Настя Орлова
Посмотри в мои глаза
Глава 16
Позорно слившись с встречи, гарантировавшей мне снятие сексуального напряжения, я возвращаюсь в центр. Дел в городе у меня больше нет, можно ехать в «Синичку», но я зачем-то вместо съезда на трассу выбираю дорогу, которая ведет к автовокзалу.
На что я рассчитываю, в самом деле? На то, что Лера в этот момент будет проходить мимо? Что мы случайно встретимся и проведем вечер вместе? И даже в случае такого фантастического развития событий что я ей скажу? Как объясню, почему оказался рядом? Предложу отвезти ее обратно в лагерь?
Я впервые попал в такую позицию – человека, который не понимает, что хочет. Или нет, не так, по всем признакам я хочу Александрову, но это точно не то, чего я должен хотеть. Поэтому вся эта бурлящая смесь эмоций, которую она вызывает, подрывает мое самообладание, а я ведь всегда так им гордился.
Сзади настойчиво сигналят, и я понимаю, что светофор давно горит зеленым. Ругнувшись себе под нос, трогаюсь с места и заезжаю в единственный свободный карман на парковке возле автовокзала.
Заглушив мотор, откидываю голову на подушку автокресла и закрываю глаза.
Я предпочитаю, когда в жизни все ровно и понятно: всплески необъяснимой злости, фрустрация и шатающееся либидо мне абсолютно незнакомы. За два года отношений с Дианой, например, я не припомню, чтобы хоть раз выходил из себя без видимой причины. Мы ругались, да, но даже наши ссоры были конструктивными – там была проблема, в которой мы разбирались и в итоге находили совместное решение. Мы даже расстались спокойно: просто поняли, что отношения зашли в тупик. Первое время без нее было непривычно, больно и пусто, но и это прошло со временем.
С Александровой изначально все сложно: мои эмоции в отношении этой девчонки не укладываются в привычную картину мира. Она злит меня, нервирует, раздражает, но находиться рядом с ней мне почему-то очень нравится. Вот, например, когда мы ехали утром в моей машине, это было как-то… правильно, что ли? Хотелось, чтобы время остановилось, ну, или хотя бы немного замедлилось.
Я в который раз напоминаю себе, как она поступила с моим другом в прошлом. Оживляю в памяти слова Матвея о том, что у нее, возможно, есть парень. Господи, да она сегодня могла ехать к кому-то, кто ей дорог, не зря же она при мне уже несколько раз сбрасывала звонки! Но почему-то даже вся эта логическая правда не способна унять странного зуда, который непременно сопровождает все мысли о ней.
Злюсь на себя. На нее. Сейчас даже на Вадима, хотя он вообще здесь ни при чем. Зачем все это? На часах почти семь. Я мог бы лежать в кровати в объятиях Тани, а вместо этого, как дурак, сижу в машине перед вокзалом, думая о девушке, с которой у меня никогда ничего не будет.
Снова завожу мотор, включаю музыку громче, чтобы взбодриться, и разворачиваю машину. На ужин в «Синичке» я уже опоздал, в кафе, куда меня водила Таня, я остался голодным. Самое правильное сейчас – спокойно поужинать, а потом ехать в лагерь. Как будет добираться Лера – вообще не моя забота.
Недолго думая, я решаю поехать в «Ла Пунто». Про этот ресторан мне когда-то давно рассказал Матвей, и потом я часто бывал там один и с друзьями. Несмотря на то что еда там на уровне, место совсем не пафосное и с классным видом на озеро.
Через двадцать минут захожу в полупустой ресторан. Пока администратор спешит ко мне через весь зал, вдруг замечаю в углу на террасе белокурую голову, склонившуюся над меню.
Не может быть, чтобы это была она, и все же…
– У меня тут знакомая, – бросаю девушке с бейджем и уверенно направляюсь к Лере.
– Ждешь кого-то? – спрашиваю я, подходя к столу.
Она испуганно вскидывает глаза и после секундной заминки качает головой.
– Не против моей компании? – задаю я следующий вопрос.
– Садись. – Уголки пухлых губ слегка приподнимаются в улыбке.
Я присаживаюсь в кресло напротив, и Лера подталкивает мне меню:
– Я уже выбрала.
Несмотря на то что еще десять минут назад я ощущал лютый голод, сейчас о еде я думаю в самую последнюю очередь. Уткнувшись в меню, за которым прячу улыбку, думаю о том, как же так вышло, что после всех мыслей и событий дня я встретил Леру здесь – в месте, в котором меньше всего ожидал. Раньше я никогда не был фаталистом, но во всем этом мне чудится какой-то особый смысл. Может быть, вселенная хочет, чтобы мы с ней поговорили?
К столу подходит официант, и мы по очереди делаем заказ.
– Как прошел твой день? – спрашиваю я, наблюдая за тем, как кончиком указательного пальца она чертит невидимые узоры на гладкой поверхности стола.
Лера неопределенно пожимает плечами:
– Как я и думала. Ничего особенного я от него и не ждала.
Этот ответ ровным счетом ничего не говорит мне. С таким же успехом она могла бы вообще не отвечать. Что за манера у нее такая?
– Ты уезжала из города? – уточняю я, намекая на автовокзал.
– У меня были дела.
– Удивительно. Ты сказала мне три предложения, – говорю с иронией. – Ни одно из них не было ответом на мои вопросы.
– Люди – сложные создания, – отвечает она мягко. – Ты никогда не сможешь по-настоящему узнать человека, если он сам тебе этого не позволит.
– Ты не хочешь позволить мне узнать тебя получше?
– А ты хочешь узнать меня получше? – Она удивленно вскидывает брови и даже немного краснеет. – Мне казалось, свое мнение обо мне, кстати весьма нелестное, ты давно составил.
Теперь моя очередь смутиться. Я ведь так и не извинился за ту утреннюю встречу, когда обвинил ее в интрижке с Матвеем. Хотел, но как-то не получалось, и потом мы начали общаться спокойнее…
– За то, что наговорил тебе тем утром, я давно хотел извиниться, – признаюсь я. – С моей стороны это было бестактно и несправедливо.
– Спасибо. – Теперь она улыбается.
И эта улыбка вновь делает со мной странное – словно что-то шевелится в груди и ощущение такое, будто рядом вспыхнуло солнце.
– За что?
Наши глаза встречаются, и на этот раз Лера не отводит свои. Смотрит прямо, сосредоточенно, может быть, даже с вызовом.
– За то, что умеешь признавать свои ошибки. Не все мужчины обладают этой способностью.
В ее словах, в том, как она их произносит, чересчур много личного. Такого, что подсознательно подталкивает к развитию темы, но что-то меня останавливает. Лера говорит о мужчинах во множественном числе – неужели было так много тех, кто был к ней несправедлив, и могу ли я быть среди них?
Пока я раздумываю над ее фразой, она с озабоченным выражением лица смотрит на экран вспыхнувшего новым сообщением телефона. Пробегается глазами по тексту, кривит и поджимает губы, потом убирает трубку в рюкзак.
– У тебя все нормально? – спрашиваю осторожно, удивленный такой реакцией.
– Да, – отвечает девушка коротко, избегая смотреть на меня.
Врет. Не нужно быть психологом, чтобы понять это. И глаза прячет нарочно – они у нее очень выразительные. Но кто я такой, чтобы лезть к ней в душу?
Я задаю ей еще несколько нейтральных вопросов, но ее будто подменили: отвечает односложно, с трудом выжимая из себя слова. Эта формальная беседа неожиданно сводит меня с ума. Так хочется взять Леру за плечи, встряхнуть, проникнуть под ее безупречный сдержанный фасад и найти там правду.
Что с ней происходит? Такая живая и жизнерадостная в лагере, но всякий раз, когда уезжает в город, возвращается или в слезах, или в состоянии, которое я бы описал близким к отчаянию. И появлению моему она, теперь уже очевидно, не рада. И вести со мной светскую беседу не намерена. Осознав это, я как-то быстро перехожу от состояния легкой эйфории к чувству дискомфорта, а следом – к ощущению вины. Хотя последнее вообще глупость, потому что я не сделал ничего такого, отчего должен чувствовать себя виноватым перед Александровой.
