Наталья Макаревская
У горизонта событий. Том II
Выносить на всеобщее обозрение всяческие выражения интимных эмоций считалось в Шуоре проявлением крайней несдержанности, да и по лиорентийским меркам едва ли было приемлемым. С другой стороны, в Лоретто процветали публичные дома и общественные термы, где зачастую устраивались настоящие оргии. Что уж там говорить о пристойности?
А Юст… Те немногие месяцы, что они прожили вместе, Юст старался вести себя с ней терпеливо, бережно и заботливо, не переступая границы того, что Сэнни считала дозволенным. Точнее, постепенно раздвигая эти границы. Хотя, очевидно, привык к более… раскованному поведению. Старался, да не всегда. Зря она подумала о Юсте. Почему, почему за почти четыре года она его не разлюбила? Это ненормально!
– У меня никогда не было ни с кем сколько-нибудь серьезных отношений! – говорила тем временем Илинора, отвечая на высказанные Джионной претензии, которые Сэнни благополучно прослушала.
– Сколько-нибудь серьезных отношений? – возмущенно переспросила Джионна.
– И, когда твой отец был в Лоретто, я ему не изменяла.
Изменяла, только когда он отсутствовал. И не так уж часто.
– Джи, я не ты. В конце концов, у него тоже были сторонние связи.
– Он тебе сам говорил?
– Да.
Кажется, Джионна слегка разочаровалась из-за такого ответа, но тут же нашла для Хеймира оправдания.
– Говорил – может быть. Чтобы не казаться полным дураком или чтобы ты не переживала из-за своих… сторонних связей.
– Я из-за них не переживаю. Нисколько! Джи, еще раз повторю – не всем же быть такими, как ты! Я люблю твоего отца, и мы с ним еще не окончательно надоели друг другу за столько-то лет совместной жизни. Чего еще надо? Нас наши отношения устраивают.
– Тебя устраивают.
– Если бы его не устраивали, он не стал бы терпеть.
– То есть, ему все-таки приходится терпеть!
Кенлар Бьоргстром спокойно слушал с несколько даже скучающим выражением на лице и не думал вмешиваться в их беседу.
– Джи, ну ты должна понимать! Даже в других условиях – ну не с Кенларом же! Да еще за спиной твоего отца! Намекни я Кенлару – он бы шарахнулся в ужасе и боялся бы подойти ко мне даже на десять шагов! Но, в конце концов, почему я не могу обнять его, если мне этого хочется, и обслюнявить его новый жилет? Твой муж проводил с Сэнни времени больше, чем с тобой, обнимал ее и, вдобавок, целовал – я сама видела. Тебе же не приходит в голову заподозрить тут что-нибудь не то и поревновать?
Джионна посмотрела на Сэнни странно, словно такая мысль, действительно, вдруг стукнула ей в голову.
– Зачем так топорно переводить разговор с неудобной темы? – спросила Сэнни у Илиноры.
Топорно или нет, а Джионна легко переключилась – и это несмотря на то, что об Ингаре они уже говорили.
– Почему он все-таки тебе нравится, мой муж?
– Да хотя бы потому, что он разобрался с моим братом, – ответила Сэнни, невольно передергиваясь при мысли об Эндериле. – Одного этого уже достаточно! Потом – с ним интересно. И он умный, честный и порядочный.
– Просто-таки ум, честь и совесть нашего времени, – саркастически протянула Илинора.
– Я же не говорю, что у него нет недостатков! И вдобавок ко всему у него огромная слепая зона.
– О! Отношения с моим братом и Кенларом – это же просто слепая зона!
Ну вот и что это? Можно подумать Джионна сама ей не говорила…
– Ты же вышла за него замуж! Ты с ним живешь столько лет! Ты его любишь. Неужели ты не считаешь своего мужа порядочным человеком?
– Ладно, – довольно резко сказала Джионна. – Лучше бы не спрашивала. Зачем я это все начала?
– Это не ты начала, – напомнила Сэнни. – А твоя мать.
Сэнни поймала на себе взгляд Илиноры, ясно обещавший: «Ну ты у меня еще за это ответишь!»
