Надежда Александровна Белякова
Соль
В травмпункте они пытались что-то объяснить, но разве такое объяснишь. С трудом уговорили дежурного врача не вызывать участкового. Словом, наложили Марине на голову швы. И Саша увез ее домой.
Не дожидаясь, когда снимут швы с головы Мариночки, Саша решил вести себя в этом вопросе «цивилизованно», по-московски. Он повез Мариночку в Москву, на прием к сексопатологу.
В назначенный день они, немного смущаясь, потоптались у белой двери с табличкой «Психолог по семейным вопросам». И, постучав, решились войти. В кабинете их встретил забавный человечек с искрящимися глазками-буравчиками и всклокоченными на висках вьющимися смоляно-черными волосами. Довольно ехидного очертания эспаньолка украшала его узкий, вытянутый вперед острый подбородок.
С первого взгляда на забинтованную голову Марины он почему-то очень обрадовался. Нежно погладил по бинтам, обмотанным вокруг ее головы, и ласково, как неразумным детям, сказал им:
– Садо-мазо требует четких инструкций! Никакой самодеятельности! Садо-мазо без разумного инструктажа опасно для жизни! Вы поторопились! Это утонченное искусство!
И он затараторил, затараторил, бегая по чистенькому кабинету, всплескивая тонкими руками с благородно утонченными музыкальными пальцами, щедро присыпая свою медицинско-научную речь загадочными латинскими терминами, то ли диагнозами, то ли изречениями, пугая Марину время от времени странными возгласами, словно шаманскими заклинаниями:
– Садо-мазо! Садо-мазо! Садо-мазо спасет мир! Я внимательно выслушал вас! Вы хотите иметь детей! Но есть между вами странное препятствие. Вы, Марина Викторовна, некстати взлетаете. И поэтому вы не можете зале… то есть зачать! Признаюсь, в моей многолетней практике это уникальный случай. Но… – задумался психолог, взмахивая ручонками, словно молча спорил с кем-то незримым в этом кабинете. Потом опять быстро затараторил на дикой смеси русского и латыни.
Понимание того, что он говорит, затрудняло и то, что время от времени в кабинет довольно бесцеремонно врывались красивые молодые женщины, которым без лишних объяснений сексопатолог совал какие-то деньги. Одеты они были так… словом, совершенно так, как те, которых в журналах называют «светские львицы», то есть в одежды расцветкой, как у нас в Ругачеве бабульки говаривали, «вырядиться в ля́перды». Марина засмущалась того, как простовато выглядела она. И сексопатолог, тотчас заметив ее смущение, пояснил:
– Сами понимаете, это мои бывшие. Но нет-нет! Не пациентки! Это мои бывшие жены. Вот только что заходила третья, у меня, знаете ли, свое счастье – у меня много детишек! И представьте себе: всем нужны деньги! Дети – это мое счастье, мой профиль! Так что не сомневайтесь! Я и вам помогу в ваших затруднениях! Следуйте моим советам, и у вас будут, как и у меня, славные детишки!
Мариночка быстро поняла, что хотя и появлялись за деньгами эти бывшие жены любвеобильного сексопатолога не в порядке матримониальной последовательности, но… Появляющиеся в его кабине жены, сверкающие стразами, у доктора были все моложе и моложе.
Но сексопатолог прервал ход ее мыслей бравурным выкриком:
– Я понял! Я догадался, как спасти ваш брак! Ведь все проблемы вашего брака заключаются в том, что Мариночка слишком счастлива и взлетает оттого, что «парит на крыльях любви»! Значит, нужно сделать так, чтобы Мариночка не то чтобы стала несчастной, а чтобы… ну, чуть-чуть не настолько счастливой.
С этими словами он выдвинул ящики стола и достал оттуда подарочные упаковки с плетками и хлыстами.
Увидев эти орудия, Мариночка, закрыв от отвращения глаза руками, выбежала из кабинета. Следом за нею, немного задержавшись, чтобы расплатиться с сексопатологом, выбежал и Саша.
* * *
На следующий день после поездки в Москву Марина по совету мамы пошла к знахарке. Идти нужно было одной. И было страшно идти и искать странную избушку в лесу. Но и это преодолела Марина ради их с Сашей любви. Она вошла в незапертую скрипучую дверь. Там сидела совершенно средневековая старуха с заспиртованными лягушками и прочими атрибутами колдовства и знахарства.
Марина была поражена тем, что увидела ее впервые. Хотя казалось, что в их крохотном Ругачеве все друг друга знают и проживать незнакомый человек здесь просто не может. Но эту древнюю старуху она точно видела в первый раз.
Марина поздоровалась, хотела объяснить цель своего визита, но старушка прервала повелительным жестом ее горестный рассказ, произнеся скрипучим и усталым голосом:
– А! Мариночка! Прилетела, бедная ты моя. Знаю, ребеночка хочешь, а сама все взлетаешь. Ко мне когда-то и Аллочка, мама твоя, также приходила с этой же бедой. И смех и грех, в самый неподходящий момент мужик от счастья, то есть папенька твой, взлетал. И… Ха-ха! И вечно задницей о потолок бился. Ха-ха-ха!
Смех ее перешел в какое-то пугающее карканье, а потом в сильный кашель, который она долго не могла успокоить.
Марина сквозь слезы начала, смущаясь, путано, но все же объяснять знахарке, зачем пришла, хотя уже поняла, что знахарка и вправду, как говорится, в курсе ее беды:
– Бабушка! Помогите! Я ребеночка хочу! Саша очень надеется, что у нас ребеночек будет!
Но знахарка остановила ее унылым жестом, не требующим уточнений.
– Милая, если б ты ко мне от бессонницы, от глаза пришла спасаться, я бы тебе пустырника сушеного да валерьяны дала – и дело с концом. А твою беду уж и не знаю, как отвести. Тебя тоже очень ждали твои родители, так уж хотели ребеночка. То ли Витюша, папка твой, перестал быть счастливым и больше не летал. И все получилось! А может, обмен веществ у него нарушился? Время, годы, жизнь. И вот ты какая красавица получилась! Так что иди и жди! И у вас все получится!
Знахарка была непреклонна в своем отказе. О гостинцах и слушать не захотела.
Нервы у Мариночки совсем сдали. Мрачные синяки под глазами от бессонных ночей прописались на ее молодом лице. Марина отправилась в поликлинику, чтобы как-то подлечить совсем расшатавшиеся нервы. Там ей прописали полезные витаминные уколы. Отсидев в очереди ругачевской поликлиники, она вошла в кабинет. Медсестра сразу же завела с нею разговор, на который раньше бы она обиделась, а теперь странно равнодушно даже не реагировала.
– Да, уж знаю, Марина, о твоей беде! Все Ругачево судачит о твоем походе к бабке! А знаешь… я вот подумала о твоей ситуации. Хм! Группа крови у тебя с мужем одна? Вы проверялись?
Привычно раздеваясь и не удивляясь, что уже все Ругачево судачит о ее беде, она почувствовала, что у нет даже желания, не то что сил, чтобы возражать медсестре и просить не вмешивалась в чужую личную жизнь. И Марина безучастно ответила:
– Первая. Да, одна. У нас у обоих – первая группа крови!
Медсестра даже обрадовалась:
– Так давай переливание крови сделаем! Смешаем вашу кровь, может, и поможет. И ты перестанешь летать. Ну, ты не обижайся только. Словом, если поможет – нормальная станешь, а не улетная жена. Ну, смотри! Решайся!
* * *
Саша и Марина пришли в ругачевскую поликлинику к самому закрытию, чтобы избежать любопытствующих взглядов ругачевцев. Сделали им переливание крови обоим. Пока делали, стемнело. Это был дивный летний вечер, напоенный дурманящими, сладкими запахами цветов. По окончании процедуры медсестра сняла с их рук резиновые жгуты. И оторопела. Оба, и Саша и Марина, парили над лежаками, застеленными рыжеватой клеенкой. Они медленно взлетели и перелетели над подоконником распахнутого окна в ночь за окном. Улыбаясь друг другу, забыв от счастья попрощаться с медсестрой, они, взявшись за руки, оба исчезли в ночи. Оглянулись, чтобы крикнуть оторопевшей медсестре: «Спасибо!» И улетели.
