Михаил Бард
Невеста призрака
– Изабель, ангел мой, тебе помочь спуститься?
Лицо девушки моментально стало пунцовым. Она поднялась и, не зная как быть, медленно спустилась на негнущихся ногах.
Обратил на неё внимание спустя столько времени? Надменная сволочь. После его бесконечного молчания, равнодушия, после такого пренебрежения Изабель твёрдо решила обматерить его на камеру.
Но когда он приблизился, когда сжал её трясущуюся руку и поцеловал костяшки пальцев, Изабель едва не потеряла сознание.
– Удивлена? – произнёс Эрик, улыбаясь. – Понимаю. Я ведь не спросил тебя об этом, как следует.
Изабель вновь затаила дыхание. Эрик опустился перед ней на одно колено, с мягкой, ласковой улыбкой глядя в глаза.
– Счастье моё, – произнёс мужчина, – я исполнил обещание. Я вернулся к людям, объявил о себе. Скажи… ты выйдешь за меня?
Изабель опешила. Камеры были направлены на них, ведущая замерла, охнув.
Беспомощно озираясь, девушка встретилась взглядом с Гасконом, который только молча кивнул, с Жилем, который показывал ей пальцы вверх.
Как же ей хотелось прибить Эрика на месте.
Всхлипнув, она утёрла рукавом подступившие слёзы.
– Спрашиваешь ещё, дубина, – она прерывисто вздохнула. – Да. Да, чёрт возьми. Тысячу раз – да!
Только когда Эрик улыбнулся, когда его лицо озарило счастливое, безмятежное выражение, Изабель поняла, как сильно он переживал из-за возможного отказа.
Поднявшись, мужчина сжал её лицо в ладонях, поцеловал девушку, стиснул в крепких, долгожданных объятиях.
– Прости, – произнёс он, ткнувшись лбом в её лоб. – У меня нет кольца. Оно уже у тебя.
– Прощаю. За всё. Каким бы идиотом ты ни был.
Он закрыл глаза, улыбаясь, мягко сжимая руки Изабель, пальцем водя по её обручальному кольцу. Девушка провела пальцами по его лицу, по повязкам, скользнула по линии роста волос.
Только вновь почувствовав тепло его тела, она осознала, как сильно соскучилась.
Эрик потянул девушку на себя, подвёл к столу, усадил на стул рядом с собой напротив ведущей.
– Эрик, – вздрогнула Изабель, опомнившись. – Это не моё интервью!
– Не ваше? – вмешалась ведущая. – Мадам де Валуа, я не прощу себе, если отпущу вас прямо сейчас. Не бойтесь, больно не будет.
Изабель сжала подол платья. Сев рядом, Эрик обнял её одной рукой, поцеловал в щёку. Девушка вспыхнула.
– Она режиссёр-постановщик, – начал мужчина. – Новенькая в Lacroix, но крайне способная.
– …новенькая? – ведущая раскрыла глаза. – Изабель Идо? Это же вас курировали Призрак Оперы с Невестой?
Чёрт. Эта нелепая реклама.
– Они.., – прохрипела Изабель. – Следили за каждым режиссёром, учили нас, наставляли. Не понимаю, почему именно мне уделяется столько внимания.
– Потому что, – с лукавой улыбкой произнёс Эрик. – Ты само очарование.
Она крепко вцепилась в свои колени, умолкнув.
– Так кто они? – спросила ведущая.
– Коварный вопрос, – засмеялся Эрик. Между прочим, очень естественно. – Пусть каждый, кто интересуется этими личностями, приходит в мой театр и ответит на него сам.
Сердце Изабель забилось чаще.
Кто бы мог подумать, что её возлюбленный – настолько профессиональный лжец?
– Призраку Оперы приписывают убийства.
– Да. Красивые легенды часто обрастают жуткими слухами.
– Кто-то всерьёз считает, – ведущая подалась вперёд. – Что Призрак Оперы – это вы, мсье Валуа.
Эрик мог расхохотаться, мог начать оправдываться. Но он лишь сдержанно приподнял бровь.
– Как видите, это невозможно, – он вздохнул. – Жить в театре, выступать в масках, соблазнять зрительниц? После всего, что случилось с моей семьёй? Нет. Никогда. Я бы не смог. Чтобы излучать такую дьявольскую сексуальность, нужно быть нарциссом. А нарцисс и урод – личности противоположные.
Изабель тронула его руку. Мужчина встретился с ней взглядом и мягко сжал подрагивающие пальцы.
– Эрик.., – она набрала побольше воздуха в лёгкие. – Я же вижу, ты тоскуешь по сцене.
– Жизнь моя, я директор, а не актёр. Моё место – закулисье.
Изабель крепко сжала губы, сдерживая подступившие к глазам слёзы. Она резко отвернулась от него, борясь с собой, стараясь не думать, что навсегда потеряла лучшего в мире артиста.
До чего же ранимой сделала её беременность!
– Изабель…
– Всё хорошо, – сдавленным голосом произнесла она. – Это твой выбор.
Эрик тяжело вздохнул, закрыв глаза. Изабель затихла.
– Счастье моё, – наконец, произнёс он. – Петь я могу только с тобой.
Изабель встретилась с ним взглядом, нахмурившись. Эрик мягко улыбался ей, и в этот момент ей казалось, будто он стал выглядеть моложе, будто из его лица исчезла давняя, давящая тревога.
– Вы тоже поёте, мадам Валуа?
Изабель вспыхнула.
– Нет!
– Ещё как поёт, – улыбнулся Эрик. – Скажу по секрету: едва услышав её голос, я потерял голову от любви.
Изабель закрыла лицо ладонями.
– Споёте для нас? – улыбнулась ведущая. – Для истории.
Изабель мотнула головой, но Эрик приблизился и шепнул ей на ухо.
– Давай, любовь моя. Начальную арию «Люцифера».
Как он узнал название?..
– …он же только в работе!
– С этой композицией мы с тобой уже разобрались.
Девушка вздохнула, борясь со смущением и раздражением. И что ей было делать? Перечить будущему мужу на телевидении? Да его фанатки от неё мокрого места не оставят!
Угораздило же её начать встречаться со знаменитостью.
– Начинаешь, – вздохнула девушка, – ты.
Эрик просиял. Ведущая поближе придвинула микрофон к паре.
Изабель знала, что её возлюбленный пел невероятно, но сейчас он звучал особенно хорошо. Если раньше его голос был глубоким, волнующим, пленительным, дьявольским, то сейчас он стал ещё и… свободным. Будто больше ничто на свете не тяготило Эрика, не сдерживало, не мешало ему.
И от красоты его голоса Изабель вновь захотелось плакать.
Закрыв глаза, она запела вместе с ним, крепко стиснув руку мужчины. И теперь в их пении впервые за всё время уроков появилась гармония. Раньше они пели правильно, хорошо звучали вместе, но их голоса не внушали слушателям торжества, возвышенности, ощущения великолепия.
Теперь изменилось всё.
И первая ария, наконец, стала такой, какой её и задумывала Изабель.
Когда они умолкли, когда зазвучали аплодисменты зрителей и съёмочной группы, Изабель бросилась на шею Эрику.
Их свадьба прошла без изысков. Маленький храм на окраинах Парижа, элегантное белое платье, уже не способное скрыть растущий живот, строгий чёрный костюм и повязка вместо маски.
Эрик попросту больше не мог себя заставить ещё раз надеть маску.
Вместо толп гостей только самые близкие: Гаскон с супругой, их трое детей, Этьен, Жиль. И, глядя на них, Изабель было грустно от мысли, что мамы и папы нет рядом в самый счастливый день в её жизни.
Стоило ей только задуматься об этом, как она зажмурилась и глухо простонала, руками коснувшись живота. Изабель испугалась резкой боли, но после замерла, забыв как дышать.
Боль повторилась. И ещё раз. И ещё.
Малыш пинался!
Её с Эриком ребёнок, их кроха, их маленькая надежда заявил о себе, словно упрекая мать за грусть!
Ей было больно, но в то же время она едва не прыгала от счастья.
– Изабель..?
– Дай руку.
Стиснув ладонь Эрика, девушка прижала её к животу – к тому месту, где ощущалось едва заметное движение.
– Это..?