Вообще Илинора до сих пор умело избегала той темы для разговора, ради которой они, собственно, и собрались за обеденным столом. Это была такая игра с ее стороны, и она открыто забавлялась. А Джионна легко приняла правила этой игры. Может быть, это часть ее метода?
А для чего Сэнни понадобилось защищать Ингара? Потому что ей казалось, что они к нему несправедливы? Но понятно же из-за чего. Сколько лет он им жизнь ломал!
– Я… за то недолгое время, что прожила на этом свете, – начала Сэнни, – достаточно наобщалась с такими людьми, которых с Ингаром нельзя и близко в один ряд поставить. Он же в разы, разы лучше! И, кроме того, он реально великий, гениальный ученый. И военачальник, наверное, тоже.
– И ты ему, конечно, так и сказала. Призналась, как на духу – про то, что великий и гениальный, – возмутилась Илинора.
– А что в этом такого – если это так и есть?
– Он и без того себя умнее других считает! Потакать ему тут незачем, – отрезала Илинора. – Вредно для его здоровья!
– А вы представьте, когда умнее других себя считают совершеннейшие тупицы, требуя от остальных послушания и признания собственной правоты. Вы же Ингара все время критиковали и насмехались, и он это как-то сносил и привык не обижаться.
– Вместо того, чтобы хвалить и с придыханием восхищаться! – едко отметила Илинора.
Ну и куда в результате зашел их разговор? Какие тайны удалось раскрыть? Кенлар Бьоргстром сидит, попивает вино, слушает со спокойным, насмешливо-покровительственным интересом.
– Женщины, – вдохнул Кенлар, расслабленно откинувшись на спинку стула и вытянув ноги. – Вечно от вас сплошной базар!
– Тебя не устраивает наша компания? – спросила Илинора с ноткой угрозы.
– Ну что ты! – Кенлар Бьоргстром сразу пошел на попятную.
– Можешь потом завалиться в какой-нибудь матросский кабак – к настоящим мужикам.
– В кабак не хочу. У меня есть другие дела – не в кабаке.
– Пока обойдешься! К тому же ты еще не доел.
И тут Джионна сделала ход – она умела наносить внезапные удары в неожиданные места.
– Зачем ты женился на Асгерде? – спросила она.
Ее вопрос застал Кенлара Бьоргстрома врасплох. Нанизанный на двузубую вилку кусок мяса завис в воздухе. Так и не донеся его до рта, Кенлар положил вилку на край тарелки и красноречиво покосился на дверь.
– Джионна, отстань от него! – потребовала Илинора, как-то совсем вразрез с ее предыдущими репликами.
– Нет! – Джионна отрицательно покачала головой. – Я давно хотела узнать. Неудобно было спрашивать. Теперь тоже неудобно, но я решилась, раз уж у нас наметился разговор по душам.
Она подошла к двери и заперла ее изнутри на ключ, который вытащила и оставила себе.
И откуда у нее взялся ключ?
– Ты не выпустишь меня отсюда, пока я не отвечу? – спросил Кенлар, задумчиво глядя на нее.
Джионна, насколько разбиралась в ее тактике Сэнни, предлагала от нее откупиться. Предлагала тему для откровения на выбор, так сказать. И Кенлар, и Илинора это поняли.
«У моей сестры такой метод воспитания – предлагать альтернативу», – вспомнила Сэнни давние слова Юста. Теперь Джионна, видимо, сочла уместным повоспитывать подобным образом мать и свекра.
– Зачем тебе это? – Кенлар Бьоргстром пробовал сопротивляться. – Моя жизнь вообще не слишком занятная штука, а семейная – тем более.
– Я же знаю, Кенлар. Я не слепая и не полная дура.
Илинора вскинула брови, Кенлар случайно задел звякнувшую вилку.
– О, гляжу для вас это сюрприз, – иронично заметила Джионна. – Сюрприз, что я не слепая и не полная дура.
– Ты просто не давала никаких намеков, – медленно проговорил Кенлар, поглядев Джионне в глаза.
Он… все-таки боялся, или Сэнни показалось?
– А должна была? Я же сказала – мне было неудобно. Мне и сейчас неудобно. И мне не нравится, когда мне неудобно. Не нравится лезть к тебе с такими вопросами – это твоя жизнь.
– Если ты и так знаешь, тем более – зачем тебе это?
– Возможно, ты меня не так понял. Я не знаю, зачем ты женился на Асгерде.
Сэнни прокручивала в голове варианты, что всё это может значить. И зачем Джионна это затеяла. Очевидно, Илинора и Кенлар понимали, что Джионна имела в виду, а вот Сэнни – нет.
– Она мне предложила, и я согласился. Должен же я был на ком-то жениться!
– Зачем ты должен был на ком-то жениться?
Кенлар глубоко вздохнул.
– Для политической карьеры, например. Чтобы не вызывать подозрений и излишне любопытных взглядов. Лиоренция не настолько терпимая страна, знаешь ли. И очень лицемерная.
– В шестнадцать лет? Или сколько тебе было? Какие ты мог вызвать подозрения?
– Герра хотела, – сказал Кенлар, и Илинора на это тут же иронично фыркнула. Кенлар скосился на нее и добавил: – Настаивала. Потому что меня любила.
– Она… хотела, настаивала, любила. А ты?
– А я согласился. Думаешь, это я – сломал ей жизнь? Нет, это не так. Мы… нормально жили. Мы…
– Тебя ваши отношения устраивали, – язвительно заметила Джионна, повторяя недавние слова – свои и Илиноры. – И ты ей… изменял.
– Она знала, что так будет. И я себя не оправдываю, Джионна.
– Это очень благородно с твоей стороны!
Кенлар Бьоргстром… смутился. Глубоко вздохнул и уставился в свою полупустую тарелку. Сдержанный, но не бесстрастный, мучимый чувством вины.
У Сэнни щелкнуло несколько раз. Во-первых, она поняла про него и про то, что для Илиноры это вовсе не являлось секретом. Во-вторых, нужно было сделать наброс. Но пока еще рано.
– Герра бы от него не отстала, Джионна, – вмешалась Илинора. – Она не была наивной жертвой. Она сознавала, что выбирает.
– И все равно – Кенлар должен был отказаться, а она – отпустить его.
– Увы, Джионна. Всё очень непросто. Ты могла бы отказать Ингару, если бы хотела?
– Я не хотела.
– А могла хотеть?
Джионна посмотрела на мать задумчиво и качнула головой.
– Это мой случай, а не их.
Итак, Илинора готова была Кенлара Бьоргстрома выгораживать. В ущерб Асгерде, о которой Сэнни фактически ничего не знала.
– Я вполне способен ответить за себя сам, Или, – сказал Кенлар Бьоргстром.
– Конечно, – согласилась Илинора. – Но дело не только в ваших отношениях. Дело в ее болезни. Тогда всё начало меняться, пошло по нарастающей и неумолимо покатилось в пропасть. А мы упивались самообманом, не хотели видеть то, что должны были заметить много раньше. А и заметили бы – ничего бы не смогли поделать… Никто из нас.
– Откуда про тебя знает Ингар? – продолжила свой допрос Джионна.
– Это он тебе сказал?
– Нет, конечно. Ты что! Просто я достаточно хорошо его изучила.
– Я был один раз… неосторожен. – Кенлар Бьоргстром дернул ртом. – Он меня… застал с поличным. Это, естественно, только добавило теплоты в наши и без того душевные отношения.
Илинора положила свою ладонь поверх его руки, погладила, покарябав ногтями по двум массивным перстням на его пальцах.
Перстни, толстая цепочка на шее, расшитый жилет, рубашка с кружевами – в принципе, ничего особенного. Так одевались многие нобили – на грани дозволенного законами о роскоши.
– Я обычно соблюдал предельную внимательность. Лоретто – неоднозначный город. С одной стороны – распутный, с другой – лицемерно требующий пристойности и моральности, особенно от своих «слуг» – государственных чиновников, и уж тем более от членов Совета Двенадцати. Мои… наклонности мне бы не простили. Среди сенаторов всегда хватало желающих избавиться от меня, занять мое место, когда я был в Совете. Неблагопристойное поведение – достаточная причина для конца политической карьеры, если не хуже. Давать в руки своих недоброжелателей такой козырь… Но я, надо сказать, удачно прикрывался многочисленными и не особо камуфлируемыми связями с женщинами. – Кенлар скривил рот. – С куртизанками. Так что меня сложно было заподозрить в чем-то таком.