Это была ночь полнолуния. И все Ругачево было как на ладони. Они летели и любили в полете друг друга, радостно и страстно. Они оба были счастливы.
* * *
Над Мариной склонились врачи. Их возгласы: «Тужься! Тужься!» – уже перестали восприниматься ею как руководство, а распадались за звуки, короткие, длинные, утрачивающие смысл. И Марина закричала от новой волны нестерпимой боли. И тут же почувствовала, что что-то навсегда изменилось.
– Это мальчик! Родился мальчик!
Врачи успели перевязать пуповинку. Но вдруг охнули от изумления и закричали друг другу:
– Ой! Держите его! Держите!
Но младенчик, с висящей и кровоточащей пуповинкой, болтающейся на весу, взлетел и вылетел в окошко роддома. Он летел над Ругачевом и смеялся. Следом с букетом цветов взлетел Саша, ставший отцом. Их догнала в полете и Марина с накинутым на нее чистым белым халатом. Идущие по разным улочкам Ругачева и выглядывавшие из окон ругачевцы – все радовались, увидев летящего младенца. Радовались, что увидели это чудо и радость. И все кричали, размахивая руками:
– Мальчик родился! Мальчик! У нас мальчик родился!
На балкон выбежали Алла, мама Марины, и ее бабушка. Всматриваясь в летящих к ним, бабушка сказала:
– Вот – наши летят! Значит, рад ребеночек, что родился! Раз летает – значит, счастлив!
И Аллочка обняла старенькую маму за плечи и сквозь слезы счастья произнесла:
– Витюшей назовем! А помнишь, как я читала про гипербореев, которые здесь раньше жили. Вот, наверное, все же все мы от них произошли. Просто если б были мы все счастливы, так все бы тоже летали бы.
Бесстыжая Катерина
Тем летним утром Катерина шла к реке в надежде успеть искупаться до всех ежедневных хлопот. Поплавать всласть, как в детстве – до мурашек по коже, до сладкой усталости. Увидев издалека собравшихся у магазина людей, нервно ожидавших открытия «Продуктового», Катерина машинально отметила про себя: это значит, что девяти часов еще нет! И это значит, что она все успеет: и поплавать, и все дела до обеда сделать.
Когда открыли магазин, продавщицы Лариска и Люська едва успевали отоваривать очередь, состоявшую в основном из суетливого и торопливого летнего народа – дачников. Дачники всегда стараются поскорее прорваться через утреннюю городскую пробку, а потом уж в сельских магазинах купить все нужное при подъезде к даче.
– Все! Кончилась нормальная жизнь! Ух! Дачники понаехали! – выкрикнула Люся своей напарнице, нисколько не смущаясь присутствием покупателей. Отдуваясь, она подтягивала к прилавку мешок с сахаром, словно не замечая тех, о ком идет речь.
– Да уж! Налетели, понаехали дачники! Теперь до осени – жуть! – согласилась с нею продавщица Лариса.
В очереди опять возникло волнообразное волнение, обтекающее застекленный прилавок, где пасьянсом счастья были разложены разные вкусности – колбасы и грудинки-ветчинки.
И поторапливающие возгласы, и удивления, и возмущения, и вечные споры: «Вас тут не стояло!» – становились все громче. Но вдруг все стихло. Очередь отхлынула от прилавка и «прилипла» к витрине магазина. Потому что там, за витриной, разворачивалось удивительное действо. Все увидели, как по насыпи речки Дурач шла милая, очаровательно застенчивая девушка. Это была восемнадцатилетняя Катерина. Навстречу ей шел молодой мужчина, до того не обращавший на нее внимания.
И вдруг… Как только они приблизились друг к другу, с Катерины само собой слетело ее легкое светлое платьице! И зависло над ее головой облачком в горошек. Она осталась в одном белье. Мужчина, совершенно ошарашенный, остолбенел, застыв как вкопанный. Так мало этого! Вдруг от Катерины, как пулька от рогатки, отскочил и ее розовый лифчик, полетевший прямо в лицо прохожему. От этого мужчина, словно от оплеухи, очнулся. И, с ужасом отбросив подальше от себя девичий лифчик, побежал прочь! Тут и оторопевшая очередь принялась судачить о произошедшем. Но в основном звучало как приговор:
– Вот бесстыжая! Бесстыжая!!! Ух! Какая бесстыжая! Ну до чего же бесстыжая!