– Такой же танцор, как и папаша, – Изабель зажмурилась, едва переведя дыхание. – Да чего ты так разошёлся? Сейчас пойдём домой, отдохнём.
Рука Эрика ощутимо задрожала. Изабель подняла на него взгляд и улыбнулась. В который раз её муж был при ней таким растерянным, таким уязвимым, таким беспомощным. Малыш только пошевелился, а Эрик уже был сам не свой от волнения. Что же с ним случится, когда он в самом деле станет папой?
– Ему скучно в церкви, – улыбнулась Изабель.
Эрик нервно хохотнул.
– Весь в меня.
Изабель уткнулась лбом ему в плечо, глубоко и часто дыша, пока ребёнок не успокоился. Всё это время Эрик обнимал её, мягко перебирая пряди волос под белоснежной фатой, ругая жену за слишком тесное платье. Тесным оно не было, просто Эрик всегда ворчал, когда не мог успокоиться.
Пышного праздника они не устраивали. Во-первых, потому что за Эриком чуть ли не по пятам следовали восторженные фанатки, так что арендовать ресторан не представлялось возможным, во-вторых, потому что после пяти лет в театре мужчина забыл о цене денег. Они попросту не могли позволить себе траты.
Он купил новый дом – слишком огромный для двоих, старый, в викторианском стиле, больше подходящий для светских приёмов, чем для семейной пары. Эрик нанял прислугу, охрану, установил новейшие системы безопасности, купил новые инструменты и уже приступил к работе над партитурами.
Поэтому до выплаты гонораров и до премьеры Люцифера жили они на деньги с продажи мансарды.
Половина комнат ещё не была обставлена, но Эрик не жаловался. Как и Изабель. В конце концов, их общий дом – это не чёртова мансарда и не мрачный склеп.
Войдя в прихожую, Изабель сняла туфли, переобулась в тапочки. Она закусила губу, думая, что бы ей приготовить для праздничного ужина. Вчера у неё не было времени этим заняться – Эрик вообще не позволял ей хоть чем-то заниматься, опасаясь, что это повредит малышу.
Только Изабель сделала шаг в сторону кухни, как Эрик опустил руку ей на талию и увлёк за собой в гостиную.
– Милый, – произнесла она. – Если ты опять начнёшь отвлекать меня от дел…
– …а я с удовольствием начну, – улыбнулся мужчина, стянув повязку с лица и бросив её на тумбу. – В этот день я не хочу видеть тебя у плиты.
– А придётся! – огрызнулась Изабель, когда Эрик притянул её к себе и закружил в танце. – Ты же мне всю неделю прохода не даёшь.
– Вообще-то, уже больше полугода, – поддразнил он. – Обидно, что заметила ты только сейчас.
Девушка покраснела до корней волос, отведя взгляд в сторону.
После примирения он стал куда чаще дразнить её, подшучивать, в нём откуда-то появились озорство, весёлость. Изабель ожидала обвинений и сожалений в пожаре, но Эрик окружил её такой заботой, что она терялась.
Подведя девушку к граммофону, он поставил одну из пластинок. Этот проигрыватель им на свадьбу подарил Гаскон, стискивая пару в объятиях и на радостях отругав обоих: Эрика – потому что засиделся в подвале, Изабель – потому что не догадалась раньше спалить его дом.
Зазвучала музыка. Мужчина сделал шаг назад и поклонился Изабель, приглашая её на танец.
Она присела в реверансе, принимая предложение.
– Мадам де Валуа, – Эрик улыбнулся ей, склонившись, мягко поцеловав в губы. – Сегодня вы само очарование.
– Мсье де Валуа, – ответила она, прерывисто вздохнув. – Вы меня беспокоите. Сегодня вы не раскритиковали церковный хор.
– Я сдерживался только ради вас, мадам. Разве мог я в такой светлый, тёплый день обращать внимание на их бездарность?
– Кто знает, – с этими словами она провела кончиками пальцев по его шраму. – Эрик… а когда ты успел развестись с Вивьен?
Он сощурил взгляд, его лицо на мгновение омрачилось. К счастью – всего на мгновение.