Я почти готов настоять на своем и выяснить, кто или что так сильно беспокоит ее, но в этот момент появляется официант с напитками и салатами, и я проглатываю готовый сорваться с языка вопрос.
Едим мы в напряженном молчании. Я больше не пытаюсь разговорить ее, она сама словно ушла в себя – вяло ковыряет еду в тарелке и смотрит куда угодно, но только не на меня.
Что, черт возьми, было в этом сообщении, которое так ее расстроило?
– Ты ведь в лагерь возвращаешься? – уточняю я, попросив счет.
– Да.
Я удовлетворенно киваю. Возможно, в машине она будет разговорчивее.
– Подвезешь? – вдруг спрашивает она тихо. – Если ты, конечно… Если у тебя нет других планов в городе.
– Разумеется, – отвечаю я, посылая ей недоумевающий взгляд. Она что, всерьез думала, что я могу встать, попрощаться и уехать, оставив ее поздним вечером одну в городе?
Когда официант приносит кожаную книжку, я кладу на нее ладонь, не позволяя Лере даже взглянуть на чек.
– Я сама за себя заплачу, – вполне искренне протестует она.
– Глупости не говори, – осаждаю я этот порыв.
Я, конечно, не миллионер, но платить за ужин в моей компании девушка никогда не будет.
– Ты не должен… И вообще…
– Не должен и вообще, – подтверждаю я с усмешкой. – Но я все же это сделаю.
Лера смущается. Крутит в тонких пальцах лямку рюкзака и как-то тяжело дышит – волнуется. Но почему?
К машине мы возвращаемся в тишине. Сгущаются сумерки. Наш путь проходит мимо «Луна-парка», усыпанного огнями.
– Зайдем? – вдруг предлагает Лера.
На ужине она была напряженной и нелюдимой, а сейчас вдруг смотрит на меня с надеждой в глазах.
– Ты за весь вечер едва сказала мне пять предложений, а теперь предлагаешь прогуляться в парке аттракционов? – иронично уточняю я.
– Не будь таким занудой, Гордеев. – Она забавно морщит нос и улыбается. Смена ее настроения если и удивляет, то не настолько, чтобы я ей отказал.
– Если хочешь, зайдем.
В парке все сверкает неоновыми огнями, какофония звуков прерывается скрипучим треском игровых автоматов. Парк совсем небольшой по площади, но аттракционов тут наставлено предостаточно.
– Прокатишься со мной? – спрашивает Лера, указывая на цепочную карусель.
Я отрицательно качаю головой.
– Ну же, – настаивает она, внезапно беря меня за руку. – Давай повеселимся!
Короткого прикосновения оказывается достаточно, чтобы я испытал ощущение, словно выбивают почву из-под ног, те же эмоции, ту же бурю. Я смотрю на бывшую девушку своего друга, на ее хрупкую и тонкую кисть, сжимающую мою руку. В груди снова что-то екает. Если у меня есть хоть немного мозгов, я остановлюсь на этом. Прямо сейчас. Но, очевидно, мозгов у меня, когда дело касается Леры Александровой, нет, потому что сияние фиалковых глаз и робкая улыбка затмевают все доводы рассудка.
Она как магнит, от которого сложно оторваться. Мягкий июньский бриз шевелит белокурые волосы, заставляет тонкую ткань платья льнуть к идеальному телу. Мой взгляд скользит в скромный вырез, опускается на ее грудь, задерживается лишь на мгновение и снова возвращается к лицу.
– Один раз, – соглашаюсь я под барабанную дробь пульса, получая в награду какую-то испуганную, но, несомненно, искреннюю улыбку.
Глава 17
Катание на каруселях – точно не та активность, которой я планировал посвятить свободное время этим вечером, но, если я буду честен сам с собой, признаюсь, что давно так не кайфовал.
После двух кругов на цепочной карусели Александрова тянет меня на автодром, где мы минут пятнадцать, как подростки, тараним друг друга на допотопных машинках, а потом – на скрипучее колесо обозрения.
