Наталья Лакота
Жемчужина дракона
– А если бы заметили?! – вскипела она.
– Тише, Милдрют, – остановил ее мужчина, и голос у него был мягким, мелодичным, вовсе не гневным. – Это была случайность, не будем поднимать шума.
– Случайность?! – Милдрют направила на меня острие клинка. – Вот эта чуть не ранила вас!..
– Но я отделался легким испугом, – пошутил мужчина. – Благодаря тебе, как всегда.
– Вы весь в земле, господин, – произнесла Милдрют дрожащим голосом, – ваши волосы…
– От этого точно не умирают, – пошутил мужчина и встал, опустив руки, позволив Милдрют отряхнуть его.
Волосы у него были длинными, черными и блестящими. Я поежилась, представив, сколько туда набилось сора и земли. Милдрют убрала меч в ножны, но бросала на меня злобные взгляды, все время, пока хлопотала вокруг своего спутника, и я предпочла отойти от перилец, чтобы не натворить еще какой беды. Выглянул дядя и позвал меня, замахав рукой.
Оглянувшись на пострадавшую от меня пару, я еще раз пробормотала извинения, и юркнула в приоткрытые двери.
– Болтовни поменьше, побольше учтивости, – прошептал дядя, схватив меня за руку в полумраке прихожей, – но не перестарайся.
Отвечать не потребовалось, потому что в этот самый момент мажордом торжественно приподнял штору, отделявшую прихожую от основного зала, и мы с дядей вошли в комнату, залитую солнечным светом.
В креслах у круглого столика, на котором стояли чаши с фруктами и пирожными, сидели двое – женщина и мужчина. Женщине было лет сорок или чуть больше, и она была красива яркой, южной красотой, и темно-красное платье делало ее еще ярче. Пусть лицо женщины уже носило печать увядания, но глаза были блестящими, а брови и волосы – черными, словно уголь. Она улыбалась, и приветствовала нас радушным кивком, а мужчина поднялся нам на встречу, кланяясь и указывая на мягкие пуфики, предлагая присесть.
– Леди де Корн, счастлива видеть вас, – сказала женщина глубоким, низким голосом. – Вы очаровательны! Познакомьтесь с моим сыном – Ланчетто ди Амато, герцог ди Амато, – она царственно указала на мужчину, и тот поклонился еще раз, разглядывая меня с любопытством.
Так вот какие драконы? И совсем не страшные. Я слышала рассказы о том, как одним своим видом драконы подавляют человеческую волю. Говорили, что их взгляд, речь – все это несет в себе скрытую угрозу, и человеческое сердце трепещет, чувствуя ее, хотя разум еще не опознал опасности.
Вот ведь врали.
Я ответила герцогу не менее любопытным и внимательным взглядом, пока не спохватилась, когда дядя незаметно ущипнул меня за локоть. Ущипнул так же больно, с вывертом, как и сестра Цецилия. Только тогда я опустила глаза, но и нескольких секунд мне хватило, чтобы рассмотреть герцога.
Он был молод и красив – смуглый, черноволосый, черноглазый, очень широк в плечах и очень высок ростом. Все в нем так и кричало о силе, молодом задоре, о том, что он и есть баловень судьбы.
– Благодарю, что удостоили нас такой чести, леди Ромильда, – сказал дядя, и голос его зажурчал ручейком. – Признаться, мы с Изабеллой были потрясены, получив королевское приглашение. Даже не знаю, чем мы заслужили подобную милость…
– Изабелла, – повторила леди Ромильда, и я мило улыбнулась и сделала короткий поклон, – красивое имя, и очень вам подходит, моя дорогая. Но присаживайтесь! Хотите освежиться фруктами или лимонадом? А может, сладости?
Сладостей я не пожелала, но с удовольствием пригубила ледяной напиток из серебряного бокала. Бокал запотел, и было огромным удовольствием держать его в руках, наслаждаясь прохладой в этом горячем крае. Усевшись на пуфик, я слушала, как леди Ромильда и дядя изощряются в любезностях, и посматривала на герцога. Не знаю, как насчет того, что имя «Изабелла» подходило мне, но имя «Ланчетто» – отважного рыцаря из баллад – подходило герцогу идеально. Он тоже посматривал на меня, украдкой улыбаясь, и, заметив мой взгляд, протянул мне яблоко – не на блюде, а просто держа его в руке. Когда я взяла фрукт, то герцог легко коснулся моего запястья, погладив его с такой нежной сноровкой, что я сразу поняла – он проделывает это по сто раз на дню.
