Наталья Томасе
Трепетный зов высоты

Полная версия

Ханна, хитро улыбаясь, предложила всем покинуть пещеру и отправиться в находящуюся по близости тратторию²², отметить встречу. По дороге змея, как бы ненароком, сообщила Тавору, что родители Стэи с Терры и зачет-то подмигнула ему. Мужчина был немного удивлен: от девушки исходили высокие частоты, да, это не были высокие вибрации его уровня, но для террянина из «одноэтажного мира» это было потрясающе.

– Значит, ты летишь на Терру, – в голосе Стэи слышалась небольшая зависть, – я бы тоже хотела посмотреть на свою прародитель. Мне, почему-то, кажется, что там живут физически сильные, умные и здоровые люди.

Тавор засмеялся:

– Думаю, ты ошибаешься. Разумные Расы в Галактической Империи наделены высоким интеллектом, гораздо выше чем особи на Терре.

Девушка несогласно покачала головой.

– Высоким интеллектом наделены роботы и компьютеры. Мы же зависим от них, в нашей памяти ничего нет, все на поисковиках: «небе», «облаках», «снежинке». Мы перестали принимать усилия, что-либо запомнить. Мы знаем ровно столько, сколько нам закачали в мозг необходимой информации для нашей службы.

Тавор недоверчиво посмотрел на Ханну, которая, лишь молча, сделала выражение лица «ну-она-же-права».

В этот момент браслет на руке Стэи запищал, она сморщила носик и сильно щелкнула пальцами по появившемуся экранчику.

– Прими таблетку, – проговорила она электронным голосом, копируя робота. А потом хмыкнула и раздраженно добавила, – вы не находите, что мы все больше и больше зависим от лекарств. Наше тело перестает «думать», и мы привязаны к этому дурацкому браслету, полагаемся на пилюли для выполнения нормальных, природных основных функций организма. Так, в будущем, мы вообще станем рабами медицинских технологий. Зачем лечить почку?! Можно заменить на искусственную! А зубы? Болит один? Удаляй все! Мы ввинтим новые! Поменяем все, ты будешь совершенный, здоровый…робот!

Она так восторженно и с сарказмом говорила об этом, что Тавор невольно засмеялся.

– Та говоришь об этом так уверенно, что я начинаю думать, что ты права.

Тавору было интересно со Стэей, он даже забыл о присутствии Ханны, которая молча наблюдала за ними.

– Ладно, согласен, лично меня браслет тоже иногда пытается вывести из равновесия. Но все же, благодаря нашей медицине многие получили возможность жить нормальной жизнью. Вон, видишь Ящера из созвездия Дракона? – он кивнул в сторону стойки, – если бы не наши технологии, парень не смог бы больше летать. Заметила? Крыло искусственное, хоть и практически не отличается от настоящего. А вон – Белая ведьма с Лиры. У нее искусственный мозг. Без браслета она бы ничего не соображала: где она и кто она. У нее распад психических функций, и думаю, она благодарна Конгломерату за этот браслет.

Стэя исподлобья смотрела на Тавора, а потом ее чувственные губы разъехались в отрытой улыбке:

– Тебе хорошо рассуждать об этом с твоими вибрациями, – нетвердым голосом проговорила террянка, – ты всех их непросто видишь, ты чувствуешь, что у них внутри. Сопереживаешь им.

– Это нормальная вселенская любовь. И я не сопереживаю им, я их принимаю такими, какие они есть.

– Значит, ты всех любишь?

Мужчина кивнул.

– И меня? – ее испытывающий взгляд сверлил Тавора, который не выдержал его и перевел глаза на Ханну, поедающую рисовую похлебку.

Она скорее не заметила недоумевающего взора Тавора, так как у нее было плохое зрение и слух, но прекрасное обоняние, почувствовав запах растерянности и смущения, исходивший от мужчины, подсказало ей вмешаться в разговор:

– Стэя, у него высокий уровень вибраций и высокое излучение, если ты имеешь в виду любовь, о которой я тебе рассказывала, то Тавор далек от этого. Любовь к индивидууму, запрещенная в Империи, для него невозможна.

– Ну как можно без познания любви к одному человеку любить всех?! – ошеломленно воскликнула девушка, и Тавор увидел, как вокруг нее заиграла целая гамма различных оттенков, показывающих ее искренность, добросердечность и бесхитростность. – Это не любовь, это терпимость какая-то: все разные, невозможно любить белое и черное одновременно, добро и зло, красоту и уродство, – тихо добавила она и опустила голову, – а если это так, то ты кривишь душой.

Гармоническое состояние сотрудника группы «Артель» было нарушено. И нарушила его эта не красива по меркам Конгломерата девушка, которая оказалась способной чувствовать невидимый, неизвестный ему энергетический мир. Она была настроена на какую-то особую частоту восприятия законов Космической Империи. Тавор поймал себя на мысли, что он уже не обращает внимание на ее нестандартную внешность. Ее природная естественность и легкость в суждениях, сопричастность к каким-то тайным знаниям наделили ее очарованием, которое притягивало словно магнит.

… Он возвращался домой на Бетельгейзе с каким-то странным, неведомым доселе чувством. Он даже не мог себе ответить, откуда это пришло: от ЕЁ завораживающего пения, от взмаха пушистых ресниц, открывающих большие голубые, словно озера, глаза, в которых он тонул; от того, что ее «перевернутый» рот был таким необычным и притягивающим. Просто в один момент его мозг начал вырабатывать какое-то дурманящее вещество. Его влекло к НЕЙ, и это не поддавалось контролю. Это новое чувство было как свежий глоток, дающий невероятное количество сил и бурю эмоций.

«Надо поскорее решить все на Терре и вернуться, узнать, что за сказки рассказывает Ханна, – старался рассуждать здраво Тавор, – скорее всего, Космический Разум приготовил для меня еще одну ступень в развитии, именно поэтому я случайно встретил Стэю. Но случайности, как известно, не случайны.» И он мысленно «отправил» сообщение Азаваку о встрече.

ххх

А догон, слишком долго ожидавший известий от «артельщика», сам решил поехать к Тавору, еще до получения его «сообщения». Между этими двумя квиритами²³ были отношения, нехарактерные для жителей Конгломерата: это была не только духовная близость и общность интересов, это были доверительные и бескорыстные отношения. Они могли обратиться друг другу в любой ситуации и получить поддержку, между ними была внутренняя близость. Все это было чуждо, даже запрещено Межгалактическим Законом: ничего личного, никакого выделения индивидуума из общества.

Азавак, знавший Тавора много космических лет, ехал и гадал, почему тот моментально не связался с ним, как только получил задание. Его могло отвлечь только что-то более существенное, чем вечно проблемная Терра. Мозг догона работал словно системный блок в его космолете, перебирая все возможные причины: от смерти Тавора до вторжения из Антимира. В трехмерной графике он представлял себе тот или иной расклад. Азавак был отличным КИНом, но в его мозг не было заложено умение анализировать полученную информацию и мыслить логически. Для этого в пилотной системе существовала «МАМка»²⁴, ну или спец-аналитик одного из подразделений «Артели», любитель покопаться в мозгах и системах, тот, кто в совершенстве владел методами анализа и был способен прогнозировать процессы и разрабатывать перспективные программы развития. Таким, каким был Тавор.

Навороченный по последнему слову техники беспилотник догона начал выворачиваться и резко затормозил, явно получив какие-то сообщения от приближающегося навстречу торий-мобила. Азавак выглянул в окно и, заметив вылезающего из кара Тавора, посмешил покинуть такси.

Они приветствовали друг друга, коснувшись кулаком каждый своего плеча, и вошли в дом. Квартира с террасой на крыше находилась на последнем этаже высотки. Это была большая студия с панорамными окнами во всю стену, разбитая на зоны белыми модульными мебель-блоками, которые трансформировались в зависимости от предназначения на кухонный модуль, спальный и гостиный. В закрытом виде эти мебельные блоки были словно расставленные по квартире разного размера обтекаемой формы коробки, ну чертовски функциональные и эргономные. Осветительные приборы не являлись каким-то украшением, они наполняли комнату дополнительным светом и выделяли необходимые зоны. От этого было ощущение простоты, органичности формы и даже какой-то бесконечности.

Азавак развалился в массивном кресле, которое сразу же приняло форму его туловища. Тавор, разлив марочный виск-син²⁵ по бокалам, протягивая его приятелю, уселся радом и мысленно приказал трансформироваться экранной тумбе. На видео панели появилось миловидное лицо Левины, и она с хрипотцой, словно простуженная, начала рассказывать о своих эмоциях от их встречи. Тавор театрально закатил глаза и вспомнил лицо Стэи. Он посмотрел на Левину и невольно начал сравнивать ее со своей новой знакомой. И дело было даже не во внешности, тут Левина выигрывала бесспорно. Он думал о своих эмоциях, чувствах, которые вызывали в нем эти две совершенно разные девушки. Левина была словно … правильно сконструированный робот: она всегда было со всем согласна, а если что-то было не так, то в ее «программе» наступал сбой, и она тут же принимала соответствующую пилюлю. Она не была сама собой, она была тем, кого хотели видеть. Впрочем, она, наверное, ужу и сама не помнила, какая она на самом деле: какой натуральный цвет ее кожи, какой формы рот, длина рук и ног. Из-за множеств операционных метаморфоз по «улучшению» себя и, следуя моде, она даже потеряла способность к естественной трансформации. От былой «львицы» осталась только пышная рыжая грива, отрастающая буквально за ночь на бритой голове девушке. После долгой борьбы с этим Левина смирилась и оставила волосы такими, какими ее наградила Природа.

А Стэя, вся озарённая каким-то внутренним светом, дышала удивительным спокойствием, любопытством и любовью к жизни.

При мысли о террянке у Тавора участился пульс, и браслет тут же отреагировал советом принять таблетку, нормализующую гормональный фон в организме. Но он не хотел останавливать разматывание этого клубка из психоэнергетических нитей, которые вдруг начали связывать его сейчас со Стэей. Тавор прикрыл глаза, но басовитый голос Азавака вернул его к действительности:

– Старик, я тебе завидую, – он восторженно смотрел на экран, не замечая состояния приятеля. – Она такая красотка. Но почему ты? Почему тебя выбрала «Система» в отцы ее ребенка? Это не справедливо, – театрально плакался догон.

Азавак, улыбаясь, посмотрел на задумчивого Тавора, который казалось с трудом понимал, что его спрашивают.

– А ты, вроде, как и не рад? – лицо догона вытянулось в удивлении.

– Что ты знаешь про любовь? – неожиданно спросил Тавор приятеля, сверля его своим пристальным взглядом, – я имею в виду любовь между индивидуумами.

Видео на экране погасло, скорее всего, от мысленного приказа хозяина. Азавак хитро усмехнулся и, качая головой и растягивая слова, произнес:

– Только не говори, что ты был на Змееносце, – и, помолчав, добавил, – ну и как ОНА?

Тавор без объяснений понял о ком речь:

– Как всегда: безэмоциональная отстраненность, – не сказав правду, с апатичными нотками в голосе, чтобы казаться равнодушным, ответил он.

– Да уж, ее ледяному спокойствию можно позавидовать. До сих пор перед глазами ее равнодушный, не моргающий, стеклянный взгляд, когда ты сообщил ей о смерти Тайпана.

– Он был бунтарь и предатель, – зло огрызнулся Тавор, но на его лицо легла печать боли, разочарования и где-то даже сожаления. – А Ханна, хоть и была его матерью, в первую очередь, она законопослушный квирит Галактической Империи.

В комнате повисло молчание, словно создавая пространство для работы мысли. Слова, произнесенные Тавором, были словно слиток серебра, погруженный в чистую воду, они приобретали смысл и вес лишь благодаря молчанию, омывающему их.

Тишину разорвало колоритное хриплое сопрано Левины, снова неожиданно появившейся на экране.

Но мужчины не обращали на нее внимание, каждый думал о своем.

– У нас в «Псах»²⁶ поговаривают, что эти чипы, вживляемые в мозг для управления техникой силой мысли, будут обязательными, – скептические нотки прозвучали в голосе Азавака.

