– Эд сошел с ума.
– Сначала он лишится сна. На долгие годы. А потом и всех денег, которые он наверняка надеялся отложить, чтобы купить мотоцикл или симулятор Боинга-747, когда у него наступит кризис среднего возраста.
– Нита! – воскликнула Лиза.
– Что? Это правда. Павиндер говорит, что, когда ему стукнет пятьдесят пять – в этом возрасте у его отца случился первый сердечный приступ, – он хочет объехать всю Америку на «Харли Дэвидсоне».
Анна трясущимися руками поднесла к губам бумажный стаканчик и сделала глоток вкусного и ароматного горячего шоколада, сладость которого ее немного успокоила. Ните пришлось быстро что-нибудь придумывать, потому что нескончаемый поток слез Анны не под силу было остановить никакому количеству бумажных полотенец. Она нашла людей, которые подменили их в палатке, написала Лизе, чтобы та принесла горячий шоколад, и привела их сюда, в уголок крытой беседки, где они могли спокойно посидеть.
Беседка находилась в отдалении от ярмарочной суеты, поэтому они здесь были не на виду, но Анна по-прежнему могла приглядывать за Рути. Она прямо сейчас смотрела на свою розовощекую дочь, которая показывала посетителям палатки банку, заполненную карамельными тростями, в то время как ее подруга Эмили записывала в бланке для конкурса их предположения о количестве конфет. На ярмарку подтянулось еще больше народа, и Анна отдавала себе отчет в том, что сейчас было не самое подходящее время им троим бросать палатку. Ей только нужно было получить дозу сахара из шоколада и собраться с мыслями.
– А Рути знает? – спросила Лиза, пододвигая стул ближе к Анне.
Анна кивнула.
– Она узнала еще раньше. Думаю, несколько недель назад как минимум.
– И ничего не говорила?
Анна думала об этом, и ей показалось немного странным, что Рути ничего не сказала прямо. Рути обычно не могла молчать о том, что ее беспокоило, потому что у нее не получалось справляться с тревожными мыслями, которые отвлекали на себя все ее внимание. Так почему же она скрывала новости до сегодняшнего дня, пока ее практически не вынудили о них сказать?
– И как она к этому отнеслась? – спросила Нита. – Это ведь даже для меня шок, а я все-таки не его дочь.
– Не знаю, – призналась Анна. – Иногда очень сложно сказать, что Рути чувствует в глубине души.
Могло казаться, что Рути на самом деле ничего не чувствует, но это было совсем не так, хоть порой она и старалась не принимать слова близко к сердцу, чтобы они не могли ее ранить. Анна знала об этой особенности.
– Ну что сказать, он кусок дерьма, – заявила Лиза, отхлебнув из стаканчика.
– И он будет нищим куском дерьма без единого пенни в кармане, когда окажется по щиколотку в дерьме своих детей, – добавила Нита. – Кстати, о щиколотках: моя двоюродная сестра говорит, что после родов по большей части только на них и может сидеть. Так что велотренажер Николетты будет пылиться без дела.
Анна слегка улыбнулась. Сладость горячего шоколада на языке и искренняя любовь ее лучших подруг подняли ей настроение, а ведь она даже не подозревала, как это понадобится ей сегодня.
– Почему ты нам не рассказала все вчера? – спросила Лиза. – Ну, знаешь, когда у нас в бокалах было вино.
– Не то чтобы горячий шоколад плох, – сказала Нита, – но нет ничего лучше забродившего винограда, когда приходится иметь дело с придурками.
– Я ничего не знала вчера. Эд заявился сегодня утром. С котом.
На Анну столько всего навалилось: Чизкейк – она все еще не могла запомнить его полное имя по документам, – новости о беременности, от которых она свалилась на Малкольма… поэтому она так и не разобралась с тем, что у Эда есть ключ от ее дома. Ей, безусловно, стоило поменять замки на входной двери. Хотя она так старалась сохранить ее полностью в неизменном виде, вплоть до латунной фурнитуры. На двери было оригинальное витражное панно с изображением переплетающихся роз, о которых бабушка Гвен сочиняла бесконечные истории, когда Анна была маленькой. «Эти розы росли в королевском саду. Девочка по имени Анна продавала розы на рынке».
– Что? Кот! – воскликнула Лиза, чуть не выронив стаканчик из рук.
– Кошки, – фыркнула Нита. – Не люблю их. Они писают, где им вздумается. И смотрят на тебя свысока. – Она подумала секунду и продолжила: – Прямо как тетушка Павиндера, Бринда.
Вдруг Лиза положила руку Анне на колено.
– Я знаю, ты раньше отказывалась, но… что, если тебе снова начать ходить на свидания? – Она сжала ее ногу; Анна понимала, что Лиза таким образом хотела приободрить ее, но у нее были невероятно сильные руки благодаря тренировкам с Каем, и потому это было все равно что похлопывание по плечу от самого здорового игрока в регби.
– Ты что, не слушала, когда я говорила, что у меня теперь есть кот? – вздохнула Анна. – И проект на работе, с которым я не могу справиться, и… Рути, и… Рождество на носу.
– Нам нужна всего-то секунда, чтобы реанимировать твой профиль, – сказала Нита, достав телефон из кармана пальто, и дотронулась до экрана.
– Нита, нет, – сказала Анна, оглядываясь по сторонам в поисках места, куда можно поставить стаканчик на случай, если придется давать отпор подругам.
– Как тебе этот? – Нита повернула экран телефона к Лизе.
– Симпатичный, – ответила Лиза, наклоняясь вперед. – Он не взял фото Тома Круза из интернета и не выглядит сильно отфотошопленным. Да и вообще выглядит вполне естественно.
Анна тряхнула головой, вспомнив тот раз, когда она послушалась совета подруг и пошла на свидание. Она убеждала себя, что ей нечего терять. И что это просто ради веселья, ведь одно свидание с парнем не означает, что а) ей нужно идти на второе, если он окажется не в ее вкусе, и б) ей нужно решать, какое место он займет в ее дальнейшей жизни, если даже она захочет с ним снова увидеться. Если тебе тридцать пять и ты разведена, то можешь играть по своим правилам. Тебе не нужно придерживаться привычного распорядка – выйти замуж, родить детей, украдкой посмотреть шоу «Переломный момент» после обеда, умереть. Нет, все становится менее определенным (как объем ее талии), более беспечным (в отличие от мыслей, которые вызывал объем ее талии) и необязательно сохранится надолго (возможно, как мог бы сохраниться объем ее талии, если бы она занималась спортом почаще). Вот только при этом становилось как-то не по себе, и куда более не по себе, чем когда у тебя есть хоть какая-нибудь инструкция. Она пробовала знакомиться, но мужчины ее возраста не хотели связываться с той, у кого есть дочь-подросток, мужчины постарше выражали излишнюю заинтересованность, узнав, что у нее есть дочь-подросток, а один вообще спросил, любит ли она, когда ее намазывают джемом…
– Если под естественной подразумевать внешность Паоло Нутини[18], – сказала Нита, все еще тыча в экран.
– О да, есть в нем что-то такое, – согласилась Лиза.
Анна покачала головой снова.
– Я в самом деле не хочу ходить на свидания.
– Но тебе нужно что-то сделать лично для себя. Как и мне нужно что-то для меня, – настаивала Нита. – Работа у тебя уже есть, поэтому нужно что-то еще. И что такого, если ты отвлечешься на кого-то, кто внешне будет напоминать мужчину?
– Хм, новый кот, работа, Рути, Эд…
Может, она и не была больше замужем за Эдом, но он оставался отцом Рути, а это подразумевало совместное выполнение родительских обязанностей, помноженное на индивидуальные особенности Рути. Но Анна должна была спокойнее воспринять эти новости о Николетте. Для кого это могло оказаться действительно сильным потрясением, так это для Рути.
– Ой! Ой, я нажала! – внезапно сказала Нита, поднимаясь со стула и помахивая телефоном.
Движения Ниты привлекли внимание людей, которые пытались прицепить хвост северному оленю. В роли северного оленя выступал гимнастический конь, замотанный в пару одеял, с рогами из вешалок-плечиков и яблоком сорта «розовая леди» вместо носа…
– Что ты сделала? – спросила Анна, стараясь сохранять спокойствие. – Я думала, ты просто зашла на сайт! Ты что, восстановила мой аккаунт? – Она нахмурилась. Могла ли Нита это сделать со своего телефона? Разве Анна не установила в настройках подтверждение действий в профиле? Она точно не помнила.
– Я его обняла, – сказала Нита.
– Нормально, – сказала Лиза, как обычно спокойно. – Было бы гораздо хуже, если бы ты прижалась к нему в позе ложечек.