Но раскрасневшаяся от смущения Катерина не слышала всех этих осуждений. Так же, как ничего и не видела. Потому что слезы застилали ее глаза. Слезы предательски растекались по щекам. А она от смущения только неуклюже металась, то суетливо прикрывая ладошкой девичью наготу, то вытирая слезы. Потом, вся зареванная, прыгнула в заросли кустарника на берегах Дурача, стараясь спрятаться в кустах от взглядов, которые она ощущала, как ожоги, скользящие по всему ее стройному телу.
Но в магазине всех отрезвил громкий и повелительный рык Люськи:
– Ну что глазеете?! Это ж наша Катерина! Болезнь у нее такая! А девушка она хорошая, порядочная! Она и сама мучается от этой «неизвестной науке болезни». По каким только врачам она не ходила, бедняжечка, чтобы излечиться! И в Москву на лечение ее возили, там академик один так и сказал: «Неизвестная науке болезнь». Сахар-то кому? А?! Забыли, зачем пришли? – темпераментно покрикивала продавщица, не переставая обслуживать «понаехавших» покупателей.
Но внезапно, отчаянно махнув на все рукой, она бросила свое занятие. И, резко сдернув с себя цветастый фартук с красными рюшами, надетый поверх белого рабочего халата, бросила его на прилавок. Оставив на прилавке и сахар, и металлический совок, скинула с себя и свой белый рабочий халат и, скомкав, прижала его к себе. И побежала с ним из магазина на помощь Катерине.
Из подсобки выглянула уборщица Маша. И тоже с каким-то тряпьем побежала за нею следом на помощь Катерине. Прибежав на помощь, Маша быстро собрала разбросанные на дороге вещи девушки. А вскоре из кустов показались и Люська с плачущей Катериной, закутанной в ее белый халат. Объемная и весьма полная Маша своей широкой спиной прикрывала Катерину от назойливых взглядов прохожих, пока девушка одевалась. Покинутую и возмущенную очередь успокаивала уборщица. Она пояснила гражданам, продолжая всех отоваривать вместо Люськи:
– Вот такая напасть с девчонкой! Сама-то наша Катерина скромница-разумница! Недавно школу закончила с отличием. А как подросла, случилась с ней эта беда! Вот такая ужасная и неизвестная науке болезнь мучает ее! Вроде бы признаков – никаких, а как аллергия удивительная с нею творится – реакция такая получается! Как хороший, видный мужик идет навстречу, так, как бы ни оделась Катюша – хоть на все пуговицы, под самое горло тугие шнурки и завязки, а зимой пальто с ремнем, – но ничего не помогает! Все мигом само слетает. Уж она и из дома лишний раз не выйдет! А если и идет по улице, глаза вниз опускает. И смотреть-то боится на людей. Особливо на мужиков! Но все равно, как идет навстречу этакий… как Ди Каприо, или Джорж Клуни, или красавец вроде Брэда Питта вдруг забредет в наши края – все само с девчонки слетает. А сама Катюша такая вежливая, тихая, скромница. И к какому доктору с такой напастью идти? А? Беда!!! Да уж, не грипп какой-нибудь! А этот, что от нее как от чумы убежал, видно, не из наших. А из ваших – дачников. Наши-то все уже привыкли. Все про эту ее болезнь знаем, сочувствуем!
Неожиданно в магазине возникла пара местных забулдыг: Толян и Серый. Они, перепрыгивая через движущуюся швабру в руках проворной уборщицы, пытались пройти «за бутылочкой» без очереди и для того, стараясь очаровать всех подробностями этой истории, тихо пробирались поближе к прилавку, подсыпая подробности, как приправу к блюду или «усилитель вкуса».
– Ага! Точно! Мы с мужиками проверяли. Идем сообразить «на троих». За поллитрой! А навстречу Катерина! И ничего с нее не слетает! Тихо поздоровалась и прошла мимо. Нам бы… беленькой и триста «Любительской».