Яблоко я приняла, но смущаться от прикосновения не пожелала, а только посмотрела на герцога и покачала головой, показывая, что это было лишним. Он усмехнулся и откинулся на спинку кресла, продолжая разглядывать меня и медленно потирая большим пальцем подбородок, нижнюю губу и опять подбородок.
Извечные мужские жесты соблазнения. «Красивое животное», – подумала я. Знает свою силу, и бесстыдно пользуется ею. Ведь все это действует – и взгляды, и полунамеки. Женщины теряют головы и из-за меньшего. Возможно, я бы тоже потеряла… встреть такого зверя года три назад.
Дядя и вдовствующая герцогиня были увлечены беседой, и Ланчетто ди Амато продолжил игру. Он закусил губу, рассматривая меня с ног до головы, и остановил взгляд на вырезе моего платья. Вырез был не слишком глубокий, но я на мгновение прикрыла его рукой, показывая, что пристальное внимание мне неприятно, а потом взяла со стола нож для фруктов.
Разрезая ножом яблоко, я подумала, что нравы в этом городе весьма вольные, если даже герцог ведет себя, как мальчишка на площади во время праздника. И то, как он смотрит на меня, словно раздевая взглядом и оценивая формы – это было… противно. Если не сказать – омерзительно.
– Мы решили не устраивать никаких испытаний, – сказала между тем леди Ромильда. – К чему это, если девушки выше всех похвал!
– Не будет испытаний? – лицо дяди вытянулось.
– Ланчетто сам выберет невесту, – торжественно подтвердила вдовствующая герцогиня. – Пусть у молодых сердец все произойдет по любви и согласию.
– Вы совершенно правы, – пробормотал дядя.
Я угадала его страх. Предполагалось, что я провалю все испытания – например, покажу, что недостаточно грамотна, не умею вышивать или кланяюсь недостаточно изящно, а тут все будет зависеть от воли герцога. Посмотрев на Ланчетто, я сдержанно улыбнулась. Несмотря на миловидность, жених нравился мне все меньше и меньше. Я отметила, что губы у него слишком уж пухлые – наверняка, признак развращенной натуры, а подбородок самую чуточку мал – а это указывает на недостаток воли. И в самом деле – животное. Наверняка, еще и привык ни в чем не встречать отказа.
В монастыре от скуки мною было прочитано много книг. В большинстве своем они были философскими размышлениями о суетности мира и нагоняли тоску. Но были и другие. Например, книга древнего автора о том, как распознавать характер человека по лицу. Она необыкновенно занимала меня, и я развлекалась тем, что пыталась читать характеры по лицам монахинь. Не всегда лицо отражало истинную суть, но чаще всего автор оказывался прав. Вот и сейчас – не случится ли так, что герцог окажется вовсе не благородным рыцарем, а… совсем неблагородным?
– Вы так необыкновенно серьезны, леди Изабелла, – обратилась ко мне мать дракона. – Вероятно, устали с дороги? Смею надеяться, что причина не в том, что вам здесь не понравилось?
– Что вы, госпожа, как здесь может не понравиться? – ответила я учтиво. – На мой взгляд, ваш замок – самое чудесное место на свете. Просто я только что из монастыря, и мне трудно так быстро настроиться на мирской лад.
– Из монастыря? – леди Ромильда удивленно распахнула глаза.
– Последние три года я жила в монастыре святой Чаши, – ответила я, молитвенно сложив ладони.
Дядя заерзал на мягкой подушке, но ничего не сказал.
– Восхищаюсь вашим благочестием, – сказала леди Ромильда. – В прошлом году я отправляла в монастырь святой Чаши новые покровы…
– Вышитые жемчугом, – подхватила я. – Они великолепны, госпожа герцогиня. Мать Вероника-Виктория бережет их для особых случаев.
