Балтийским подводникам, героически сражавшимся и погибавшим 75 лет тому назад, посвящается
© Морозов М.Э., 2019
© «Центрполиграф», 2019
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2019
Среди драматических эпизодов, выпавших на долю отечественного подводного флота в годы Великой Отечественной войны, кампания 1943 г. на Балтике занимает особое место. Ни до, ни после нее соотношение успехов и собственных потерь не достигало такой невыгодной разницы, как в этот период. Из состава 1-го эшелона развертывания кампании 1943 г. пропали без вести две из трех входивших в его состав подлодок, из состава 2-го – две из двух, притом что ни одной из них так и не удалось вырваться за пределы Финского залива. Участвовавшими в кампании субмаринами не было совершено ни одной торпедной атаки, так что понесенные потери не компенсировались никакими боевыми успехами. Худший результат предыдущего 1942 г. – 3-го эшелона развертывания, действовавшего в сентябре – ноябре, – составил 50 % потерь (8 из 16 ПЛ), притом что большинство кораблей все же смогло прорваться в Балтику и нанести определенные потери противнику.
Эти факты не оставили равнодушными не только историков отечественного ВМФ, но также ветеранов и публицистов, в результате чего свет увидел целый ряд работ, основанных на различных по качеству материалах. Во всех этих трудах авторы пытались высказаться о том, что стало причиной столь тяжелых потерь и кто несет за них персональную ответственность. Наиболее ярко и категорично по данному поводу высказался писатель О.В. Стрижак, который после продолжительного общения с известным балтийским подводником П.Д. Грищенко после смерти последнего опубликовал книгу «Секреты Балтийского под-плава»:
«…К Трибуцу, который командовал флотом, Грищенко относился холодно и спокойно: «Убийца…» Из мрачнейших страниц жизни Трибуца – лето 43-го.
Весной немцы и финны наглухо перекрыли горло Финского залива сетью из мощного стального троса. От берега до берега. Наверху сеть держали буи, внизу якоря. Залив перед сетью был густо заставлен минами. Сверху все это простреливалось артиллерией, контролировалось авиацией и противолодочными кораблями. Разведка авиацией, авиафотосъемка показали, что заграждение непреодолимо. Штабные учения показали, что ни одна лодка не пройдет это заграждение. Посланные в разведку лодки вернулись ни с чем. Сеть не преодолевалась ни поверху, ни по дну. Ее нельзя было ни прорвать ударами корпуса, ни перепилить. Торпеды проходили сквозь сеть, не взрываясь.
Но Трибуц желал показать Кремлю активность. Он отдал приказ на прорыв заграждения.
Ужаснейшие воспоминания балтийских подводников связаны с тем летом.
За лодкой уходила лодка – и не возвращались. Все гадали: кто будет следующим? Офицеры ходили молча, но с мертвыми лицами. Матросы-подводники бесились в казармах и в голос материли командующего и все начальство. На матросов не обращали внимания, всех не перестреляешь, не с кем будет в море идти.
Всем было ясно, что Трибуц решил уничтожить свои подводные силы»[1] и т. п.
Такой текст не оставил равнодушными многих, в том числе и автора этих строк. С годами, по мере изучения архивных материалов по действиям наших подлодок в годы войны, желание разобраться с тем, что же именно произошло на Балтике в 1943 г. и кто несет за это ответственность, росло. Сейчас, когда на дне Финского залива обнаружена последняя погибшая в кампанию того года подлодка, это можно сделать с достаточной полнотой. Именно поискам ответов на эти два взаимосвязанных вопроса и посвящена данная книга.
Книга написана при поддержке благотворительного фонда «Балтийский Варяг».
Автор выражает глубокую признательность всем, кто оказал помощь при работе над книгой: Б.В. Айрапетяну, К.Р. Богданову, И.В. Борисенко, О.А. Балашову, М.И. Иванову, А.Я. Кузнецову, А.Д. Латкину, С.А. Липатову, А. Перестронину, М.Р. Пуслису, В.Ю. Шумилову, И.В. Щетину.
Новый 1943 г. советские люди встречали с большим духовным подъемом и надеждами на лучшее будущее. Успех контрнаступления под Сталинградом привел к общему наступлению Красной армии сначала на южном фланге советско-германского фронта, а затем и на остальных направлениях. События января – начало отступления немецких войск с Северного Кавказа, прорыв блокады Ленинграда и разгром венгерских и итальянских войск под Воронежем – казалось, полностью подтверждали оптимистический прогноз. Трудности начались в феврале, а к 20-м числам марта в результате немецкого контрнаступления нашим войскам пришлось оставить Харьков и Белгород. Обе стороны занялись подготовкой к летней кампании, которая, по общему мнению, должна была стать переломным моментом в противостоянии СССР и Германии.
Хотя подводные лодки Краснознаменного Балтийского флота и не участвовали в зимней кампании 1942/43 гг., их экипажи имели все основания считать, что в наметившемся переломе есть и их скромный вклад. По итогам кампании 1942 г. считалось, что торпедами и артиллерией подлодок КБФ было потоплено 49 транспортов суммарным водоизмещением 423 тыс. тонн, миноносец и сторожевой корабль, повреждены девять транспортов (92 тыс. т) и миноносец. Кроме того, на минах, выставленных подводным минным заградителем Л-3, погибли еще три судна (19 тыс. т)[2]. Реальные успехи оказались скромнее: 23 судна суммарным тоннажем 47 949 брт[3] были потоплены, девять (39 826 брт) получили повреждения, но этот результат многократно превосходил успехи 1941 г., когда враг потерял от действий балтийских подводников один транспорт и подводную лодку. Три подлодки по итогам 1942 г. стали гвардейскими, две были награждены орденами Красного Знамени. 15 экипажей целиком были награждены орденами и медалями, причем два экипажа (Щ-303 и Щ-406) дважды, а командиры С-7 и Щ-406 С.П. Лисин[4] и Е.Я. Осипов были удостоены звания Героя Советского Союза.
Успех советских подлодок признал и противник. В своем обзоре кампании 1942 г. и задачах на 1943 г. (прил. 2.2) командующий группой ВМС «Север» генерал-адмирал Р. Карльс писал: «Удачные, неожиданно многочисленные прорывы русских подлодок туда и обратно не могли быть пресечены до появления ледовых помех, ни постоянным усилением минных заграждений, ни наступательными минными операциями восточнее о. Сескар, так что вся Балтика была объявлена опасной в смысле подводной опасности, и на ней выполнением задач по конвоированию и охоте за подлодками были связаны многочисленные корабли охранения, которые так были нужны на других театрах военных действий». На первое место среди причин, обусловивших советский успех, генерал-адмирал поставил «безоглядный порыв и до сих пор считавшиеся невозможными способности русских подлодок прорвать минные заграждения, сдерживаемые [их] низкой выучкой». Впрочем, прорыв за пределы Финского залива 24 подводных лодок из 30 туда направлявшихся свидетельствовал, что в оценке уровня подготовки экипажей Карльс сильно ошибался.
По состоянию на 1 января 1943 г. в бригаде ПЛ[5] насчитывалось 38 подводных кораблей, однако реальное участие в боевых действиях могли принять менее двух третей от этого количества – только лодки, числившиеся в составе с 1-го по 4-й дивизионов. Впрочем, в 4-й дивизион входили две «малютки» VI-бис серии, которые из-за ветхости и низких боевых характеристик нельзя было использовать в Финском заливе, вследствие чего вскоре было принято решение о переводе их в состав Ладожской военной флотилии. 14 февраля приказом командующего КБФ вице-адмирала В.Ф. Трибуца объявлялось о формировании в штабе флота Отдела подводного плавания, начальником которого назначался бывший комбриг контр-адмирал А.М. Стеценко. В подчинение отдела переводился дивизион строящихся и капитально ремонтирующихся подлодок с исключением его из состава бригады. Таким образом, для действий в будущей кампании оставалась 21 подводная лодка, хотя часть из них, как будет показано ниже, находилась в заводском ремонте с неопределенным сроком окончания.
Состав БПЛ КБФ, установленный приказом командующего КБФ № 001 от 7.01.1943 г.
Примечание: * обозначены ПЛ, находившиеся с конца 1942 г. в Кронштадте. Остальные дислоцировались в Ленинграде. + – судно потоплено, = – судно повреждено.
7 марта штабом КБФ была разработана справка о готовности подлодок к кампании 1943 г. К 1 мая планировалось иметь в готовности все шесть подлодок кронштадской группы, а также 12 подлодок в Ленинграде (С-4, С-12, Д-2, К-52, К-56, Щ-310, Щ-318, Щ-323, Щ-407, М-77, М-79, М-90). К 1 июня ожидалось окончание достройки подводного минзага Л-21. По лодкам Щ-307, Щ-309, Щ-406, С-9 и «Лембит» отмечалась необходимость смены аккумуляторных батарей, притом что сами подлодки будут к 1 мая технически исправны. П-2 и П-3 были исправны, но использовать их для боевых действий было нельзя, остальные лодки были в длительной достройке или на консервации[6]. Следует отметить, что в штабе Балтфлота весьма оптимистично оценивали сроки готовности кораблей, поскольку зимний судоремонт на тот момент еще не был завершен.
Перед началом его проведения все подлодки в зависимости от объема требуемых работ были распределены на три группы:
1-я группа (ремонт большого объема) – Щ-323, Щ-407, Щ-310, С-4 (подорвались на минах), «Лембит» (последствия взрыва аккумуляторной батареи, необходимость переделки минных шахт и аккумуляторных ям под отечественные стандарты)[7], Щ-303;
2-я группа (средний ремонт) – Щ-307, Щ-309, Щ-406, С-9, С-12, С-13, Д-2, Л-3;
3-я группа (текущий ремонт) – Щ-318, Щ-408, М-77, М-79, М-90, М-96, М-102, К-52, К-56.
К 10 января работы в полном объеме были завершены на Щ-318, Щ-406, Щ-408 и всех пяти «малютках». Через месяц к ним добавились С-4 и С-13. Следует отметить, что ремонтные работы, выполнявшиеся большей частью силами самих экипажей, велись моряками с большим энтузиазмом. Так, на С-4 ремонт был выполнен на 34 дня раньше запланированного срока, причем эта подлодка стала первой во всем ВМФ, где приборы и часть механизмов были установлены на поступившие по ленд-лизу амортизаторы, предохранявшие устройства от выхода из строя при близких взрывах. 23 подводника были награждены грамотами Военного совета КБФ, несколько представлены к правительственным наградам, а на весь экипаж выдали денежную премию в 5000 рублей. На Щ-406 за активную реализацию различных рацпредложений часть личного состава БЧ-5 получила благодарности от командующего флотом. В результате упорного труда подводников к 20 марта ремонт был полностью завершен на 16 подлодках. Оставались не готовы: Щ-303 (ремонт завершен к концу месяца), Щ-307, Щ-309 (нет сменных АБ, завершили заводской ремонт в конце мая и 4 мая соответственно), Щ-310 (завершила заводской ремонт 31 июля), Щ-407 (25 апреля), Д-2 (23 апреля), Л-3 (отсутствовали детали тумб перископов и ходового мостика; 14 июня) и «Лембит» (15 июля).
Впрочем, было бы неверным утверждать, что все 100 % подводников рвались в бой, мечтая как можно скорее выйти в море. Потеря в течение 1942 г. 12 подводных лодок, из которых девять пришлись на осенние месяцы, заставила многих в бригаде задуматься над тем, не перешагнуло ли командование в своих требованиях ту тонкую линию, которая разделяет разумный и неизбежный на войне риск с бессмысленным и бездушным посыланием подчиненных на верную смерть. Каждый внутри себя решал этот вопрос по-своему, и, к сожалению, не все так, как это требовалось в интересах скорейшей победы над врагом. Подтверждением тому явился ряд фактов, о котором сообщалось в политдонесении от 10 июня. Так, например, 24 мая при проворачивании механизмов на С-4 обнаружилась поломка болта тяги торпедного аппарата № 5. При осмотре выяснилось, что болт на 3/4 был перепилен ножовкой. На Д-2 22 мая в упорном подшипнике правой линии вала был обнаружен крупный кусок ветоши и наждак. На С-9 31 мая в гнезде клапана осушения торпедного аппарата неизвестно кем были оставлены два зубила. Ни в одном из этих случаев конкретные виновники не были установлены[8].
Дисциплина среди командиров подлодок, судя по регулярным донесениям начальника политодела БПЛ, находилась на недостаточно высоком уровне. В политдонесениях встречались имена заместителя начальника штаба БПЛ Ф.Г. Вершинина, командиров лодок А.И. Мыльникова, А.И. Маринеско, П.В. Гладилина, П.П. Маланченко, А.Г. Андронова, Р.В. Линденберга и Е.Я. Осипова. По-видимому, отчасти из-за определенного «головокружения от успехов», отчасти из-за внутреннего чувства обреченности, порожденного высокими цифрами боевых потерь, некоторые офицеры стали позволять себе недопустимые с точки зрения воинского порядка вещи. Все это становилось достоянием политорганов и командующего флотом вице-адмирала В.Ф. Трибуца, но последний ограничивался только объявлениями об аресте при каюте – ни одного снятия с должности командира подлодки по инициативе комфлота, на что, очевидно, рассчитывали некоторые из нарушителей, в этот период не состоялось. Из анализа документов можно сделать вывод, что политико-моральное состояние личного состава БПЛ было достаточно сложным, и многое зависело от того, с каких именно – удачных или неудачных – событий начнется новая военная кампания на Балтике.
1 декабря 1942 г. командир бригады подлодок КБФ капитан 1-го ранга А.М. Стеценко представил Военному совету флота доклад о потерях 3-го эшелона развертывания[9]. Признавая гибель восьми подлодок и резкий рост потерь по сравнению с 1-м и 2-м эшелонами, Стеценко объяснял эти факты рядом причин. К ним, по мнению комбрига, относились общее усиление сил и средств ПЛО противника, появление большого числа плавающих мин, усложнение навигационной обстановки из-за увеличения продолжительности темного времени суток и связанные с этим случаи попадания подлодок на уже известные минные поля, а также пренебрежение рядом командиров, ходивших в походы в составе 1-го и 2-го эшелонов, опасностями, создаваемыми силами ПЛО и минными заграждениями. Считалось, что пять подлодок погибли при прорыве через Финский залив от действий вражеских надводных и подводных кораблей либо мин, а три других стали жертвами атак субмарин неприятеля, находясь на позициях. Следовательно, главную опасность представляло форсирование Финского залива, в то время как при патрулировании на позиции подлодки подвергались гораздо меньшей угрозе. Современные данные – на дне обнаружены остовы шести из восьми ПЛ 3-го эшелона – не противоречат в целом данной оценке[10]. Несмотря на большую в абсолютном выражении цифру потерь, в докладе не высказывалось никаких сомнений по поводу возможностей подлодок форсировать Финский залив в следующую кампанию, напротив – постоянно подчеркивалось, что одновременно с погибшими через те же районы в то же самое время успешно проходили другие подлодки, а значит, преодолеть вражескую ПЛО вполне возможно.
Планирование боевых действий подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота (КБФ) на кампанию 1943 г. началось в самом начале года, когда Финский залив был еще скован льдом. «План действий подводных лодок КБФ на коммуникациях противника в кампанию 1943 г.»[11] был завершен к 27 марта и утвержден командующим КБФ вице-адмиралом В.Ф. Трибуцем 8 апреля 1943 г. (прил. 1.3).
В первом разделе документа проводился анализ морских коммуникаций противника на театре военных действий. После рассмотрения сил и средств вражеской ПЛО в третьем разделе определялись наиболее выгодные для действий подлодок районы. Таких составители плана установили одиннадцать:
№ 1 – западнее острова Борнхольм
№ 2 – южный вход в пролив Кальмарзунд – восточное побережье острова Эланд
№ 3 – северный вход в пролив Кальмарзунд, район между континентальным побережьем Швеции и западным побережьем острова Готланд
№ 4 – Норрчепингская бухта и южные подходы к Стокгольму
№ 5 – восточные подходы к Стокгольму и Аландское море
№ 6 – устье Финского залива, подходы к острову Утё
№ 7 – восточное побережье Балтийского моря между параллелями м. Овизи (Овишу) и Нидден (ныне литовский город Нида)
№ 8 – южное побережье Балтийского моря, подходы к Данцигской бухте
№ 9 и 10 – Ботнический залив, разделенный по 62-й параллели
№ 11 – Финский залив между Таллином и Хельсинки.
Позиции № 1, 9, 10 и 11 считались невыгодными для развертывания подлодок в период белых ночей, остальные планировалось занять подводными лодками 1-го эшелона развертывания с началом кампании[12].
По данным разведки, противник в Финском заливе создал и собирался наращивать три рубежа ПЛО: первый между побережьем Финляндии у Манни, о. Гогланд, о. Большой
Тютерс и о. Вигрунд, второй на меридиане м. Юминданина и третий между маяком Порккалан-Калбода и о. Найссаар. Каждый из рубежей состоял из линий минных заграждений, корабельных дозоров, береговых артиллерийских батарей, прожекторов, шумопеленгаторных станций, постов наблюдения. Далее в документе шло подробное описание каждого из участков на основании данных, добытых советской разведкой, причем главным образом самими подводными лодками.
Считалось, что на участке о. Гогланд – о. Большой Тютерс выставлено всего две линии мин, причем одна на участке о. Гогланд – банка Викала, вторая к северу от Большого Тютерса до Викалы. Такое же количество минных линий предполагалось между Большим Тютерсом и о. Вигрунд, их местоположение в документе не уточнялось. Рубеж в районе м. Юминданина, как считалось, содержал в основе минные заграждения, выставленные немецкими и финскими кораблями еще в 1941 г. и теперь подновленные противником. Кроме того, в состав рубежа, по мнению составителей документа, входила противолодочная сеть, обнаруженная в сентябре 1942 г. в точке 59°54,0' с. ш. / 25°20,0' в. д. (в 7,5 мили юго-зап. м-ка Калбодагрунд)[13]. Наконец, в самый западный рубеж между Порккалан-Калбода и о. Найссаар, помимо патрульных сил противника, входило минное заграждение неизвестной плотности, состоявшее из антенных и гальваноударных мин. Никакого общего вывода по поводу возможности форсирования Финского залива и ожидаемого уровня потерь при этом составители документа не делали[14]. Уверенность в успехе форсирования в предстоящей кампании подтверждалась и постановкой задач на проведенное штабом БПЛ 4 марта 1943 г. командное учение, главной темой которого являлась отработка взаимодействия между ПЛ и ВВС КБФ при атаках конвоев в Балтийском море[15].
Замысел прорыва излагался в «Плане действий» в шестом разделе «Состав и сроки эшелонов»:
«1. Так как для зарядок аккумуляторных батарей ПЛ ПЛ требуется минимум 3 часа темного времени, то развертывание 1-го эшелона должно начаться 7.05.43 г. и быть закончено до 24.05.43 г.
