Надзея Кузьмянок
Новый год Бруно
Двери закрылись с грохотом, с каким не сходит даже лёд на Северных реках: Нае и на Алкани.
– Ты почему взял их без разрешения? – укорил брата Юдгиль. – Я видел эти связки, но брат их брать не дозволил. Теперь же и я виноват перед ним, что не успел сказать всем.
– Откуда же мне было знать! – воскликнул Орн. – Что я должен был подумать, увидев столько хвороста?!
– Ты знал, куда мы приехали. И знал, кто нас «встречает».
Орн опустил глаза на огонь. Желваки на лице вскорости перестали ходить ходуном, брови разровнялись, а рот испустил вздох. Почесав за шеей, средний брат посмотрел на старшего.
– Ну дурак, – признался Орн спокойно. – Что делать-то?
– Извиниться, – ответил Юдгиль. – Или словом, или делом. Боюсь, сейчас Бруно может распалиться – и двери перед нами в следующем году не откроются.
– Этот дом наш, – тихо сказал Орн, – но ты прав. Пока здесь живет маленький сварливец, покоя не будет.
– Перестань!
– Что же такого? – удивился Орн. – Прошло столько лет – пора оставить прошлое и жить настоящим!
Юдгиль долго смотрел на брата. Глаза его, сначала ясные, потемнели, как-то осунулись. А потом вновь прояснились.
– По каждому гному горе проезжает по-разному, – коротко сказал он, – но никому – легко. Давай-ка не будем Бруно за это осуждать.
Орн ответил недовольным фырканьем. Правда, не осмелился спорить. Бруно же в это время успел закрыться в библиотеке. Он перебирал книги на полках, залазил в справочники и искал в записях. Своих – и его… Полистав последние, Бруно нашел, что искал.
– Вот оно, – прошептал он, усаживаясь в кресло и забывая недавнюю обиду. – Общий корень! Так это правда – я и не думал…
Докаль, сев на плечо гному, с интересом заглядывал бумаги. Так-так, общий корень, говоришь? Интересно… Идёт кольцом? И куда же… Ага-ага! Объединяет все Великие Ели – ну конечно же! Питает их в сухие годы – да-да, это правильно! И как необычно! И что же еще? Ах да, получается, при пропаже одного из звена все остальные Старушки лишаются так называемой опоры!
– Великий Мороз! Это же угроза и всему Лесу! – откинулся на спинку кресла Бруно. – Одна из Старушек корнями сдерживает поток Наи, другая связана корнями с целой группой деревьев (выкорчуешь её – выкорчуешь целый участок!), а еще две… – Бруно нахмурился. – Северная и Северо-Западная Старушки образуют арку-ворота по ту сторону Северного Леса, «наглухо» закрывая её своей же хвоей. Именно с той стороны Бруно накануне слышал звуки неведомого ему животного.
В этот миг гном (в глубине души, конечно) жалел, что где-то не успел, а где-то и откладывал поход на крайние просторы леса. Сделай он это раньше – сейчас неизвестность и нависшая над Старушками опасность не грызла бы его совесть. Дорогой читатель, ты спросишь у меня: почему, дескать, Бруно был уверен, что опасность грозила всем-всем Великим елям? Я отвечу, что не знаю, ибо кто их разберет – эти гноме души? А потому давай наблюдать за его действиями дальше.
А засиживаться гном не стал. Он быстро собрался и вновь покинул дом. Вернувшись к яме, где только недавно стояла Восточная Старушка, Бруно осмотрел её и нашел тот корень. Так, теперь он знал, что это правда. Правда эта была, к несчастью, пока бесполезной. Бруно навострил лыжи к ближайшим соседкам Восточной. К Северо-Восточным сестрам. Он шел долго: солнце успело сделать полных три шага. А вокруг росли высокие и разлапистые сосны с такими толстыми ветвями, опускавшимися до самого снега, что порой их переводилось гному перелезать. «Как снег, так не пройти», – бурчал Бруно. Зато Докалю было хорошо: перелетел – и готово!
Наконец, когда солнце сделало еще два полных шага, гном оказался перед заветными Сосновыми Вратами. И каждый раз они встречали его приветливо, приглашая пройти к Старушке, как старого дорогого гостя. И почему-то в этот раз гном не решился сразу войти под их кров. Просто встал, как вкопанный. А причина таилась в одном простом чувстве, которое Бруно всячески прятал всё дальше и глубже внутри себя – от самого себя. Он боялся. Боялся обнаружить ещё одну яму. Боялся осознать, что он – страж Северного Леса – оплошал. Однако – повторюсь – это чувство было закопано слишком глубоко, чтобы Бруно мог его осознать. Потому, постояв в непонятном смущении пару минут, он вошел в арку.
Сёстры встретили его в полном здравии и покое. Две Великие Ели стояли в центре поляны, как принцессы – в центре бальной залы. Их придворные – деревья вокруг – казались в сравнении с ними совсем малышками (опережая твой вопрос, дорогой читатель, спешу сказать: многим из «малышей» давно перевалило за пару сотен годков!). Как и у пропавшей Восточной, они горделиво устремляли ввысь на широких стволах толстые разлапистые ветки, как мехом, подбитые хвоей. И каждая хвоиночка заканчивалась прозрачной смолистой «кнопочкой». Смотря издали, казалось, что хвоя Великих Елей усыпана звездами. А как красиво они мерцают! Даже холодное сердце Бруно таяло при виде этой красоты. И тут же замерло, вспомнив, что случилось с Восточной Старушкой…
– Кар! Кар-р! – призывно захрипел Докаль, паривший у самых Елей.
