Н. М. Фишер
Ты знаешь, папа
Знаешь, что такое истерика пятилетней девочки? Это когда она ещё не знает плохих слов, которые хочет тебе сказать, но все внутри разрывается на части, выворачивается наизнанку, потому что она узнала, что не нужна папе! Не кому-то чужому, а своему папе! Которого она любит.
В психологии есть такое понятие: пренатальная психология. Это когда ты – ещё не человек даже, эмбрион, пара клеток, но ты уже чувствуешь. И когда тебя, такого малюсенького и беззащитного, не хочет родной отец, ты решаешь, что уж весь остальной мир точно не может тебя ждать! И ты делаешь все, чтобы не появиться на свет. Я, например, трижды обмоталась пуповиной вокруг шеи. Видимо, мамина любовь перевесила, и я все же тут. Только травма-то осталась. Огромная зияющая дыра на месте сердца. В которую можно сваливать мужчин, еду, хобби, но она не заполнится. Никогда. Потому что это твоё место, папа.
Я ужасно завидовала этим девочкам в школе, которых по субботам встречали папы. Они сбегали по ступеням, швыряли рюкзак и падали в объятия, висли на шее. А потом гордо уезжали на закорках по домам. Знаешь, когда меня первый раз посадили себе на шею? В прямом, разумеется, смысле. В двадцать пять. Это был мой муж, после того, как сделал предложение. Я рассказывала ему про тебя.
А потом начался кризис подросткового возраста. Первая любовь, первые обиды. Ты звонил рассказать про политику, будто специально игнорируя все, что я тогда ещё стремилась тебе рассказать. Я слушала, слушала, потом научилась огрызаться. Ты знаешь, мне нелегко было в школе – класс, сплошь состоящий из благополучных счастливых детей из полных обеспеченных семей, и на их фоне – я. Вот тогда-то мне и пригодилось, что я умею огрызаться.
Я могла бы рассказать, почему начала слушать рок, как ночами под одеялом писала стихи и рассказы, ночуя в одной комнате с мамой, как рыдала двое суток на даче, когда мне первый раз сказали: «извини, не люблю». Но решения Джорджа Буша были для тебя важнее, чем разбитое сердце четырнадцатилетней девочки. Твоей дочери.