Я поймала взгляд Ланчетто. Он насмешливо вскинул брови, а я выпрямилась и чопорно поджала губы. Пусть будет так. Я – девица из монастыря. Благочестивый сухарь, думаю только о молитвах и замаливании грехов. Герцогу, привыкшему флиртовать, такая невеста точно не понравится.
– Король Рихард тоже много жертвует на церкви, – продолжала тем временем вдовствующая герцогиня. – Он будет очень доволен вашим благочестием, моя дорогая. Он прибудет завтра, и официально праздник будет приурочен к его визиту…
– Сюда приедет король? – дядя вскинул голову.
– Он пожелал лично увидеть невест, – ответила леди Ромильда с лукавой улыбкой.
Мы с дядей переглянулись, почувствовав себя весьма неуютно.
– Поэтому ожидается большое торжество, – щебетала леди Ромильда. – Будем веселиться всю ночь напролет! Пусть союз определит любовь, а не расчет! Прекрасная задумка, не правда ли?
– Да, прекрасная, – проблеял дядя. – Разрешите удалиться, миледи? Изабелле нужно подготовиться к приему. Знаете, все эти женские штучки – ожерелья, колечки, шпильки…
Но я перебила дядю, сказав так пафосно, что у самой зубы свело:
– Я буду молиться, чтобы небеса указали милорду герцогу верное решение. И должна прежде всего посетить церковь. Надо поставить десять свечей и сделать тысячу поклонов в благодарность, что наше путешествие завершилось благополучно.
– О… – только и сказала вдовствующая герцогиня.
А герцог спросил:
– Сможете ли вы танцевать после тысячи поклонов, леди Изабелла? Может, лучше приберечь благодарность небесам на потом? Небеса не обидятся, я уверен.
– Ланчетто! – одернула его мать, но без особой строгости.
– Кто сказал вам, что я буду танцевать? – сказала я строго. – Танцы – это прямая дорога к греху, это ненужная телесная утеха. Сначала мы тешим свое тело, потом будем тешить душу, и вот уже уготована прямая дорога в ад.
– Из ваших уст это звучит так угрожающе, – протянул герцог, не сводя с меня темных и блестящих, как маслины под дождем, глаз.
– Если бы вы позволили мне прочитать вам поучения святого Бернара, – не смогла я удержаться от скрытой насмешки, – вы боялись бы засыпать по ночам, не сделав хотя бы ста поклонов. И задумались бы не о танцах, а о бренности бытия.
– Что ж, не будем вас задерживать, – жизнерадостно сказала вдовствующая герцогиня и встала, давая понять, что визит окончен. – Отдыхайте с дороги, набирайтесь сил, а завтра увидимся на празднике.
Мы с дядей тоже встали, кланяясь, и герцог Ланчетто поднялся из кресла, расправляя плечи.
Леди Ромильда пожелала проводить нас до порога, и дядя учтиво предложил ей руку. В это же время герцог шагнул вперед и оказался рядом со мной – плечом к плечу.
– Может, этим и займемся завтра? – спросил он шепотом, чтобы услышала только я. – Прочитаешь мне поучения, чтобы мне не спалось всю ночь, – рука его скользнула по моей талии, и я, прежде чем сообразила, что делаю, ударила его локтем под ребра.
Удар получился не очень сильный, он только рассмешил герцога, но руку господин Ланчетто убрал. Очень вовремя, потому что в комнату, нам навстречу, вошли двое. И увидев их, я смущенно потерла ладони и попыталась спрятаться за дядю.
Женщина в мужском костюме, с мечом у пояса, и мужчина в черном камзоле – те самые, что едва не пострадали от моей неловкости. Женщина держала мужчину под руку так бережно, словно он был стеклянным, и заговорила первой:
– Добрый день, леди Ромильда, лорд Ланчетто и… – она заметила меня и дядю, и покривилась. – Здесь гости, лорд Тристан. Невеста вашего брата и ее отец.
– Позвольте приветствовать вас, – сказал мужчина, которого она назвала лордом Тристаном.– Если я не вовремя, то не стану беспокоить. Милдрют, мы уходим…
– Нет-нет, – поспешно произнес дядя, – это мы уже уходим. Просим прощения, всего наилучшего… – и добавил, углом рта: – Изабелла!
Но я позабыла о дяде, о герцоге и обо всем в эту секунду. Потому что лорд Тристан повернул голову в мою сторону, и я увидела, что глаза у него были неестественно светлыми – водянисто-голубыми, будто бы выцветшими, без зрачков. Он чуть склонил голову к плечу, словно прислушиваясь, а потом сделал шаг назад и едва не уронил напольную вазу у входа. Милдрют успела приобнять его, чтобы не потерял равновесие.
– Тут что-то стоит, – сказал лорд Тристан с извиняющейся улыбкой, пошарил рукой, коснулся края вазы и осторожно сделал шаг в другую сторону, поддерживаемый Милдрют.
Он был слепой.
И когда его невидящий взгляд остановился на мне, я вздрогнула, потому что эти светлые глаза вызывали ужас, почти панику.
Глава 3. Дракон и его семья
– Мы уходим, Изабелла, – снова зашипел дядя, сгреб меня за руку и потащил к выходу.
Но я не могла избавиться от странного оцепенения и, хотя послушно следовала за дядей, смотрела на лорда Тристана, не в силах отвести глаз. Он был очень похож на герцога Ланчетто – тот же удлиненный овал лица, черные волосы, черные брови вразлет, смуглая кожа… Но подбородок упрямо выдавался вперед, и губы – четко очерченные, волевые… Я вдруг поняла, насколько они с Милдрют высокие. Плечо женщины приходилось на уровне моего уха, а лорд Тристан оказался и того выше.
Похоже, его появление поразило не только меня, потому что леди Ромильда и ее сын молчали, как заговоренные.
– Где вы, матушка? – позвал лорд Тристан мягко, словно извиняясь, и повел рукой перед собой. – Мне хотелось бы поцеловать вас. И обнять брата. Я очень скучал…
– Что с тобой? – будто бы с усилием произнесла вдовствующая герцогиня. – Камзол грязный.
– Ах, это, – тихо засмеялся лорд Тристан, – ничего страшного, я был недостаточно проворен. Но где мой брат, матушка?..
Дядя почти насильно вывел меня из комнаты, захлопнул дверь и зарысил по коридору. Лишь на большой лестнице, возле парадного входа, дядя остановился и промокнул лоб платком.
– Здесь будет король! – зашипел он, сначала оглянувшись по сторонам. – Час от часу не легче!..
– Да, неприятно, – подтвердила я задумчиво, все еще находясь под впечатлением взгляда слепца. Теперь, когда лорда Тристана не было рядом, мне было стыдно и неловко, что я так испугалась. Это признак малодушия, а лорд Тристан не виноват в своей слепоте. На все воля небес, и не нам, простым смертным, воротить нос от чужого несчастья. – Кто он? – спросила я дядю. – Кто этот господин – лорд Тристан? Он назвал герцогиню матушкой. Но разве у герцога есть брат?
– Я слышал о нем, – сказал дядя нехотя. – Какой-то незаконнорожденный, от конкубины. Говорят, он болен, и его прячут.
– Судя по всему, не прячут, – возразила я, подумав, что кроме слепоты других телесных изъянов в лорде Тристане не заметно. – Ведь он пришел сюда свободно.
– Только что-то ведьма с сыночком не обрадовались, – хмыкнул дядя и снова промокнул лоб. – Но дело не в этом. Король! Рихард приедет! Уверен, что он для того и притащится, чтобы посмотреть на невест… Старый развратник.
– Вы потише здесь. Услышат – отправят в монастырь, – не смогла не уколоть его я.
– Отправят на плаху, если Рихард узнает тебя, – огрызнулся дядя.
– Не думаю, что узнает, – ответила я, пожав плечами. – Я не уверена, что он меня видел. Не помню его в суде.
– Хорошо, если так. С чего ты понесла этот вздор про поклоны и свечи?! И зачем заговорила про монастырь? А вдруг они догадаются?
– Если врать, то врать достоверно, – усмехнулась я. – К тому же, сомневаюсь, что герцог захочет себе в жены монашку. Или вы хотите, чтобы я победила и стала герцогиней?
