздохнул Эрик. Его голос звучал мягко, руки согрели её в своих объятиях.
Он умолк, не зная, что сказать, так осторожно гладя её плечи и спину, будто боялся сломать. Изабель стиснула пальто у него на груди, чувствуя себя маленькой, слабой, хрупкой.
Но страха она не испытывала. Ни капельки.
– Эрик, – глухо произнесла она. – Пожалуйста… уйдём отсюда.
Она подняла голову, чтобы взглянуть в его лицо. Призрак Оперы смотрел на Вивьен, и его лицо вновь исказила жуткая гримаса гнева.
– Эрик, – Изабель провела ладонью по его щеке, заставив взглянуть себе в глаза. – Хватит. Не смотри.
Она знала, что рядом с Вивьен его самые тягостные воспоминания оживали. Чувствовала это.
И только поэтому, а не из милосердия, желала, чтобы эта женщина поскорее умерла.
– Ангел мой, – прохрипев это, он поцеловал девушку в лоб. – Прости. Я забываю, какая ты чувствительная.
Они вышли, но даже после того, как дверь в палату закрылась, Изабель трясло от потрясения. Эрик не выпускал её из объятий. Этьен, выйдя, прислонился спиной к стене, с мрачным видом глядя на пару.
– Мадемуазель, – он вздохнул. – Меня поражает ваша самоотверженность. Он вас мучает, а вы к нему льнёте.
Изабель покачала головой, закрыв глаза.
– Он сам мучается, – она мягко улыбнулась. – Да и… Эрик тоже ведь спас от мучений меня.
Вспомнив о той тяжести, что долгое время не давала Изабель покоя, о той травме, что возвращалась к ней во снах, девушка стала немного иначе относиться к Вивьен. С меньшим сочувствием, но с большим презрением.
Как она могла уйти от Эрика? Да, его характер не идеален, но он обладал тем простым навыком, которым владеют немногие мужчины.
Он умел ставить себя на место другого человека, видел в жестах, взглядах, поступках причины, о которых этот самый человек мог не догадываться.
Если бы он появился в жизни Изабель на пару лет раньше…
И ладно – просто уйти к другому, развестись с супругом и исчезнуть из его жизни.
Вивьен хотела убить Эрика.
Сжечь.
Чудовище.
– Жизнь моя, – голос Призрака Оперы был спокойным, уверенным, привычным. – Если твои мысли продолжат метаться в таком хаосе, ты сойдёшь с ума.
В ответ девушка только тяжело вздохнула. Силы окончательно оставили её, как и вера в людей, и сейчас ей хотелось одного – накрыться одеялом с головой, забиться в угол своей тесной мансарды и никогда не выходить оттуда. Не видеть мира, не знать, насколько ужасным может быть человек.
Этьен попрощался с ними и что-то говорил Изабель, но она его не слышала. Не помнила она и того, как вышла вместе с Эриком из больницы, как оказалась у себя в квартире.
Не раздеваясь, в своём зимнем пальто она рухнула на диван, стиснула подушку в руках.
Всё это время, кусая губы, она думала лишь о том, каких душевных сил стоило Эрику пережить и утрату, и предательство.
Она не смогла выжать из себя слезу в палате Вивьен.
Но, думая об Эрике, она тихо заплакала, уткнувшись лицом в подушку.
Не успокоилась она и в тот момент, когда Призрак Оперы лёг рядом, обняв её со спины. Изабель содрогалась от спазмов рыданий, глушила подушкой истерику. Эрик что-то говорил – тихо и успокаивающе – но Изабель его не слышала.
В какой-то момент даже на рыдания у неё не осталось сил. Лишь обессилев, она стала более-менее осознавать реальность.
В квартире тихо гудел обогреватель. За окном завывал ветер, снег с тихим шорохом бился об окна.
Призрак Оперы был рядом и негромко пел для неё старую, давно забытую колыбельную.
Глава 19
Когда Изабель проснулась, зимнее солнце уже стояло высоко над горизонтом. Испугавшись, что проспала работу, она вздрогнула и схватила часы на тумбочке.
Эрик, лежавший рядом, обозвал её ведьмой. Изабель совершенно случайно ударила его локтем в скулу.
– Мы проспали! – воскликнула она.