– Ага… На!!! Да уж, ты не Брэд Питт! Чего ради при виде твоей рожи с нее слетать-то все будет? – возмутилась в ответ вернувшаяся Лариска, протянув Толяну желаемую огненную воду.
Но Толян разговорился, вошел во вкус, явно обрадованный вниманием публики. Он продолжал:
– Прошли мы с мужиками по делам, болтая о своем – то да се, и вдруг услыхали крик. Оглянулись! Смотрим: мужик вопит! Молодой парень – учитель физкультуры. Он совсем обалделый стоит и вопит, словно грабят его или случилось с ним что-то такое. А на ухе у него Катюшкин лифчик уже повис! Во как! А мороз в тот день ударил! Жуть!!! Как раз под Новый год! Холод! Я скинул свой пальтуган и сразу Катюшку в него и завернул. Не одеваться же девчушке при всем честном народе посреди улицы. Ага, Ларисик, а водочка-то свеженькая? Ага! Спасибо! Ну, я пошел.
И он ушел. Словно раскланиваясь перед теми, кто пропустил его без очереди, заслушавшись его откровением. Народ же, даже уже купивший что нужно, как-то не спешил расходиться. Обсуждая сильные впечатления от увиденного и продолжая судачить о местных чудесах в этот солнечный день. Словно затмило случившееся суету дачных забот.
В то лето до самого сентября жара стояла сильная. Тогда, как раз в самом конце сентября, когда жара спала, и сыграли свадьбу Катерины. Из распахнутых дверей старенького, покосившегося домика своей бабушки вышла Катерина навстречу своей новой, семейной жизни, в белоснежном свадебном платье. Чтобы ехать с женихом в ЗАГС. Народ вокруг ликовал. Радовались за свою добрую и хорошую Катерину, что нашла она свое счастье. Но и любопытство, конечно, тоже удерживало всех на площади Ругачева. В тот день все собрались на улочке, где жила Катерина, и в ожидании глазели на невесту. В «Мерседесе», украшенном цветами и бантами, подъехал тот самый мужчина, что встретился тогда Катерине на берегу Дурача. Некоторые, особенно из ругачевской молодежи, спорили: Слетит свадебное платье или не слетит с Катерины, когда жених подъедет?
И когда она грациозно сбежала по трем деревянным ступенькам дома с кружевным букетом невесты в руках навстречу жениху, опять, на радость спорщикам, поставившим на то, что платье обязательно слетит, слетело ее свадебное платье! Вместе с белым кружевным бельем. Опало белоснежным облаком к ее стройным ногам, как и вся свадебная одежда прекрасной Катерины. А смущенная Катерина завернулась стыдливо в свою длинную фату. Жених скинул пиджак и, бережно завернув ее, понес дальше на руках.
Да! С тем самым «прохожим» – Николаем из Москвы, которого встретила она в начале лета на берегу Дурача – они и поженились. И потекла их семейная жизнь. Но…
Как-то год спустя в такой холодный и тусклый зимний день, что начинаешь легко верить, что зима никогда не кончится и лето не наступит никогда, сидела Катерина одна-одинешенька дома. Она уныло вязала себе самой носки. На стене висело ее счастливое свадебное фото. На фото был запечатлен тот самый момент, когда она была так счастлива и выбегала навстречу Николеньке своему любимому. На ступеньках, с раскинутыми руками, со свадебным букетом. Теперь-то счастье казалось ей таким далеким. Она засмотрелась на фотографию, вспоминая то мгновенье до мельчайших подробностей, но шум и стук во входную дверь заставили ее встать и пойти посмотреть, кто это заглянул к ней на огонек.
Это оказались непрошеные и нежданные гости – Толян и Серый. Они вошли в комнату следом за Катериной, сначала нарочито вежливо шаркая ногами по коврику при входе, потом смущаясь и откашливаясь. Катерина хотела их спросить: мол, зачем пришли? И машинально подняла оброненный клубок шерсти, но опять неуклюже уронила вязанье. И горько заплакала, закрыв лицо ладонями. Забулдыга Толик без лишних объяснений, смущаясь и уже не надеясь найти нужные слова утешения и сочувствия, просто протянул ей свой побитый и потрескавшийся, но «живой» сотовый со светящимся дисплеем.