– Что такое? – подошел гном – и оторопел.
Увиденное не на шутку его встревожило. Следы! То, что он принял за лежанки оленей, оказалось следами. Подойдя ближе, гном понял, насколько они огромны… и незнакомы. В голову тотчас закралась мысль о звере с той стороны Холуна. Какой зверь мог обладать такими исполинскими лапами… или телом? Внутрь можно было лечь, сделать «снежного ангела» – и не дотянуться до краёв. Каркнул Докаль. Птица сидела на снегу под сосной в отдалении. Гном, нахмурившись, обернулся – и почувствовал недоброе. Кора на том дереве вырвана до самой сердцевины: смола только-только подсыхала.
– Кар-р! – взлетел ворон, и Бруно поднял голову вслед за ним.
Входя на поляну и смотря на Великую, сложно оторвать взгляд в сторону. Теперь же гном видел и их. Верхушки трех сосен, окружавших поляну, были переломаны и готовы были вот-вот сорваться вниз. Гном сглотнул и попятился. Его глаза внимательно осматривали верхушки. Они, как и кора у основания стволов, были вырваны и изодраны. Летучий зверь – и таких размеров? Или звери? В голове пробежала мысль: «Я не знаю таких зверей!». Бруно показалось, что Зверь, не добравший до Старушек, выместил злость на соседках. Эта мысль показалась ему такой дикой и неуместной, что Бруно отмахнулся от нее, как отмахивался от комаров летом. Но, дорогой читатель, как наш герой был близок к отгадке! Однако жизнь, обделенная связями с внешним миром, не смогла научить Бруно просить совета – и тем более помощи.
А потому единственными друзьями и советчиками оставались жители Северного леса и записи в библиотеке. Пора возвращаться домой. В голову залез вопрос: Бруно собирается прийти в дом без обещанной ёлки? Гном разозлился на собственную мыль. Да, без ёлки! В лесу, за который он отвечает едва ли не жизнью, объявляется Зверь, покусившийся на святая святых – на Великие Ели, а его чудаковатая семейка требует бесполезную ёлку! Пусть сами секут, если так нужно!
А ведь раньше… так давно, что сложно поверить, они всей семьей приезжали сюда отмечать Новый год. Вместе выпускали ляльке, украшали комнаты, коридоры – даже лестничный пролет! А после – пекли с Делагордой её фирменное печенье по секретному рецепту и ходили все вместе за елкой. Они это всё делали вместе с отцом. Он пропал двадцать три года назад. Ушел на обход – и не вернулся. В канун Нового года. Как Бруно сейчас, его отец был лесником и круглый год жил в Северном лесу в этом самом доме на берегу Алкани. В это же время Делагорда со всеми детьми жила в городе Снежный Полог. Только один член семьи жил «на два дома» – то с отцом семейства, то с самим семейством. Церцетта, тогда еще бойкая старушка, спокойно кочевала между Северным лесом и Снежным Пологом. Помогала по дому и передавала весточки. Именно она после настояла на том, чтобы детей больше не возили в усадьбу.
В тот день они встретили Новый год молчанием, сидя в поезде на наспех собранных чемоданах. Уезжая в город. День до этого момента поделился для Бруно на до и после. Он, как сейчас, помнит запах снега и огня в прихожей, помнит стрелки часов, показывавших близость к полдню. Помнит его и братьев радостную дрожь в ожидании возвращения отца! Вместе за елкой! И помнит, как облака пролетали в окошке с мучительной быстротой облака, а отца всё не было. Помнит, как дом накрыла туча, и в дверь вошла Церцетта. Туча накрыла и её лицо. Видно, бабка поняла, что Дирин не вернётся. Она отвела Делагорду в Каминную и о чем-то долго с ней говорила. И как ни пытались дети подслушать, тяжеленные дубовые двери пропускали только неясный гул. Тревожный, отчаянный… И когда они вышли – вещи были наспех упакованы, дети одеты – и семья отправилась на санях к поезду.
Бруно не знал причины этой спешки. И почему-то так и не узнал. Как не узнал, почему отца не стали искать. Почему не обеспокоилась пропажей Королевская Лесная Канцелярия и не послала поисковую экспедицию. Дирин пропал – и никому не оказалось дела. Бруно не понял этого – и так и не принял.
Только к Делагорде младший сын Дарина не питал особой злобы. Та, как могла, пыталась отвлечь семью от потери. Пекла печенье, вышедшее из рук вон плохо, украсила куцыми гирляндами (ведь всё самое красивое осталось там, в лесной усадьбе!) городскую квартиру. Делагорда старалась, но не смогла спасти Новый год. Ведь не по её, а по указке Цецетты семья сорвалась и укатила в город!
Прошло семь лет. Бруно, решившись в одну из сырых городских ночей, выучился на лесника и вернулся в Северный лес, в усадьбу. Точнее, сбежал. Церцетта запретила кому-либо из семьи возвращаться – Бруно ослушался. К его счастью, едва он заявился еще юном в академию при Королевской Лесной Канцелярии и объявил о своих намерении, молодому гному пошли навстречу и придержали вакансию.
И здесь, дорогой читатель, мы с тобой должны задуматься: а как, собственно, Северный лес решили на долгие семь лет оставить без присмотра? Ответа я тебе пока не дам – ведь его не дал себе и Бруно (а захотел ли – другое, щекотливое дело). А мы пока продолжим путешествие по воспоминаниям молодого лесника. Вдруг что-то прояснится?..
