Михаил Задорнов
Руны Вещего Олега
© Задорнов М., Гнатюк В., Гнатюк Ю., 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
Предисловие
«Руны Вещего Олега» – вторая книга, написанная совместно с Валентином и Юлией Гнатюк, авторами ряда книг на древнеславянскую тематику, среди которых и замечательная трилогия о князе Святославе.
Предыдущий роман «Рюрик. Полёт Сокола» вызвал большое число положительных читательских отзывов, люди просят продолжения темы.
Рюрик образовал государство, объединив несколько славянских народов на севере и присоединив финно-угорские племена. А позже северное государство Русь превратил в Русь широкоформатную, – самое большое государство в Европе, его друг, наставник его сына, тот самый Вещий Олег, которого мы все знаем по стихам Пушкина, однако мы не знаем, за что он «отмстил неразумным хазарам», и почему Пушкин назвал их неразумными.
Давайте вспомним, кто такие хазары. Хазарский каганат в то время – мощнейшее государство, простиравшееся от нынешнего востока Украины до Алтая. И практически все южнославянские народы – тиверцы, древляне, поляне, вятичи, радимичи – платили дань хазарам. А пришел Олег со своей дружиной и сказал: «Платите не им, а мне, но меньше!» Как бы предложил их «крышевать». Это же всё в летописи есть. И к нему стали стекаться славянские народы, понимая, что он защищает их. Киев был столицей полян, поляне платили дань хазарам, а киевские князья за свой народ не заступались. Олег освободил Киев от этих князей, и не было никакого столкновения, ни в одной летописи нет упоминания ни об одном сражении. Олега приняли, ибо понимали – пришел тот, кто защитит.
Олег знал, что если сейчас не поставить на место хазар, то они придут и снова обложат данью, да ещё двойной. Он начал сражение с хазарами, прошел по Днепру, по его притокам, все объединил, хазар усмирил… Казалось бы, дело сделано! Но он же – Вещий! Понимал: Византия в покое не оставит. Печенегов натравит, хазарам деньги даст. И он пошёл усмирять Византию, самое крупное, самое богатое государство Европы. Он привел 2000 кораблей к византийским стенам… Мы говорим: Пётр I построил российский флот. А 2000 кораблей – это был не флот? Это во всех летописях обозначено. Греки испугались, вынесли дань… А Олег прибил щит на ворота Царьграда (Константинополя), и это был не только усмирительный жест, но ещё и жест защиты.
Созданное Олегом новое государство было таким мощным, что на него боялись посягнуть и немцы, и скандинавы, которые на тот момент не успели создать собственное государство, а объединялись в разбойничьи шайки…
Но главным противником была Византия. Двойные стандарты, лицемерие, ложь, полное неуважение к правде – точь-в-точь, сегодняшний Евросоюз!
Олег противостоял по сути всей тогдашней средневековой кровожадной захватнической Европе.
Вещий Олег – личность, о которой сказано всего несколько фраз в учебниках. В России Олегу не поставлено ни одного памятника (зато есть несколько в Украине). Олега даже не изобразили на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде. Отчего такая нелюбовь к нему? Много вопросов возникает, когда изучаешь его жизнь по легендам, мифам, летописям и, конечно же, апокрифам, то есть по тем фрагментам летописей, которые вырезались за сотни лет цензурой. Когда образ вещего, светлого, мудрого человека, которого любили все славянские народы, прорисовывается, понимаешь, почему нашим правителям, независимо от времени властвования – в царской России, в советское время или сейчас, – этот мудрец не по душе.
Если бы не деяния Олега, той России, которой мы гордимся, не было бы!
И сегодня знание корней своей страны, своего государства, гораздо важней политики. Потому что политика – всего лишь поиск выгоды, а знание своих корней, родовая память, дают настоящую силу.
Уверен, что многое в этой книге окажется для читателей интересным и новым.
Михаил Задорнов
От авторов
Предлагаемый читателям роман «Руны Вещего Олега» является продолжением повествования о становлении Руси, начатого нами в романе «Рюрик. Полёт Сокола».
Приступая к непростому историческому пласту, относящемуся ко времени Киевской Руси, когда её основателями считаются такие полулегендарные князья, как Аскольд, Олег и Игорь, о которых известно столь мало, что любая подробность считается если не выдумкой, то фантазией или компиляцией с других исторических личностей, мы должны были, изучив многочисленные летописи и свидетельства, остановиться на какой-либо одной версии, найдя ей наиболее логичные доказательства.
Прежде всего это касается личности Аскольда. Когда он пришёл в Киев? Сколько раз ходил на Царьград? Когда случилось первое крещение Руси? И кем вообще был этот первый христианский князь?
В романе «Рюрик. Полёт Сокола» мы уже дали свою версию происхождения Аскольда, бывшего певцом-скальдом у норвежских викингов. Талантливый гений изворотливого ума, хитрости и умения убеждать, пришедший на Новгородчину вместе с конунгом Олафом, он сумел избежать печального конца своих соратников, павших в битве с дружиной Рюрика и Олега, возглавил оставшихся беглецов и прибыл с ними в Киев, нанявшись на службу к князю Диру.
По греческим хроникам поход Руси на Царьград произошёл в 860 году. Это не мог быть поход Аскольда, поскольку «Повесть временных лет» называет Аскольда и Дира «боярами Рюрика»: «и бяста у него два мужа, не племени его, Асколдъ и Дирдъ, по боярина…». Рюрик же с братьями, как известно, пришёл в Северную Словению в 862 году. Уход Аскольда в Киев мог состояться не ранее 862 года, а ещё вероятнее, после Новгородского восстания Вадима Храброго, которое было жёстко подавлено Рюриком в 864 году. Именно тогда часть новгородцев, варягов и скандинавов бежала в Киев.
Поэтому знаменитый поход Аскольда на Царьград никак не мог состояться по греческой датировке – в 860 году. Гораздо убедительней для нас дата, приведённая в «Повести временных лет» – 866 год. Поход, закончившийся неудачей, когда буря разметала русские корабли вследствие чуда с ризами Богородицы, которые патриарх Фотий и царь Михаил опустили в воду.
Из исторических текстов, которые до нас дошли, важнейшей является Никоновская летопись – грандиозная компиляция середины XVI в. Её авторы использовали многочисленные древние документы, позднее, к сожалению, утраченные. Как доказано Б. А. Рыбаковым, среди утерянных документов была и «Летопись Аскольда» – хроника, начало которой относится к 865–866 гг. Среди фрагментов, которые восходят к киевскому летописанию IX в., есть эпизод под заголовком «О князи Рустемъ Оскольдђ». После рассказа о походе 874 г. киевского правителя читаем: «Василiе же много воиньствова на Агаряны и Манихеи. Сътвори же и мирное устроение съ прежереченными Русы, и преложи сихъ на христiанство и обђщавшеся креститися, и просиша архiеръя, и посла къ нимъ царь».
То есть, рассказывается о втором – «бескровном» походе 874 г., после которого «русы обещали креститься», и патриарх Игнатий с царём Василием Македонянином послали к ним архиерея.
Завершил крещение Руси патриарх Фотий, во второй раз занявший византийский духовный престол (877–886 гг.).
В Густинской летописи отмечается: «крестишася славяне, си есть наша Русь, при патрiарсђ Фотiи, по смерти Игнатiя патрiарха, при Василiи Македонђ царђ, якоже историкъ церковныи Зонаръ и Куропалятесъ глаголетъ. Егда Василiи царь сотвори миръ со Рускимъ народомъ, хотяще ихъ привести ко истьнньи вђрђ, еже они обђщашася: посла же имъ царь митрополиту Михаила и иныхъ епископъ».
Здесь мы воспользуемся ещё одним источником – «Велесовой книгой», которая, судя по текстам, была написана непосредственно во времена Аскольда и Дира, но ещё до смерти Рюрика (879 г.). (Подлинность данного древнего документа, ранее подвергавшегося критике со стороны некоторых учёных, ныне доказана комплексной научной экспертизой, проведённой международным коллективом лингвистов, историков, переводчиков, этнографов, биологов, под руководством выдающегося специалиста в области биохимии и ДНК-генеалогии профессора Гарвардского и Московского университетов А. А. Клёсова. Материалы данной экспертизы в виде объёмного трёхтомника вышли в свет в издательстве «Концептуал» в 2015 году).
Этот удивительный документ приводит сведения, которые просто не могли дать христианские летописцы. «Велесова книга» утверждает, что:
1) «Аскольд пришёл к нам… через двести лет после Алдореха и захотел править нами. А Дирос эллинский сказал подчиниться ему, поскольку он прежде него сел на престол (киевский). И тогда Аскольд убил Дироса и сам занял место то». (Дощ. 29).
Время правления Алдореха – 670-е годы. Смерть Дира около 875 г.
2) «И не имеем мы края своего на земле нашей. И крещена Русь сегодня». (Дощ. 38-Б).
Таким образом, Аскольдово (или Фотиево) крещение Руси произошло около 877–878 гг.
Есть предположение, что патриарх Фотий по случаю крещения передал в дар Аскольду то самое Евангелие «писаное русскими письменами» или, иначе, «Иоанновым письмом», которое монах Константин привёз из Херсонеса.
Как доказывает протоиерей С. Ляшевский в книге «Русь доисторическая», «перевод Евангелия на «роуський» язык мог сделать в то время единственный человек – св. Иоанн, епископ греческой «Готфской» епархии в Тавриде, который как тавроскиф, то есть рус, и мог только быть тем компетентным переводчиком и составителем необходимых богослужебных книг для только что образовавшегося тавроскифского, то есть русского, Бравлинского княжества в Тавриде». (Русь доисторическая: Историко-археологическое исследование / Стефан Ляшевский. – М.: Фаир-пресс, 2003, стр. 51). «Эта Иоаннова письменность появилась ещё в конце YIII века, в 790 году…» (Там же, стр. 57).
Именно «Ивановым письмом» был впоследствии заключён договор князя Олега с греками 2 сентября 911 г.
Историки и исследователи неоднократно высказывались об искусственности соединения Аскольда и Дира и о том, что они правили и были убиты не одновременно. Так, арабский писатель X века аль-Масуди говорит только об одном князе: «наипервейший из славянских королей есть Дира». Также различны их могилы и места захоронения.
Поэтому ко времени появления Олега Вещего в Киеве в 882 году в живых мог оставаться только Аскольд. Применив хитрость, – выдав воинов за купцов, – Олег убил Аскольда, обвинив его в том, что он «не княжьего рода».
Об этом же говорит и «Велесова книга». «Старые предания рассказывают, что приходил на Русь иной Аскольд, и что было три Аскольда-варяга. И те варяги приносят жертвы по-своему. И не наши они, а чужие князья; и даже не князья, а простые воины, что силой захватывают над нами власть». (Дощ. 29).
С приходом дружины Олега Вещего в Киев начинается становление Киевской Руси.
Присоединив в 883 г. древлян, в 884 г. северян и в 885 г. радимичей, Олег укрепляет княжество, повсюду «нача городы ставить», устанавливает размер дани для всех входящих в него племён.
Новгороду вменяется особо почётная обязанность, – он платит «варягам триста гривен на лето, мира для». Размер дани – триста гривен – наводит на мысль о числе «священной жертвы», которая совершалась в особых случаях, как выражение высшей благодарности богам. Так, ПВЛ свидетельствует, что князь Владимир, спасшись от печенегов, в честь этого события построил церковь Преображения и «наварил триста перевар мёда… и раздал убогим триста гривен», что соответствовало древнеславянским традициям. Триста всадников находились при храме Свентовида на острове Руян-Рюген, и вся добыча, полученная ими и военных походах, принадлежала божеству, как священный дар.