Дядю едва не перекосило от злости, но он быстро стер маску недовольства, потому что появился мажордом.
– Господа ждут вас завтра в восемь часов вечера, – торжественно произнес он. – Король прибывает днем, но вас избавили от необходимости приветствовать его немедленно. Засвидетельствуете почтение его величеству на празднике.
Мы заверили, что будем непременно, что польщены честью, раскланялись и удалились.
– Надеюсь, он и не заметит тебя в толпе, – сказал дядя, когда мы шли через сад к ажурным металлическим воротам. – Надень что-нибудь поневзрачнее, чтобы не выделяться.
– Я могу нацепить монашеский куколь, чтобы ненароком не очаровать короля, – предложила я.
– Он женат, – отрезал дядя.
– Но бездетен. Значит, шанс есть.
– Ты как болячка, – не выдержал дядя, – все время язвишь и язвишь!
Я не успела ответить ему на такой комплимент, потому что из мраморной беседки возле фонтана вышла целая процессия – сияющая красотой и драгоценностями дама в алом платье, с распущенными белокурыми локонами, в сопровождении слуг, служанок, карликов и крохотных длинноногих собачек. Одна из девушек несла клетку, в которой мотался на жердочке попугай с лазурным хохолком и красной грудкой. Попугай открыл клюв и заорал: «Несррравненная Пачифика! Дорррогу! Несррравненная Пачифика!»
Дама в алом засмеялась и поманила пальцем. Ей тотчас поднесли попугая, и она постучала по прутьям, заставив ученую птицу повторить еще раз – несравненная, несравненная.
Мы с дядей отступили с тропинки, чтобы пропустить даму. Судя по всему, она занимала высокое положение в Анжере.
Сверкающая и великолепная кавалькада проплыла мимо нас, под сопровождение криков попугая, и дама в алом, мельком посмотрев в нашу сторону, спросила у кого-то, даже не потрудившись понизить голос:
– Кто это? Еще одна невеста?
– Дочь барона де Корна, вместе с отцом, – услужливо подсказали ей.
– Недурна, – бросила дама. – Но рыжая?.. В моих краях всегда говорили, что рыжая девица – как дом с соломенной крышей, как ни крой – все равно протекает. И ведь верно – глаза у нее пустые, ни тени мысли.
Служанки угодливо захихикали, оглядываясь на меня.
Когда несравненная дама удалилась – в строну замка, между прочим – я спросила у дяди:
– Кто эта госпожа Несравненное Великолепие? Вы слышали, как она с первого взгляда оценила мои умственные способности?
– Представления не имею, кто это, – ответил дядя, все еще продолжая таращиться вслед блондинке.
– Но недурна, верно? – поддела я его.
– Поменьше болтай! – разлился он.
Мы почти бегом преодолели расстояние до ворот, и дядя вздохнул спокойно, только когда ажурная решетка захлопнулась за нашими спинами.
– Что делаем дальше? – спросила я, когда мы побрели по извилистым улочкам, возвращаясь в гостиницу.
– Ждем до завтра, потом праздник, потом возвращаемся.
– Это понятно, но что делаем сегодня?
– Собираешься в церковь? – хмыкнул дядя. – Десять свечей, тысяча поклонов?..
– Это обязательно, – сказала я ему в тон. – Если вы заметили, герцогиня проверяла меня – действительно, ли я жила в монастыре. Недаром ведь она заговорила про подаренные покрывала. Мне кажется, леди Ромильда вовсе не экзотический цветочек, каким кажется.
– Смог бы цветочек выжить рядом с драконом, – согласился дядя. – Значит, с ней надо быть поосторожнее. Ладно, иди в церковь…
– А потом я пойду на побережье, – сказала я.
– Это еще зачем?! – подскочил дядя. – Безопаснее просидеть в комнате!
– Я не упущу такого шанса. Глупо побывать в Анжере и не увидеть моря. И не пытайтесь меня остановить, если не хотите, чтобы я победила на смотринах. Не отпустите – и мне придется приложить все силы, чтобы очаровать герцога. А то и самого короля.
– Мерзавка, – процедил сквозь зубы дядя.
– Мы с вами одной крови, – вернула я ему «комплимент». – Я возьму вашего коня и двух слуг в сопровождение. Ведь я – дочь барона, мне положен эскорт.
– Хорошо, – вынужден был согласиться он.
– Вот и поладили.
Вернувшись в гостиную, мы пообедали, переждали часы жары в комнатах, а когда повеяло прохладой и солнце коснулось макушек платанов, я отправилась сначала в церковь, а потом к морю.
Разумеется, в церкви я надолго не задержалась – поставила свечи, преклонила колени и покинула святое место с чувством выполненного долга. Хватит с меня трех лет беспрерывных молитв – как о смирении, напоказ, так и о свободе, в сердце. Я была уверена, что небеса простят мне пару месяцев душевной лени, и что раз мои молитвы были услышаны, то не надо в ближайшее время надоедать богу новыми просьбами.
Спустившись к морю, я оставила слуг рядом с дядиным конем, а сама отправилась вдоль берега, пообещав не уходить далеко, чтобы сопровождающие не потеряли меня из виду.
Да я и не собиралась убегать от них, просто хотела побыть одной, насладиться свободой и покоем. Тот, кто думает, что монастырь – это место уединения и покоя, жестоко ошибается. Это совсем другая жизнь – жизнь, в которой ты не принадлежишь себе и всегда находишься на виду. Каждый твой шаг, каждое слово, каждый вздох – все это происходит под жесточайшим присмотром, и уединиться ты не можешь даже в собственной келье, потому что приходится делить ее на троих. Нет, монастырь для меня – та же тюрьма, и то, что я сбежала из этой тюрьмы – огромная удача. Спасибо любящему дядюшке.
Песчаная коса была пуста, здесь не было даже рыбацких лодок. Я брела, утопая в песке по щиколотку, и сразу набрала полные башмаки. Подумав, я разулась и сняла чулки.
Море было совсем рядом – бирюзовое, тихое, игривое, как котенок. Оно набегало волна за волной, и я ступила на самую кромку прибоя, и вода омыла мои ноги по самую щиколотку – раз, и другой, и третий.
Удивительное чувство. Я потеряла счет времени, слушая равномерное дыхание моря, наслаждаясь его лаской. Вот бы поплавать в этой теплой и прозрачной воде! Но купаться в присутствии слуг барона, да еще так близко от города – об этом не стоило и мечтать.
Я долго смотрела вдаль – туда, где синева моря сливалась с синевой неба. Только скала, словно черный парус, возвышалась почти у самого горизонта, показывая, где кончалось море и начиналось небо. Чайки проносились над ней, но я не слышала их криков – было слишком далеко.
– Любуетесь морем? – услышала я мужской голос и оглянулась.
Очень красивый мужчина – темноволосый, загорелый, так же, как и я, держал в руке башмаки и чулки. Он был не такой смуглый, как драконы, гораздо старше их, и глаза у него были светло-карие. Я разглядывала его, не торопясь отвечать.
– Я нарушил ваше уединение, леди де Корн, и вы недовольны? – осведомился мужчина, явно не собираясь уходить. – Прошу прощения, но я тоже люблю гулять здесь. Как вам понравилась наша церковь? Собор святой Агаты – гордость Анжера.
– Вон там мои слуги, – сказала я, небрежно кивнув в сторону моих сопровождающих, и отвернулась к морю.
– Не бойтесь, я не причиню вам вреда, – мужчина сделал несколько шагов и встал рядом со мной, так что теперь и его ноги омывало морем. – Но вы не желаете со мной разговаривать?
– Начнем с того, что я даже не знаю, кто вы, – ответила я, выходя из полосы прибоя. – А обо мне вы, судя по всему, прекрасно осведомлены. И что, по вашему, это должно расположить меня к разговору с вами? – я пошла обратно, досадуя, что прогулка так быстро закончилась, но мужчина догнал меня.
– Дело лишь в этом? – спросил он весело. – Тогда я представлюсь – Неро Дориа. Я был наставником Ланчетто, когда он еще звался принцем. Вот, теперь мы знакомы, и я осмелюсь спросить вас снова – как вам Анжер? Мне кажется, любоваться морем для вас интереснее, чем витражами в соборе святой Агаты? Хотя в разговоре с герцогиней вы утверждали обратное…
Я медлила с ответом, ни на секунду не веря, что встреча с наставником герцога произошла случайно. Неужели, за всеми претендентками на руку и сердце красавчика Ланчетто следят так пристально? Изучают невест? Или в этом интересе скрыто нечто другое?
