Каждую неделю, в ночь с пятницы на субботу, сразу после работы мы стали собираться в лофте у отца. Он принялся натаскивать свою «великолепную пятерку». Учил нас редким заклинаниям, рассказывал о малоизвестных тонкостях воздействия на подсознание.
Все вместе мы теперь собирались, в основном, только здесь. И изредка в кабинете Юрия. Платон взял в оборот созданную мной банду и без зазрений совести гонял моих волчат по своим поручениям.
Как-то, сидя на полу у камина после очередного занятия, Алик шутейно жаловался Платону на старших «братьев», мол, зажимают и понукают.
– Только Ксения Платоновна меня и защищает! – разливался он.
– Я – Анатольевна, – машинально поправила я. И, спохватившись, добавила: – По паспорту.
– Да какая разница, что там в паспорте, – отец сделал вид, что не заметил неловкости. – Вот у меня в свое время знакомый был Валера. По паспорту. По-русски говорил прекрасно. И внешне от славянина не сильно отличался. А на самом деле был он чеченец и его Хасаном звали. Близкие друзья и родственники. А второе имя, русское, мама дала, чтобы люди не сглазили и порчу не навели.
История меня поразила. Я еще пару недель осмысляла услышанное и произошедшее. Жить с чужим именем или иметь сразу два, являясь для одних кем-то придуманным, а для других – настоящим. Может быть, переплетать в себе обе ипостаси. Наверное, это ни плохо, ни хорошо, в этом тоже что-то есть. Но я знаю, кто я, кто мои родители и готова открыто это заявить. Так в итоге и решилась.
Мое свидетельство о рождении хранилось у мамы. Да и я посчитала, что она имеет право знать, поэтому, когда она спросила для чего мне понадобился документ, я не стала врать:
– Я хочу поменять имя. Точнее отчество.
И вот тут она не выдержала:
– Ксюша, я давно хотела тебе сказать: мне не нравится, что ты так сблизилась с отцом. И отдаляешься от меня! Он нехороший человек. Да, я любила его когда-то, но он меня предал. Бросил. Практически уничтожил! И ты ему была не нужна. А когда мы с бабушкой вырастили и выучили тебя, умницу и красавицу, нарисовался, хрен сотрешь!.. – Мама задыхалась от негодования.
Она долго копила в себе эти слова:
– Ты так редко стала бывать у меня. Весь последний год провела рядом с ним…
Здесь мама, конечно, была не права. Этот страшный год моей жизни я провела в одиночестве. Юрий был единственным человеком, с которым я открыто могла поделиться своими бедами или страхами. Но и с ним общение и близость заметно поубавились. Босс погрузился в заботы о Детях Ночи, а я, как в кокон, завернулась в собственное горе и переживала потерю Андрея и отца.
– А ведь Платон в свое время сделал все, чтобы ты не родилась, – мама вонзила слова словно нож в мое сердце.
Я растерянно застыла со свидетельством о рождении в руках, ожидая пояснений. И они, конечно, последовали:
– Знаешь, что он сделал, когда узнал, что я беременна?! Он сказал, что я где-то нагуляла тебя. И что он не желает меня больше знать. – Мама вытаращила глаза, подчеркивая абсурдность его обвинений. – А еще он позаботился о том, чтобы меня уволили с работы, и чтобы больше никуда не брали. Я осталась одна без средств к существованию. Я даже думала об аборте. Прости. Бабушка сказала: «Рожай. Справимся». И я родила. А потом в моей жизни появился мужчина. Он готов был жениться на мне и удочерить тебя. И вдруг пропал. Мне подружки рассказали, что видели, как незадолго до нашего расставания Платон разговаривал с ним. Понимаешь? Ему было мало бросить меня, он еще и всех прочих от меня отваживал. «И сам не ам, и другим не дам!»
У меня голова пошла кругом от услышанного.
– Почему ты раньше мне этого не рассказывала?
– Не хотела тебе делать больно. Все же он твой отец… Но ты так тянешься к нему, а ведь это странно! Ну, что у вас общего? – Мама увидела, что ее слова отзываются в моем сердце. – Я тебе больше скажу: он эгоист до мозга костей. Если ему будет выгодно, он так подставит тебя, жизни не хватит рассчитаться.
– Я не верю… Это все не может быть правдой, – произнесла я вслух. А про себя подумала: сказанное мамой никак не вяжется с образом человека, положившего свою голову на плаху вместо моей год назад.
– Спроси его! – разозлилась она. – Надеюсь, он не будет врать тебе, глядя в глаза.
Начать такой разговор с отцом я не смогла. Раздираемая противоречивыми мыслями и чувствами, я продолжала общаться с Платоном, но уже настороженнее и холоднее. Он, естественно, это почувствовал, хотя поначалу вида не подавал.
Примерно через месяц, после традиционного пятничного занятия отец подкараулил меня у окна. Я смотрела на тягучее уличное движение машин и рубиновые звезды Кремля.
– Ксю, что-то случилось? – как бы невзначай поинтересовался он.
– Нет. У меня все нормально.
– А у нас?
– Что ты имеешь в виду? – Включила дурочку я.
– Я, конечно, бесчувственный ублюдок, – весело начал Платон, – но возводимая тобой стена холодного отчуждения меня беспокоит.
«Что ж, откровенность за откровенность…» – решила я и рассказала отцу про наш с мамой разговор. Вопреки моим ожиданиям он не стал юлить и оправдываться:
– Все так… – сказал Платон. И я впервые посмотрела на него с ненавистью.
– Да не так… – продолжил он.
Вот это уже интересно. Я с помощью мимики показала ему, что жду пояснений.
– Я любил твою маму. И когда узнал, что у нас родишься ты, был безумно счастлив. Уже тогда было видно, что тебе суждено стать волшебницей. Но твою бабушку не устраивала такая перспектива – стать тещей черного мага. Она ведь тоже была Другой. Предсказательницей. Второй уровень, как у тебя сейчас. Только белой. Естественно, ей не понравилось, что дочь спуталась, как она выразилась, с порождением Тьмы. – Платон был абсолютно серьезен и, как мне показалось, искренен. Вспомнив мою бабушку, он недовольно прищурил глаза. – Я уже был… сильнее. И, случись нам схлестнуться в дуэльной схватке, у нее было бы мало шансов на победу. Но я не мог допустить обострения ситуации… Дело в том, что один мой хороший приятель незадолго до этого совершил серьезный проступок, уже не первый на тот момент. Он переживал личную драму и его несло, как тебя последний год. Короче, набедокурил знатно. Вкупе с последним преступлением тянуло на развоплощение. Я взял его вину на себя. Получил порицание от Совета и, так сказать, последнее китайское предупреждение. Поэтому уже не мог себе позволить открытого конфликта с уважаемой Дневной из центральной части России. И я сделал вид, что отступил…
– Но мама сказала, что ты не просто бросил ее! Ты ей вредил.
– Это правда. Ее правда. Если хочешь узнать мою – не перебивай.
Я всем видом показала, что готова слушать.
– Да, я обидел ее. И даже немного усложнил жизнь. А потом пропал из поля зрения на долгие годы. Иначе твоя бабушка бы не поверила и не потеряла бдительность. Как только это произошло, я стал пристальнее следить за вашей жизнью.
– Просто следить?! – воскликнула я с укором.
– Нет, не просто. Скажи, ты в детстве голодала?
Я поняла к чему он ведет. Нет. Я никогда и ни в чем не нуждалась. Мама трудилась, как проклятая, и, несмотря на трудности, с которым сталкивались повсеместно в лихие девяностые обычные люди, у меня всегда было что поесть и что надеть.
Чего греха таить, наша семья могла себе позволить больше, чем многие полноценные. Порой мама покупала для меня по несколько коробок различных шоколадных батончиков или по тридцать банок Кока-колы, когда отправляла на каникулы к бабушке. Осенью мы ехали на рынок, и она наряжала меня как куколку.
– Нет. Но это всецело мамина и бабушкина заслуга, – не очень уверенно произнесла я.
– Ты правда так думаешь? – заставил меня еще больше усомниться Платон. – Посмотри, как живут белые. Они создали для себя образ аскетичных моралистов и сами же стали его заложниками.
Отрицать это было сложно. Я видела со стороны, знала, что у работников Детей Дня считается моветоном жить на широкую ногу. Наши же люди ограничены только собственной фантазией. Зачем далеко ходить? Вот свежий пример: новоиспеченный боевик Славик, едва вступив в Дети Ночи, заимел огромный черный Mercedes Gelandewagen. Мечта такая у парня была. Он ее и реализовал первым делом, как только почувствовал себя кем-то вроде братка из команды Саши Белого.
– Кстати, нужно будет сказать Юре, чтобы дал мальчику насладиться всеми «прелестями» боевой жизни… – Прочитал мои мысли отец.
– Ты опять!.. – возмутилась я.
– Для чего я каждую неделю тренирую вас в менталистике, не подскажешь? – парировал Платон.
– У нас тут с тобой вроде как разговор по душам, – в свою очередь осадила его я.
Отец протянул руку и погладил меня по щеке. Вместе с нежностью прикосновения я ощутила приятный приток Силы.
– Твоя мама права: я – эгоист. Я делаю выбор, который выгоден мне и моим приближенным. Но не нужно ваять из меня страшнейшего на Земле монстра.
Неприглядная истина, признаваемая отцом, серьезно сглаживалась его честностью и потоком Силы, так вовремя подпитавшим меня. Я почувствовала, как на щеках проступает румянец, и настроение улучшается.
И все. Последняя ледяная корка лопнула. Я снова ощутила себя любимой папиной дочкой. И благостный покой, помноженный на уверенность в себе, разлились внутри.
Собственно, на этом сеанс психотерапии и закончили: проснулась Татьяна Петровна и позвала нас пить кофе.
А отчество через месяц я все-таки поменяла.
– Как ты думаешь, Игорь, а не может Ксения Хрумова иметь отношение, хотя бы косвенное, к совершенным преступлениям? – загадочно спросил Весемир подчиненного.
Игорь явился к шефу, чтобы доложиться о проделанной работе и обозначить бесперспективность дальнейшего расследования в случае, если нападения не возобновятся. Стая затаилась, следов не оставила. И ее поимка, по мнению Морозова, представлялась делом гиблым, если только псевдо-оборотни не совершат непоправимых ошибок. На что рассчитывать особо не приходилось.
– Никаких признаков ее причастности к произошедшим нападениям не выявлено. Я проверил на всякий случай. На один эпизод у нее даже есть алиби. А свой негатив она сливает во время дежурств, сами же знаете, двое ваших оперативников пострадали в момент ссоры на улице Гиляровского и еще один во время задержания за превышение полномочий на Кузнецком мосту.
Весемир сделал вид, что не заметил дистанцирования Игоря от родного отдела. Сейчас на первом плане для него было другое:
– Помню. Но чисто теоретически мы можем ее привлечь как подозреваемую?! – Игорь недоуменно посмотрел на Великого. Он говорил абсолютно серьезно, без стеснения и ложной стыдливости. – Буду откровенен: мне важны любые упоминания ее в негативном ключе.
– Для чего, если не секрет? – Раньше Морозов ни за что бы не позволил себе лезть в подноготную внешней политики Детей Дня и размышлять о причинах, подтолкнувших их лидера к тем или иным решениям. Сейчас же он упорно искал, к чему бы прицепиться.
– Дети Ночи официально тащат ее на вакантное место в Совете.
– Что? Да… как? Как такое возможно?! Она же убийца! – Игорь поздно спохватился. Точное слово безвозвратно слетело с его уст. Большинство, если не все члены Совета, имели кровь на руках, некоторые даже – небольшие кладбища за спиной. Это обуславливалось их длинными, непростыми жизнями, посвященными старой войне Алой и Белой Розы, в нашем случае, белых и черных магов. Но вслух перечислять чужие грехи было не принято. À la guerre comme à la guerre1. – И разве в Совет могут входить не Великие?
– Почему нет? Подразумевается, что участники Совета Особых должны обладать определенным жизненным опытом, хорошо знать и соблюдать Статут и Правила, иметь вес в сообществе Других. А для этого нужно потоптать эту землю, пройти тернистый путь побед и испытаний. Только ведь опыт не всегда определяется прожитыми годами. У Хрумовой за спиной насыщенный отрезок, пусть и короткий. Плохо, что тормозные механизмы у этой личности почти не развиты, а негатив, как ты заметил, по отношению к Детям Дня присутствует в полном объеме. Поэтому я считаю, рано ее допускать до решения серьезных вопросов. Согласен?
Игорь ошарашенно кивнул.
Нет, где это такое видано?! Какому идиоту вообще могло взбрести в голову подобное? Шеф угадал мысли Морозова:
– Юрий упорно предлагает ее кандидатуру на голосование.
– Ну, да, конечно. Куда же без Ворона…
– Так что, найдешь, как связать ее с расследуемыми тобой происшествиями? – уточнил Весемир, лукаво склонив голову.
– Попробую.
Почти неделю Игорь буквально рыл носом землю. Встретился со всеми пострадавшими, еще раз съездил к Михаилу Александровичу за советом. Пересмотрел личное дело Хрумовой и к очередному совещанию набросал в блокноте небольшой список идей и версий для шефа.
– Концепция изменилась, – заявил Весемир на встрече с серьезным видом. – Найдите мне в ней что-нибудь позитивное. Что-то на чем можно обосновать перемену позиции, не потеряв лицо.
Наталья Павловна, присутствовавшая на этот раз в кабинете начальника, всплеснула руками. Игорь понял, что глава Аналитического отдела сердится вовсе не из-за сути приказа, как раз наоборот, она явно симпатизировала Ксении, несмотря на ее сложную, взрывную натуру. Может быть, на девушку проецировалось теплое отношение Палей к Юрию. А, возможно, в ней она узнавала себя молодую? Как бы то ни было, Наталья Павловна не считала нужным скрывать свои редкие контакты с представителями верхушки Детей Ночи. Ее лояльность к противнику откровенно раздражала некоторых коллег. Весемир же ограничивался колкими нечастыми замечаниями на этот счет.
Иногда Морозову казалось, что шеф вместе с главой Аналитического отдела напоминают ему собаку с кошкой, живущих по воле хозяина под одной крышей. Собака рьяно прогоняет от дома чужих котов, а кошка снисходительно терпит сторожа на своей территории.
Непостоянство в поведении шефа было оправдано полезной гибкостью, и задевало Палей вовсе не это. Она могла понять неприязнь Весемира к врагам: Юрию, Ксении, когда-то к Платону. Могла принять необходимость в чем-то договариваться – компромиссы неотъемлемая часть политики. Но резкие метания из одной крайности в другую приводили ее в бешенство.
– Можно узнать, чем вызвана такая перемена? – с неприязнью в голосе спросила дама.
Шеф недовольно поерзал в кресле.
– Черные оказали нам услугу. И я не хочу затягивать с ответной любезностью. Кроме того, я надеюсь, новый статус заставит Хрумову быть сдержаннее.
– Или подтолкнет к еще более дерзкому поведению, – вставил Игорь.
– А вот о вероятности такого развития событий нам и поведают аналитики. Завтра вечером у меня на столе должны быть ваши доклады. – Шеф хлопнул ладонью по деревянной поверхности, подытожив встречу.
Буквально полыхая негодованием, Палей вышла из кабинета Весемира и вместо свойственного ей молчаливого порицания прямо в коридоре излила Игорю свое недовольство шефом:
– Нет, как вам нравится?! «Концепция изменилась»! Бессовестный интриган. Лицо он не хочет потерять!..
– Наталья Павловна, не стоит кричать об этом прямо у дверей его кабинета, – миролюбиво заметил Игорь, слабо надеясь утихомирить бушевавшую волшебницу.
– Ну уж нет, молодой человек, Палей никогда не тихушничала за спиной! Пусть все слышат!
От греха подальше Морозов все-таки увел правдолюбку в ее же собственное подразделение, где они и продолжили откровенный разговор:
– Я считаю, Весемир ничем не лучше Платона. – Волшебница по привычке все еще говорила о последнем, как о живом. – К чему лицемерить?! Мы все здесь не без греха. Каждый сам про себя знает, где смалодушничал, потворствовал или промолчал, когда творилось зло или беззаконие. Где пошел на сделку с собственной совестью.
Игорь сглотнул. Слова Палей попали в точку. Он про себя это, и правда, знал.
– Так зачем делать вид, что ты святее Папы Римского?! – Наталья Павловна имела в виду абстрактное «ты», но мысленное самобичевание Морозова уже было не остановить.
– Я с вами полностью согласен. Мы такие же, как они. Возможно, даже хуже. И, если честно, я решил прекратить это притворство. Весемир попросил меня изловить для него стаю оборотней, сосущих Силу из наших самых незащищенных собратьев. Я сделаю это, а после уйду из Детей Дня.
– Вы думаете, он вас так легко отпустит? – Наталья Павловна не пожелала скрывать сарказм, переполнявший ее.
Игорь пожал плечами. Конечно, он понимал, Весемир будет искать новые и новые аргументы и рычаги, чтобы удержать его. Не потому, что он такой незаменимый. Просто служба Морозова стала чем-то вроде идефикс для шефа. Маленький грузик на весах справедливости, подтверждающий допустимость неких уловок и компромиссов.
Палей с годами не растеряла своей категоричности. И с ней Игорь мог открыто обсуждать все, что его тяготило и терзало. Опытная волшебница старалась никогда не кривить душой и не притворяться. За это ее и уважали. Она была, несомненно, спорной фигурой, но абсолютно каждый, кто работал с ней мог быть уверен: ошибалась Наталья Павловна или была правой в своих поступках. она делала это искренне. Никто не мог ожидать от нее удара в спину. Даже враги, может быть, не заслуживающие такого великодушия.
_____________________________________
1(франц.) На войне как на войне.
Первое заседание в Совете произвело на меня неизгладимое впечатление.
Накануне вечером, после традиционного совещания Юрий неожиданно сообщил мне о пробном посещении собрания Особых. Мол, посидишь, послушаешь, расскажешь, как все прошло и чего решили. Сам, дескать, он на такую ерунду, что там будут мусолить, время тратить не хочет, а мне полезно на людей посмотреть и себя показать.
Полюбопытствовать, действительно, было на что. Верховная власть Другого сообщества расположилась в одном из знаменитых домов-книжек на Новом Арбате. Почти посередине, если смотреть на карту Москвы, между нашим офисом в Сити и штабом Детей Дня, занимающим особняк Смирнова на Тверском бульваре.
Однажды я уже приезжала сюда. Правда, тогда я еще была человеком. Как в народе говорят, «наивным чукотским юношей», и повелась на рекламное предложение косметической компании.
Абсолютно бесплатно всем желающим предлагалось пройти ряд дорогостоящих процедур дабы убедиться в чрезвычайной необходимости проведения оных на постоянной основе. В фойе каждую клиентку встречала доброжелательная приветливая работница ресепшена, «облизывала» с ног до головы и провожала к специалистам. Они, в свою очередь, работу выполняли тоже на высшем уровне. Уход за кожей приносил посетительницам незабываемое удовольствие. Минусов было всего два: во-первых, во время священнодействия попавшимся на халявную удочку дамам нещадно «ездили» по ушам, повторяя как мантру: «Вы и ваше лицо достойны только лучшего, сколько бы это лучшее ни стоило. И не беда, если вам не хватает личных финансов, наша компания может оформить для вас рассрочку или кредит». Вторым отрицательным моментом явился тот факт, что через два дня после описанных процедур у меня на лбу буйным цветом рассыпались многочисленные прыщи.
Здравый смысл тогда уберег меня от несусветных глупостей, а посему в нынешний приезд я лишь с недоброй ухмылкой посмотрела на памятный вход.
Под свои нужды высокий волшебный орган экспроприировал целый подъезд, напоминая соседствующим с ним в здании бизнес-проектам, что всех денег, конечно, не заработаешь, но постараться все-таки можно.
Татьяна Петровна, с которой в Совет мы поехали вместе, привела меня в секретариат, познакомила с Меланьей (тоже ведьмой, между прочим), личной помощницей Святогора и убежала по своим делам: ей нужно было получить лицензии для оборотней и перед кем-то там отчитаться.
От белых на заседание приехал сам Весемир. Мы сухо поздоровались. Увидев его в приемной, я внутренне напряглась, как перетянутая струна. С этим Великим у нас не заладились отношения с первых же встреч. Сначала на судебном процессе по делу Целителя он сверлил меня недобрым взглядом. Потом на рождественском балу я запустила ему в лицо первое, что попалось под руку (а попалась тарелка с «Гнездом глухаря») за то, что он обозвал Платона сатиром, намекая на сексуальную неразборчивость отца. А после глава Детей Дня и вовсе забрал у меня только-только обретенного родителя. В патовой ситуации, как говорил Юрий, мы отделались малой кровью, хотя на первый взгляд так не показалось никому.
Я же убила старого друга и лучшего оперативника Весемира – Степана. В результате той истории белые на полгода лишились и еще одного сотрудника – Игоря Морозова. Парень близко к сердцу воспринял не только потерю наставника, но и предательство шефа. Морозов прекрасно знал, кто упокоил его друга и считал исход дела лично для меня несправедливым.
Ему приказали молчать. И он, ломая себя, выполнил волю своего шефа. Только вместе с ним «замолчала» и его магия. То откровение поразило меня впервые за долгое время – я увидела, что на самом деле значит быть светлым волшебником! Поговаривали даже, что Весемир боялся, как бы Игорь не саморазвоплотился.
Спустя время его привели в норму. Но бесследно ничего не проходит…
– Прошу вас, проходите, – Меланья пригласила нас в кабинет председателя Совета.
Святогор уже расположился во главе вытянутого овального стола. Помимо него в большом, просторном кабинете, под стать хозяину, присутствовал еще один Каратель. Бывший черный, по имени Виктόр.
Юрий представил нас друг другу не так давно: его старый знакомый приезжал с проверкой учебных программ к Пономаревой. Босс завел его и к нам, в боевой зал. Меня сбила поначалу несколько комичная внешность мага, променявшего спокойный Париж на развеселую и бесшабашную Москву. Виктор отдаленно напоминал Пьера Ришара и казался эдаким добрым чудаком. Приглядевшись, я узрела в нем твердый стержень и глубокий исследовательский азарт.
Благодаря участию в заседании представителя Ночи наблюдался почти паритет, если не брать в расчет Меланью, которая, будучи секретарем заседания, вела стенограмму с помощью заколдованной печатной машинки. На таких в старых фильмах работали сотрудники советских министерств или писатели отбивали очередной абзац.
Весемир уверенным шагом обошел стол и уселся со стороны окна, по правую руку от Святогора. Я заняла место напротив них, на одной стороне с Виктором, поближе к выходу, инстинктивно противопоставляя себя их светлейшествам.
– Рад вас приветствовать в стенах Совета Особых, – пафосно встретил меня главный Каратель. Его слова были обращены к нам обоим, однако не нужно быть гением, чтобы уловить основное направление посыла. – Сегодня мы должны согласовать изменения в регламенте пользования литературой из спецхрана Совета.
Святогор, как всегда, говорил тихим, располагающим к себе голосом. Доброжелательно и уверенно. Меня же от его фразы прошиб холодный пот.
Юрий, будь он трижды неладен, не дал вообще никаких указаний относительно наших интересов и позиции. Я беззвучно прорычала плохо сформулированные ругательства и, сунув руки под стол, стала написывать ему гневные сообщения. Все послания были доставлены и ни одно не прочитано. Сделала несколько прозвонов, чтобы добиться его внимания. Безрезультатно. Подкатила паника.
Нет, я, конечно, могу и сама порешать вопросики, только как бы потом на меня мои Ночные братья и сестры не ополчились. Вот кто, скажите на милость, кто так делает?! Иди, покажи себя. Кем? Полной дурой?!
Я попыталась позвать наставника через туман:
«Юрий!» «Юрий!!!» «Босс!» «УЧИТЕЛЬ, ОТЗОВИСЬ ЖЕ!» – я чуть не добавила «зараза».
– Напоминаю, на данный момент манускрипты, датированные семнадцатым веком и ранее, выдаются по запросу аналитических или научно-исследовательских подразделений Детей Дня и Детей Ночи в порядке их поступления. В целях расширения общего кругозора и развития некоторых оккультных наук внесено предложение упростить процедуру получения разрешений на пользование данной литературой, – размеренно вещал в это время Святогор. – Ксения, мы готовы выслушать вашу точку зрения.
– Благодарю, Великий! Если позволите, я бы попросила вас предоставить первое слово Великому Весемиру, поскольку я не в полной мере знакома с позицией Детей Дня по этому вопросу.
Святогор посмотрел на лидера белых. Тот благодушно махнул рукой: мне, мол, какая разница.
«Юрий, к тебе взываю!!!» – не унималась я, вполуха слушая речь Весемира.
«Да, Ксю, слышу тебя. Что за ядерная бомбардировка начальства?!»
«ТЫ НЕ МОГ ДАТЬ ХОТЬ КАКИЕ-ТО ВВОДНЫЕ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПОСЫЛАТЬ МЕНЯ СЮДА?!»
«Во-первых, не ори. Во-вторых, четко скажи, что предлагают Дневные?»
Я нажала на запись сообщения. Голос Весемира уверенно разливался по комнате:
– … достояние всех Других должно быть одинаково доступным для трех сторон. Открывать возможность пользования редкими и опасными знаниями всем без ограничения волшебникам мы считаем необоснованным. Кто за них будет отвечать? Хотят расширять свои знания, пусть принимают на себя и обязательства перед обществом, вступая в соответствующую организацию…
Когда он закончил свою мысль, мне оставалось только нажать кнопку «Отправить».
А дальше началось настоящее испытание. В окошке нашего чата долго и неизменно мелькала надпись: «ЮРИЙ печатает…»
Если бы я не знала, какую силу имеют проклятия, досталось бы всем: и наставнику, и мне самой, и Бескудниковой. Белым, само собой, просто по факту существования. Наконец, во взмокших ладошках у меня завибрировал телефон. На экране было всего два слова!
– Ваша очередь, прекрасная представительница Детей Ночи! – передал мне слово Святогор.
– Спасибо, Великий! Я поддерживаю мнение Весемира. Нас устраивает предложенная схема взаимодействия. Мы согласны. – Я постаралась принять самый невозмутимый вид.
– Отлично! Как приятно проводить такие заседания! – Святогор довольно потер руки. – Прошу каждого из вас подписать протокол именем, полученным при конфирмации.
Последняя ремарка прозвучала персонально для меня. Я одарила председателя благодарным взглядом. Хоть кто-то здесь понимает, каково это чувствовать себя первоклашкой среди выпускников академии.
На обратном пути в офис я только и делала, что представляла, как выскажу своему драгоценному наставнику все, что о нем думаю. Заготовила злую шутку про слоупока1 и продолжила поиск других обидных неймов. Кроме динозавра и обезьяны с гранатой в голову больше ничего не лезло.
На выходе из лифта я чуть не сбила с ног своего непосредственного руководителя.
– Ксю, ты-то мне и нужна! Где табель на сегодняшнее дежурство? – огорошил меня Матвеев.
Я на секунду застыла. И прикрыла ладонью рот, чтобы не выругаться.
– Павел! Я забыла, прости! Из-за этого Совета совсем из головы вылетело…
Матвеев такого никак не ожидал. Он недоуменно уставился на меня. Я сама была в шоке, если по правде.
– И что ты мне прикажешь теперь делать? – раздраженно спросил начальник Боевого отдела.
– Давай по вчерашней схеме всех расставим?
– Ага, а в Чертаново кого пошлем? У оборотней с сегодняшнего дня переаттестация…
– Ну, значит, я поеду.
– Смешно… – фыркнул он.
– Я серьезно. Это мой косяк, я его и исправлю.
– А, случись чего, мне Юра голову за тебя открутит!?
– Да брось, все нормально будет. Обещаю ни к кому не приставать! – Я щелкнула большим пальцем по зубам и характерно провела им же по горлу. Типа, поклялась.
Удаленное от центра место моего сегодняшнего дежурства удивило благоустроенностью и чистотой. Опираясь на бытующий стремный имидж этого района, я ожидала увидеть серые неприбранные улицы, глухие заборы с бесталанными граффити и хмурых, неприятных людей. Вместо этого перед моими глазами предстали ухоженные зеленые насаждения вдоль дорог и кашпо с цветами. Широкий проспект прерывался современными разворотами и пешеходными переходами через трамвайные пути. Неподалеку от метро большие яркие торгово-развлекательные центры наполнялись активными жизнерадостными людьми.
Собственно, почему у меня в мозгу засел тот дикий стереотип, я не могла объяснить даже сама себе. Помню, несколько лет назад мы приезжали сюда на соревнования по боксу. Кстати, выступили неудачно. Видимо, тогдашнее хреновое настроение помогло укорениться в голове отталкивающему образу района с устрашающим названием.
Игривое солнышко приятно пригревало спину. Вкусное мороженое из сетевой кафешки радовало сладостью язык. И я неспешно брела в сторону стоянки, на которой оставила свою чудесную машинку – подарок отца и наставника на позапрошлый день рождения. Мои планы были предельно просты – доесть мороженое, поколесить еще немного по местным улочкам и выдвигаться в сторону офиса. Спокойное дежурство, как и волнительный день, клонились к концу.
Но, как говорят люди, хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах.
В зоне прямой видимости уже показался черный капот моей красавицы, когда почти интуитивно, шестым чувством я ощутила слабое колыхание волшебной реальности. Быстро осмотрелась – педант-наставник вбил в мою голову: прежде чем колдовать, оцени обстановку – и, убедившись, что меня никто не замечает, перешла в туман.
А дальше, как из первого ряда партера, мне только оставалось наблюдать за происходящим. Начинающий белый волшебник решился нарушить Закон.
В соответствии с общепринятыми нормами ни одна из сторон: ни Дети Дня, ни Дети Ночи не имеет права влиять на людей как им заблагорассудится. Иначе начнется хаос. Совершать воздействия можно, если волшебнику грозит реальная опасность, или если у него в кармане лежит специальное разрешение – индульгенция Совета. Такие разрешения выдаются ограниченно и взаимно уравновешивают шансы соперников склонить человечество к Свету или Тьме.
Одного взгляда на неопытного оперативника противной стороны мне хватило, чтобы понять: никакой индульгенции у этого простака, конечно, нет. Внутри заиграл азарт, сопровождаемый бравурным маршем. Но почти сразу я вспомнила о моем обещании, данном Павлу.
Как бы мне ни хотелось, но ввязываться в склоку из-за небольшого проступка было глупо. Тем более, что с гражданской точки зрения я понимала и поддерживала желание белого мага предотвратить грядущее преступление.
Он, как и я, видел, что объект его воздействия – худющий потрепанный паренек, очевидно, наркоман, которому не хватает на дозу – собирался ворваться в придомовой магазин шаговой доступности; угрожать кухонным ножом двум говорливым продавщицам, которые так некстати зацепились языками с местной пенсионеркой. Та пришла вместе с внучкой за молоком. В результате ограбления могли пострадать люди. Небольшое внушение, совершаемое представителем Детей Дня, несомненно было благом. Благом, на которое он не имел права.
Я уже думала отвернуться и пойти восвояси, когда обнаруженный мной нарушитель решил пойти дальше и провести полную реморализацию несостоявшегося преступника. На такое закрывать глаза я не могла.