– Деньги решают многое, ангел мой. Деньги, связи и нежелание бюрократов отправляться в тюрьму из-за одного воскресшего мертвеца.
Изабель улыбнулась, прильнув к нему.
– Ты не злишься?
– За что?
– Из-за меня тебе пришлось лгать, восстанавливать документы, новое жильё обустраивать. К тому же… я сожгла твои партитуры.
Мужчина хмыкнул.
– Думаешь, я просто так не подпускаю тебя к плите?
– Очень смешно, – надулась девушка. – И всё же?
Он протянул руку, провёл пальцами по лицу Изабель, заставил взглянуть себе в глаза.
– Знаешь, счастье моё… когда я, задыхаясь, обливаясь потом, скованный ужасом тащил тебя на закорках и не боялся сгореть, а был в панике от мысли, что ты обожжёшься или отравишься дымом – тогда и понял, что ты мне дороже всего на свете. Какой бы заразой ты ни была.
Изабель грустно улыбнулась, крепче стиснув его в объятиях.
– Прости.
– Ш-ш-ш, – обняв девушку в ответ, он поцеловал её в лоб. – Ещё успеешь пожалеть о своём выборе.
– Никогда.
– Даже из-за криков Эрика де Валуа III?
– Никаких, – выдохнула она. – Эриков.
– Сколько у меня времени, чтобы переспорить тебя? Месяца три?
– Нисколько! – вспылила Изабель. – Его будут звать Густав! И отстань от меня с этим вопросом!
– Густав? – Эрик приподнял бровь. – Отвратительное имя для моего сына. Я бы так и собаку не назвал.
Изабель хотела было отпрянуть, уйти, но Эрик её не пустил.
И, если подумать, никогда не пускал, как бы она ни стремилась сбежать.
Сколько бы Эрик ни готовился к появлению ребёнка, как бы ни пытался успокоиться, но роды всё равно застали его врасплох.
Он пролистывал контракт с продюсерами, которые собрались финансировать «Люцифера», обсуждал его с тремя юристами и Гасконом, когда вдруг в его кабинете зазвонил телефон. Обычно Эрик снимал трубку с рычага и продолжал работать, но сейчас забыл об этом.
– Милый, – голос Изабель звучал болезненно, сдавленно. – Я вызвала скорую. Кажется, началось.
Эрик побледнел.
– Изабель, – прохрипел он. – Я… я… я сейчас! Не смей начинать без меня!
Он разнервничался до того сильно, что не осознал сказанного. Изабель хохотнула, после чего издала такой мучительный стон, что мужчина похолодел.
Не успев ничего объяснить коллегам, он схватил солнцезащитные очки, ключи от машины и рванул из кабинета по коридору.
Чем неумолимее приближался этот день, тем сильнее нервничал Эрик. Чтобы хоть как-то избавиться от тревоги за жизнь супруги и ребёнка, он занимался в доме мелким ремонтом, гонял слуг по бессмысленным поручениям, на работе превращался в ещё большего деспота, чем был раньше. Потому Изабель в последние пару недель ездила в Lacroix с ним – только рядом с ней он вёл себя прилично и спокойно, даже ни с кем не огрызался.
Чем пользовались и артисты, и персонал.
Сев за руль, он не с первого раза попал ключом в замок зажигания, не пристегнулся и по пути к роддому трижды пролетел на красный свет.
Он до того боялся не успеть, что приехал в медучреждение быстрее скорой.
Медики вошли в больницу с девушкой. Изабель, тяжело дыша, держалась за округлившийся живот.
Увидев мужа, девушка улыбнулась ему.
– Милый… я ведь надолго.
– Я с тобой.
Изабель хотела ответить, но тут же вновь скривилась, схватившись за живот.
– Какого Дьявола, – процедил Эрик, обращаясь к врачам, – вы стоите?! В какую палату её вести?!
– Сто… сто шестая!
Не говоря ни слова, Эрик бережно подхватил Изабель на руки и, едва ли не расталкивая взглядом всех врачей, понёс супругу в палату. Изабель, несмотря на боль, хихикала.
– Что смешного? – нахмурился мужчина, уложив её на кровать. – Рожай, а не смейся.
Но Изабель зашлась смехом. Её заставила успокоиться и отдышаться только новая вспышка боли.
– Дай мне хоть переодеться.
– Лежи. Я сам.
Изабель вскинула брови. Эрик перевёл взгляд на врача, чувствуя, что от нервов руки у него опустились, что он не способен ни соображать, ни действовать, ни общаться.
Так было до того момента, пока врач не заговорил.
– Мсье де Валуа, присядьте…
– Я тебе сейчас на шею присяду, – процедил Эрик. – У меня жена рожает! Что я должен делать?!
– Милый… успокоиться.
– Радость моя, заткнись, пожалуйста, не ты здесь врач.
Изабель виновато улыбнулась, в то время как Эрик вновь прожёг врача взглядом насквозь.
– Так, мсье, – начал доктор. – Хотите помочь – слушайте жену и не лезьте под руку.
Девушка переоделась в одноразовый халат, порой кривясь от боли и держась за живот. Акушер осмотрел её, поглядывая на часы – определял частоту и продолжительность схваток.
О деторождении Эрик знал достаточно, чтобы захотеть отчитать Изабель после выписки. Раз схватки идут активно и часто, значит, она несколько часов игнорировала боль и неприятные ощущения.
Дура. На какой же дуре он женился!
– Милый, – прохрипела Изабель, лежа на акушерской кровати.
– Жизнь моя? – просипел Эрик, утратив контроль над голосом.
– Принеси, пожалуйста, воды. Жутко хочется пить.
Эрик подскочил и вылетел из палаты, едва не сбив с ног медсестру. Вместо того, чтобы набрать воды из кулера или раковины, мужчина скупил все бутылки, что были в аптеке. Увидев это, акушер принялся ругать мужчину, но Эрик тут же взорвался на врача. Он даже не запомнил, как оскорбил его – все его мысли вертелись вокруг Изабель, их ребёнка и родов, которые девушка несколько часов терпела.
И все эти тревожные часы слились для мужчины в жуткие, полные бесконечного страха чёрно-белые фрагменты.
Когда Изабель вскрикнула от боли, Эрик едва не рухнул в обморок. Удержаться на ногах ему помогли только сила воли и отрезвляющий ужас за жизнь жены.
Эрик поклялся, что если Изабель сейчас умрёт, то он отправится следом за ней.
И, испытав к девушке прилив удушающей нежности, он опустился рядом с ней на колени, обнял её, поцеловал в лоб. Изабель сжала его плечи, ткнулась носом в грудь, тяжело, часто дыша. От боли у неё на глазах выступили слёзы, она просила Эрика сказать, что он любит её. И он говорил, сопровождая каждое слово поцелуем.
Он не выпустил её из объятий, даже когда от боли девушка стиснула его так крепко, что у мужчины хрустнули кости. Не выпустил, когда она в перерывах между мучительными схватками плакала, прижавшись к нему.
Эрик потерял счёт времени. Он не помнил, как за окном стемнело, не заметил, что сменилась медсестра. Он ничего не видел, кроме Изабель, ничего не слышал, кроме её сдавленных криков.
И очнулся он лишь когда в палате раздался громкий, полный обиды на шлепнувшего его врача, плач младенца.
Эрик посмотрел на малютку. Маленький, весь розовый и такой невыносимо хрупкий, он жмурился, сжимал кулачки, пинал ножками воздух, заходясь в истошном крике.
Как это было немелодично.
И в то же время ничего прекраснее Эрик не слышал.
Он не шевелился, когда мальчика, такого недовольного и возмущённого, положили на грудь Изабель.
– Здравствуй, – тихо, слабо произнесла она, проведя кончиком пальца по носику младенца, его щекам, лбу.
Мальчик умолк, глядя на мать.
– Эрик, милый, – устало улыбнулась Изабель, – поприветствуешь своего сына?
– Моего…
Он так осторожно взял ребенка на руки, словно боялся по неосторожности сломать.
Какой же он маленький.
Какой хрупкий.
И от взгляда этих чистых голубых глаз, от недовольной морщинки на лбу, что-то в Эрике сломалось. Его выдержка, его стойкость и хладнокровие дали трещину, выплеснулись слезами из глаз. И сдержать их он не мог.