– Ты уверена, что это безопасно? – спрашиваю я, скептически осматривая древний аттракцион с пластиковыми сиденьями и открытыми кабинками, внутри которых гуляет ветер.
В ответ Лера заразительно смеется:
– Доверься мне. Я уже каталась.
Давно стемнело. Колесо медленно несет нас вверх. Вокруг все, кроме темного неровного круга озера, горит яркими огнями. Лера напротив меня кутается в толстовку, скрестив руки на груди, и с неподдельным восторгом глазеет по сторонам. Я огней просто не замечаю. Вижу только ее. То, как ветер с озера играет в ее волосах. Как нежный профиль четко вырисовывается на фоне темного неба. Как блестят ее глаза. И вдруг ясно понимаю, что пропал. Подсознательно боялся этого с момента первой встречи, именно поэтому так старался избегать ее, но все оказалось тщетно.
В своей жизни я ошибался много раз. Ошибся и в ней? Все, что я узнал об этой девушке за этот короткий отрезок времени в лагере, кричит о том, что она не может быть такой, какой я считал. Она добрая, искренняя, спонтанная, готовая прийти на помощь: в том, как она общается с детьми, абсолютно нет фальши. Тогда чем была эта история с Вадиком? Есть ли в ней двойное дно, о котором он умолчал?
Я испытывающе смотрю на Леру, которая сидит напротив. Женщины – сложные создания. Понять, что у них на уме, всегда непросто, но я еще никогда не встречал никого, кого бы мне хотелось понять больше, чем Александрову. Чем больше узнаю ее, тем загадочнее она кажется. И, уж конечно, нет в ней ничего общего с теми, с кем я встречался раньше.
– Красиво, правда? – с тихим вздохом говорит она, не отрывая взгляда от полоски огней на набережной.
– Да, – подтверждаю я тихо.
Разница лишь в том, что, пока девушка восхищается миром вокруг, я смотрю только на нее, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не пересесть к ней поближе и не обнять. Подумать только, как много всего может поменяться за считаные дни…
Внезапный звонок телефона нарушает волшебство момента. Лера нехотя лезет за трубкой, мгновение смотрит на экран, потом отключает звук и бросает телефон обратно в недра рюкзака. Ее лицо, еще недавно такое одухотворенное и безмятежное, теперь похоже на восковую маску.
В моей душе вспыхивает безотчетная жажда защитить ее от неведомого раздражителя, выведать, кто или что так сильно расстраивает ее, но колесо обозрения как раз завершает свой круг, и до того, как я успеваю предложить прокатиться еще раз, Лера встает, ясно давая понять, что прогулка подошла к концу.
– У тебя проблемы? – спрашиваю я, не выдерживая гнетущего молчания, пока мы идем к машине.
Она отрицательно качает головой, нервным жестом убирая упавшую на лоб прядь волос.
– Лер, серьезно, если я могу помочь…
Она резко поворачивает голову, глаза пытливо всматриваются в мое лицо.
– Что?
– Ты впервые назвал меня по имени, – тихо отвечает она таким тоном, словно это важнее всего остального.
Я удивленно вскидываю брови.
– Лера, – произношу с легкой иронией. – Это несложно.
– Раньше было сложно, – возражает она, продолжая буравить меня взглядом. – Даже тогда, пять лет назад. Ты ни разу не обратился ко мне напрямую.
Я хмурюсь:
– Не помню, – хотя тут, конечно, лукавлю. Пять лет назад я ее избегал, раздражался, когда видел с Вадиком, и скорее отгрыз бы себе язык, чем заговорил бы с ней.
– Спасибо. – Ее губы трогает улыбка, напряженное выражение лица чуть смягчается.
– За что?
– За вечер. Я не хотела оставаться одна, – признается она, а потом делает то, от чего у меня замирает сердце. Тянется к моей руке и обхватывает ладонь тонкими пальцами. Ее кожа – гладкая и мягкая, именно такая, как я себе и представлял, и от этого целомудренного контакта по венам разливается расплавленный огонь, в котором сгорают остатки моего здравого смысла.
Мое замешательство длится недолго. Я в ответ сжимаю ее руку и, пряча улыбку, переплетаю наши пальцы, наслаждаясь этой неожиданной близостью.
Обратно мы возвращаемся в тишине, но эта тишина не давит так, как раньше. Наоборот, в ней комфортно, как бывает только с близким человеком. Я слышу, как Лера дышит, улавливаю шорох ее платья, когда она шевелится. Дышу воздухом, пропитанным ароматом мандаринов и мяты, который всегда сопровождает девушку. И все это сжимает и без того тесное пространство автомобильного салона до максимума, позволяет ощущать присутствие другого человека особенно ярко.
Жаль, что, когда мы сели в машину, мне пришлось выпустить ее ладонь. Обычно мне несвойственна стеснительность, но в этот раз я так и не могу взять ее руку снова, хотя очень этого хочу.
До лагеря мы доезжаем за сорок минут. Последние десять я намеренно сбрасываю скорость – отчего-то мне не хочется, чтобы этот вечер заканчивался так. Остановившись на парковке, слежу, как Лера отстегивает ремень безопасности, и вдруг вспоминаю о том, о чем мне вчера говорил Матвей:
– Надеюсь увидеться позже, – когда она вскидывает голову, вопросительно глядя на меня, поясняю: – Сходка в вожатской. Ты ведь придешь?
– Я не собиралась. Лариса и Катя хотели пойти.
– Вы можете прийти все вместе. Мы с ребятами обычно дежурим – каждый из нас по очереди проверяет домики. И мы одолжим вам GoPro. Можно будет смотреть за коридором у нас на компьютере.
Лера тянется к дверной ручке.
– Так придешь? – нетерпеливо спрашиваю я, нервничая так, словно от ее согласия зависит что-то большее, чем завершение этого вечера.
– Постараюсь.
Глава 18
Я захожу в наш домик как раз во время отбоя. Матвей и Паша проверяют, чтобы отряд находился в кроватях, подгоняя застрявших в душе ребят.
– Как выходной? – интересуется Волков, замечая меня на пороге. – Татьяна порадовала нашего мальчика?
– Отвали, – отвечаю беззлобно, отказываясь вдаваться в подробности. Да и что я ему скажу? Сам все еще в легком шоке от того, как все получилось с Лерой.
– Неужели она тебя продинамила? – тянет он с хитрой улыбкой, неверно истолковывая мое нежелание говорить о Тане.
– Мечтай, – бросаю я приятелю, скидывая с ног кроссовки.
– А я тут узнал, что у Александровой тоже был выходной, – не унимается Матвей.
– И что? – спрашиваю невозмутимо, игнорируя легкий трепет в груди от звука ее имени. – Я в душ. Планы на вечер не изменились?
– Нет. – Он поднимает указательный палец. – Мы взяли карты и бутылку «Апероля».
– Я пас с алкоголем, – предупреждаю заранее, чтобы потом не выслушивать возражения Матвея.
– Бутылка на всех – вряд ли это можно назвать алкоголем, – фыркает приятель.
– Все равно. Я возьму безалкогольное пиво.
– Как скажешь, малыш. – Он пожимает плечами. – Нам больше достанется.
После душа я проверяю комнаты ребят и, убедившись, что все на своих местах, устанавливаю в коридоре камеру, предварительно связав ее с телефоном. Паша по моей просьбе проводит ту же операцию в соседнем домике, где базируется первый отряд.
Лайфхак с камерами мы придумали в прошлом году. Раньше нам с вожатыми приходилось постоянно дежурить по очереди и порой пропускать классные вечеринки. Теперь же наши подопечные как на ладони. Даже и не подозревают, что когда нас нет в домике, за ними безустанно следит наша «радионяня».
Тусовки вожатых – классика каждой смены. Как правило, мы немного выпиваем, курим, играем в азартные игры – в общем, делаем то, что днем в лагере делать нельзя. Доля подобной запрещенки придает этим сходкам особую пикантность.
Когда я прихожу, на диванах в вожатской удобно расположились Матвей, Паша, Лариса, Катя, парни из тринадцатого отряда и девчонки из седьмого. Всего девять человек. А Леры нет. Подавляю острую вспышку разочарования и, бросив пару приветственных кивков, иду к холодильнику. Баночка холодного безалкогольного пива ждет меня там со вчерашнего вечера.
Стоит мне оказаться спиной к входу, на пороге появляется девушка, которую я никак не могу выкинуть из головы. Я это ощущаю каким-то шестым чувством – не вижу ее даже, но кожу на затылке все равно приятно покалывает.
– Всем привет, – раздается мелодичный голос.
– Лера! – тут же лезет к ней Матвей, фамильярно обнимая за плечи.
Никогда не считал себя собственником, но сейчас, кажется, я способен переломать все пальцы приятелю только за то, что они прикасаются к ее коже. А я нет. И плевать, что законных оснований на это нет ни у него, ни у меня.
Я глубоко вздыхаю, чтобы подавить в себе порыв рвать и метать, и открываю бутылку пива. Как странно порой складывается жизнь. Еще неделю назад я бы затрясся от злости, если бы в разговоре зашла речь о Лере, теперь же трясусь, когда ее кто-то трогает.
– Лер, может, все-таки бокальчик коктейля? – предлагает Матвей.
Девушка ловко выскальзывает из-под его руки под одобряющий рык моего внутреннего эго и отрицательно качает головой:
– Не сегодня.
В это время вожатый Костя из тринадцатого отряда подкидывает коробку с картами и спрашивает:
– Кто играет?
Лера с лукавой улыбкой опускается в кресло и, как пионерка, поднимает руку.
– Сдавай!
За вечер, проведенный в вожатской, я не узнаю об Александровой ничего нового, кроме того, что она опытный соперник в азартных играх и держит карты близко к груди. И грудь у нее красивая – пару раз ловлю себя на том, что беззастенчиво пялюсь на вырез ее лаконичной рубашки. Она ни разу не остается в дураках, мастерски сбрасывает карты в покер и неплохо считает в «21». Не девушка, а кладезь необычных талантов.
Со мной она не разговаривает, может быть, чтобы не вызывать подозрений, впрочем, несколько раз я ловлю на себе ее изучающий взгляд. Мне же этого мало. Я все прокручиваю в голове то, как естественно казалось мне держать Леру за руку этим вечером в городе, и понимаю, что хочу большего.
Через час напряженной игры Матвей объявляет перекур и встает из-за стола. За ним по очереди поднимаются остальные ребята. Судя по желающим подымить, в этой комнате не курим только я, Александрова и девочка Оля из седьмого.
Сейчас, когда большая часть компании вышла во двор, а Оля пялится в мобильный, мне ничего не мешает подсесть к Лере поближе. В конце концов, почему бы и нет? Но что-то останавливает меня.
Не знаю, чувствует ли она мои метания, но вдруг фиалковые глаза находят мои, и легкая улыбка трогает девичьи губы. Лера поднимается с кресла, в котором сидела почти весь вечер, сокращает расстояние между нами и делает скандальное движение – тянется к банке пива в моей руке, о которой я напрочь забываю, глазея на нее.
– Можно? – спрашивает она, слегка приподнимая брови.
Я вкладываю в ее пальцы банку, и она вдруг разворачивает ее к себе и прикладывает губы ровно к тому месту, из которого пил я. От взгляда, который она бросает на меня из-под полуопущенных ресниц, температура в помещении словно становится на десять градусов выше. По спине у меня бежит капля пота, низ живота сводит спазмом.
Пока я ошарашенно вглядываюсь в ее лицо, пытаясь совладать с возбуждением, Лера возвращает мне банку:
– Извини, жажда замучила.
Скалю зубы и стараюсь дышать ровнее. Девчонка так близко, что стоит только приподнять руки, и они лягут на ее талию.
– Играешь с огнем, Александрова, – тихо шепчу я, чуть наклоняясь к ней и жадно вдыхая одной ей присущий аромат мандаринов и мяты.
– Я захватила огнетушитель, – парирует она, возвращаясь на свое место за игральным столом.
До конца вечера, стоит мне приложить банку с пивом к губам, перед глазами всплывает соблазнительный образ Леры, которая делала то же самое считаные минуты назад. Наваждение просто. Особенно если учесть, что пока я, как подросток, фантазирую о ее губах, девчонка сидит всего в нескольких метрах от меня, сосредоточенно разглядывая карты, зажатые в тонких пальцах, и на меня не обращает никакого внимания. А мне смотреть на нее очень нравится. Не только потому, что она красивая и меня к ней влечет. Есть в ней какая-то загадка, тайна, которую очень хочется разгадать.
Несколько раз ловлю на себе ироничный взгляд Паши, от которого, конечно, не укрылся мой интерес, но даже не раздражаюсь – на Леру я запал как-то молниеносно и крепко. Настолько, что у меня нет ни сил, ни желания это скрывать. Если задуматься, это даже страшно. Потому что она не просто новенькая вожатая, которая вскружила мне голову: у нас с ней есть общее прошлое, в котором еще предстоит разобраться. Но сейчас совсем не хочется думать об этом.
– Кирилл, а ты сегодня не играешь? – Катя посылает мне улыбку, на которую я отвечаю отрицательным поворотом головы.
– Я сегодня наблюдаю, – говорю спокойно, не отдавая себе отчета, насколько двусмысленно звучат мои слова.
Да, наблюдаю. Но вовсе не за игрой, а за одной конкретной девчонкой. Наверное, даже если закрою глаза, смогу воскресить в памяти ее образ в мельчайших подробностях: длинные ресницы, обрамляющие глаза удивительного оттенка, едва заметную россыпь веснушек на носу, мягкий изгиб пухлых губ.
Игра продолжается около пятнадцати минут. Я допиваю пиво, с сожалением посылая пустую банку в урну.
– И опять трехочковый, – улюлюкает Паша, оценив мой бросок через комнату. – Почему ты все еще не в НБА, приятель?
– Кто-то же должен тебя на место ставить, – парирую я, усмехаясь. – А то вообразишь еще, что действительно умеешь играть.
Паша показывает мне средний палец, я беззлобно смеюсь в ответ.
– Может быть, сыграем? – в разговор вступает Матвей, который в пух и прах проигрался в карты и теперь ищет новое приключение.
– Сейчас? – Я скептически приподнимаю брови. – Ночь на дворе, и все давно спят. Не хватало нам разбудить отряды и нарваться на директора.
– С каких пор ты стал таким скучным, Гордеев? Делов-то на десять минут, – напирает он, вскакивая на ноги. – Каждый делает по три броска. Мазил отсеиваем. В финале остаются двое.
– Матвей, уймись. – Паша пихает его в бок, чтобы остыл, но я-то хорошо знаю, что этого уже не остановить.
– Трусишь? – Вроде бы Волков обращается к Паше, но смотрит прямо на меня.
Уму непостижимо: выпил всего пару бокалов коктейля, а его уже понесло. Я морщусь, потому что терпеть не могу парней, которые ведут себя как истерички, стоит им перебрать с алкоголем. Выглядит это довольно жалко, а Матвея я жалеть не хочу – он хороший парень, пусть порой его заносит не туда.
– Сыграем, – соглашаюсь я, прикинув варианты развития событий. – До трех. Ты и я. Проигравший идет спать.
Почувствовав смену настроения в вожатской, ребята за столом быстро скидывают карты и встают. Лера тоже поднимается с дивана, демонстрируя мне умопомрачительные ноги в коротких шортах. Я сглатываю и отвожу взгляд. Если бы в комнате не было столько людей и Матвей не жаждал унизить меня на баскетбольной площадке, я бы наплевал на собственные принципы и подошел бы к девчонке прямо сейчас. Потому что сегодняшний день, этот вечер, эти взгляды украдкой и откровенный флирт сводят меня с ума. А я во всем предпочитаю прямоту.
До баскетбольной площадки от вожатской идти метров двести. Матвей вырывается вперед, на ходу подбрасывая мяч, я иду следом за ним с Пашей.
– И чего ты на его пьяный гон повелся? – шепчет друг.
– Не отстанет он, Паш, ты его что, плохо знаешь? – возражаю я. – А так надеру ему задницу у кольца, и спать пойдем.
На площадке темно. Паша щелкает выключателем за столбом, и прямо над баскетбольной корзиной загорается фонарь.
– Начинай, – великодушно предлагаю Матвею, который становится в зоне трехочковых, не переставая набивать мяч.
– Как скажешь, бро. – Он поднимает два пальца в форме буквы V и, подпрыгнув, закладывает мяч прямо в корзину.
Под тихие аплодисменты Волков театрально кланяется и кидает мне мяч.
Закатав рукава толстовки, делаю шаг по направлению к площадке и тут вдруг слышу едва различимый шепот за спиной:
– Удачи.
Не могу сдержаться и оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Александрову. Это ее шепот, ошибиться я не мог. Она стоит в паре метров от меня, кутаясь в ветровку. Ее волосы рассыпались по плечам, на губах блуждает мягкая улыбка, глаза мерцают в тусклом свете фонаря. Улыбнувшись в ответ, я киваю ей и иду на площадку.
Мяч в моих руках лежит привычно идеально. Я подбрасываю его в руках и ловлю, чтобы почувствовать вес, потом несколько раз отбиваю от прорезиненной поверхности.
С одной стороны, я уверен, что победить Матвея мне не составит труда, с другой – я вдруг ощущаю волнение: а если проиграю на глазах у Леры? Не то чтобы я использовал баскетбол, чтобы продемонстрировать свою маскулинность, но надрать задницу поддавшему Матвею все же предпочтительнее, чем промазать.
К черту! Выкидываю из головы лишние мысли и, стукнув мячом, мягким броском кладу его в кольцо.
Волков самоуверенно скалится и, подобрав мяч у сетки, становится на мое место. Он посылает воздушный поцелуй Ларисе, потом делает пижонский дриблинг и мягким движением кисти отправляет мяч в корзину. Почти. Мяч ударяется о внешнюю сторону кольца и отлетает в сторону.
Слышится приглушенный мат, потом Матвей разочарованно вздыхает.
– Не подашь мне мяч? – с иронией спрашиваю я.
Никакого серьезного противостояния у нас не получается. Я забиваю второй мяч. Матвей попадает следующим. Потом я быстро ставлю точку в игре отличным броском с боковой линии.
– Пошли спать, Джордан, – усмехается Паша, закидывая руку на плечо разочарованному Матвею.
– А меня научишь? – вдруг раздается рядом.
Я поворачиваю голову, точно зная, кого увижу. Лера теперь стоит одна. По крайней мере, ни Кати, ни Ларисы я рядом с ней не наблюдаю. То, как в этот миг встречаются наши взгляды, – это что-то особенное. Слишком интимное, чтобы считать это безобидным флиртом. Мои губы растягиваются в улыбке. Не знаю, говорит ли Лера сейчас только о баскетболе, но надеюсь, что нет. Слишком уж смущается.
– Научу, – отвечаю я внезапно охрипшим голосом, а потом вдруг поддаюсь внезапному порыву и, подняв руку, касаюсь костяшками пальцев ее щеки.
Фиалковые глаза распахиваются от удивления, сочный рот приоткрывается, выпустив наружу судорожный вздох, но Лера не протестует. Напротив, будто бы подается навстречу.
Я ощущаю, как бешено бахает в груди сердце, как набирает громкость шум в ушах, а по телу молнией проходит сильная дрожь. Она чересчур близко, а я чересчур долго противился этому всему, чтобы сейчас сдержаться…
– Лер! Ты идешь? – Громкий окрик Кати заставляет Леру подпрыгнуть, а меня беззвучно выругаться.
– Извини, – шепчет Александрова, смущенно улыбаясь. – Мне пора.
Но до того, как она убегает, я говорю ей, чтобы у нее не осталось шансов отвертеться:
– Завтра, Лера, мы будем играть в баскетбол.
Что бы это ни значило.
