Надежда Александровна Белякова
Учитель
Где были твои уроки, раскрывающие тайны мастерства? Где советы старшего поколения младшему? – негодовал он.
—О! Как ты еще молод! – добродушно смеясь ответил старик, присаживаясь на стул у окна, и сказал:
– Помнишь тот день, когда ты пожелал стать моим учеником? – обратился он к художнику.
– Еще бы! Конечно, помню! ответил тот.
—Так давай же вспомним пройденные тобой уроки. Ну-ка, расставь вдоль стен твою живопись, хочу полюбоваться ею! – сказал мастер, снимая дорожный плащ и шляпу.
Художник принялся расставлять картины.
Улыбка радости то и дело вспыхивала на лице старого мастера. Он спросил, указав на одну из них:
– Этот луг и стога под дождем ты увидел утром того дня, когда я ушел отсюда. Я мог уйти из вашего городка любой дорогой. Но выбрал эту, потому что она самая красивая. Я знал, что, если ты действительно захочешь стать художником, красота этого вида не сможет оставить тебя равнодушным. Талант, а его я сразу разглядел еще в твоих детских рисунках, не даст тебе покоя, и ты пойдешь следом за мной. Но есть такие дороги в жизни, по которым можно пройти только в одиночку. Потому что эта дорога предназначена только для тебя.
В тот день лил дождь. А к вечеру раскаты грома оглушили долину, в сверкании молний ставшую ещё прекраснее.
Ты помнишь, как полыхало в ночи старое дерево, когда в него ударила молния? Ты написал это? – спросил старый мастер.
– Да, я написал ту грозовую ночь с горящим деревом. Но откуда ты знаешь, что я видел той ночью? – изумился художник. И мастер ответил ему:
– Раз ты решил стать моим учеником, а я решил быть твоим учителем, то я должен был быть рядом. Вот я и был рядом. А какими словами мог я тебе объяснить, как написать огонь? Перечислить его сверкающие краски? Или рассказать, в какой последовательности разложить их по холсту? Нет. Это нужно было пережить! – продолжал мастер, разглядывая картины художника, пока художник накрывал на стол и расставлял угощение для своего позднего гостя.
–Да, я был неподалеку. Но не стал отвлекать тебя. А потом я отправился в город, зная, что скоро там появятся бродячие циркачи. Они выступали на площади перед ратушей. Ты, порядком потрепанный, вошел в город вечером. Как раз к началу представления. Ты не мог не увидеть танца прелестной танцовщицы-канатоходки, – с улыбкой напомнил ему старик и лукаво добавил:
– И, конечно, не мог не влюбиться. Не так ли? Ну-ка, покажи ее портрет. Ты не мог не написать ее портрет. Я помню, как ты смотрел на нее, ведь я был рядом в толпе. Согласись, что пережитый тобой восторг и восхищение перед ее красотой и грацией – это и был настоящий и лучший урок портрета. Тогда ты понял, как нужно писать, когда черты лица восхищают. А лицо человека, на котором отражается жизнь, всегда интересно, – закончил он, присаживаясь к праздничному столу их встречи: мастера и ученика.
– Да, ее портрет удался. Но мне в моем пути, в многолетней погоне за тобой нужны были деньги. И тот портрет у меня купил заезжий купец. Он щедро заплатил. И увез его… вместе с той прекрасной танцовщицей. – рассказывал художник своему мастеру, раскладывая по тарелкам угощение, нарезая хлеб и разливая горячее питье, чтобы путник согрелся после долгого пути. А его собеседник продолжил, вспоминая то время и с иронией добавив:
