Нелли Кашканова (Фартыгина)
Военное детство и вся жизнь
Отец был кормильцем, его надо было спасать. А мы росли, в общем-то, здоровыми, даже школу не пропускали. Юрка восполнял недостаток жиров, поедая хлеб, намазанный комбижиром. А я ела хлеб, обмакивая его в подсолнечное масло. Мы уже не голодали, пищи было в достатке. Поэтому на такое положение вещей смотрели с пониманием. Года через три отец выздоровел, у него зарубцевались все каверны, его сняли с учета и жизнь вошла в нормальное русло.
Отец стал больше зарабатывать, опять же носки хорошо выручали. На питание денег хватало. После выздоровления он задумался о получении образования – не век же ему работать перемотчиком моторов. Твердо решив учиться, отец пошел в седьмой класс вечерней школы. Поначалу у него почему-то очень хромал русский язык. Он попросил помощи у меня. Мы писали с ним диктанты, а потом разбирали ошибки. Отец старательно учил правила и сдал весенний экзамен на отлично! По всем остальным предметам отец тоже получил пятерки.
Десятый класс закончил на отлично. Конечно, сказалась хорошая база, заложенная в него в детстве, когда он учился в школе. Но и по прошествии стольких лет и событий бывший зек и офицер оказался способным учеником!
В 1955-м году умерла моя крестная Леля. После похорон сёстры мамы и племянницы пришли к нам делить наследство. А не тут-то было! Все движимое и недвижимое имущество Леля завещала моей маме. Сестры имели свои дома, а мама была бездомная. Леля жила на иждивении нашей семьи, и ее поступок был логичным, но сестры обиделись, и какое-то время даже не общались. Грозились подать в суд, но против завещания даже суд был бы бессилен.
Тогда я впервые столкнулась с человеческой жадностью и лицемерием. Сёстры начали делить золотишко: колечки-сережки. Но его оказалось не так-то и много. Видно, все ушло на покупку дома. Да, наследство – это повод родным людям стать врагами. Когда мама болела и думала, что скоро умрет, она хотела этот дом завещать мне. Отец, мол, женится, Юрка получит от завода квартиру, а у меня будет крыша над головой. Я категорически отказалась. Не хотела из своих родных делать себе врагов.
После смерти мамы отец действительно, быстро женился и переехал к жене, я тоже переехала к мужу. Юрка до его призыва в ракетные войска проживал с семьей в этом доме. Никто дом не делил. Впоследствии его за гроши продали и поделили деньги на троих. На полученную мою долю мы с мужем купили свой первый телевизор.
С Володей мы зарегистрировали брак 25-го декабря 1959 года. На новый 1960-й год справили свадьбу. Я стала жить в двухкомнатной квартире у его родителей. До этого в комнате с Володей жила его бабушка Бабаня. Позже она ушла жить к другой своей внучке Валентине Пузанковой, которая жила с семьей в просторной трехкомнатной квартире на улице Рождественского. Бабаня долго крепилась, всё не решаясь потеснить внучку в просторной «сталинке» и почти два года мы жили впятером на сорока квадратных метрах и с угольной печью вместо плиты.
Но после рождения сына Димы 30-го марта 1961 года и его еженощных истошных криков бабушке стало невмоготу. И она испросила разрешения Валентины временно пожить у них.
Когда Диме исполнилось четыре месяца, мне нужно было выходить на работу. Бабаню снова вернули домой «к станку», и она стала нянчить Диму. Нянченье было ее основной профессией по жизни. Скольких же она вынянчила! Дети, внуки, правнуки! Ей было тогда уже 70 лет. Она была вполне здоровой, а выглядела старой, с высохшей кожей на руках. Всегда в платочке и переднике. Бабаня была мудрой женщиной, как и моя свекровь баба Лиза. Жили мы без конфликтов, в согласии. Диссонанс вносил только свёкор дед Борис. Приходил домой с работы пьяным и начинал качать права, что мы (сын и сноха) его объедаем. Мы с Володей работали и покупали продукты на прокорм сами, но деда иногда давила жаба.
Когда Диме исполнился год, Володя не без помощи отца – деда Бориса получил комнату в двухэтажном деревянном доме по улице Потёмкина 5. Вообще-то, это я подбила деда на афёру. Он был на своей стройке ценным столяром-плотником-отделочником. И вот я предложила ему пожаловаться начальству, что он якобы жить со снохой не может, скандалы каждый вечер, не отдыхает и из-за этого даже подумывает бросить работу. Начальство вникло в нарисованную ситуацию и Володе, который работал в том же стройуправлении, ускоренными темпами дали комнату.
Дима стал расти под присмотром сначала Бабани, а потом, когда она уехала в Ступино к сыну Михаилу, мы на время наняли сыну чужую няньку. Через некоторое время, разочаровавшись в няньке и, в основном подсчитав финансы, почти уже двухлетнего сына мы доверили соседке по нашей квартире Анне Павловне. Все бы хорошо, но она много курила и почти не выходила из дома. Дима мог бывать на свежем воздухе только по вечерам. Пока я готовила ужин, Володя брал Диму и отправлялся гулять. Мы с ребенком мало разговаривали. Целый день он проводил в одиночестве, играл с соседским котом и игрушками. Говорить внятно стал уже в два года, но зато сразу целыми предложениями.
Как-то раз мы шли на трамвайную остановку, которая была конечной с «кольцом» и вдруг, Дима, увидев, как подходит трамвай закричал: «Мама, митика, митика, маяй поворотисся и бабатно!» эта картавость у Димы прошла очень быстро. Буквально через месяц на остановке того же трамвая он выдал новый перл: «Мама, у меня желудок замерз».
Иногда мы собирали в нашей комнатушке друзей и родственников на праздники и дни рождения. Алексей Пузанков, приходя к нам, после выпивки и закуски шел на кухню покурить и приглашал с собой Диму: «Димоша, пошли, покурим». На что Дима однажды ответил: «Нет, я бросил». К трем годам Дима разговаривал уже осмысленно и грамотно. Задавал массу вопросов, требуя немедленный ответ.
В три года баба Лиза, работавшая поваром в детсадовской кухне, пристроила Диму в свой детский сад. Сначала он пошел в садик охотно, а потом заупрямился. Поднимал крик, не хотел раздеваться и идти в группу. Воспитательница нашла к Диме подход. Она подходила к нам с карандашами и бумагой и приглашала его скорее раздеваться и идти рисовать. «А то карандашики очень по Диме соскучились». Слезы быстро высыхали, мама становилась не нужна. За руку с воспитательницей Дима уходил развлекать карандашики.
В субботу из садика Диму забирала к себе баба Лиза, давая нам с Володей возможность сходить в кино или еще куда-нибудь. Она готова была забирать Диму каждый день, но нам тоже хотелось видеть сына почаще. В воскресенье утром мы его забирали у бабы Лизы и, если позволяла погода, шли в парк, на речку, кататься на лодке, а зимой просто гуляли по парку или шли в кино. В кино трехлетнему Диме не нравилось. Он бродил в темноте по залу, потом находил меня, устраивался на коленях и засыпал.
Баба Лиза однажды предложила: «Отдайте Диму нам, а себе родите еще». Дима был самым любимым ее внуком. Много времени проводил с бабушкой и платил ей такой же любовью. Бабушка его баловала, исполняла все его желания, но и он не делал того, что не понравилось бы бабушке, не огорчал ее. Дед тоже Диму любил и баловал. Но виделись они редко. Дед работал каждый день и поздно вечером приходил домой, часто «под мухой». Какое уж тут общение. Но Дима все равно его любил и уважал. В общем-то, дед был неплохим человеком. Как специалист и работник – вообще замечательным. Все его недостатки были от водки. В житейском плане он, в отличие от бабы Лизы, не был мудрым человеком. С людьми сходился трудно, часто ругался по пустякам. Баба Лиза была амортизатором между ним и окружающими.
После смерти бабы Лизы в 1982 году дед по настоянию дочери Валентины и сына Виктора переехал обратно из Ташкента в Челябинск в однокомнатную квартиру. Пить практически перестал. Бутылка водки у него всегда стояла, но выпивал он только по рюмке перед обедом. Пожилые одинокие женщины возле него крутились, но он так и не решился жениться. Такой как баба Лиза не попалось, а на абы какой жениться не захотел. Ведь если бы дед не выпивал раньше, они бы жили как два одуванчика в согласии. Ведь они до старости любили друг друга. Как жаль, что водка портит жизнь многим любящим семьям.
В Челябинске дед жил в свое удовольствие. Пользовался уважением соседей, выращивал помидоры на лоджии. Все было прекрасно до той поры, пока его не уговорили совместно со Штительманами (внучка Наташа с мужем Борисом) обменять три однокомнатные квартиры на одну трехкомнатную. Тут в большой и главное «не его» квартире дед заскучал. К нему никто не заходил в гости, он чаще сидел в своей комнате один.
Зря он это сделал, пусть и помог внучке с обретением шикарной квартиры. Недолго он там прожил. В 1993 году очередной поход в магазин закончился трагически. Его насмерть сбил грузовик, а вскоре и квартира стала никому не нужна. Штительманы уехали в Израиль.