– Вот! Ты сама глянь, Катерина! Понимаешь, Кать… Мы тогда рядышком с вами у реки выпивали. Смотрим, а там за кустами вы с Колькой, не замечая нас, пошли купаться. Плещетесь, резвитесь в воде у берега. Ну, мы и затаились. Сфоткали вас, какие вы там голышом счастливые бегали. И тогда та самая чертовщина и приключилась!!!
Явно недовольный тем, как медленно и нескладно его собутыльник излагает те волнующие события, потрясшие их обоих, вежливо откашлявшись, второй дружок продолжил:
– Ну да! Катерина! Тут Толян и сфоткал ту леталку! Ну, что НЛО называют. Так что ты шибко-то не страдай! Может, кто и смеется, и не верит тебе, что, мол, такого не бывает. Что к другой сбежал от тебя муж и домой носа не кажет. Но ты, Катерина, плюй на то, что тебе не верят! И всякое про тебя говорят! Сочиняют, что твой Колька просто сбежал от тебя. А мы-то тебе верим! Сами видели, как все было. Вот смотри сама!
И с этими словами Толян еще решительнее протянул Катерине сотовый, притаившийся в его разлапистой и заскорузлой ладони, как спящая Дюймовочка в распустившемся цветке из страны ночных страхов. Показав Катерине, на какую кнопку жать, чтобы включить режим просмотра фотографий, передал ей тот сотовый.
И действительно! Утерев слезы, Катерина смогла рассмотреть на дисплее те несколько фотографий, которые смогли заснять эти забулдыги в ту роковую для нее ночь. Им удалось отснять все, как было. Именно это они и сфоткали то, из-за чего все Ругачево несчастную Катерину на смех подняло. Вот они – кадры-свидетели, мелькают мгновения того страшного лета в судьбе Катерины. На этих фотках все в той самой последовательности, как и разворачивались события. Вот они с Николаем со спины – молодые, страстные, обнаженные, входят в реку, держась за руки. Еще щелчок, и появился следующий кадр. Они – молодой муж и Катерина, счастливые и веселые, поздно ночью плещутся в речке, не предполагая, что за ними подсматривают местные пьянчужки, душевно расположившиеся неподалеку в кустах с поллитровкой, открытой банкой огурцов и закусочкой. Щелк! И появился следующий кадр; а на нем, как в фантастическом кино, над ними сияет НЛО. Освещая все вокруг, медленно и неотвратимо приземляется и зависает над купающимися в реке обнаженными Катериной и Николаем. Видно, что у Катерины лицо искажено от ужаса. А Николай смотрит на эту хрень небесную с каким-то торжественным восторгом. А потом, на следующем фото, видно самое страшное и главное! Ну, все на этих фотках видно! Как отпустил Николай руку Катерины. А на следующем кадре видно, что идет он прямо к этому НЛО, доверчиво раскинув руки, словно друга закадычного увидел. Как завороженный идет Николай к летающему объекту, не обращая внимания на крики и просьбы Катерины остановиться. Вот она, на этом же фото сбоку – с разметавшимися по обнаженной спине волосами, умоляющая его вернуться.
А на двух последних фотках видно, что стоит Николай под этой огромной леталкой, выпустившей из своего сверкающего пуза точно лестницу яркий луч. А лицо Николая под этим светящимся ярко-желтым лучом такое счастливое, словно он под теплым душем стоит в самый расчудесный и счастливый день своей жизни. Как только Николай весь оказался под этим лучом, луч стремительно стал менять цвета, обволакивая Николая. А на следующей фотке видно, что Николай уже не на земле стоит. А, как акробат в цирке, поднимается силой того луча, как на лифте. На последней фотке, где только его ноги, торчащие из пуза НЛО, из-за хлынувших на дисплей слёз Катерины уже ничего разобрать было невозможно. Это изображение осталось последним на мобильнике, который Катерина с благодарностью вернула Толяну. Взяв сотовый, нежно протерев его о край вязаного свитера, забулдыга пояснил, что сочувствует ей всей душой:
– Сама понимаешь, все, как было, мы тогда видели. И даже сфоткали. А то все Ругачево гогочет, что, мол, «сбежал от тебя мужик, Катерина, через неделю после свадьбы сбежал!» Брешут люди, что ты якобы сочиняешь про НЛО, чтоб не признаться, что он у крали какой-то прижился. А мы, Катя, тебе верим!!! А у нас все «запротоколировано»! Вот – сама видела! Только ты уж нас прости, Кать, что не можем мы людям эти фотки показать. Понимаешь… ну, попутал бес, было дело! Сотовый этот слямзил я у дачника одного, заснувшего на рыбалке. Поэтому и показать никому не могу! Это ж вещественное доказательство. Ну, виноват! И хочу помочь тебе, Катерина, ведь мало тебе самой беды, так еще и от насмешек страдаешь, мол, какое такое НЛО мужика унесло? А я не могу предъявить доказательство! Прости, Кать!