Очевидно, Новгород платил триста гривен варяжской, а возможно именно руянской дружине, как знак признания и почитания единого духовного центра Варяжско-Словенско-Киевской Руси. Варяги в ответ обязались не нападать на Северную Словению, а в случае необходимости оказывать помощь. Чем и пользовались Новгородско-Киевские князья аж до Ярослава Мудрого, приглашая варягов в свои войска.
Если при сотворении Словенской Новгородчины у Рюрика и Олега основными противниками были скандинавы и в какой-то мере хазары, то с приходом в Киев, на первый план торгово-дипломатических, военных и идеологических взаимоотношений нового княжества выходит Византия. Не менее серьёзным противником остаётся и Хазария, поскольку переход её прежних данников – северян и радимичей – под юрисдикцию нового княжества не мог проходить мирно и безболезненно. Хотя, на наш взгляд, именно сочетание волховской мудрости и княжеского умения Олега Вещего позволяло ему одерживать многие победы без больших и кровопролитных сражений.
Как везде, первыми торили тропы его разведчики или, по-древнеславянски, изведыватели, которым в романе по праву отведена ведущая роль.
Многие герои логически связаны с предыдущей книгой «Рюрик. Полёт Сокола». Судьбы иных обретут продолжение в следующем романе о князе Игоре, тем самым подготовив почву событий, отражённых в уже вышедшей объёмной трилогии о князе Святославе. Таким образом, получает освещение весь огромный пласт становления Новгородско-Киевской Руси от Рюрика до Святослава периода 860–970-х гг.
Не должны быть преданы забвению в нашей истории гении князей, сумевших объединить многие племена и народы в единое мощное княжество с названием Великая Русь.
Один из этих легендарных князей, столпов русской государственности, письменности и Русской Правды – Олег Вещий.
Валентин и Юлия Гнатюк
Часть первая
Русские письмена
Пролог
Иоанн Тавроскифский
Лета 6290 (790), Амастрида
Человек зрелых лет, с длинными до плеч седыми волосами, с небольшой шапочкой-скуфией на голове, в тёмном подряснике, с крестом на груди, отойдя от кафедры, за которой он работал почти весь день, в глубокой задумчивости опустился в плетёное кресло. Сегодня важный день, может, даже самый важный в его жизни. Сегодня он закончил многотрудное дело по переводу с греческого на родной язык Евангелия и Псалтири! Человек в тёмном одеянии перекрестился, превозмогая усталость, снова встал и, подойдя к кафедре, на которой лежала раскрытая увесистая книга, сшитая из пергаментных листов, обмакнул гусиное перо в чернила и вывел в конце текста: «Переложено с греческого на язык тавро-скифов, что себя русами именуют, лета 790 от Рождества Христова».
Подождав, пока чернила высохнут, закрыл толстую книгу и с немалым усилием перенёс её к себе на колени, усевшись в любимое кресло.
Здесь он предался думам, – радостным и не очень.
Конечно, радость от свершённого важного труда грела сердце, и вместе с наступающим вечером и лёгкими дуновениями морского ветра с Понта, свободно влетавшего в небольшой греческий дворик, уносила мысли на своих лёгких крыльях вперёд, в будущее, когда его родная Таврика и сородичи станут христианами, как он сам. Стремления и чаяния всей жизни! Кто бы поверил, что он, сын крещёных тавро-скифов, как называют его народ греки, станет епископом?! Но Господь Всевышний сделал так, что сие свершилось! Конечно, кичливые пастыри из Константинополя никогда бы не допустили, чтобы во главе епархии стал тавро-скиф, но случилось так, что церковная власть в столице ромеев оказалась в руках у иконоборцев, и прежний епископ Готской епархии, поддержавший их, был переведён с повышением в митрополиты во фракийскую Гераклею. Прихожане его епархии, в основном крещёные готы, тавро-русы и греки, стали просить стать их пастырем. И Господь надоумил отправиться не в Константинополь, а в другой христианский центр, не подверженный иконоборчеству, – Иверию, и там получить епископскую хиротонию.
«То была первая победа. А вот это, – духовник с нежностью погладил только что законченную книгу, – это вторая. Тавро-русы не владеют греческим настолько хорошо, чтобы понимать тексты богослужебных христианских книг, а как же обращать в веру на чужом языке? Я старался объяснить людям смысл таинств Христовой веры, на богослужениях переводил для них священные тексты, но сами-то они не могут прочитать Слово Божие! Отныне же они, а, самое главное – проповедники Христовой веры среди русов, получат в руки свои оружие, надёжное и сильное, такое, какого доселе не было! Теперь есть чем поколебать веру язычников, есть! Как утверждали славянские волхвы, с которыми иногда приходилось вступать в спор, знаки эти русам даровал ещё их прародитель, отец Орий. Пришлось только добавить греческих букв для того, чтобы передать некоторые греческие звуки, кои у русов не встречаются. Тем более, сравнивая знаки греческие и орийские, заметил, что основа их очень близкая, видимо, они произошли от одной ветви, но потом разошлись своими путями. Отношение у славяно-русов к сим, как они рекут, «чаровным знакам», особенно трепетное, как к некому священному предмету. Верят они писаному слову ещё больше, чем слову изречённому. На ствол этой-то веры теперь можно и поросль христианскую привить, чтоб ветвилась она вместо неправильной веры, языческой. Веры непокорной, буйной, воинственной, творящей всяческие бесчинства, убийства и разграбления, какие творит сейчас князь Бравлин, пришедший, как рекут, с полуночи. Уже почти все грады таврические под его володением, осталась только Сурожь да несколько мелких градов. А ведь в Сурожском храме, среди прочих святынь, хранятся мощи моего наставника – отца Стефана Сурожского. Помоги, Господи, остановить сего язычника Бравлина и воинство его»!
Радость и боль переплелись сегодня в душе христианского пастыря. Радость и боль такие же, как три года тому назад, после победы над хазарами, захватившими было Готские угодья в Таврике, где находилась епархия. Но народ восстал, и одолели противника всем городом. А потом греческие чиновники подло предали, схватив и выдав епископа, как одного из руководителей восстания, хазарам, и те бросили его в тюрьму, из которой, благодаря только Божьей помощи, удалось бежать и скрыться здесь, в Амастриде.
Священнослужитель обратил очи на север, где за синими понтийскими водами остался милый сердцу край, с которым он вот уже три года находится в вынужденной разлуке.
«Неисповедимы пути Господни, может, рука Всевышнего как раз и спасла меня из хазарского заточения, дабы я имел возможность завершить сей давно задуманный труд. Теперь вернусь в родную Таврику не один…» – человек в тёмном ещё нежнее погладил переплёт из толстой кожи с медными уголками и, незаметно для себя, уснул.
Утром монах-прислужник обнаружил, что бывший епископ Тавроскифский Иоанн, возглавлявший в Тавриде Готскую епархию, мёртв.
Вскоре попутное судно из Амастриды взяло курс на север. Тело епископа Иоанна возвращалось домой. Среди немногих вещей в окованном ларе находились Евангелие и Псалтирь, писанные русскими письменами.
Глава первая
Император Михаил и патриарх Фотий
Лета 866, Константинополь
Молодой человек лет двадцати, темноволосый, с подпухшим ликом, обрамлённым небольшой бородкой, лёжа на богатом ложе под балдахином из тяжёлого бархата, отороченного золотыми шнурами, с трудом повернул налитую свинцом голову. Да, так и есть, солнечный луч играет позолотой вокруг головы кого-то из родовитых предков на огромной картине, нарисованной на противоположной стене покоев, значит, скоро полдень. Ох, как тяжела голова, которая, как говорит его вечно весёлый Грилл, опухла от мудрости, содержавшейся в том вине, которое было выпито вчера. Проклятая тошнота подступает к самому горлу… Молодой человек скосил глаза в сторону: ага, серебряный таз на привычном месте. Хорошо бы извергнуть всё поглощённое накануне в этот сверкающий сосуд, тогда наступит некоторое облегчение, однако решиться на это несложное действо не так просто. Как всё-таки мерзко Всевышний создал человека, – то он озабочен, как бы больше впихнуть в своё нутро, а потом тем, как бы это извергнуть обратно, и самое интересное, что и первое доставляет радость, и второе приносит облегчение. Но вот между ними… Фу, даже просто лежать и рассуждать трудно, снова жуткий приступ тошноты, нет, надо решиться, ну, давай же! – говорит сам себе лежащий на роскошном ложе. Наконец, перевалившись на левый бок, молодой человек склоняется над своим радетелем из хорошо начищенного серебра и, глубоко погрузив в рот два пальца, свершает желаемое.
Тут же в спальню неслышно входят два евнуха. У одного в руках мягкая, как пух сказочной птицы, ткань, у другого – небольшая золотая гидрия с чистой холодной водой, и блюдце, на котором лежат два сырых яйца совы.
Отплевавшись и позволив себя умыть и вытереть, император Византии Михаил Третий ещё долго в изнеможении лежит на высоких подушках. Сырые совиные яйца, издавна употребляемые греками после похмелья, действительно несколько успокоили гул в голове и понемногу возвращали возможность хоть с трудом, но двигаться.
Начинают всплывать картины вчерашнего. Вначале, как всегда, какие-то посланники, подписание каких-то хартий, длинные нудные официальные беседы и горячее желание – поскорей бы всё это закончились! Как трудно и…страшно быть трезвым, и понимать, что всё окружение только и думает о том, как лучше использовать тебя в личных либо государственных целях, продвинуть своих людей или вовсе спихнуть тебя с проклятого императорского престола. Двуличные слуги и придворные, многоликие священнослужители, притворные родственники. Михаил ненавидит трон и государственные заботы. Только вино и бесшабашные сумасшедшие загулы с придворными лицедеями, охота и ристания на колесницах помогают на время избавиться от липких мыслей. Благо, скупидомная и набожная мать Феодора щедро наполнила императорскую казну. Потом её родной брат Варда удалил сестру и всех племянниц в монастырь в Гастрию. Императором стал он, Михаил, хотя всеми делами занимается Варда, которому он пожаловал титул кесаря. И хорошо, потому что молодому василевсу по душе всяческие удовольствия и развлечения, а не государственные заботы. Он щедро платит своим актёрам, особенно грубому и всеосмеивающему скомороху Гриллу, то есть Поросёнку, потому что только шутам выгоднее, дабы жизнь его длилась подольше, а остальные… Ладно, лучше вспомнить, как весело вчера они поиздевались над напыщенными, вечно озабоченными, чтобы сохранить вид духовных людей, церковниками. Бесподобный Грилл нарядился в патриарха, а прочие – в монахов и священников, и как славно потешились после доброй порции вина! Мы, кажется, шли по улицам Константинополя, и Грилл причащал всех встречных горчицей и уксусом, я был в образе простого монаха, который раздавал просфоры с индийским перцем. Ага, нам же встретилась процессия настоящего патриарха! Какой бранью и насмешками мы осыпали «конкурентов»! А как потом, вернувшись во дворец, наелись гороху и состязались, кто быстрее потушит свечу своими зловонными ветрами! Победил, как и в большинстве случаев, Грилл, и получил свои сто золотых монет, вот это потеха, мои лицедеи достойны тех денег, которые я им плачу! – Мой патриарх – это Грилл, у Варды – Фотий, а у народа патриарх Игнатий. Как хорошо, когда у каждого есть свой собственный патриарх! – вслух проговорил василевс.
Выпив немного вина и поев фруктов, Михаил почувствовал себя значительно лучше и повелел одевать себя.