Он взял бокал, не торопясь, отпил вино и продолжил:
– В то время меня накрыло – во второй раз в жизни.
Илинора и Джионна снова поняли, о чем он. Сэнни, разумеется, нет. Но спрашивать об этом сейчас было совершенно не к месту и не ко времени.
– Ну вот – я ослабил контроль, и Ингар меня застукал. Хорошо хоть он, а не кто-нибудь еще. Меня это сразу же отрезвило и вернуло к прежней осторожности.
– А какое Ингару дело до этого? – рискнула спросить Сэнни. – Соблюдение норм общественной морали настолько важно него?
– Больно умная, да? – Илинора смерила Сэнни оценивающим взглядом. – Общественная мораль здесь – дело десятое. Это просто… мужская брезгливость.
– Будь я посторонним человеком, думаю, ему было бы наплевать. – Кенлар Бьоргстром ради разнообразия дернул плечом, а не ртом. – Но я его отец. Кому захочется иметь подобного отца? Вдобавок, у меня ощущение, что где-то в глубине себя он боится, что такой же…
– Да, – сказала Джионна. – Он тот еще идиот!
И вправду – трудно не согласиться. Что же у Ингара в голове намешано?
А Джионна – Джионна понимает намного больше, чем показывает.
– В этом разница между ним и Юстом, – добавил Кенлар. – У Юста был гораздо более веский повод… пугаться.
Это… признание? Кенлар Бьоргстром любит Юста? Не по-отечески. Замечательный поворот! А Илинора восприняла спокойно, будто ничего нового для себя не услышала. То есть, она и это знала.
Впрочем, лучше бы Сэнни дивилась себе – насколько невозмутимой осталась она сама. Она даже не понимала, какие чувства ей следует испытывать!
А Джионна была… в смятении.
– Ты что, обсуждал это с Юстом, Кенлар?
– Да, и давно, – ответил тот. – Мы прояснили ситуацию. Я не хотел, чтобы между нами были недоговоренности в этом моменте. Я ему благодарен.
– И что он тебе сказал?
– Что для него это ничего не меняет. И что он не хочет причинять мне неудобства своим существованием. Отнял у меня полагавшиеся мне слова.
– «Вам всем без меня было бы лучше», – Илинора отвернулась, и Сэнни была уверена – чтобы скрыть навернувшиеся слезы.
Джионна не удержалась и пробормотала:
– Терпеть это не могу – комплекс вины в совокупности с показушным самобичеванием! Но с Юстом, значит, ты обсуждал, а со мной не счел нужным?
Кенлар вздохнул:
– Эти… мои чувства для меня самого стали неожиданностью, поверь. Мы были в Абре. Юст всё понял и сам предпочел поговорить на эту тему.
– И ты знала, мама.
Это был не вопрос, лишь констатация факта.
– Ну, знала. – Илинора побарабанила по столу пальцами. – А что я могла сделать, Джионна?
– Твоя мать хотела меня убить, – сказал Кенлар.
– А отец?
– Его самого чуть удар не хватил. «Ты что, ничего получше придумать не мог? – вопил он и воздевал руки. – Да ты с ума сошел! Ты хочешь свести меня в могилу!»
Но им ведь и в голову не пришло с Кенларом Бьоргстромом навсегда порвать! Или пришло?
– Потом мы поразмыслили и здраво рассудили, что это гораздо лучше, чем если бы я испытывал подобные чувства к тебе, Джионна, – добавил Кенлар.
– Потому что тогда тебе бы грозила взаимность? – спросила Джионна.
Кенлар протянул через стол руки и положил свои пальцы поверх пальцев Джионны. Она их не выдернула.
– Я очень боюсь твоего мужа. – Он иронично усмехнулся. – А твоя мать наверняка изошлась бы от зависти и ревности к тебе.
Сэнни окончательно запуталась. Всё это было выше ее понимания. Ведь нельзя же было вопрос Джионны тоже счесть завуалированным признанием? И потом – какие именно чувства Кенлар Бьоргстром испытывает к Джионне? То есть, понятно, что любит. И не похоже, что совсем уж по-отечески. А что вообще значит – по-отечески?
Сэнни, наконец, решилась на наброс, прикинув, что разговор снова может свернуть не туда и более подходящего момента не будет.
– Что вас связывает с Понтификом и Великим инквизитором? Тогда, у бокового входа, вы ведь говорили о нем – когда упоминали восстановление отношений? До приемлемого уровня?
Кенлар Бьоргстром уставился на нее глаза в глаза. Его зрачки расширились. Радужка оставалось такой же светлой, почти прозрачной, но едва заметной.
– Когда-то… мы с ним очень крепко поссорились, – сказал он с расстановкой. – И с тех пор… едва перевариваем друг друга.
Еще один наброс, надо только суметь выговорить.
– Ходят слухи, что у него… такие же наклонности, как у вас.
Кенлар усмехнулся и передразнил ее:
– Это, очевидно, не так. Если бы ходили подобные слухи, их давно бы проверили и отправили под суд – либо того, кто слухи распускает, либо дорогого Арунидиса – несмотря на всю его власть. Члену Совета Двенадцати недозволительно иметь такие пристрастия. А Понтифику и Великому Инквизитору, главе Церкви – организации, которая считает себя вправе устанавливать моральные стандарты для всего лиорентийского общества – опасно для самой жизни. Так что слухов никаких не ходит.
– А маски? В Лоретто носить маски – отнюдь не редкость. И очень удобно, сохраняет анонимность. Никто доподлинно не узнает.
– Если никто доподлинно не знает, если нет доказательств, тогда это называется клевета. И клеветника пригласят на Святой остров и подвесят за ребра в пыточной.
– Но вы ведь знаете про него? Доподлинно? – Еще один намек.
– Да. – Он нахмурился, откинулся на спинку стула, но продолжал смотреть ей в глаза. – Мне пришлось использовать это четыре года назад. Еще раз в таком виде не прокатит.
Илинора бросила на Кенлара Бьоргстрома шокированный взгляд.
– Ты играл с огнем!
– А ты думала, я всемогущий, Или?
– Обещай, что больше не станешь так делать!
– Ты считаешь, что вооруженный переворот лучше?
– Я считаю, что он все равно отвертится. А ты – нет.
– Это зависит от того, как поставить вопрос.
Оба замолчали, но Илинора смотрела на него со смесью страха, негодования и, по-прежнему, шокированно. Конечно же, страха за него.
– Откуда вы доподлинно знаете про Арунидиса? – спросила Сэнни.
– А ты сама как думаешь – откуда я могу об этом знать? – выцедил Кенлар Бьоргстром сквозь зубы.
«Оттуда, что вы с ним были любовниками», – подумала Сэнни, и это был напрашивавшийся ответ, но вслух произнести такое она не могла.
Илинора схватилась руками за голову.
– Вот я дура! Дура! Как ты мог?
– Это было давно, Или! Еще до того, как он стал Понтификом – неожиданно для многих, включая меня. До того дела! Он был другим! Он хотел другого!
– Он же мог тебя потопить, Кенлар! Много раз!
– По-твоему, он мне этим не угрожал? И я подстраховался – ты же знаешь. Он рациональный человек и для своей должности – вовсе не худший вариант. Он умен, дальновиден и действует в интересах государства, как он их понимает, и только после этого – в своих собственных. Парочка тех, которые не прочь занять его место, до него не дотягивают по всем статьям и еще более мерзкие. И мы договорились, еще десять лет назад. По более сложной схеме. Заключили сделку. Не думаю, что мог его настолько привлечь, что он до сих пор…
– Мог, Кенлар! – оборвала его Илинора. – Еще как мог! Не знаю, конечно, что они все в тебе находят, но липнут, как мухи на мед! И мстить он тебе мог! Ты сам прекрасно понимаешь!
– Десять лет назад? – переспросила Джионна, резко побледнев. – Когда Юста забрали в Инквизицию?
– За что? – спросила Сэнни.
Юст рассказывал ей – о факте, не о подробностях. Глядя на его застывшее, ничего не выражающее лицо, о подробностях Сэнни не считала себя вправе
– Ни за что, конечно, – ответил Кенлар. – Формально – за недозволенное пересечение Барьера. В действительности… Арунидис под меня копал. Я говорил уже, что был тогда не в себе и у меня хватило… дерзости – назовем это так – выступить в Сенате, и предложить принять закон, несколько ограничивавший власть Инквизиции. Ну и получил. Мне живо указали мое место. Арунидис счел, что Юст – то, за что меня можно дергать. В общем-то, не ошибся. Он решил тряхнуть Юста и вытрясти из него всё подряд. И добился своего. Я… приполз к нему на коленях – по сути, так. Он делал вид, что ни при чем и ни о чем таком понятия не имеет. Так что это из-за меня. – Кенлар посмотрел на Илинору и Джионну. – Это все из-за меня.
Он замолчал и все, как по команде, потянулись к бокалам.
– А у Понтифика и Великого инквизитора может быть к Юсту… что-то личное? – выдавила Джионна, некрасиво перекосившись.
– Они незнакомы. Пока, – сказал Кенлар и добавил: – Лучше бы не было.
– Почему ты думаешь, что Арунидис не захочет нанять убийц, чтобы от тебя по-тихому избавиться? – спросила Джионна. – Ты крайне нежелательный для него свидетель. Какую ценность ты для него представляешь и что ты имел в виду, когда говорил, что подстраховался на такой случай?
– Слишком много вопросов, Джионна.
– Они по одной теме. Полагаю, тебе не так сложно будет на них ответить.
Кенлар Бьоргстром устало вздохнул, провел пальцами по подбородку, снова покосился на дверь.
– Я написал несколько, скажем так, признательных писем. У Арунидиса есть враги – в том числе в его собственном ведомстве – мечтающие унаследовать его пост. И достаточно смелые, чтобы не испугаться возможных последствий, если дело обернется неудачей. Его Святейшество в курсе – того, что письма существуют и хранятся в нескольких надежных местах. И, при несоблюдении… ряда условий, отправятся по неудобным ему адресам. Конечно, я не могу считать это полноценной гарантией. Но между нами пока еще действует соглашение, и Арунидис справедливо считает, что мне нет резона лезть на рожон. Пока.
Кенлар допил вино, поднял на Джионну взгляд – спокойный, не бегающий, и даже слегка ироничный.
– Я могу идти? Я наоткровенничался с вами на год вперед. Пусть дальше Илинора без меня продолжит. У меня, и правда, назначена встреча со знакомыми сенаторами.
«Не так-то уж много он и рассказал», – подумала Сэнни.
– Отпусти его, Джионна, – попросила Илинора.
– Да, конечно, – мягко сказала Джионна.
«Мягко» она тоже умела, когда хотела. Могла ли она Кенлара Бьоргстрома… дожать? У Сэнни не было однозначного ответа, но в любом случае Джионна не стала пробовать, так как не считала себя вправе так поступать.
– Это не мой… личный выбор, – сказал Кенлар. – Мне гораздо удобнее было бы… не отличаться от большинства. Меньше проблем.
– Я понимаю. Мне неловко. Такое ощущение, что я тебя пытаю.
– Нет. Прости – я должен был объясниться гораздо раньше.
Джионна встала, обошла стол и обняла его. Он поцеловал ее и уткнулся ей в волосы.
– Не вздумай вытирать сопли и слюни о мою дочь, Кенлар, – ревниво заметила Илинора. – И вшей тоже не ищи!
Кенлар в ответ шумно втянул ноздрями воздух и нарочно провел носом по волосам Джионны, а затем все же отстранился.
Сэнни исподволь рассматривала его. Не было ведь в его внешности ничего, что могло бы вызвать подозрения… подобного плана. Наоборот – он, пожалуй, отличался такой… чисто мужской привлекательностью. Высокий, широкоплечий, и в целом – безупречно сложенный, с крупными и резковатыми чертами лица. Хладнокровный, расчетливый и решительный. И женщинам он наверняка нравился – в молодости, да даже и сейчас.
Джионна отперла дверь. Кенлар поглядел на Илинору и сказал:
– Все, что сочтешь нужным, Или.
– Иди уже! – велела она.
Едва он ушел, Илинора взялась за Сэнни:
– Откуда ты догадалась про Арунидиса?
– Попала пальцем не в небо, – сказала Сэнни и тут же дала развернутые, но аккуратные пояснения, поскольку играть на не слишком большом терпении Илиноры было неконструктивно. – Кенлар Бьоргстром проявлял к Понтифику слишком уж сильное… неравнодушие. То есть, неприязнь. Подобная несдержанность, как мне представляется, не в его характере. Я подумала, что этому должна быть причина, выходящая за пределы простых политических разногласий. Что-то личное. Мне кажется, такие рассуждения вполне логичны.
– Логичны, – согласилась Илинора, однако голос ее сочился сарказмом.
Логику она не слишком жаловала. С ее точки зрения, логичные рассуждения были слишком ограничены, плоски и тривиальны. Она предпочитала быть непредсказуемой и иррациональной.
– А стихи? – Джионна повернулась к Сэнни. – Как их там?
Сэнни послушно повторила:
– Час подлинной расплаты вам уже назначен. Мир повернулся в сторону конца. И полетит он, набирая скорость и приближаясь к точке невозврата…
– Надеюсь, не ты их сочинила? – спросила Джионна мать.
– Упаси, Пророк! – Илинора замахала руками, несколько демонстративно. – Просто вдруг вспомнилось. Это всё дерево.
– Какое дерево?
Илинора пожала плечами и пожевала губами.
– Ясень, если мне не изменяет память. Но ты сама намекала, что, ввиду возраста, мне на память не стоит полагаться. Так что, может, и не ясень, а баобаб, например.
– Перестань издеваться! – потребовала Джионна, горя возмущением.
И Сэнни вполне её чувства разделяла. Илинора умела бесить других, и это доставляло ей удовольствие.
– Ладно, ладно! – смилостивилась Илинора. – Это слова из вернигской саги, в лиорентийском переводе. Там еще было, если мне… правильно помнится… – Она, конечно же, снабдила последние слова язвительной улыбкой. – «Следует мужу в меру быть умным, не мудрствуя много. Лучше живется тем людям, чьи знанья не слишком обширны. Жёнам же знать ничего не положено вовсе».
– Мама! – воззвала Джионна.
– Что не так?
– При чем здесь дерево?
– Эти слова, упомянутые мною, вложены в уста священного вернигского Древа. То есть, не совсем в уста. Оно… по-другому изъясняется. – Илинора резко помрачнела.
– Что значит ваше – расплатились – не расплатились? Сполна или нет?
– Это значит, что нам еще есть, что терять. В том числе и Кенлару. Кого терять. Джионна, как ты думаешь, что я испытывала, когда ты умирала рядом со мной, а я ничего не могла сделать?
С лица Джионны вмиг схлынула краска, и она почти прошептала:
– Знаешь ли, ты тоже рядом со мной умирала, а я ничего не могла сделать… Так что мы квиты.
– Неважно, – сказала Илинора.
Сэнни обхватила руками голову, взъерошила волосы, совершенно растрепав прическу, спросила, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и вежливо, а не требовательно:
– Вы можете мне хоть что-нибудь нормально объяснить?
Илинора переглянулась с Джионной, посмотрела на Сэнни и все-таки ответила:
– После родов. Третьих. Я пролежала три дня. В горячке. Одной ногой в могиле. Это была наша с Хемом ужасная ошибка. Неважно.
Да, конечно, вообще все «неважно». «Наша с Хемом ужасная ошибка». Ошибка. Не случайность. Зато понятно, почему Джионна решила заняться медициной. И понятно, что Илинора чувствовала перед ней вину, и сейчас предпочла взять на себя инициативу в дальнейших откровениях.
– Я до сих пор помню те дни, – тихо сказала Джионна. – Они намертво мне в память впечатались.
– Этот осел, Ингар, уже тогда к Джионне неровно дышал. – Илинора хмыкнула. – Я только очнулась, глаза открыла – а они стоят у моей кровати, Ингар ее обнимает, прижимает к своей груди. А ведь тебе, Джи, десять лет всего было!
– Он меня просто утешал и поддерживал, – возразила Джионна.
– Вытирал слезы, гладил по голове, убеждал, что всё будет хорошо… И что никому не позволит тебя обидеть.
Сэнни отловила взгляд Илиноры – настолько глубокий, что до дна и не донырнешь.
– Рожать третьего ребенка в твоей ситуации было смертельно опасно, – выговорила Сэнни. – Ты сказала – ошибка, твоя и Хеймира. То есть, вы знали о риске?
Что-то здесь все-таки не стыковалось. Илинора, конечно, не образец разумности и здравомыслия, но она вовсе не безответственная. Она не могла не думать о дочери и сыне, которые у нее уже были. И Хеймир, конечно, тоже.
– Неважно, Сэнни, – с нажимом повторила Илинора, но потом, вздохнув, добавила: – Нет, не знали. Мы повели себя слишком самонадеянно. Когда я рожала Юста, у меня не было никаких проблем, и мы решили… решили, что и в следующий раз все пройдет на ура. Кенлар с Геррой, когда узнали, жутко ругались. Герра говорила, что надо избавиться от ребенка, пока не поздно, но я, естественно, не послушалась.
Илинора недоговаривала. Полностью картинка по-прежнему не складывалась.
– Чья это была идея? – спросила Джионна, явно не просто так.
– Моя, – тут же сказала Илинора.
– Неправда, – заявила Джионна без колебаний, словно ожидала такого ответа. – Это была отцовская идея, это он тебя убедил. Будь иначе, ты не стала бы его винить в случившемся. Не порвала бы с ним. А он не чувствовал бы себя столь безумно виноватым.
– Какая разница, Джионна? Я же взрослый человек и сама в состоянии принимать решения. Это решение было моим ровно в той же степени, как и его. И ответственность лежала на нас обоих. Сваливать все на Хема было неправильно.
– Дело не в этом, – сказала Сэнни. – Дело в том, что для тебя средством была ты. И для Хеймира – тоже ты, а не он сам.
– Слишком ты… мозговитая. – Илинора бросила на Сэнни оценивающий и привычно насмешливый взгляд. – Справедливости ради, Хем не мог сделать средством себя, и наши отношения несколько сложнее – мы никогда себя не считали… независимыми друг от друга. И я никогда не обманывалась насчет его достоинств и недостатков. Он – такой, какой есть. «Винила» и «не могла простить» – не совсем верные выражения. Просто он стал для меня… чужим, я не чувствовала к нему того, что раньше. И эта отчужденность между нами прошла нескоро. Хорошо, что прошла. Хем всегда знал, что хочет. Он очень старался вернуть былое, долго и терпеливо, долбил в уязвимые места… И Ингару присоветовал потом ту же тактику. Они оба навязчивы и прилипчивы. С этим трудно бороться.
Джионна бросила на мать задумчивый взгляд. Итак, Илинора, как ранее Джионна, решила пооткровенничать на тему несовершенства супружеских отношений. По-видимому, с той же целью – из-за Юста. Сэнни не стала вестись.
– Вы с Хеймиром знаете, почему Юст и Альгис – маги, а Джионна с Ингаром – нет? – спросила она.
Она не надеялась на сколь-нибудь подробный ответ. Но случилось почти чудо. Илинора некоторое время размышляла, переводя взгляд с нее на Джионну, и выдала:
– Ладно. Я обещаю, что расскажу вам, но позже – когда Хем вернется. Не считаю себя вправе рассказывать без него. И, предупреждаю, я знаю далеко не все.
– Правильно ли я понимаю, – уточнила Джионна, – что ты хочешь договориться с ним о том, что именно рассказывать, а что нет, или какую версию рассказывать, чтобы не попасться на противоречиях?
– Джионна, это касается нас обоих, и я хочу, чтобы он разделил со мной… последствия.
Скелет, вот-вот готовый вывалиться из шкафа. Наверное, стоило смолчать, но Сэнни не удержалась:
– Если бы Хеймир был здесь, он бы… убедил тебя этого не делать?
Как раньше убедил, что неплохо бы завести третьего ребенка.
– Неважно, – снова сказала Илинора. – Я обещала – значит, расскажу. Ему не понравится, это да. За его спиной не буду – так неправильно.
