Нюра – малолетняя разбойница, у нее рассеянное внимание, при котором, однако, она замечает все, но происходящее местами пропускает, так как видит его в промежутках между игрой в машинки – их у нее целая коллекция, и часть ее она носит с собой в карманах.
– Babu, qué hermoso! (Бабу, как красиво!) – говорит Нюра на всех станциях, озираясь вокруг.
«Бабу» – сокращенно от «бабуля», несмотря на свой нежный возраст, у Нюры саркастический темперамент.
Я с ней согласна, все станции – изумительной красоты (теперь, после знакомства с метро других стран, я способна оценить уникальность привычного нам московского метро), и я испытываю заслуженную гордость за свою страну, но перед выходом из дому тщательно планирую маршрут, чтобы все же не попасть с ребенком в час пик.
Нюра из латиноамериканской столицы, где есть метро, но размах московского метро и просторы самой Москвы потрясают Нюру настолько, что временами боюсь, как бы у нее не открутилась голова.
Летом в метро всегда больше гостей столицы. Но в этот раз случай особенный – идет чемпионат мира по футболу. В вагон входит группа латиноамериканцев. Они ошиблись и пытаются разобраться, в какую сторону ехать. Я объясняю им по-испански, они радуются неожиданной помощи на родном языке. Нюра в восхищении от моей осведомленности:
– Babu, tú sabes todo! (Бабу, ты знаешь все!)
Мне смешно:
– Миленькая, я же отсюда. И папа твой, ты забыла?
Вот большая группа японцев. Они фотографируют архитектуру станции. Москве к туристам не привыкать. А в метро их водят непременно. Японцы путешествуют большими группами и фотографируют восторженно. В Мадриде они выглядели также и вели себя одинаково.
– Пикассо? – весело спрашивали они меня в самолете, указывая на мою папку художника.
Мы садимся с Нюрой на лавочку в центре зала на Киевской кольцевой и ждем нарочного – сын мне кое-что передал. Мы всегда пользовались оказией с друзьями и знакомыми, чтобы не тратиться на дорогие пересылки, чтобы было быстрее и надежнее, и всегда делали это по доброте душевной – бесплатно, разумеется. Так было принято, никто бы и не взял денег, еще бы и обиделся, предложи ему.
В этот раз девушка, которая взялась привезти передачу, сразу назвала цену. При этом цена превышала стоимость передачи. Не дрогнув, я дружелюбно согласилась. Сказалась привычка к работе с чужими культурами.
Мы переписывались, пока она совершала переезд и назначала встречу, и переписка с ее стороны всегда носила ровный характер. Поэтому, когда я вижу, как она подходит к нашей лавочке – привлекательная, модная – я улыбаюсь ей, собираясь не только поблагодарить, но и поинтересоваться ее перелетом. Но девушка без улыбки удостоверяется, я ли это, передает мне конверт, кивает и уходит.
«Интересное явление»,– думаю я, провожая ее взглядом.–«Надо полагать, постреформенное».
– Бабу,– наконец слышу я Нюру и улавливаю ее озабоченный сарказм, – Es entrega ¿he? (Это что, доставка?)
Мы с Нюрой живем в Новой Москве, но на той ветке, где нет метро – у нас электричка до Киевской. Я люблю Подмосковье, это часть моего города – наша дача, дачи родственников и друзей, летняя дача моего детского сада, школьные походы по местам боевой славы и студенческие путешествия по историческим и архитектурным достопримечательностям.
Мне нравится, что на Киевской сразу попадаешь в центр. Это благодаря размаху торгово- развлекательного комплекса «Европейский». Когда его строили – с задержкой на несколько лет – он был большой помехой в нашем маршруте. Но теперь, в своем мерцании огней, рекламы, музыки, толпы курящих и встречающихся снаружи людей, он одним своим видом поднимает тебе настроение, а ведь можно еще зайти внутрь, как минимум в супермаркет «Перекресток», или выполнить массу дел в других магазинчиках с приятностью для себя.
Нюра привычна к роскоши торговых центров, но «Европейский» впечатляет и ее:
– Babu, qué bola más grandiosa! (Бабу, ну и грандиозный шар!) – на последних слогах ее голос понижается до драматического хрипа.
Выбирая место для жилья в Новой Москве, я исподволь выбрала ближе к привычным маршрутам старого жилья на Можайке, поэтому Киевская – мне родной дом. «Дом книги» на Новом Арбате, учебный театр Щукинского училища – на Старом, Манеж – на Библиотеке Ленина, Союз Писателей – на Большой Никитской, нужное посольство – на Мосфильмовской, Пушкинский музей – на Кропоткинской, Центральный Дом Художника – на Октябрьской; все эти привычные и нужные мне маршруты с переездом остались в прежней доступности.
Мое поколение выросло среди названий метро и улиц советского периода, поэтому я безбожно путаюсь в центре Москвы среди возвращенных исторических названий: Полянка, Солянка, Ордынка, Якиманка, – хотя сами названия знаю с младых ногтей по классической русской литературе. Что говорить о названиях новых станций метро, строящегося с космической скоростью и к моему полному восторгу – я их просто игнорирую, полагаясь на схему метрополитена и поиск в интернете.
Москва уже не город, а мегаполис. Это закономерно, но грустно. В мегаполисе нет того городского единства, когда можно пойти вечером в театр и вернуться домой хоть и поздно, но сегодня. Город и пригород для меня более органичны потому что обозримы… Мне нравится тот пригород, который развивается не как часть Москвы, а как город-спутник и связан транспортом с Москвой. Как, например, Красногорск. В его современной городской централизованной структуре сохранилась прелесть заросшего зеленью Подмосковья: тишина малолюдной улочки, палисадник с вишневыми деревьями, дом, выстроенный пленными немцами, в окне… – и я теряю ощущение времени… – герань за тюлевой занавеской.