Катерина в благодарность протянула им денег на бутылку. И Толян с Серым с благодарностью ушли, радуясь такой чуткости и пониманию со стороны Катерины. Но время отпущенной нам жизни – лучший лекарь! Время верным псом зализало и эти раны в душе Катерины. Затянулись они, зажили, и отступила старая боль. Уступив место новой жизни. И потому годы спустя, пришел день, когда забылось то, во что никто тогда в Ругачеве не поверил – в историю о том, что первого мужа Катерины похитил НЛО. И о том, как судачили, что сбежал от молодой красавицы муж. Все забылось! И Катерина, теперь уж взрослая женщина, красавица – как говорится, «самый жар и сок», – словом, собралась Катерина опять замуж.
В назначенный день свадьбы ей помогали соседки. Уж они ее бинтовали, затягивали шнуровку корсета, памятуя о тех прежних казусах ее болезни. А ну как от радости при встрече с женихом опять все слетит? И опять, кроме фаты, ничего на невесте не останется. Так Катерина готовилась к свадьбе с Валентином-красавцем, приезжим из отдаленного городка. Вот ведь, не оставила Катю судьба своими заботами! Новую любовь ей послала! И опять народ собрался вокруг дома Катерины, чтобы поглазеть, как оно все будет в тот самый момент, когда станет Катерина выходить из дома навстречу жениху. Спорили: помогут ли шнуровка и застежки? Некоторые ребята даже опять на деньги спорили. И не проспорили! И вправду – не помогла шнуровка! И опять повторилась та же история со свадебным платьем Катерины! Тот же казус и с новым ее женихом, к веселью и радости всех ругачевцев.
Закончилось бракосочетание дня через три! Все Ругачево гудело! Но и этот праздник затих. И потекли их тихие, семейные дни. И вот они с Катериной живут себе поживают. Во всем-то у них лад. Всегда-то вместе и рядышком. Даже любимая развлекушка Валентина – побродить с металлоискателем по полю, где раньше была барская усадьба, – и та обоим нравится. Поэтому в поле с металлоискателем отправлялись в надежде найти что-то оставшееся от прошлого: монеты старинные, пуговицы, украшения. Всегда вместе, всегда рядышком! Валентин с металлоискателем поглаживал землю, а она рядом с ним, с сумкой на плече. В сумке термос рядом с ее сдобными пирогами и бутербродами. Болтают, бродят они. Металлоискатель попискивает. Целуются, милуются, дурачатся – и так почти каждый воскресный день.
Но однажды так запищал у Валентина металлоискатель, как чудище неведомое. И молодой муж Катерины, увлеченный писком металлоискателя, пошел на звук. Звук увлекал его, обещая клады закопанные. И Валентин уходил все дальше и дальше, быстрее и быстрее от зовущей его вернуться обратно Катерины. Точно пахарь, уцепившийся за плуг, затянутый и соблазненный плотью земли, хранящей в себе манящие драгоценности и богатства. Так он, как очумевший, бежал, вцепившись в ручку своего импортного металлоискателя, уже неподвластный голосу разума и крикам любящей Катерины. Скорость развил невиданную. Мчался, взметая по сторонам, точно волны, пыль столбом. Он мчался, пока не исчез за горизонтом. Бежала за ним и Катерина, но он точно в воздухе растаял. В какую сторону бежать за Валентином – гадала Катерина, запыхавшаяся, остановившаяся посреди зеленого луга. Кричала, звала Валентина. Но крик отлетал от нее и затихал высоко в небе улетевшей птицей. Так и не откликнулся, не вернулся Валентин. Исчез!