– Я обняла кого-то? – воскликнула Анна. – С твоего телефона? Ну так разобними его! Есть для этого эмодзи?
Она вскочила со стула, и теперь, по всей видимости, наблюдать за их перерывом на горячий шоколад стало интереснее, чем за человеком с завязанными глазами и канцелярской кнопкой в руках, который, пошатываясь, приближался к заду бутафорского северного оленя.
– Анна, – сказала Лиза успокаивающим тоном. – Мы знаем, что на тебя много всего навалилось, но тебе действительно стоит поставить себя на первое место хотя бы раз.
Поставить себя на первое место. Подвинуть Рути, и Адама, и три закусочные, выедающие ей мозг, пока она пытается жонглировать всем остальным, что жизнь успевает ей подкидывать.
– Только представь, – начала Нита. – Нарядишься, сделаешь себе макияж, пританцовывая под песни Кэти Перри и попивая какое-нибудь игристое вино со вкусом вишни…
– «Ламбрини Черри»! – сказала Лиза. – Обожаю его. Только Полу не говорите. Он пытается попасть в этот клуб для бизнесменов и считает, что мы должны производить впечатление людей, которые предпочитают рыбу на пару и пьют изысканное вино.
– Лиза, я тут рисую заманчивую картинку, а ты влезла, – проворчала Нита. – Анна, не слушай ее. – Она положила руку Анне на плечо и надавила, чтобы та снова села. – Ты вся такая разодетая, немного раскрасневшаяся от дешевого вина, а тут он в ресторане среднего класса в худшем случае… парень, еще толком не знакомый и привлекательный. Тот, кто еще ничего о тебе не знает, ни одной истории, ни одного воспоминания.
– А еще он интересный, – продолжила Лиза. – И сам заинтересован. Он хочет выслушать тебя. Он хочет знать все об успешной женщине тридцати пяти лет, которая стала лучшим руководителем проектов и заработала кучу наград… которой при минимальном бюджете удалось сделать ремонт в своем доме и превратить его в самый красивый на всей улице…
Анна улыбнулась; благодаря теплым словам подруг она почувствовала себя немного лучше. Возможно, она недооценивала себя. Она ведь гораздо больше, чем просто мама, ей просто не часто выпадает шанс выйти из этой роли, к которой она привыкла.
– С самой желанной мамочкой, которая отлично смотрится в спальне, – добавила Нита.
– Та-ак, – сказала Лиза. – Я думаю, Анна уловила мысль.
– Если он ответит на обнимашки, я спрошу, бывал ли он в том баре возле Олдгейта, куда нужно наряжаться как бандит из вестерна. Всегда хотела туда сходить.
Анна понятия не имела, каким образом это могло хоть что-то сказать о человеке, но иногда мысли Ниты немного уходили куда-то не туда. Неважно, вернется ли она к знакомствам в приложениях, этот разговор с двумя лучшими подругами приободрил ее. Она стала смотреть на все немного иначе. В жизни могли случиться вещи и пострашнее беременности новой подружки ее бывшего мужа.
Она сама могла оказаться беременной – это было бы куда хуже, потому что она бы ни за что не хотела пережить рождение ребенка снова, как бы далеко ни зашла ее игра в свидания с кем бы то ни было. Хотя ребенку, в отличие от Фрости Помпельмуса, или как там зовут Чизкейка по документам, не понадобился бы лоток, который ей пришлось бы убирать.
Анна бросила взгляд из беседки поверх последних участников конкурса, с важным видом подбиравшихся к гимнастическому коню. Она хотела удостовериться, что у Рути, которая изо всех сил старалась общаться с другими людьми на ярмарке, все в порядке. Рути любила Рождество и все, что к нему прилагалось: музыку, украшения, рынки и ярмарки, распевание рождественских гимнов, еду, мороз. Она сама будто была Сантой, с тем лишь отличием, что у нее на коленках сидеть никому не позволялось. Анна немного вытянула шею. У палатки столпилось много людей. Как там Рути справляется?
– Его зовут Дуглас, кстати, – продолжала Нита.
– Сколько ему? – спросила Лиза. – А то имя Дуглас у меня ассоциируется с пенсионерами.
– Я… я не вижу Рути, – сказала Анна, поднимаясь, и медленно зашагала к выходу из беседки. Внутри начинала разрастаться тревога, которую она пыталась сдержать здравым смыслом. Здесь было безопасно. И Рути больше не уходила в неизвестном направлении, как раньше. Если только не в приступе паники…
– Что? – спросила Нита, подскочив к Анне. Она пробегала взглядом от палатки к палатке на противоположной стороне поля, прикрыв глаза рукой от яркого света. – Я позвоню Павиндеру, пусть посмотрит, не пришла ли она к нам в оранжерею, как в прошлый раз.
Прошлый раз был единственным разом, когда Рути исчезла из поля зрения Анны, как сейчас. Тогда Рути было восемь лет, и она, никого не предупредив, отправилась к дому Ниты и Павиндера – решила, что, раз они пообещали показать ей коллекцию растений, она пойдет смотреть прямо сейчас. Она ушла из парка, где они все собрались на пикник, а когда-то до этого, видимо, успела запомнить их адрес. Но теперь их дом находился слишком далеко, и такого просто не могло быть. Рути стала старше, намного больше знала об опасностях, подстерегающих на улицах города, и ей было сказано больше никогда снова не заставлять Анну переживать то, что для любой матери было бы адом…
– Давайте без паники, – сказала Лиза, подойдя к ним. – Вероятнее всего, она просто отошла с кем-то из детей, чтобы купить хот-дог или что-то еще. Я напишу Каю и Келси, если мы не найдем ее через минуту.
Анна все еще не видела Рути в ее пестром пальто – таком длинном, что из-под него выглядывали только носки кроссовок. Где ее ярко-розовая шапка с помпоном? Ее сияющие глаза и еще более лучезарная улыбка?
– Я не предупредила ее, что уйду из палатки с супом, – сказала Анна и вышла из беседки, наступая на покрытую инеем траву. – Я подумала, что не стоит, раз она будет у меня на виду, но… стоило бы.
– Анна, подожди! – крикнула Лиза, ускоряя шаг.
Но она не могла ждать. Ей было необходимо отыскать Рути прямо сейчас.
Сэм впился зубами в большую сосиску в булке и закрыл глаза. Да, это не то, что он обычно заказывал дома в «Барбекю у Эли», но чего-то мясного, политого горчицей и кетчупом, было достаточно, чтобы понять, насколько его желудку требовалась еда. Боже, как вкусно. И вот он в Англии стоит на покрытой инеем земле посреди какого-то рождественского фестиваля.
«Академия Уиттингтон» – гласила вывеска на здании. Все это походило на школу прямо посреди парковой зоны. Его школа выглядела совсем по-другому, она была зажата между парковкой и заброшенным заводом, где ошивались хулиганы. А здесь было миленько. Во дворе стояли палатки, в которых разложили для продажи всякую всячину – вещички, которые блестели, словно покрытые снегом, шапки, шарфы, деревянных зверушек, огромные кексы, завернутые в пищевую пленку… Его мама сказала бы, что это рай. Его мама всегда полагала, что Рождеством может насладиться каждый, даже если у него совсем немного денег. «Важно не то, что у тебя есть, Сэм. А то, насколько ты это ценишь». Разве это не правда?
Сэм откусил хот-дог еще раз и пожалел, что не купил два. Такие понравились бы и его отцу. Тот всегда ворчал насчет хот-догов, которые продавали на играх «Бизонов». Он говорил, что они не стоят тех шести баксов, которые за них дерут. Чад же, наоборот, так любил их, что однажды попросил доставить их из Цинциннати в номер в Беверли-Хиллз, где они остановились. Еще кусочек – и с хот-догом покончено.
– Отдай!
– Ты чудила!
– Я сказала, отдай!
– А то что? Разревешься?
– Нет, это будет битва за Ваканду!
Сэм обернулся и увидел компанию подростков неподалеку у кованого забора. Три высоких парня и одна девчонка. Она была гораздо ниже их ростом, но даже не думала сдаваться и выставляла руки вперед так, будто собиралась показать парочку карате-приемов из сериала «Кобра Кай». Один из парней держал розовую шапку, подняв руку повыше, чтобы девчонка не дотянулась до нее.
– Если достанешь до шапки, я верну ее, – сказал парень девчонке.
Девчонка, казалось, обдумывала и взвешивала все за и против, а ее ноги немного расслабились. И вдруг она подпрыгнула, вытянувшись во весь рост, и попыталась вырвать шапку из рук парня, но не вышло, и она упала задом на заиндевелую траву. Мальчишки взорвались оглушительным смехом, и у Сэма возникло хорошо знакомое чувство, пульсирующее в животе. Хулиганы. А он их терпеть не мог.
– Эй! – крикнул он, подходя к компании. – У вас все в порядке?
– Тебе-то что? – спросил самый высокий.
– Мне-то что? – ответил Сэм. – Ты реально это сказал?
– А ты глухой? – задал вопрос парень с шапкой в руке, вызвав одобрительные смешки у друзей.
Сэм подошел ближе.
– Нет. А вот ты тупой. Верни шапку.
Казалось, парни продолжают общаться между собой без слов, шевеля бровями, сжимая губы и издавая какие-то звуки носами. Сэм подошел еще ближе. Ему не пришлось намеренно использовать свой рост и размеры, чтобы напугать их. Они и сами испугались. Уверенность парней пошатнулась, один из них даже отступил назад. Но требование Сэма не подлежало обсуждению.
– Сейчас же! – приказал он.
Шапка полетела к девчонке, а парень, который ее держал, мерзко ухмыльнулся:
– Все равно она отстойная.
Смеясь, они втроем рванули через поле. На долю секунды Сэм задумался, не побежать ли за ними. У них не было ни единого шанса, даже учитывая его задержку на старте. Ему еще не удавалось встретить никого, кто смог бы обогнать его на короткой дистанции. Разве что Усэйна Болта[19]. Он встречался с ним один раз на благотворительном вечере, но это было не самое подходящее время и место для соревнований.
– Ого!
Сэм обернулся; девчонка уже поднялась на ноги и стояла, глядя на него широко раскрытыми голубыми глазами. Руками в перчатках она держала палку, на конце которой висела розовая шапка.
– Вы были как… Сокол и… Ник Фьюри – два в одном.
Сэм улыбнулся. Он пробыл в Великобритании всего ничего, а его уже сравнивают с крутейшими персонажами вселенной «Марвел»? Такой прием ему по душе.
– Что ж, – сказал Сэм, – а хочешь знать, что еще у меня с ними общего?
– Умеете летать? Вы одноглазый? Нет, не вижу никаких крыльев, и оба глаза при вас, так что… – Девчонка вздохнула. – Вы актер?
Сэм покачал головой.
– Нет, меня тоже зовут Сэм. Как Сокола и как Сэмюэла Л. Джексона Ника Фьюри. – Он понятия не имел, зачем сравнивает себя с ними. – Неплохо было бы сейчас иметь крылья.
– Я Рути. А вы забавный, – ответила девочка. – А еще реально высокий. Даже выше, чем Сэмюэл Л. Джексон, я думаю. И вы американец. Вы из Вашингтона? Я не произношу «Ди Си», в смысле «округ Колумбия», потому что я фанатка «Марвел»[20].
– Я из… – Что он делает? Собирается излить душу подростку на какой-то рождественской гулянке? Он сменил тему. – Это не твоя шапка? – Он указал на вязаную шапочку, которую она нацепила на палку, как будто трофей.
– О, моя. Но ее для меня больше не существует. – Она кивнула, как будто ее слова многое объяснили. – До тех пор, пока мама не продезинфицирует ее и все, что с ней соприкоснется по пути отсюда до машины, а потом и всю машину, и дом, не закинет ее в стиральную машину и не вымоет руки, потому что Аарон с акне, Гадкий Грегори и Идиотский Ибрагим дышали на нее.
Ого, это серьезно.
Сэм открыл рот, чтобы ответить, но чей-то голос перебил его.
– Вы кто? Зачем вы разговариваете с моей дочерью?
Голос был адски злым. Но его обладательница выглядела как небесное создание. Ее темные волосы выглядывали из-под шапки, на изящной фигурке были джинсы, не слишком свободный свитер и ботинки. У нее были такие же голубые глаза, как у девочки, но далеко не такие дружелюбные. На самом деле ее взгляд говорил, что, если он скажет что-то не то, она, вероятно, продемонстрирует ему шейный захват.
– Здравствуйте, мэм, меня зовут…
– Это Эд вас подослал? – продолжила женщина. – Вы что, шпионите за нами? Я потеряла ее из виду всего на одну секунду, одну, а Рути знает, что ей нельзя уходить далеко и… и…
Женщина замолчала на секунду и перевела взгляд с него на девочку.
– Рути, почему твоя шапка на палке?
– Мама, это Сокол, – с гордостью известила Рути. – Он американец, но не из Вашингтона. И он не шпион. – И следом добавила шепотом: – Он супергерой.
Теперь женщина уже не сводила с него глаз, и ему вдруг захотелось, чтобы рюкзак за его спиной был достаточно вместительным, чтобы он сам смог туда залезть. Что он вообще здесь делает? В школе. Ест хот-доги и предается воспоминаниям о праздничных ярмарках. В Великобритании…
– Слушайте, я просто пойду, – сказал Сэм, поправив рюкзак, и повернулся лицом к выходу.
– О, вы просто пойдете, ага? Не потрудившись даже объяснить, что вы тут делали с девочкой-подростком вдали от всех на благотворительной рождественской школьной ярмарке!
– Что? – спросил Сэм, поворачиваясь обратно, чтобы видеть ее лицо.
– Мам! – воскликнула Рути. – Сокол мне помог! Аарон с акне, Гадкий Грегори и Идиотский Ибрагим отобрали у меня шапку, и теперь она грязная, а у меня уши замерзли, как ты и говорила, и палка эта тяжелее, чем кажется.
Сэм увидел, что выражение лица женщины смягчилось, глаза подобрели, а язык тела подсказывал, что она уже не собирается разворачивать боевые действия, а даже готова его обнять. Он бы, может, и хотел задержаться, чтобы подольше полюбоваться ее улыбкой, если бы только она не считала, что он здесь далеко не из невинных побуждений отгоняет хулиганов.
– Анна! Что тут у вас? Как Рути? Рути, почему ты нацепила шапку на палку?
И теперь Сэм точно собирался ретироваться. Прибыло подкрепление в виде другой женщины, которая тоже заподозрит его в чем-то нехорошем, как только переключит свое внимание с палки на него.
– Пока, Рути, – сказал он девочке. – А если те парни опять начнут доставать тебя, просто начни бежать прямо на них, быстро-быстро. Это их обезоружит.
Он помахал рукой и двинулся прочь большими шагами.
– Мам! Останови его, ты же даже не сказала спасибо. Он правда хороший, он заставил их отдать мне шапку!
Самое время найти гостиницу, вздремнуть, по-прежнему не включать телефон, может, даже не сесть в тюрьму…
Он направился к выходу с территории школы и задумался, в какую сторону пойти.
– Подождите!
Сэм развернулся и снова увидел эту женщину. Теперь она выглядела менее грозной, но и обнимать его все-таки не собиралась. Он растерялся, подбирая нужные слова. «Сказать, что я не педофил? И не супергерой? В Штатах на меня бы уже заявили, обойдется ли здесь без полиции?» Но он просто молча ждал, наслаждаясь возможностью посмотреть на нее подольше… Боже, что это с ним? Это все из-за смены часовых поясов.
– Я… прошу прощения, – сказала женщина. – За то, что плохо о вас подумала. За то… что дала волю воображению, а оно у меня буйное, потому что я насмотрелась криминальных документалок. Мне стоило прислушаться к дочери, прежде чем осуждать вас, только потому что на вас это длинное пальто, под которым можно спрятать все что угодно, и здоровенный рюкзак…
– Вы меня судите из-за пальто и рюкзака? – уточнил Сэм.
– Ну… не как на «Модном приговоре», – ответила женщина и затем вздохнула. – Ужасно прозвучало. Простите. Давайте заново. Я прошу прощения, что плохо о вас подумала. Моя дочь говорит, я должна вас поблагодарить за помощь с теми гребаными мальчишками, которые вообще-то должны быть все еще отстранены от занятий за то, что доставали ее в прошлый раз.
Теперь женщина выглядела так, будто взвалила себе на плечи все тяготы мира. Искра в глазах потухла, боевой задор утих, создавалось впечатление, что, хоть поражение потерпел он, сил лишилась она.
– Не люблю хулиганов, – сказал ей Сэм. – Но должен вам сказать, что я думаю, она бы сама наподдала им, если бы я не вступился. Она не промах, это точно.
Женщина выдавила из себя улыбку и кивнула.
– Да, она такая.
– Ну что ж, – сказал Сэм, поправив лямки рюкзака на плечах. – Мне пора идти. Пока я еще Сокол, а не… – Он замолчал, перебирая в уме самых ужасных злодеев. – Танос.
– Конечно, – сказала женщина, снова кивнув.
Сэм в последний раз взглянул на нее, прежде чем сойти с тротуара. Он даже не услышал, как приближается автомобиль.