– Божественный, – пропищал верный евнух, когда император, наконец, вышел из спальни, – Господь даровал нам радость, смиреннейшая императрица Феодора сегодня почтила нас своим присутствием!
– Где она? – буркнул Михаил.
– В молельной комнате, дожидается счастливого мига лицезреть своего венценосного сына!
«Почему ты относишься к своей матери без должного уважения, ведь она любит тебя»? – часто с укоризной вопрошал его дядя.
«Я её, может, тоже люблю, но когда вижу, как она преклоняется перед хитрыми и жадными церковниками, наивно считая их «божьими людьми», во мне всё вскипает».
Варда безнадёжно махал рукой, и разговор на эту тему прекращался.
Вот и сегодня она пришла во дворец, и вместо того, чтобы встретиться с ним, усердно отбивает поклоны в своей молельной комнате. Злость снова уязвила молодого императора. Он сердито выругался про себя, потом, чуть подумав, лукаво усмехнулся и поспешил удалиться куда-то.
Через полчаса император вошёл в комнату, где молилась мать.
В тёмном монашеском одеянии, она истово крестилась и кланялась перед многочисленными ликами святых. О чём, кто ведает? Может, о ста тысячах репрессированных павликиан, которых, по её указу, жгли, топили и вешали на столбах только за то, что они не признавали икон? Или била поклоны за сына, погрязшего в развратной и разгульной жизни? Это Михаила не интересовало.
– Ты молишься в одиночестве, а патриарх сейчас тоже один в нашей дворцовой церкви беседует со Всевышним, – смиренно произнёс Михаил, остановившись сзади матери так, чтобы не дышать на неё винным духом.
– Как, всемилостивейший патриарх Фотий здесь? – обрадовалась Феодора. Ведь помимо духовных, их связывали ещё и родственные отношения: её сестра Мария была замужем за родным дядей патриарха. – Я бы хотела приложиться к его руке и попросить благословения… Рада видеть тебя, мой дорогой! – молвила императрица, намереваясь подойти к сыну. – Как ты, здоров ли, всё в порядке? Я каждый день молюсь за тебя…
– Здоров. Иди, пока Фотий не удалился, – поторопил мать Михаил.
Женщина совершила земной поклон иконам и заспешила в дворцовый храм. Молодой император проследовал туда же.
Патриарх в своих тяжёлых парчовых ризах стоял спиной к двери, у которой нерешительно остановилась бывшая императрица, и тоже, видимо, молился. Подождав некоторое время, Феодора, подбадриваемая сыном, тихо приблизилась к первосвященнику и, стоя на шаг позади, прокашлявшись, смиренно попросила благословить её. Патриарх чуть помедлил, а потом… вдруг наклонился, поднял рясу, оголив зад, и зычно исторг из своего афедрона зловонный дух. Затем «патриарх» обернулся к несчастной, побелевшей от ужаса Феодоре и, заржав, подобно ипподромному коню, проревел: «Благославляю!» Под неудержимый хохот Михаила и улюлюканье остальных лицедеев, что до этого мгновения прятались по углам и за аналоем, Грилл, изрыгая всяческие непристойности из своих греховных уст, с громким топотом поскакал вон.
Потрясённая женщина вначале потеряла дар речи. А затем, вскипев гневом, как котёл на жарких углях, Феодора быстро выскочила из храмовой залы, и вскоре, не помня как, уже стояла перед братом.
– Варда, этого уже нельзя терпеть, то что сотворил мой сын, это… это… – она запиналась, не находя подходящих слов, лик её был пунцовым, а руки нервно тряслись, перебирая мокрый от слёз шёлковый платок.
Варда как мог успокоил сестру, и она смогла выговориться.