– Пусть вас не удивляет моя осведомленность, – продолжал господин Неро, – я был свидетелем вашего визита.
– Вот как? – спросила я. – Простите, но что-то я вас не припомню.
– Мое положение позволяет присутствовать на подобных встречах… незаметно, – пояснил он без тени смущения. – Герцог и его матушка очень доверяют моим суждениям о людях, поэтому мое мнение о невестах будет учитываться.
Намек был недвусмысленный, и я чуть не фыркнула, но сказала небрежно:
– Значит, ваше положение позволяет подслушивать чужие разговоры? Очень почетная привилегия.
Он посмотрел на меня быстро и внимательно, и рассмеялся:
– Вот так? Даже не попытаетесь мне понравиться, чтобы я замолвил о вас словечко перед Ланчетто? Вы так уверены в силе своего очарования?
– Я уверена, что все в этом мире происходит по воле небес, – ответила я. – Если небесам угодно сделать меня герцогиней, я стану ею, даже если вы наговорите обо мне милорду Ланчетто лживых гадостей.
– Какая смелость, – подхватил бывший наставник, – и какой прекрасный пример смирения и веры! Я восхищен вами, леди де Корн.
– Жаль, что вы не герцог, – заметила я.
Мои слова произвели неожиданное впечатление. Золотистые глаза господина Дориа на мгновение потемнели, как будто он услышал что-то оскорбительное. Но уже в следующее мгновение он улыбнулся, изображая доброго дядюшку, и погрозил мне пальцем:
– Не забывайте, что чаще всего настоящей властью обладают вовсе не те, у кого громкий титул.
– Намекаете, что лорд Ланчетто – марионетка в ваших руках? – я решительно и гневно повернулась к нему.
– Я этого не говорил, – сказал он медленно, скользя взглядом по моему лицу.
Мне пришелся не по душе этот взгляд – оценивающий, поглаживающий, совсем как у герцога. Я снова ощутила себя вещью, выставленной на продажу, и поспешила избавиться от этого чувства.
– Не говорили прямо, но дали понять, – сказала я без обиняков. – Если мне суждено стать герцогиней, будьте готовы, что я добьюсь вашего удаления из Анжера. Герцогу не нужны слуги, которые подслушивают, открыто выражают пренебрежение к его светлости и готовы лгать ему в угоду своим интересам. Небеса за правду, и я не потерплю лжи… если стану герцогиней.
– Если станете, – напомнил господин Неро. – И я не слуга, если вы внимательно меня слушали.
– Все мы – слуги его светлости, а сам он – слуга короля, – парировала я. – Или вы ставите себя выше короля? Не слишком ли это дерзко?
Его красивое лицо было непроницаемым, и на губах застыла полуулыбка, но глаза смотрели вовсе не дружелюбно.
– Я вас услышал, леди де Корн, – произнес он, наконец.
– Я вас тоже, – заверила его я. – Всего доброго, господин бывший наставник. Благодарю за содержательный разговор.
– Но не за приятную встречу, – усмехнулся он. – Что ж, надеюсь, хотя бы разговор получился по-настоящему содержательный.
Он коротко поклонился и хотел уйти, но в последний момент я окликнула его:
– Еще два слова, господин бывший наставник.
– Что такое? – он обернулся.
– Вы говорили, что ваша привилегия позволяет знать тайное… Сегодня мы с отцом встретили в саду прекрасную даму, она поражала воображение и красотой, и обходительностью. Мне кажется, ее зовут Пачификой, потому что ее попугай выкрикивал это имя. Нельзя ли узнать у вас, кто она?
– Несравненная Пачифика? – он улыбнулся так любезно, что впору было ощутить приторность на языке. – Госпожа Кавалли занимает особое место в Анжере. Она – старшая конкубина при герцоге, и пользуется его расположением уже четыре года.
В том, что знатный господин сожительствовал с конкубиной, а то и с несколькими – не было ничего удивительного. Было бы удивительнее, если бы герцог – при его стати и откровенном поведении, оставался благочестивым девственником. Я не сомневалась, что господин Неро специально рассказал о положении несравненной Пачифики – какой невесте приятно слышать о любовнице жениха? И еще я не сомневалась, что он приложит все усилия, чтобы не допустить мой брак с Ланчетто – ведь я открыто сказала, что выгоню его. Если он и в самом деле такой кукловод, каким пытался себя представить, он захочет в герцогини милую, нежную деву, на которую произведет впечатление своей красотой и красноречием.
Я вернулась к дядиным слугам, безо всякого стеснения натянула перед ними чулки и туфли, и села в седло. До ареста отца я очень любила верховую езду, но за три года подрастеряла умения, и теперь кости у меня болезненно ныли, требуя отдыха. Что ж, на отдых у меня сегодняшний вечер и завтрашний день – и кости, и дядя будут довольны.
Мы въехали в городские ворота, проследовали одной из центральных улиц, и вдруг звонкие фанфары раздались совсем рядом. Мимо нас промчались глашатаи – в синих камзолах, с серебряными трубами и алыми лентами на рукавах.
– Король! Король! – завопил кто-то, и на улицу хлынула толпа горожан, желавших лицезреть драконьего монарха.
Я едва не вылетела из седла, когда мой конь, испуганный поднявшимся шумом, встал на дыбы. Мне стоило огромных усилий заставить его опуститься на передние ноги, и он закрутился на месте, мотая головой и закусывая удила. Несколько напряженных секунд я пыталась сдержать его, пока слуги, сопровождавшие меня, не пришли на помощь и не притерли коня к стене дома, оттеснив подальше от толпы. Только тогда я перевела дух и спрыгнула на мостовую. Колени дрожали, ладони саднило, а сердце прыгало, как сумасшедшее – я испугалась не меньше глупого животного.
Фанфары протрубили еще громче, и, прижавшись спиной к стене, я увидела короля Рихарда.
Он ехал на белом коне, наряженный в алый плащ, а на шляпе красовались алые перья – они не торчали стрелами, а лились каскадом. Они трепетали в такт шагам коня, и казалось, что по королевской шляпе стелются языки пламени.
Рихард с усмешкой посматривал на горожан, и крики и ропот постепенно затихали. Даже на расстоянии я чувствовала, что от дракона исходит ощущение силы, опасность. Хотелось мчаться прочь, не разбирая дороги, или броситься на колени, прикрывая голову.
Подобные чувства охватили не только меня. Я видела, что некоторые падали без чувств, а многие обратились в бегство. Надо думать, король Рихард прекрасно осознавал, какое впечатление производит на своих подданных, и наслаждался их страхом. Я вспомнила поговорку, что часто повторяли у нас дома: дракона греют девы, золото и страх. Скорее всего, так и было, потому что захватив власть в королевстве, драконы окружили себя многочисленными любовницами, жестоко подавляли любой мятеж, и таскали золото отовсюду, где могли его найти. Впрочем, нравились им и драгоценные камни, и чужие земли. Хотела бы я знать, кто сейчас носил жемчужное ожерелье моей матери? Сто отборнейших жемчужин, размером с горошину – молочно-белых, идеально-круглых. Это ожерелье я должна была надеть на свою свадьбу, но вместо него драконы вручили мне четки, а фату чуть не заменили монашеским клобуком.
Король Рихард был для меня средоточием всех бед, свалившихся на мою семью. И сейчас я смотрела на него с ужасом, ненавидя и понимая, что никогда не осмелюсь дать выход своей ненависти – так и буду жить с ней в сердце, и никакие лавандовые поля не смогут помочь. Они только лишь приглушат злость и боль.
Когда король посмотрел в нашу строну, я не сдержалась и опустила голову. Пусть и в человеческом обличии, драконы внушали животный страх, и бороться с ним не было никакой возможности.
Но вот королевский кортеж проехал, и мы словно очнулись. Как будто змея заколдовала нас своим взглядом, а теперь она уползла, и мы обрели свободу.
– Лучше вернемся в гостиницу поскорее, – сказал один из слуг, заикаясь.