– Не ты ли вчера, – процедил он, потирая ушибленное место, – уговаривала меня остаться с тобой в твои выходные?
Изабель моргала, глядя в его лицо. Она так заработалась, что до неё совершенно не доходил смысл слов мужчины.
Эрик приподнялся. Он был в верхней одежде, как и Изабель. Она нахмурилась, ещё не отойдя от тяжёлого, глубокого сна. Лишь спустя пару секунд к девушке медленно вернулись воспоминания о пережитом потрясении.
– Сильно? – робко произнесла она, подняв на него взгляд.
– Я оскорблён в лучших чувствах, – он закатил глаза. – Пока я боялся малейшим шумом разбудить тебя, ты размахиваешь подкрылками.
Она невольно улыбнулась. Раз Эрик переигрывал, значит не сердился. Изабель протянула к нему руки, обняла и поцеловала в ушибленное место.
– Сейчас пройдёт.
Мужчина улыбнулся, скользнув ладонями по её талии, заключая девушку в объятия.
– Вообще-то, ты попала по губам.
– Неужели? И куда же ещё?
– Начинай исследовать, – Эрик хамовато улыбнулся. – Я в процессе скажу, где больнее всего.
Изабель не успела смутиться. Призрак Оперы подался вперёд, запечатлев мягкий, осторожный поцелуй на её губах.
– Как ты? – произнёс он, соприкасаясь с ней лбами.
Изабель опустила взгляд, какое-то время помолчав.
– Знаешь… всё, что ты сделал – немыслимо ужасно, – она коснулась ладонью его лица. – Но кажется… после пережитого я люблю тебя ещё сильнее.
Это признание застало врасплох обоих. Вспыхнув, Изабель поспешила отвести взгляд. Сколько бы любви, сколько бы романтики и пережитых откровений между ними ни было, а трёх простых слов они оба старательно избегали.
Эрик, откинувшись назад, невольно расхохотался. Его смех не звучал издевательски или надменно. Скорее, в нём слышалось только облегчение.
– Жизнь моя, – произнёс он, теснее прижав к себе смущённую девушку. – Скажи мне, сколько я должен срезать лиц, чтобы ты надела крохотное кольцо на безымянный пальчик?
Она вздрогнула.
– Ты слишком торопишься!
– Неужели? – он вновь подался вперёд, роняя девушку на подушки, склонился над ней. – А зачем тянуть?
Изабель сжала губы в линию, когда мужчина склонился ниже, оттянул воротник её свитера и с жаром поцеловал в шею. Она задрожала, выгнувшись дугой.
– Я же, – выдохнула она, – ещё не всё о тебе знаю.
– Это решаемо.
– Но… – девушка прикусила костяшку пальца, когда руками Эрик скользнул ей под одежду. – Ты же будешь сбегать от меня… в свой театр.
– И тебя выкраду.
Его поцелуи стали более чувственными, долгими, грубыми, его губы спускались ниже. Изабель зажмурилась, сжав ладонью его плечо. От его ласки у неё каждый раз улетучивались все аргументы.
– Но, – простонала она. – Эрик… юрид… юриди… юридически ты мёртв!
Это заставило его прерваться. Тяжело, отрывисто дыша, Изабель провела ладонью по лицу, веля себе успокоиться. Её страсть была такой пылкой, такой неистовой и неконтролируемой, что девушка страшилась своего бесстыдства.
– Да, – с жаром выдохнул он, заставив Изабель вновь задрожать. – Это проблема.
– И… что же ты думаешь… делать?
Какое-то время Эрик не отвечал, большим пальцем водя по по бедру девушки. И это незначительное движение, его близость сводили Изабель с ума.
Эрик скользнул взглядом по её лицу и задумчиво улыбнулся. Не в первый раз она замечала у него такое выражение глаз – оно появлялось, когда мужчина был спокоен, расслаблен, когда ненадолго обретал внутреннюю гармонию. Сейчас он не просто наслаждался зрелищем беззащитной, полуобнажённой девушки. Он ею любовался.
– Жалею, что я не художник.
Вспыхнув, Изабель оправила на себе одежду, глядя в сторону.
– Нахал.
Он вскинул брови, театрально опустив руку на сердце.
– Вставай уже, – пробурчала она, невольно бросив подушку в Призрака Оперы. – Мы и без того проспали всё, что можно.
– Скажу откровенно: для меня нет лучше отдыха и большего удовольствия, чем спать с тобой.
У Изабель запылали не только щёки, но и уши. Интонация Эрика была будничной, спокойной, естественной, а значило это лишь одно – он дразнился.
– Ах так? Больше петь тебе не буду.
Эрик всплеснул руками, а Изабель, уходя на кухню, показала ему язык. Она не сразу поняла, что сделала – до того нормальным и уместным показалось ей в тот момент её ребячество.
Боже… даже с Жилем она себя так не вела. Впрочем, и Эрик тоже хорош.
Тряхнув головой, она открыла холодильник. Ничего, кроме яиц, молока и мяса в нём не было, так что выбор для завтрака был невелик. Призрак Оперы мог ворчать сколько угодно из-за такой примитивной пищи, Изабель было всё равно. Более того, она была так голодна, что съела бы и его порцию.
Когда сковородка с омлетом зашипела, Изабель услышала знакомый грохот и негромкое ругательство из комнаты.
Однажды Эрик привыкнет к низким потолкам мансарды. И, думая об этом, Изабель не сдержала улыбки.
– Аккуратнее, хороший мой, – не отрываясь от готовки, произнесла она. – Гениальность отобьёшь.
– Изабель, – войдя, он потирал ушибленную макушку. – Ладно, ты не готова узаконить наши отношения. Но от переезда тебя что удерживает?!
– Мансарды дёшевы, – ворчала девушка. – А я не могу позволить себе лишних трат.
Он улыбнулся, и Изабель тут же поняла свой промах.
– В Lacroix проживание бесплатное. Для тебя.
– Ни за что.
– Призрак Оперы разрешения не спрашивал.
Сказав это, мужчина подошёл к ней, обнял со спины и мягко поцеловал в шею, откинув непослушные кудри за плечо. Девушка не сопротивлялась. Наоборот, она подалась навстречу его ласке.
– Эрик… а почему именно этот театр? – она поддела краешек омлета лопаткой, перевернула его.
– Попробуй угадать, моя милая, любопытная Пандора.
Изабель прикусила губу. На самом деле, она уже рассуждала над этим вопросом, но к однозначному выводу так и не пришла. В первый рабочий день Гаскон говорил, будто бы Призрак Оперы даже подружился с прежним владельцем театра. После она узнала о занятой им пятой ложе, потом увидела портрет Эрика в галерее. И это был точно не его отец, это был Валуа-младший.
– Самый очевидный вариант – секретные ходы, – ответила она. – В этих лабиринтах удобно прятаться, ты неуловим в них. До тех пор, пока в старый замок не попадёт бомба или выстрел из танка.
Он расхохотался.
– А что? Было бы любопытно вызвать такую панику у населения.
– А неочевидный, – продолжила Изабель, не обращая внимания на его весёлость. – Я не психолог, Эрик, хотя ребята из труппы и называют меня так. Я заметила, что интерьер твоего жилья повторяет убранство комнат в поместье Валуа.
– И..?
– Я подумала, что выбор театра неслучаен. Быть может, с этим мрачным местом тоже связано что-то доброе и светлое?
Она пожала плечами.
– Ты… так несчастлив, Эрик, – она поджала губы, – что хочешь хотя бы с помощью декораций вернуть счастливые моменты. Твоё жильё выглядит, как родной дом, ты сам всегда безупречен, как и пять лет назад. Но… ты и сам понимаешь, что ничего уже не вернуть. Сколько ни играй прежнего себя.
Призрак Оперы промолчал. Изабель мягко сжала его руку.
– Эрик, – произнесла она после недолгого молчания. – Могу ли я рассчитывать, что однажды ты дашь жизни шанс? Могу ли надеяться, что однажды ты больше не вернёшься в свою гробницу под театром?
– Изабель…
– Нет… не отвечай, – она вздохнула, проведя ладонью по лицу. – Я знаю… я эгоистка и требую слишком многого.
Закусив губу, она разрезала омлет на две части, переложила на тарелки, поставила чайник. Эрику вряд ли понравится недорогой чай из пакетика, но ничего другого у Изабель всё равно не было.
Мужчина опустился на стул, задумчиво глядя в потолок. Потом хмыкнул.