Указанное выше условие диктует начать возвращение первой ПЛ из состава эшелона не ранее 20.07.43 г.
2. Указанный срок выхода и возвращения ПЛ ПЛ 1-го эшелона вызывает необходимость увеличения автономности их, которая должна быть доведена:
для ПЛ ПЛ типа «Щ» – 65 суток
для ПЛ ПЛ типа «С» – 70 суток
для ПЛ ПЛ типа «Д» и «Л» – 75 суток
для ПЛ ПЛ типа «К» – 80 суток для ПЛ ПЛ типа «М» – 15 суток
Указанное увеличение автономности ПЛ ПЛ достигается за счет увеличения запасов всех видов снабжения».
Последующими пунктами данного раздела оговаривалось выделение в состав 1-го эшелона шести субмарин (Щ-303, Щ-323, Щ-408, С-9, С-13, К-52), в состав резерва – двух (Щ-406, С-12) и для проведения разведывательных выходов – двух (М-96, М-102). Для смены 1-го эшелона к 10 июля штаб БПЛ должен был подготовить восемь других лодок.
В 8-м разделе «Плана» излагались требования и рекомендации по переходу подлодок от Ленинграда до момента окончания прорыва через Гогландский рубеж. Считалось, что на всем этом участке субмарины будут обеспечиваться своими силами, в частности Ленинградской ВМБ, Кронштадского МОР и ВВС флота. Участок от Кронштадта до точки погружения на восточном Гогландском плесе планировалось преодолевать за две ночи с промежуточной покладкой на грунт в районе о. Сескар. Заход и стоянка лодок на Лавенсари разрешались лишь в порядке исключения – при нарушении графика перехода, в связи с наступлением свежей погоды либо при обнаружении минной опасности. Из точки погружения до момента завершения форсирования Гогландского рубежа лодки двигались самостоятельно по маршруту через Нарвский залив (проход между банками Неугрунд и Намси), но их прорыв должен был обеспечиваться ударами авиации по вражеским дозорам.
Важная информация содержалась в 9-м разделе – «Форсирование подлодками Финского залива на вест от о-ва Гогланд».
Штаб флота разработал три маршрута прорыва через Финский залив, из которых наиболее выгодным считался центральный. Хотя он пролегал через наиболее плотную часть минного заграждения «Юминда», уровень опасности считался допустимым, поскольку заграждение сильно разрядилось. В то же время этот маршрут отличался от других отсутствием вдоль него береговых постов наблюдения и корабельных дозоров. Практическая возможность прохождения маршрута была подтверждена в 1942 г. подлодками 3-го эшелона. Тем не менее меридиан маяка Калбодагрунд требовалось форсировать в подводном положении, после чего без паузы в ночь на 4-е сутки прорыва предполагалось преодолеть и Нарген-Порккалауддский рубеж. Перед этим составители плана предусмотрели лишь одну зарядку (а фактически подзарядку) батарей – на протяжении 4 часов в ночь на 3-и сутки похода в районе острова Вайндло (между точками 59°44,8' с. ш. / 26°17' в. д. и 59°48,2' с. ш. / 26°05,8' в. д.). Окончательный выход за пределы устья Финского залива согласно плановой таблице должен был произойти в 23 часа 5-х суток прорыва. Первая и вторая подлодки эшелона в течение прорыва должны были трижды связаться с командованием: по окончании 1-й зарядки, после прохода Нарген-Порккалауддского рубежа и окончании 2-й зарядки и после выхода в Балтийское море. Только после получения всех вышеуказанных донесений от обоих кораблей командование собиралось возобновить развертывание остальной части 1-го эшелона.
Вместе с тем обстановка в Финском заливе была гораздо сложнее, чем она представлялась в штабе Краснознаменного Балтийского флота.