После этого Катерина вернулась в слезах к себе домой, горько сетуя на судьбу. Что и этого мужа не уберегла она! Рассказала в милиции, как ушел Валентин следом за своим металлоискателем. Объявили розыск, разместив во всех местных газетах фото Валентина, на котором он, счастливый, широко улыбался в день их с Катериной свадьбы. Сначала, правда, их свадебное фото скадрировали, то есть отрезали прильнувшую к нему Катерину, но и это не помогло. Не нашелся Валентин, хотя все Ругачево и все деревни вокруг были обклеены его улыбчивыми фотографиями.
Катерина хотя с годами и не молодела, но, становясь все старше, красоты не утрачивала. А даже напротив – словно все хорошела и расцветала. Не портили ее годы, словно не брали верх над нею. И потому приходилось ей в поисках своего женского счастья еще не раз то одну фату надевать, то другую – по новой, быстро сменяющейся моде. Украшая белыми цветами, стразами и кружевами свадебной фаты свои красивые, тяжелые каштановые волосы, она выходила всякий раз по большой и светлой любви, с надеждой на счастье.
Но каждый раз какие-то беды подстерегали и крали ее счастье. Чего только не случалось. То хозяйственный муж достался – автомобилист. И все-то у них ладно, но заболел муж странной болезнью: стал уменьшаться прямо на глазах! Становился маленьким, крохотным. А ведь – муж! Какая-то знахарка объяснила Катерине, что приключилась с ним эта беда от того, что все время возился со своей машиной. Заигрался, мол! А однажды посреди Ругачева заглохла у него машина. Он, конечно, полез чинить. Откинула капот Катерина. А муж к тому времени совсем скукожился. Полез чинить – и упал, махонький, прямо в карбюратор при всем честном народе. И затерялся там. Разобрали в «Сход-развале» всю машину до винтика, но мужа Катерининого так и не нашли. Обратно собирать машину не стали, так «на детали» и оставила ее Катерина и одна ушла домой, без мужа. А с другими такое случилось, и описывать не стоит, потому что все равно не поверите! Да стоит ли былое ворошить?! Только людей пугать!
Стала Катерина хоть и «жар-сок», но уже зрелая женщина, лет сорока пяти. Стены ее комнаты увешаны ее свадебными фото разных лет, но сама она одна-одинешенька! На одну фотку посмотрит и вздохнет, на другую – запечалится. За окнами вьюжит. Тоска. Метель завывает. И вдруг сквозь завывание вьюги послышался ей детский плач. Катерина сорвалась с места и побежала открывать входную дверь. А у порога в сугробе подкидыш лежит!
Схватила его Катерина! К себе прижала, чтобы согрелся кроха. И почувствовала, что теперь она счастлива как никогда. Внесла в дом малыша. В теплой ванночке помыла, в махровое полотенце завернула. Милует, ласкает младенчика. Хлопочет над младенчиком, но замечает, что он растет на глазах. Растет, пока за три часа не превратился в ее любимого Коленьку – самого первого мужа. Так и зажили они – опять вдвоем. А она, как женщина умная, ни о чем былом его не расспрашивала: где был, как жил? А потом оказалось, что если б и расспросила, толка не было бы! Не помнил он ничего. И вправду: с виду – красавец-мужчина, а поговоришь с ним – так словно он младенец новорожденный. Точно только что на свет народился. Но и на это махнула Катерина рукой. Живут как живется – и ладно! Какое ни есть, а счастье!
И вот как-то раз Катерина с Коленькой пошли к колодцу по воду. К старому и заброшенному деревенскому колодцу, потому что вдруг их насос сломался, перестал качать воду в дом.
Поднял ее муж из колодца полное битое алюминиевое ведро на скрипучем вороте с гремящей цепью. Стал переливать воду из него в их домашнее, чистое эмалированное ведро. Стал и второе ведро набирать. Катерина рядом стоит и лопухом от жары обмахивается. И вдруг окликнул ее по имени подошедший совершенно незнакомый дряхлый старик. И обратился к Катерине как к старой знакомой:
