Михаил Олегович Бабиенко
Незваные гости
МИХАИЛ БАБИЕНКО
Незваные гости
Оглавление
Глава 1……………………………………………………………………………3
Глава 2……………………………………………………………………………15
Глава 3: История Мыколы…………………………………………………..26
Глава 4: История Витаутаса…….……………………………………………53
Глава 5……………………………………………………………………………77
Глава 1
Зима 1949 года в Белорусской ССР выдалась снежной и холодной. Все тропинки, так давно вытоптанные человеком для удобства ходьбы, замело снегом, и передвигаться приходилось наугад. Кроме того, частые метели мешали нормальному передвижению обозов и людей, ведь в условиях миллион летящих вокруг снежинок не было видно ничего дальше вытянутой руки. Людям приходилось вырубать много деревьев, дабы собрать больше дров на эту холодную зиму.
В лесу где-то под Минском стояла одинокая избушка. Была она справная и крепкая, холода не пропускала и тепло сохраняла. Жила в той избушке девушка лет двадцати пяти по имени Ирина. Это была сильная и телом, и духом девушка с милым кругловатым личиком, с короткими русыми волосами и с глазами морского цвета. Была она настолько сильной, что могла небольшие брёвна или связку дров нести на одном плече и не уставать. Работала она лесорубом и обеспечивала и себя, и близлежащие поселения дровами. В войну она была партизаном и настолько привыкла к жизни в лесу, что решила там и продолжить жить. Только жила она не в землянке, а в собственноручно справленной избе. Была она единоличником, но работала на совесть и платила государству исправно, поэтому вопросов ни у кого не было.
Был вечер, похожий на многие другие зимние вечера: дула метель, качавшая лысые ветки деревьев и сбивавшая с пути путников. Но в тот момент все сидели по домам, грелись у печи или занимались каким-то делом – читали, например. Ирина была не исключением: она сидела на ковре из медвежьей шкуры у металлической печки и читала рассказы Ивана Тургенева из цикла «Записки охотника». Как вдруг тишину и покой прервал стук в дверь. «Кому это понадобилось прийти сюда в такое время?» – подумала Ирина и пошла к двери. Отворив толстую дубовую дверь, она увидела удивительную картину: двое мужчин, оба в снегу, одетые непонятно во что. Один из них хриплым голосом спросил:
– Хозяйка, можно у вас прогреться?
Вопрос был задан на украинском языке, но Ирина, несмотря на это, вопрос поняла и в ответ спросила:
– И кто вы такие, если не секрет?
– Мы путники. Заплутали немного. Мы ненадолго – всего на одну ночь.
Ирина не стала возражать и рукой пригласила мужчин в дом. Те вошли и стали стряхивать с себя снег. А стряхивать пришлось много: они скорее походили на снеговиков, чем на людей, настолько много снега было на них. Когда она отряхнулись, выяснилось, что одежа их мокрая.
– Товарищи, план такой: я сейчас баньку стоплю, и вы помоетесь хорошенько. Потом переоденетесь. Одежу уж я вам найду какую-нибудь.
– Отличный план. – отвечал украинец.
Ирина порылась в своём сундуке, перерыла все свои вещи и, наконец, нашла две рубахи и двое штанов. Она хранила их и изредка даже надевала, но они её были сильно большие, а для мужчин в самый раз. Затем Ирина быстро одела шубу с капюшоном и сапоги и вышла во двор. Двор был небольшим, но в нём был полный порядок: ничего где-попало не валялось, нигде не было высоких сугробов – Ирина исправно чистила снег. Справа от избы стоял огород, огороженный небольшим заборчиком, а слева – небольшое строение, которое совмещало в себе и сарай, и баню. Весь двор был огорожен крепким забором.
Ирина быстрым шагом прошла к бане и, войдя, зажгла лампу. В сарае, как и во дворе, был порядок: все инструменты были разложены и развешаны по своим местам, приспособления для ведения хозяйства были сгруппированы в углу. У одной из стен стояла металлическая печка. Ирина прыткими движениями загрузила в неё дрова из лежавшей рядом стопки, зажгла спичку и бросила её внутрь. Постепенно из маленького, с муравья размером, огонька разросся полноценный огонь. Хватило около получаса, чтоб банька натопилась: она была небольшая и много тепла не требовала. Она пригласила мужчин в банное помещение, а сама сидела на покрытом шерстью пеньке, перебирала черневшие в пламени дрова и подкидывала новые.
Пока Ирина наблюдала за уровнем огня, погруженная в свои мысли, а мужчины смывали с себя накопившиеся за долгие дни пути грязь и пот, прошёл час. Наконец, по прошествии этого часа, оба вышли из бани, чистые и одетые в новые одежды.
Украинец был высоким и широкоплечим парнем с угольного цвета волосами и яркими зелёными глазами, в которых виднелись добродушие и какая-то деревенская простота. Лицо его было округлое и гладко выбритое – казалось, ни одной щетинки не оставила бритва на его скулах и висках. Руки и ноги были у него длинные, крепкие. На ладонях виднелись мозоли, которые говорили о приспособленности к ручному труду. Стоял он уверенно, скрестив руки на груди и смотря прямо в лицо человеку при разговоре.
Второй же мужчина был среднего роста, немного худощавый. На его голове вздыбилась русая копна волос. Глаза его были карие, в них виднелась некая скрытность и настороженность. Лицо его было побрито, но не полностью: остались ещё усики да бородка, но очень мелкие. Стоял он настороженно, руки держал в таком положении, будто был готов в любой момент выхватить пистолет из кобуры, хотя у него и не было никакого пистолета.
– Кто ж вы будете, путники? – спросила Ирина, с интересом посмотрев на вышедших.
Украинец начал:
– Меня Мыколой звать. Я с Мариуполя. А это – Витаутас. Он литовец, родом из Каунаса.
– А он хоть по-нашему понимает?
– Он по-русски говорит в совершенстве.
– Прямо-таки в совершенстве?
– Да хоть сейчас могу Пушкина продекламировать. – ответил Витаутас.
– Что сделать? – спросила Ирина, не поняв слово «продекламировать».
– Ну, стих рассказать. А вы же знаете Пушкина, надеюсь?
– Как же не знать?
– Ну вот и познакомились. Можно нам пройти к вам домой? – спросил Мыкола.
– Можно. Только одежу мокрую принесите сюда. Я её завтра простирну.
– А зачем вам так себя утруждать? Если надо, мы сами постираем.
– Да ладно. Не такой уж это великий труд для меня. Несите давайте.
– Ну хорошо.
И они принесли из бани свою мокрую от снега и грязную от долгого пути одежду. В ней не было практически ничего интересного, кроме одного: под шубой они носили куртки, на которых были следы каких-то знаков отличия, судя по всему, споротых. Также они носили потёртые солдатские сапоги. Ирина смутилась из-за таких странных деталей, и она спросила у Мыколы и Витаутаса:
– А у вас будто куртки со знаками отличия были, но их спороли. Это армейские кители, что ли?
Мужчины были несколько озадачены подобным вопросом, но, помявшись несколько секунд, Витаутас ответил:
– Просто мы партизанами были. И вот был такой случай у меня: убил я как-то немца удачно – в голову, не задев китель. Смотрю – а ведь хороша одежда, жаль с немцем выбрасывать. Ну, и снял я с него китель, знаки отличия спорол и носил потом.
– У меня почти так же было. – продолжил Мыкола. – Только я на полицая напоролся во время разведки. А у меня одежа вся драная, в холод ходить невозможно. Вот я и приказал ему снять одежду, коли жить хочет. Ну, он под дулом автомата снял одежку, а я его пнул, и он в одних сапогах побежал обратно. – После этих слов Мыкола засмеялся, а затем добавил. – Надо было и сапоги у него забрать, да пожалел его, гада. Сапоги я, правда, потом добыл.
– Понятно. – сказала Ирина, которая слушала все эти истории с интересом, поддерживая голову кулаком. – Ну-с, давайте в дом. Я там харчей достану, чая сделаю. А то вы, небось, голодные с дальней дороги.
– От ужина не откажемся. – ответил Мыкола.
Еда у Ирины оказалась добротной: остались щи с говядиной, небольшой шмат сала (как раз на троих), целая банка солёных огурцов и полбанки солёных помидоров. Кроме того, у Ирины закипел на примусе чайник, а на полке завалялось кусочка два желтоватого сахарка. Ирина и гости уселись за небольшой дубовый стол и принялись за трапезу. Ирина ела аккуратно, стараясь не потерять ни крошки, а если какие крошки падали на стол, то она их сгребала в ладонь и засыпала себе в рот. Этому она научилась, живя у партизан в лесу. Во время трапезы Ирина, тем не менее, продолжала рассматривать своих гостей и, что было ей приятно, обнаружила у них такую же привычку не оставлять крошки. Сразу видно – прошли войну.
Когда трапеза кончилась, Ирина захотела собрать тарелки, но Мыкола остановил её рукой и сказал:
– Не утруждай себя, хозяйка. Мы же твои гости, а потому мы тебе поможем.
– Да не надо мне помогать. – с усмешкой ответила Ирина. – Приятно, конечно, с вашей стороны, но всё же я привыкла всё делать своими руками. А то ещё разбалуюсь.
– А я считаю, что иногда полезно немного отдохнуть. Тем более, что вы, хозяйка, очень много работаете.
– И как же ты понял, что я много работаю?
– Руки. У вас руки в мозолях. У моего дяди лесоруба были такие же. Он много работал топором.
– Какое удивительное совпадение. – усмехнулась Ирина. – Я тоже лесорубом работаю.
– Как же это вы… в вашем положении? – удивился Витаутас.
– Это в каком же? – озадачилась Ирина.
– Ну, я просто думал, что валить лес – работа исключительно мужская.
– О, братец, это ты зря так думаешь. Я, даром, что женщина, а могу такую работу выполнять, какую некоторым мужчинам не осилить. Да и мужчин не так уж много осталось живых и здоровых после войны, а работать же должен кто-то.
– С последним не поспоришь. – вздохнув, сказал Мыкола. – Такая разруха вокруг. Сколько домов немцы пожгли, ужас…
Воцарилось скорбное молчание. В головах всех троих пронеслись худшие четыре года в их жизни. Все трое были партизанами, и им пришлось вынести немало трудностей на своём пути: жизнь в постоянном напряжении, нехватка припасов и оружия, холод. А вокруг лишь враги, и не факт, что кто-то из своих не окажется предателем и коллаборационистом, продавшим Родину за свою жалкую жизнь. Были, конечно, и хорошие воспоминания: о том, как на украинскую, белорусскую и литовскую земли пришли свои, как партизаны возвращались к нормальной жизни. А впереди – стройка новой жизни на пепелище старой. Этим были заняты все: и мужчины, и женщины, и дети, и старики – все вносили, пусть и скромный, но вклад в возрождение своей Родины. Вспоминая о том, как же упорно трудились все над восстановлением соседнего села, куда Ирина поставляла дрова, она вдруг задумалась: а что это за путники такие? Куда они идут?
– Товарищи, а можно задать нескромный вопрос? – спросила Ирина.
– Я весь внимание. – с улыбкой ответил Мыкола.
– А куда вы держите путь?
– Мы просто ездили в гости к своим родственникам, живущим под Минском. – протараторил, будто заучивший стих ученик, Мыкола. – Они здесь живут, недалеко.
– Неужели у вас у обоих родственники живут в одном селе? – спросила Ирина, с большим любопытством осматривая обоих гостей.
– Удивительно, но да. – включился в разговор немного оживившийся Витаутас. – И вот мы встретились в пивной и как-то разговорились, а тут пришло время для отправления наших поездов. Мы вместе вышли, и тут метель. Ну, мы пошли к станции и заплутали. На метр ничего не видать из-за снега. Ну, так мы к вам и попали.
– Странно. – сказала Ирина. – Станция же расположена достаточно близко к деревне. Ну, я имею ввиду, явно ближе, чем моя хата.
– Этого знать не могу. – сказал Мыкола. – Как вышло, так вышло.
– А чем вы по жизни занимаетесь, путники?
– Я лес валю, как и дядя. А Витаутас… – Мыкола призадумался. – Слушай, друг, а чем ты занимаешься, напомни?
– Я раньше, ещё до войны, работал на предприятии одном в Вильнюсе. Туда во время войны евреев гоняли работать, а потом сожгли при отступлении. Сейчас мы с коллегами активно работаем над восстановлением. Однако ж отлучиться к родственникам мне было очень надо: ситуация отлагательств не требовала. Посему я и здесь, с вами.
– А ты, хозяйка, кем до войны была?
– Я в колхозе жила и работала. – охотно начала рассказывать Ирина. – У меня отец был белорус, а мать – литовка. Она на белорусском с трудом говорила, по-русски не говорила вообще. Она была очень доброй женщиной: всегда поможет, всегда выслушает. Она была доброй и – да не будет это звучать злобно – слегка наивной. А вот отец всегда был грозным. Если и говорил мне что-либо, то это почти всегда звучало сухо. Когда мы в колхоз вступили, он вообще был очень угрюмым. На власть не роптал, но видно было, что недоволен. А я почти и не замечала этого тогда – я много в поле работала, матери помогала. А когда немцы пришли, мне всего семнадцать лет. Эвакуироваться не успели, пришлось остаться в колхозе. И отец мой вдруг к фрицам в полицию вступил, стал на партизан и работников компартии доносить. А немцы их отлавливали и в овраге рядом с колхозом расстреливали. Стал мой батя с немцами водиться, пить с ними, вести беседы. Мы с матерью всего этого не одобряли, но он нас запугивал и кошмарил тем, что прикажет, и нас расстреляют в том самом овраге. И вот однажды привёл он к нам немца одного – жирного такого, прыщавого урода. Напились они до посинения, и немец этот стал руки свои ко мне тянуть. Я отпиралась, а он ни в какую. Батя лишь со стороны смотрел. И я не сдержалась: схватила тесак и как рубанула немца по шее. У этого борова кровь как хлынет во все стороны – и на меня попало. Батя мой в ярости на меня накинулся, но матушка моя подоспела и ножом его в бок ударила. Он наземь повалился и так и не встал. А мы с мамой оружие взяли и в лес сбежали.
Мыкола и Витаутас слушали заинтересованно, не отводя взгляд и не прерывая рассказа. Когда Ирина кончила свой монолог, Мыкола спросил у неё:
– А где нынче твоя матушка? Жива ли?
– Матушка моя жива, слава Богу. – отвечала Ирина. – Она в наш колхоз вернулась. Я тоже вернулась, но не смогла там долго жить. Какое-то странное и неприятное чувство меня там преследовало, будто отовсюду трупным смрадом несёт. Чувствовалось, будто везде опасность. Не смогла там и месяца прожить – уехала. Матушка меня полностью поняла и пожелала мне удачи.
Витаутас, до того внимательно слушавший и не проронивший не слова, сказал:
– Тяжко тебе, хозяйка, пришлось. Я и врагу не пожелал бы иметь в роду пособника немцев. Много горя фашисты нам принесли. А ведь я помню, как их вильнюсцы встречали – с цветами, с радостными выкриками…
– И вы, что ли, встречали? – спросила ни с того ни с сего Ирина.
– Я? Нет. Я сразу понял, что эти нас точно не освободят… – сказал Витаутас, а потом быстро добавил. – Я имел ввиду, что их оправдание об освобождении было ложным.
– Вот вам враги все ненавистны, – вмешался в разговор Мыкола, – а со мной судьба сыграла злую шутку, возможно, самую злую в моей жизни. Я во врага влюбился.
Ирина и Витаутас удивленно на него поглядели.
– Как это? – спросили они оба.
– Была одна девушка. Рыжеволосая, загорелая, нравом крута и силой не обделена. Встретились мы как-то на поле боя, а потом все закрутилось. Встречались мы тайно, по ночам, в таком укромном месте, где нас никто не мог найти. И она, эта боевая девушка, истинный солдат, всегда меня так нежно обнимала, и целовала так, что места на мне не целованного не оставалось. И каждый раз она, лёжа у меня на груди, тянулась вот так вот своей ручкой, волосы мои гладила и приговаривала: «Ой, поймаю я тебя, Мыкола, ой, поймаю…». Эх, и ведь не знала, что уже поймала. Тогда уже я чувствовал, что только ей принадлежу. Видите, как жестоко со мной распорядилась жизнь? Человек, занимавший всё моё сердце, всю душу, человек, который по ночам ко мне являлся, человек, встречи с которым я ждал, как глотка, утоляющего жажду одиночества, – был моим врагом. Я молился, чтобы она осталась жива. Мои молитвы не остались неуслышанными, но цена их такова, что мы теперь в разлуке. Я не знаю, когда я её ещё увижу. Быть может, что никогда.
Мыкола допил чай и, встав из-за стола, подошёл к окну. Потерев замерзшее стекло, он словно пытался разглядеть что-то в метели. Его глаза отчаянно метались, будто в надежде увидеть ту самую, о ком он грезил и о ком только что распылялся романтичной речью.
– А как её звали? – спросила Ирина, до того увлечённо слушавшая историю Мыколы.
– Я не знаю. – ответил Мыкола и повернулся к ней. – Я её называл Лисичкой. У неё взгляд всегда был такой хитренький, как у лисы. Да и волосы рыжие, как лисья шёрстка. Она всегда очень мило улыбалась, когда я так её называл… А у тебя, хозяйка, есть любимый человек?
– Да, есть такой. – ответила Ирина. – Его я, правда, тоже подолгу не вижу. Работа у него такая – требует постоянных разъездов. Но, когда он приезжает, мы любим сидеть рядом и просто разговаривать по душам… С ним хорошо. Мы ещё на войне познакомились. В одном партизанском отряде воевали.
– Завидую тебе… – ответил Мыкола.
Взгляд Мыколы был одновременно наполнен и тоской по любимой, и счастьем от воспоминаний о былом. Ирине очень импонировал этот взгляд: она видела человека, который, несмотря на внешнюю суровость и пережитые моменты, сохранил в себе романтичную натуру. То, как он описывал встречи со своей Лисичкой, излучало такое тепло, что невозможно было не умилиться. Это походило даже не на жизнь, а именно что на романтическую литературу.
Пока Мыкола стоял у окна, Витаутас достал из своей походной сумки кисет и, оторвав небольшой кусочек бумаги, облизал его края, насыпал горсть табака и сделал самокрутку. Поджёг он её огнём из мирно горевшей печки и туда же и выдохнул сигаретный дым.
– Так давно не курил, что ли? – спросил Мыкола. – В доме курить неприлично.
– Знаю. – ответил Витаутас. – Потому и курю в печку, чтобы весь дым туда уходил, а не в дом. А то, что давно не курил, это факт. Табак нынче очень тяжело раздобыть. Вот, как раз в деревне раздобыл. – он сделал ещё одну затяжку и закашлялся. – Эх, поганый табак. В него будто золы подмешали.
– Сочувствую. – сказала Ирина.
Смотря на Витаутаса, она резко захотела узнать и о его жизни. Внешне какой-то нервный, он, казалось, видел в жизни больше, чем многие. Сидя за столом, он вечно ёрзал и глазами бегал. А теперь выясняется, что он долгое время не мог позволить себе такую простую вещь, как сигареты.
Докурив и бросив окурок в огонь, Витаутас снова сел за стол. Ирина стала думать, как завязать разговор и при этом сделать все тактично, но Витаутас опередил её.
– Эх, вот везет вам обоим. – сказал он и прокашлялся. – У вас есть люди, которые вас любят и которых вы любите. А у меня с тех пор, как я потерял семью, никого не было. – с этими словами он вынул из кармана ранее взятую из куртки флягу, от которой несся стойкий запах спирта.
– Как потерял? Всю семью? – спросил Мыкола. Ирина хотела было пристыдить украинца за столь нетактичный вопрос, но Витаутас продолжил:
– Да, друзья. Были у меня отец, мать, старший брат и младшая сестренка. Жили мы тогда в небольшом домике на окраине города, считай, уже в сельской местности. Было тихо, спокойно. Отец был человек умнейший. Он и в науках разбирался, и мастерить любил. Всему меня учил. И пить тоже. – литовец глухо усмехнулся. – Брат мой был той ещё занозой: вечно хулиганил, меня пытался завлечь. Непутевый был парень, зато веселый. Матушка была самой нежной женщиной, которую я когда-либо знал. От одного взгляда в ее любящие глаза накатывали слёзы счастья – счастья того, что я ее сын. Она всегда меня холила и лелеяла, наставляла быть хорошим человеком и поступать с другими так, как я хочу, чтобы поступали со мной. Матушка была дочкой ксендза, а потому Священное Писание знала наизусть. Сестренка же… – Витаутас тяжело вздохнул. – Она была девочкой славной. Милая, смешливая, играть любила. С ней никогда не было скучно…
Витаутас потёр запотевшее лицо и посмотрел в сторону, в его глазах блеснули слезинки.
– Увезли их. – продолжил он. – Гады поганые. Не пожалели ни мать, ни дочь, ни отца, ни брата. Я чудом остался. Отобрали у меня все, что было. Всех любимых людей. Потому я с тех пор и не смог впустить в свою жизнь кого-то еще…
Витаутас прикрыл лицо ладонью и тихо заплакал. Ирина, пусть и сама хотела узнать о жизни парня, пожалела об этом своем исполнившемся желании и, подсев к нему, начала поглаживать его по плечу. Мыкола тоже подошёл и похлопал его по другому плечу.
– Ну, тише, тише, друг. – сказала Ирина. – Я уверена, что они ещё живы и что они вернутся.
– Да, дружище, успокойся. – сказал Мыкола. – Оттуда, куда их отправили, можно вернуться, я уверен.
Витаутас стер с лица слёзы и, закинув голову и выпив ещё немного напитка из своей фляжки, встал и сказал:
– Эх, братцы, поспать бы мне. А то я, усталый, склонен к горестным воспоминаниям. Не хочу вечер портить вам. – он усмехнулся.
– Нет, что ты, ничего ты нам не портишь. – сказала Ирина. – Но ты поспи, конечно. Вон, там в углу кровать…
– Нет, хозяйка, я, пожалуй, постелю себе на полу, у печки.
Он действительно постелил себе прямо рядом с печкой небольшое покрывало, которые он достал из своей сумки, подложил под голову саму сумку и лег на спину. Уже находясь в полудрёме, он пропел глухим голосом:
И где бы водка ни была, -
В стакане иль в бадье, -
Мы выпиваем все до дна.
Как звери, мы пьяны.
Эй, дружище, давай-ка с нами пить.
Напиться перед смертью я могу и не успеть.
Услышав песню, Ирина несколько смутилась. Строки показались ей несколько грубыми, но и довольно занятными. Она с интересом рассматривала Витаутаса, который мирно сопел на полу. В отличие от Мыколы – романтика с внешностью «первого парня на деревне», Витаутас казался скорее прожжённым циником, который многое пережил. Создавалось ощущение, что он не только воевал, но и был в плену или, быть может, в немецком концлагере. А спетая им песня лишь добавляла красок этому образу. Серых, мрачных, но красок.
Мыкола же продолжал увлечённо смотреть в окно. Взгляд его был задумчив, он подолгу останавливался на какой-то одной точке. И вдруг он прищурился, присмотрелся протёр окно тщательнее.
– Волк? – спросил он вполголоса.
– Ах, нет! Это лиса. – сказала Ирина. – Я просто завела привычку подкармливать одну лисичку. Она сюда иногда заходит.
Мыкола грустно усмехнулся.
– Ой, прости… – Ирина поняла, что невольно напомнила ему о его любимой.
– Нет, нет, не волнуйся! Всё хорошо. Я не…не грущу при любом её упоминании. Так ты будешь её кормить сейчас?
– Да. У меня осталось немного сырого мяска. Я всегда приберегаю его для неё…
Ирина быстро накинула куртку, взяла свёрток с мясом и вышла на улицу. Мыкола остался стоять у окна. Выйдя со двора, Ирина медленно подошла к лисе, тихо цокая языком:
– Алиса, Алиса… – звала она лисицу. – Подойди сюда. Я тебе мяска принесла…
Лиса сначала потихоньку подошла ближе к Ирине, а потом вдруг дёрнула ушами и рысью скрылась в деревьях. Ирина озадаченно посмотрела в сторону, куда убежала лиса и собиралась было уходить, как вдруг она услышала сбоку приглушённое рычание. Только она повернула голову, как увидела в стороне большого серого волка, наполовину покрытого снегом. Он прыгнул и набросился на Ирину, сбив её с ног. Ирина брыкалась, пытаясь выбраться, и кричала, пока волк кусал её за руку, оставляя глубокие раны. На крик выбежал и перепрыгнул через забор и, вынув невесть откуда взявшийся пистолет, прицелился и нажал на курок. Раздался щелчок, но не выстрел.
– Мыкола! – в отчаянии крикнула Ирина.
Мыкола кинул пистолет в сторону и быстро достал из кармана нож, после чего набросился на волка, стараясь дотянуться до его глотки и перерезать её. Но он успел лишь сделать пару надрезов, поскольку на него со спины набросился ещё один волк, который начал всячески кусать спину упавшего на живот парня и драть её когтями. Мыкола пытался перевернуться на спину и нанести хищнику ранение ножом, но безуспешно. Ирина не могла подняться, поскольку волк принялся за её ноги. И тут раздались три выстрела. Одна пуля угодила первому волку в голову и выплеснула наружу его мозги, вторая и третья пули угодили второму волку в спину и в брюхо и заставили его окочуриться за секунду. Тяжело дыша, Ирина и Мыкола лежали на снегу и истекали кровью, пока к ним подбежал державший в руке Маузер Витаутас. Без лишних слов и задержки он взял на руки Ирину и, занеся её в дом, положил у печи. Затем он занёс дом Мыколу. Казалось, что оба раненых не были для литовца сильно тяжёлой ношей, и это при том, что он успел выпить. Занеся в дом обоих, он протёр лоб и спросил у Ирины:
– Хозяйка, скажи, в ближайшем поселении есть доктор?
– Да, есть… – тихо и глухо ответила Ирина.
– Я тогда быстро сбегаю и приведу его. Держитесь! – сказал Витаутас и выбежал на улицу, не забыв закрыть входную дверь.
Он нёсся, как угорелый, стараясь не терять ни секунды. Он боялся, что не узнает заметённой снегом дороги и потеряется, но неведомое чутьё вывело его прямиком к поселению, где они с Мыколой были ещё днём. К своему ужасу Витаутас заметил, что вокруг нет людей, а он не знал, где находится больница. Поселение, пусть и было небольшим, но имело несколько улиц, по которым можно было бегать вечность в поисках больницы, а Витаутасу нельзя было терять время. И тут ему на глаза попался ходивший по улице милиционер в штатском. Он подбежал к нему и запыхавшимся голосом спросил:
– Товарищ милиционер, скажите, а как пройти к больнице?
– К больнице? – спросил озадаченный милиционер. – Это вам надо направо и прямо. Там будет написано.
– Спасибо вам огромное! – ответил Витаутас и побежал было в том направлении, которое ему указал милиционер, но тот вдруг остановил его:
– Стойте! Погодите, дайте взглянуть на вас…
– У меня нет времени! – пытался до него донести Витаутас.
– Ах, точно! – сказал милиционер. – Вы же тот лесной бандит, да?
Витаутас удивился такому резкому обвинению.
– Какой такой бандит? Я вас знаю? – спросил он.
– Я же родом из Литвы, и я помню, что вы в лесу орудовали в составе той банды… Да, точно, я помню!
– Нет, вы, кажется ошибаетесь. Я не литовец вовсе. Я белорус.
– Точно? – милиционер подошёл ближе к литовцу и присмотрелся. Витаутас напрягся.
– Ах, ошибся! Прошу меня простить. – офицер раздосадовано усмехнулся.
Витаутас плюнул в сторону и побежал к больнице.
В окнах больницы ещё горел свет. Подбежав к двери, Витаутас начал колотить со всей силы и кричать:
– Врача! Врача, срочно!
Дверь открыла молодая девушка в белом халате.
– Чего ж вы так кричите? Что случилось? – спросила она.
– Неподалёку от вашего села есть хижина, там девушка живёт. Мы с моим другом у неё гостили, и на них волки напали. Они ранены. Им срочно нужна помощь. – Витаутас говорил сбивчиво, не переводя дыхание.
– Так, так, тихо, товарищ. – остановила его девушка. – Давайте вы сейчас меня проведёте до места, и мы там разберёмся, хорошо?
Витаутас подождал, пока врач собрала все необходимые медикаменты в сумку, и буквально потащил её за руку, быстрым шагом идя до хижины. Как врач его не просила идти помедленнее, он не сбавлял шаг. Наконец, они были у хижины.
Когда Витаутас распахнул дверь, он увидел нечто удивительное: над ранеными стоял на коленях некто в махровом пальто и завязывал бинты на раненых местах. Услышав, что кто-то вошёл, этот некто повернулся:
– А вы кто? – спросил он.
– Я временно остановился здесь и в данный момент привёл доктора для оказания помощи раненым волками хозяйке этого дома и моему попутчику. – ответил Витаутас без запинки. – А вы кто?
– Что вы доктора привели – это похвально. – ответил некто и поднялся на ноги. – Он, пожалуй, лучше меня раны залатает. Кто я, вы спрашиваете? Я – сержант МГБ Немчук Иван. Будем знакомы. – он протянул Витаутасу руку для знакомства, и тот с неохотой пожал эту руку.
– А зачем вы здесь, если не секрет? – спросил Витаутас.
– Я то? Я близко знаком с гражданкой Яремчук и зашёл к ней погостить.
Иван был парнем высоким, худощавым, со скрытыми под шапкой чёрными кудрями, с по-детски наивным лицом и с добрыми голубыми глазами. Его вид внушал доверие и располагал к нему.
Ирина приподнялась и опёрлась о стену.
– Знакомьтесь, путники: это и есть тот любимый, о котором я вам говорила.
Глава 2
Доктор профессионально обработала и перевязала тугим бинтом раны сначала у Ирины, а затем и у Мыколы, после чего со всеми попрощалась и ушла восвояси. Иван взял Ирину обеими руками и, подняв её, перенёс на кровать. Наклонившись над ней, он погладил её по её щёчке.
– Я ждала. – утомлённым голосом сказала Ирина.
– А я-то как ждал… – ответил ей Иван и поцеловал её в лоб. – Ну, вздремни, отдохни.
После этого он подошёл к уже приподнявшемуся на полу Мыколе.
– Вам помочь подняться? – спросил Иван.
– Нет, благодарю… – ответил Мыкола и сам, опираясь о стену, встал на ноги, после чего протянул Ивану руку. – Я Мыкола, лесоруб. Рад знакомству.
– И я рад. Я Иван Немчук. Кто я по профессии, вы, наверное, понимаете.
Иван снял своё зимнее пальто и остался в зелёной гимнастёрке с красными полосами на воротнике. На плечах же были погоны с тремя звездами. На ногах были зелёные мешковатые штаны и чёрные, все в снегу, солдатские сапоги.
– Да, догадываюсь. – устало усмехнулся Мыкола и пожал руку Ивану. – А этот мужчина, что привёл доктора, – мой спутник, Витаутас, заводчанин.
– Вы из Литвы? – спросил Иван.
Витаутас лишь кивнул, смотря куда-то в сторону.
– А как это вы оказались спутниками, если не секрет?
Мыкола отвечал:
– Вы не поверите, но так приключилось, что у нас у обоих родственники здесь, под Минском. Встретились мы в пивной, когда уже собирались по домам ехать. А тут метель, и мы заплутали в поисках станции и наткнулись на эту хижину.
– Ясно. – сказал Иван таким тоном, будто он не совсем поверил в сказанное. – И вы тут до утра, я полагаю?
– Да, до утра. А потом сразу уйдём. – ответил Мыкола.
– Что ж, ясно…
Иван достал из кармана упаковку сигарет марки «Беломорканал» и покрутил в руке. Витаутас пристально следил за этими его движениями, и Иван это заметил.
– Курить будете? – спросил он.
– Да, не откажусь. – ответил Витаутас.
Иван вытянул из пачки одну сигарету и протянул Витаутасу. Тот, несколько поколебавшись, взял её и, когда Иван спросил, нужен ли ему огонь, согласился и поджёг сигарету трофейной немецкой зажигалкой.
– У фашиста одного взял пленного. – хвастался Иван. – Большой он был начальник – вроде как, лейтенант. А на ней гравировка с каким-то гербом. Мне товарищ, сведущий в географии, разъяснил, что это герб какой-то немецкой провинции, а я вот забыл, что это за провинция такая: то ли Бавария, то ли Померания…
– В Баварии красиво, я слышал… – отметил Мыкола.
– Я тоже такое слышал. Там Альпийские горы, озёр много… Жалко вот, что, будучи в Германии в 45-м, не побывал там. Баварию ведь американцы заняли.