Как недостойно. Что скажет сын, узнав, что его отец разрыдался, впервые взяв его на руки?
Но сдержать себя Эрик не мог.
Стойкий к горю он оказался совершенно беспомощен, столкнувшись со счастьем.
Глава 35
– Эрик де Валуа III.
Это обращение от отца заставило мальчика похолодеть, замереть на месте и даже перестать дышать. Полным именем его называли нечасто, обычно ограничиваясь ласковым «Эри». Так было проще и для отца, и для сына: когда мама ругала их, было хотя бы понятно, кому из них можно было расслабиться.
Но когда был на взводе отец – пиши пропало. Придётся вкалывать на его уроках в десять раз усерднее, чем обычно.
– Пап?
– Почему Гаскон жалуется, что ты без конца срываешь репетиции?
Мальчик закатил глаза. Можно подумать, дядя Гаскон его останавливал. Он каждый раз хохотал до колик, если юный Эрик импровизировал, отчитывал новеньких певиц или, когда того не видел режиссёр, прыгал за орган и начинал играть.
Нужно же было развлекать себя хоть чем-то.
– Потому что ненавижу визгливых певиц, – проворчал Эрик. – И когда переигрывают ненавижу.
Отец выразительно приподнял бровь, смерив сына взглядом. Потом вздохнул. Потом успокоился.
– И кто же там переигрывает?
Отец зря задал этот вопрос. Мальчишку не просто так в классе прозвали занудой: он любил жаловаться, ворчать, вечно всех поправлял. Вот и сейчас он не мог сдержать негодования.
И, глядя на него, слушая бесконечный поток речей сына, отец, казалось, становился всё более недовольным.
А мама обычно радовалась его ворчанию, тыкала отца локтем в бок и что-то говорила про гены.
– Так, ладно, – оборвал мальчишку Эрик, подняв раскрытую ладонь. – Я тебя понял. Репетируешь с матерью.
– Но, пап! Мне не нравится её труппа! Этот придурок Жиль вечно надо мной смеётся!
– Во-первых, не выражайся. Во-вторых, у этого придурка опыта больше, чем тебе лет. И как бы сильно он мне ни был отвратителен, но с ним ты хотя бы можешь работать.
Мальчик закатил глаза.
– А теперь собирайся. Вечером мы с твоей матерью открываем блок «Люцифера».
– Ну хоть не «Терезу Ракен».
– Эрик де Валуа III!
Но мальчик сбежал из подвала, в котором отец обустроил свой кабинет.
Честно говоря, его всегда удивляло, почему отец и мать не могли работать в одном кабинете. Он занял подвал, а она – чердак – те места в доме, где было бы неплохо обустроить себе спальню…
Собираться, значит. Юный Эрик взглянул на себя в зеркало, ладонью уложил назад чёрные волосы, состроил рожу, пародируя отца, потом сам себе подмигнул.
Все говорили, что он был копией отца. Неправда. У юного Эрика не было такого же крутого шрама!
Что ж… снова в театр. Хорошо хоть в качестве зрителя. Диваны в пятой ложе мягкие, уютные, на них можно сидеть и болтать ногами.
А ещё нужно сообщить няне, горничным, дворецкому, чтобы помогли собраться младшим. Сестёр у Эрика было три, из которых две близняшки, а братьев – два. И, как однажды подслушал мальчик, мама вновь «была в ожидании, но это точно в последний раз».
В их доме всегда было шумно, суетно, в нём вечно кипела жизнь: то маленький Эрик подерётся с кем-нибудь из младших, то отец начнёт петь романсы, то мама решит сыграть на пианино, то они оба захотят провести уроки музыки, то дядья Этьен и Гаскон нагрянут в гости. Мальчик не жаловался. В конце концов, другой жизни он не знал.
Войдя в свою комнату, он потянулся.
Отец грозился, что в скором времени Эрик тоже будет петь в «Люцифере». Сначала – в хоре, пока не привыкнет к сцене, потом – соло.
Эрик де Валуа III не спорил. В конце концов, музыка ему нравилась, он любил петь, танцевать, притворяться другими людьми.
Вот бы однажды стать популярнее отца…