– Мало того, что он предаётся пьянству и распутству, окружив себя шутами, так теперь строит насмешки над родной матерью и святой церковью! Сделай что-нибудь, ну, возьми его в поход какой, что ли, я уже не знаю… – она нервно дёрнулась, шумно вздохнула раз-другой и, приложив к глазам свой платок, опять разрыдалась. Сухощавая стать и тёмное монашеское одеяние придавало облику Феодоры ещё большую безысходность.
– Хорошо, сестра, успокойся. На днях выступают две хилии в поддержку нашей доблестной армии против арабов. Оба хилиарха опытны и проверены в боях, с твоим сыном ничего не случится, а дворцовая блажь быстро растворяется в походной пыли.
– Спасибо, брат, да вознаградит тебя Господь великий и всемилостивый! – всхлипнула Феодора, тут же, как всякая мать, начиная тревожиться за любимое чадо, отправляемое на войну.
Однако Феодоре пришлось недолго печалиться. Не успели хилии удалиться на расстояние трёх дней пути, как их догнал посыльный с известием, что на Константинополь неожиданно напали северные скифы, обложили город со стороны моря и грабят предместья. И что кесарь Варда велел войску императора Михаила немедленно возвращаться.
– Что за дерзкие варвары посмели напасть на Константинополь? – удивлённо вопрошал усталого гонца Михаил.
– О, великий, – с благоговейным ужасом в голосе отвечал воин, – это не обычные люди, это скорее дьяволы, явившиеся из преисподней. Они так свирепы и отчаянны в неистовой рубке, что нужна целая кентархия, чтобы сдержать их декархию. Я был послан к нашим воинам, сражавшимся у стен города, и едва остался жив! – восклицал гонец. – Эти северные варвары вовсе не ведают страха. Когда я передавал повеление доместика хилиарху, руководившему обороной побережья, из-за холма выскочили эти неистовые скифы. Ни в битвах с арабами, где мне приходилось сражаться лохаргом, ни в схватках с другими варварами, я ничего подобного не видел. Они неистово рычали, как дикие звери, и разили всех клинками и стрелами с невероятной быстротой и яростью. Они столь огромны и жестоки, что от этого зрелища холодеют ноги и суставы теряют подвижность! Стрела варваров поразила в шею моего коня, и только волей Богородицы я не оказался придавленным его тушей. До сих пор не могу понять, как мне удалось выбраться из этого аида и вернуться в город! – взволнованно отвечал гонец.
– Почему же наши воины не сожгли корабли варваров? – возмущённо воскликнул император.
– Потому, венценосный, что их флот не стоит у причалов, ночь они проводят в море, бросив якоря и выставив чуткую стражу, – виновато отвечал посланец.
– Ладно, посмотрим, – обронил император, разворачивая коня.
* * *
Константинопольский патриарх Фотий пребывал в непростых размышлениях. Одетый в белый шёлковый подрясник, с кипарисовым энколпионом на груди, на котором золотом светилась монограмма имени Иисуса Христа, он стремительно ходил по комнате, иногда останавливаясь и что-то произнося вслух. Это был человек невысокого роста, подвижный, с тёмными курчавыми волосами, крупным носом и умными живыми очами. В каждом его движении, в каждом горящем взгляде как бы выплёскивалась наполнявшая его до краёв энергия, свойственная народу армян, из которых происходил род Фотия. В общении с собеседниками или выступлении на кафедре говорил он так же быстро, горячо и очень убедительно, подтверждая правильность собственных слов многими ссылками на философов разных времён, тексты священных писаний и юридические законы, которые, как и многое другое, держал в надлежащем порядке в своей прекрасной и тренированной памяти преподавателя-богослова. Любые возражения он резко пресекал точным и быстрым ответом, как добрый легионер мечом, а затем «добивал» оппонента, засыпая его многочисленными фактами.
Фотий был светским человеком, любил мир науки и философии, энергично вдалбливал знания своим ученикам. Кроме того, под большим секретом и с благоговейным страхом, некоторые злые языки шептали, что у бывшего протоасикрита хранятся не только книги языческих поэтов и философов, но и древние магические заговоры и заклинания.