– С Lacroix связано многое, – наконец, заговорил он. – Кто-то из моих предков выкупил за бесценок чертежи замка, чтобы перепродать их в нужные руки, но этого не случилось. Ценные бумаги остались в моём доме, а я… был любопытным ребёнком с хорошей памятью. Потом, ещё до появления Призрака Оперы в Lacroix занимались обучением детей. Я был одним из учеников. Потом, когда вырос, я часто играл там. Да… с ним связано много приятных воспоминаний, – он ненадолго умолк. – Ну а три года назад, когда прежнего владельца не стало, выяснилось, что по его завещанию театр, как частная собственность, принадлежит мне. Гаскон – моё прикрытие, он по доверенности исполняет обязанности управляющего. Lacroix – целиком и полностью моя собственность.
Глаза Изабель округлились.
– И правда, – Эрик смотрел ей в глаза, скрестив руки на груди, – психолог.
Покраснев, она отвела взгляд в сторону. Она не чувствовала душевного трепета, когда её хвалили за старания преподаватели, артисты, даже коллеги из прежних театров.
Но Эрик – другое дело. В глазах Изабель он был окутан ореолом величия.
– Помнится, кое-кто назвал меня недоучкой из деревенского театра…
– Надо же, – он не сдержал улыбки. – И кто бы это мог быть?
– Думаю, ты его знаешь. Он дьявольски талантлив, язвителен, обаятелен и хорош собой, – девушка выдержала паузу. – И я прибью его, если он так и не притронется к моему омлету.
– Погоди, – сказав это, он подался вперёд, вглядываясь в лицо Изабель. – Разве это не забавно, что мы ведём себя так… по-домашнему?
Девушка невольно покраснела.
– Это плохо?
– Этого у меня не было уже пять лет, – он улыбнулся и пригубил чай из чашки. – Наверное, будет забавно, если ты будешь каждый день перед работой готовить обед своему Призраку Оперы.
Не позволив ей ответить, мужчина протянул к ней руку и провёл пальцами по подбородку, заставив посмотреть себе в глаза.
– А на десерт будут твои поцелуи.
Большим пальцем он провёл по её нижней губе, лишая девушку возможности ответить. Она прерывисто выдохнула. Поначалу ей хотелось съязвить, хотелось быть игривой, непокорной, независимой, хотелось раздразнить его.
Но с удивлением для себя Изабель обнаружила, что ей нравилась та нежность, которую проявлял к ней Призрак Оперы, нравились его касания, долгие взгляды, разговоры ни о чём.
И при всём желании она не могла сейчас придумать достаточно колкий ответ.
– На одних десертах, – прошептала она, – долго не проживёшь.
Эрик улыбнулся.
– А без них – жить не за чем.
Изабель вновь покраснела от его пристального взгляда, хотя казалось, должна была привыкнуть к пылкому нраву этого мужчины. Ей по-прежнему казалось, что такой страсти она ничем не заслужила.
– Ты хотела сегодня в музей, – негромко произнёс Эрик. – Но не думаю, что я дам тебе выйти из дома.
Изабель не успела задать вопрос. Эрик скользнул пальцами по её шее, плечам, ненавязчиво убирая назад кудри. Опустив руку ей на бедро, сжав ткань брюк, он замер.
Трудно было придумать намёк красноречивее.
– Эрик, – тихо, едва слышно отозвалась девушка, краснея до корней волос. – Весь день впереди…
– Вот именно, – он улыбнулся. – Представляешь, какие пучины страсти ждут нас?
Она сжала губы в линию, напрягшись всем телом. Воспоминания о бессонных ночах, когда Эрик терроризировал её своей пылкой любовью, живо воскресли в воспоминаниях робкой девушки.
Наверное, нехорошо так бесстыдно желать продолжения.
Изабель поёрзала коленями, после чего Эрик провёл по бедру чуть выше, неторопливо, как хищник, приблизившись.
– Погоди, – прошептала она, вжавшись в спинку стула. – Эрик… дай мне немного… прийти в себя после потрясений.
– Жизнь моя, – улыбнувшись, он прижался губами к щеке девушки. – Я знаю множество способов снять напряжение.
Изабель охнула, когда его губы скользнули к шее, а руки сжали тонкие плечи. Сопротивляться его настойчивости было всё тяжелее.