– Им мало браслетов, следящих за каждым нашим действием, за каждой нашей эмоцией. Нужно еще и чтоб мысли были подконтрольны. Я уж как-то по старинке, – усмехнулся Тавор, – силой своих вибраций, не люблю новшества.

«Терра – гигантский полупроводник, поддерживающий постоянный космический энергообмен, – вещал приятный, немного слащавый женский голос. – Станционные башни, построенные в виде пирамид на энергетических меридианах, связаны туннелями и имеют внутри генераторные кристаллы, вырабатывающие тонкие духовные энергии разных качеств, которые распространяются по всей планете».

– Ты не находишь, старик, что ее внешность и голос отвлекают от восприятия серьезной информации, – голос Азавака был взволнованным, хотя сам догон внешне казался спокойным.

Тавор не ответив, лишь пожал плечами.

«В зависимости от комбинации вложенных кристаллов, энергия может действовать по-разному, даже как оружие. Если станция стоит рядом с водой (река, море, океан) мощность ее увеличивается…»

– Ладно, – заключил хозяин и приостановил видео, – все это официальная информация из академического учебника, рассказывай, что ты видел необычного во время дежурства на луче.

– Станции в Кеми²⁷ – символы пояса Ориона. Большая из них ориентирована так, что в дни весеннего и осеннего равноденствия солнце точно в полдень показывается на вершине башни. Если вдруг что-то случится с космолетом, и его не будет на луче, только в эти два дня можно связаться с Конгломератом на прямую.

– И что надо сделать? – в голосе Тавора было скорее любопытство, чем озабоченность.

– Надо выставить кристаллы в последовательности, соответствующей данной планете, и откроется портал, – Азавак говорил это так тихо, словно он выдавал какую-то вселенскую тайну.

– Аза, ну что за привычка?! – усмехнулся «артельщик», – нет, чтобы четко и ясно рассказать, как и что, зачем и почему. Все из тебя надо вытягивать по крупицам. Последовательность какая?

Догон смутился:

– А я откуда знаю?! Там радом с пьедесталом с кристаллами должная быть табличка с инструкцией… Наверное.

Мужчины посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Надеюсь, не понадобится. Куда ты денешься с луча?! Ну если только не захочешь меня там оставить, чтобы стать отцом ее ребенка, – сказал с сарказмом Тавор и кивнул в сторону экрана.

– За кого ты меня принимаешь?! – обиделся Азавак, – у меня кишка тонка идти против «Системы». Я не Тайпан, тот мог, а я нет.

Тавор растер лицо руками, словно умываясь, «нарисовал» несколько кругов плечами, сморщившись от боли, и с серьезным выражения лица поинтересовался, как отказать Левине.

Лицо Азавака вытянулось в удивлении и, качая головой, он озабочено проговорил:

– Старик, на это нужна очень весомая причина.

И вдруг он весело рассмеялся:

– Представляю зеленое лицо Левины, от злости и презрения оно станет коричневым, а ее новый вытянутый подбородок снова станет квадратным.

Но Тавору было не до смеха и он, лишь скривив на одну сторону тонкие губы, встал и пошел в кухонный блок за бутылкой виск-сина.

– Еще интересное про Терру, – услышал он голос Азы, – рядом с планетой есть Черная дыра. Она, как и все другие, работает вроде пылесоса, утилизируя «беспорядочные» материи и выпуская во Вселенную переработанную материю и информацию для развития.

Тавор через плечо посмотрел на приятеля:

– И в чем необычность этой?

– Туда же отправляются и души умерших, чтоб снова, переродившись, вернуться на планету.

Брови «артельщика» стремительно взлетели кверху, лицо сначала стало глуповато-изумленным, а потом на него легла печать озадаченности.

– Ты сам это видел?

Азавак лишь молча кивнул.

– Ну, это значит, что Черная дыра у Терры работает как наша «Кладовая энергии»²⁸, с той разницей, что «материал» туда поступает вообще не фильтрованный. Поэтому, чем больше темных свечений и низких вибраций входит, тем больше их и возвращается на планету, по правилу «минус на плюс дает минус». Вот что имела в виду Ханна, говоря, что очистить планету от паразитов можно только увеличением чистоты своих вибраций.

– Ты только представь, какие от этого могут пойти чудовищные гамма-всплески. Там может скрываться что-то более ужасное, чем было в Черной дыре Антимира, то, что может уничтожить не просто одну планету, а целую галактику, – в голосе Азавака было и волнение, и страх одновременно.

Видео Сервиса хранения галактической информации заработало снова, милое лицо сотрудницы исчезло, и закрутился калейдоскоп с быстрой сменой явлений, лиц, событий, кадров. Менторский тон рассказчика, сопровождающий показ, повествовал о привычках террян, их религии, культурах, о физиологических функциях, необходимых для сохранения человека как биологического вида.

– Кто-то, вернувшийся с Терры, говорил мне, они это делают не только для размножения, – вдруг вставил свой комментарий Тавор, – этот процесс приносит им психическое и физиологическое удовлетворение.

– На Терре, старик, все по-другому. Когда остаешься там надолго, низкочастотные вибрации планеты обволакивают тебя, и ты становишься одним из «одноэтажки». И надо прикладывать огромное усилие, чтобы оставаться на своей волне. Посмотри, что Терра сделала с Тайпаном.

Тавор отрицательно покачал головой:

– Терра лишь дала толчок и оголила его внутреннюю сущность. То, что вожди Конгломерата воспринимали за самоуверенность, оказалось высокомерием, свобода – циничностью, а упорство – упрямством и твердолобостью. Еще не известно, каким оттуда вернусь я, – съязвил «артельщик», – может моя вселенская любовь и снисходительность не что иное, как высокомерие и…, – он улыбнулся, вспомнив слова Стэи, и добавил, – терпимость.

Азавак бросил на Тавора недоверчивый взгляд и неуверенно произнес:

– Надеюсь, мы не зависнем там надолго. Ладно, – глубоко вздохнув и встав с удобного кресла, догон ударил себя по ногам и направился к двери, затем вдруг остановился и еле слышно прошептал, – как тебе удалось отключить систему наблюдения в квартире, ты так спокойно обо всем говоришь.

Тавор лишь хитро улыбнулся и постучал пальцем себе по лбу:

– Всё в голове, старик: и проблемы и их решения…

… Включилось зажигание, воспламеняя топливный луч света. Двигатели быстро набирали мощность, все сильнее давя на космолет. Опоры откинулись, освобождая ракету, и она с оглушительным ревом, как бы на «огненном столбе», унеслась в верх…, туда, в безвоздушное пространство, в пустоту. Но, говоря правильнее, не в полную пустоту. Все это пространство было пронизано лучами Солнца и летящими от звезд осколочками атомов. В нем плавали космические пылинки и метеориты. Пролетая в окрестностях многих небесных тел, космолетчики ощущали следы их атмосфер. Поэтому, все-таки это была не пустота. Назовём его просто – Космос.

Долетев до звездной системы Плеяд космолет опустился в порте подскока. Пересев на галактическую капсулу Тавор и Азавак подошли к межгалактическому порталу. Они увидели перед собой блестящий голубой свет, исходящий из того, что выглядело как мерцающий туннель. Капсула на "волне звука" нырнул в него, и ее завертел мощнейший поток, вращающийся с невероятно большой скоростью, относящий ее на Станцию информационного контроля рядом с Террой…

Наше время. Планета Земля

«Приснится же такая мутотень», – открывая глаза и, кривя узкие губы в усмешке, мужчина лет сорока растянул тело в постели. Кинув взгляд на часы, висевшие на стене, он взял телефон и нажал кнопку быстрого набора. Прикрыв глаза и, закинув свободную руку за голову, он ожидал ответа.

– Абонент временно не доступен или… – раздался безразличный голос оператора.

– Или абонент загулял, – скопировав металлический голос отреагировал мужчина и отбросил телефон на кровать.

Потянувшись еще раз, он вскочил и накинул махровый халат на голое тело. Мужчина был худощав, но при этом не производил впечатление «узкого». Он был каким-то компактным, словно творец поставил себе задачу сделать его из возможно меньшего количества материала. Он был не высок, но длинные, сильные ноги и твердые ягодицы выдавали в нем любителя – бегуна. Наверное, поэтому его походка немного напоминала лошадиную рысь.

Проведя четверть часа под душем, насвистывая мотивчик детской песенки, мужчина закончил водные процедуры выливанием на себя ведра с холодной водой под свои же оглушительные крики. Несмотря на многолетнюю практику, он постоянно испытывал страх перед этим ведром, но ему нравилось это состояние с выбросом в кровь адреналина и ни с чем не сравнимое чувство бодрости и своего рода перерождения. Растерев тело, он укутался в теплый халат и направился на кухню. Утреннюю тишину прорезал неожиданный телефонный звонок.

– Звонил? – женский голос был мелодичный, но недовольно-заспанный.

– Звонил.

Повисла неловкая пауза.

– Я думал, ты приедешь после работы, – неуверенно, растягивая слова прервал молчание мужчина.

– Ты же был с мужиками.

– Ну, так спать я домой еду, ты же знаешь, – в голосе слышались нотки недоверия.

– Поздно закончила, устала. Шеф-садист сказал, чтобы отчет был готов к концу недели. А эта новенькая, неуч сиськастая, пустое место. Ее и взяли только потому, что явно «села» туда, куда надо, а мне теперь отдувайся за это, – зло рявкнул женский голос.

– Хочешь приеду?

– Не стоит. Мне надо поработать сегодня. Отчет этот гребаный еще не готов.

– Ну так я помогу.

– Что про меня скажут в офисе? Вообще охренел?!

– Ладно. Освободишься, позвони. Заеду за тобой, – разочаровано проговорил мужчина.

Он отшвырнул, чертыхаясь, телефон на кровать и направился на кухню делать завтрак.

Бекон и яйца шкварчали на сковородке, кухня заполнялась приятным миксом из запаха еды и молотого кофе.

Телефон снова подал признаки жизни.

– Кристина?! – в голосе звучали нотки надежды.

– Знаешь, Меркутов, ты не приезжай.

– Ну так я понял, что ты занята сегодня, что перезванивать?

Молчание…

Зловещее молчание, рождающее чувство не комфорта. Мужчина понимал, что за этим красноречивым беззвучием стоит что-то большее, чем просто «не приезжай». В трубке слышалось сопение, а потом женский голос быстро выпалил, словно боясь, что кто-то закроет ей рот:

– Мне одиноко с тобой, Меркутов. Я как брошенка какая-то. У тебя на меня вечно нет времени: сначала были эти гребаные летные часы, которые тебе по зарез нужны были для новой работы. Потом эта старая «этажерка», которую ты притащил с «кладбища» и пытаешься снова заставить летать. Я уже не говорю о вечном стрессе от страха, что кто-то позвонит и скажет: «Машина потеряла управление, пилот не успел катапультироваться…». И тогда три года коту под хвост, ты даже не удосужился мне сделать предложение за все эти года. С меня довольно.

Ни мужского гласа, ни воздыхания. Лишь сосредоточенное молчание, указывающее на обдумывание ситуации.

– Не могу взять в голову, за что ты больше переживаешь: за то, что «коту под хвост» или за то, что «пилот не катапультировался»? – с сарказмом спросил мужчина.

– Дебил! Между нами все кончено! – резко бросила Кристина, словно выплюнула попавшего в рот жука.

Мужчина сморщил свой аккуратный, четко очерченный, с хорошо видной переносицей нос. Подойдя к стоявшему в углу глобусу, выполнявшему роль домашнего бара, Меркутов взял бутылку виски и, откупорив ее, вспомнил всю нецензурную лексику. И только он поднес горлышко к губам, в дверь позвонили.

В дверях стоял высоковатый, широкоплечий мужчина средних лет с резкими чертами лица и довольно густыми бровями, сходящимися на переносице и образующими букву “V”. Крупные, широкие кости были «одеты» хорошо развитыми мускулами, но при этом он не казался накаченной «скалой».

– Я, конечно, понимаю, что где-то в Японии самое время открывать Саке, но у нас только девять и начинать день с вискаря…, это не наше лекарство, – и он залился задорным смехом, поднимая руку с мешком, позвякивая полными бутылками. – Я их два дня в холоде томил.

Речь гостя была немного «растягивающая» с характерным латышским акцентом.

– А начинать день с плебейски–массового бухла – это наше лекарство?! – приветливо улыбался хозяин. Ни одна мышца на лице не показывала его неприятности.

– Пивас – это не бухло. Как говорят в Латвии, это продовольственный продукт, жидкий хлеб, – серьезно произнес гость.

Мужчины прошли в комнату, и гость стал выставлять на небольшой журнальный столик «батарею» пивных бутылок.

– Хавать будешь? – поинтересовался хозяин.

– Конечно буду. Я как тот тинейджер – вечно голодный.

– А меня «Крыса» бросила, – с каменным лицом начал Меркутов, открывая крышку одной бутылки о другую и протягивая ее приятеля.

– Значит уже знаешь, – облегченно выдохнул приятель.

– Сказала, что я лох, которому женщины не нужны и что у меня как в той песне: «Первым делом самолеты…».

Идя на кухню, Меркутов выкрикнул:

– А ты откуда знаешь? Или она уже перетерла со всеми?

– А…а, – протянул латыш, – а то, что у нее другой «хрен» тоже сказала? Или только то, что ты мудак-карьерист?

Сказанные спокойным тоном слова друга были, как апперкот под дых. Меркутов почувствовал неприятный привкус ярости. Ему хотелось орать, вопить от несправедливости, но, как всегда, на людях, он подавил приступ бешенства. Возможно, потом, в одиночестве, он будет кипеть от ярости, но сейчас он просто был обязан сохранить «интеллигентное лицо и шляпу», которые все привыкли видеть на нем. Не проронив ни слова, он пожарил еще несколько яиц с беконом для друга и вернулся в гостиную.

– А знаешь, Арни, может это и к лучшему, – серьезно, даже где-то с равнодушием, произнес он, – мне надоели ее вечные причитания, ревность, я уж не говорю о периодической, – он показал знак кавычек, – «усталости» и «головной боли». Я триста дней в году на аэродроме, на хренась мне истеричка и невротичная скандалистка с постоянным отсутствием желания?!

Он помолчал немного и, вопросительно взглянув на гостя, спросил откуда он знает подробности о «Крысе».

– Сам видел. Вчера в клубе. Вы все по домам, а мне ж надо было «догнаться», ну и по бабам, – оскалил зубы Арнис. – Короче, полагаю, если бы твоя змея меня не увидела там, вряд ли бы решилась сообщить тебе. Бес их знает, как долго у них, но выглядело ни как…, – эмитируя пьяную речь, мужчина выдавил из себя, – «девушка, не слиться ли нам сегодня в экстазе».

Друзья засмеялись.

– Почему «змея»? Змея – мудрая, а «крыса», она и есть крыса, – грустно усмехнулся хозяин.

– А у нее фамилия «змеиная». Чускина. А по-латышски «чуска» – это змея. Так что, Игос, пригрел ты на груди неведому зверушку, чудо генной инженерии под названием «крысозмей», – и вдруг не к месту добавил, – шпек²⁹ где берешь? Вкусный.

– Деревенский, на базаре. Да тебе с бодуна все жирное вкусно будет.

– Серьезно, вкусный, как у омы³⁰ на хуторе. Она пирожки с таким делала.

– Пироги с салом?! – скривился Игорь.

– Эээ, такой цимус! – Арнис поднес к губам троеперстие и звучно чмокнул.

… Через два дня летчик-испытатель подполковник Игорь Меркутов прибыл на службу, в летно-испытательную часть.

– Завтра пригонят новые «этажерки», – начал брифинг полковник Арнис Скуя. – В ходе испытаний проверяем их на устойчивость, управляемость и маневренность. Режимы работы бортового комплекса по воздушным и наземным целям пока не трогаем. А пока отрабатываем все эти действия на предполетном тренажере. Вопросы есть? Вопросов нет. Выполнять! Подполковник Меркутов – остаться.

Арнис уселся за огромный стол и, взяв в руки модельку «МИГа» и постукивая ее по столу, не знал с чего начать. Потом встал опять, почесал моделькой голову и, как бы нехотя, проговорил:

– Слушай, Игос, может завтра в КДП³¹ посидишь, посмотришь со стороны за аппаратом, так сказать опытным взглядом.

– А может мне лучше в столовке посидеть, кофеек попить, да послушать рычание мотора, хорошо ли слышно и не кашляет ли?! – с сарказмом ответил Меркутов.

– Ну ты ж понимаешь, у тебя стресс, психологическая травма. Если что с самолетом случится…, нас же «Фирма» с потрохами сожрет. Я уже не говорю за штабных. Погоны на хрен положим.

– Не криви, скажи прямо – не доверяешь мне? – на полковника смотрели цепкие, немигающие глаза. Игорь уперся руками в стол, – я профессионал, Арнис, у меня нервы не сдали, когда самолет сажал на авианосец, раскачивающийся как челнок из-за длинной зыби в Баренцевом море, – голос был спокойный и уверенный, – у меня перегрузка почти 10G доводила вес до 800 кг, при моих 80. У меня самый высокий «потолок самолета» в отряде, а ты мне за какую-то «Крысозмею».

– Ну ты успокойся. Я для проформы. Не как командир подчиненного, а как друг. Кому если не тебе первому «этажерку» поднять в воздух?!

На следующий день, рано утром, после медосмотра и короткого предполетного брифинга рабочей группе сообщили погодные условия и задачи. Игорь листал информацию листов на двадцать, аккуратно подшитую в папку размером А4. В его глазах заиграл радостный и одновременно озорной огонёк.

Полковник Скуя не любил этот взгляд. Он, подойдя к другу, положил ему широкую ладонь на плечо и тихо проговорил:

– Игос, только без самодеятельности, богом прошу. Не тянись к звездам, никакого твоего «зова высоты» больше, мы «сушку» испытываем, а не «Спейс шаттл».

– Так точно, «сушку». Разрешите выполнять?

Арнис, глубоко вздохнув, махнул рукой:

– Выполняйте!

Меркутов шел к самолету, и чувства переполняли его. Это было как первое свидание, как первый поцелуй, езда в незнакомое. Он погладил изображение орла на своем шлеме и стал подниматься в машину.

Полет длился несколько часов. Самолет выполнял немыслимые кульбиты: совершал крутые подъемы и перевороты, срывался в «штопор», шел на предельно малой высоте, едва не задевая землю. Вдруг машина резко поднялась ввысь, выровнялась и через мгновенье, задрав нос, ушла в тупой угол по отношению к направлению движения. Было ощущение, что за прокиданный назад самолет идет «хвостом» вперед.

Находившиеся люди в Командно-диспетчерском пункте повскакали со своих мест и рванулись к огромному окну смотровой вышки.

– «Кобра», – на выдохе громко прошептал Арнис.

Поза самолета и вправду напоминала идущую на хвосте змею.

– Что с машиной? Сбой в системе? – орал визитер из штаба. – Твою манану, сейчас он сорвется в штопор и угрохает опытный экземпляр.

Но Меркутов выпрямил истребитель и полетел в прежнем направлении. Сделав круг, пошел на посадку…

… В кабинете было человек десять. Игорь стоял, зажав шлем под мышкой и невинными глазами смотрел на собравшихся.

– Тебе что, подполковник, новая звездочка мозги расплавила? – штабной вытирал платком выступивший на лбу пот. – Какого хрена ты выделываешь антраша в воздухе?! Этой фигуры не было в плане.

– Так точно, про «Кобру» не было, но была «проверка на маневренность». Задрав нос машины, – начал объяснять Меркутов, используя руку, имитируя самолет, – мы быстро уменьшаем скорость, что дает преимущество в ближнем бою и одновременно обман радара. Этот манёвр, товарищ генерал, подходит не только увернуться от истребителей противника, но и от ракет с инфракрасными головками самонаведения.