До этого Борис с Наташей работали в школе. Он директором, а она учителем истории. Все было прекрасно до поры. В девяностые, при сумасшедшей инфляции зарплата педагогов стала мизерной. Борис занялся коммерцией. Сначала дела шли неплохо. Но быстро все заглохло, Борис стал жаловаться на быстро размножавшихся антисемитов, и семья уехала в Израиль к Борисовой матери. Работу по специальности Борису в Израиле найти, естественно, не удалось. Мать устроила его и Наташу на работу к себе в какой-то комитет по изучению Талмуда. Но доходов даже от такой «низкооплачиваемой» работы им хватило на жизнь, жилье и обучение сына Юрочки.
После получения диплома Володю назначили прорабом, а потом он перешел на работу в Оргтехстрой. Это было сборище бездельников. Я бы этого не знала, не поработав позднее в аналогичном тресте в Ташкенте. Из Оргтехстроя Володя перевелся из Челябинска в трест Узбекшахтострой в городе Ангрене. Ему хотелось жить поближе к отцу и матери, но в Ташкенте, куда уехал дед Борис, работы для Володи с внятными перспективами на жилье не было. А в Ангрене мы получили большую трехкомнатную квартиру буквально через пару недель после приезда.
Ангрен окружен горами и климат там замечательный! Суровых зим не было. Да и иссушающего зноя тоже. В выходные дни летом мы уходили невысоко в ближайшие горы. Там, особенно по весне, было зелено и даже росли грибы! В неглубоких ущельях бежали чистые ручейки. Нагулявшись, мы останавливались на привал возле одного из ручьев. Делали из камней небольшую запруду. Дима плескался в ледяной воде, а мы загорали на нежарком солнце. Возвращались вечером уставшими, но довольными.
Весной там было особенно красиво! Маки цвели везде, где только можно было зацепиться корешками, красота!
Однажды, после поездки в горы с друзьями мы вернулись без грибов. Но на другой день у Димы все лицо и руки покраснели и вспухли. Пожилой врач, увидев краснокожего ребенка, спросил: «В горах травку нюхал?» Прописал что-то простое. Дня через два аллергия прошла.
Наступила пора отпуска. Решив «гулять так гулять!», мы купили билеты в Сочи. Дима жил в это время у бабы Лизы в Ташкенте. Мы приехали накануне к ним с багажом. Дима не спал всю ночь, все караулил, чтобы не уехали без него.
В самом Сочи было очень шумно и тесно, да и скворечники сдавались очень дорого. Поэтому мы остановились в Адлере. Поселились на Красной Горке, где нам показалось спокойнее и чище. Отдыхали, несмотря на отдаленность от центра курортной цивилизации, весьма насыщенно. Ездили на экскурсии на открытом автобусе, катались на озеро Рица, в Пицунду, Гагры, Кутаиси, в обезьяний питомник. Этот питомник произвел жалкое впечатление. Обезьян, предназначенных на опыты и испытания, было очень жалко, да и запах в питомнике стоял ужасный!
Любимым местом у нас стал парк «Южные культуры». В нем было уютно, красиво и познавательно. Народу почти не было. Пройдет редкая экскурсия и опять тишина. Начали собирать для Димы гербарий, а потом там же в ларьке купили готовый. Дима уже перешел во второй класс, и надо было привезти что-то в школу.
Как и ожидалось, первый класс Дима закончил на отлично. Дед дал денег, и мы сыну-отличнику подарили велосипед. А еще раньше, за успешное окончание второй четверти был куплен круглый аквариум. Купили рыбок гуппи. Оборудовали аквариум положенной растительностью, компрессором и кормушками. Рыбки стали очень быстро размножаться. Чистить аквариум никому не хотелось. Кормить рыбок было интереснее. Они оживлялись, хватали корм, но не смотреть же на них часами. В итоге аквариум повис на моей шее, на которой уже болтались стирки-готовки-уборки-уроки.
Учеба у Димы поначалу шла не очень. Если с чтением проблем не было, он уже читал бегло, то с письмом была мука. Все эти крючочки, кружочки, палочки, циферки из прописей давались не просто.
Хорошо и просто было только с рисованием. Здесь мамин догляд и погонялки были не нужны. Дима с радостью садился рисовать, с воодушевлением показывал готовую работу, и все было более чем отлично. Но как же сподвигнуть его на старание в письме? Кнут был неуместен. Нужен был пряник.
Пряник изобрёлся как-то сам по себе. За каждую пятерку по письму Дима стал получать столовую ложку протертой с сахаром малины. Уже к концу первой четверти от троек не осталось и следа. А к новому году наш ученик стал отличником. Потом вошел во вкус и уже без малины и маминого надзора делал уроки.
Были проблемы с задачками – «Из пункта А в пункт Б». Ребенок никак не мог понять, что за пункты и почему из них идут поезда. Приходилось в большой комнате мелом на полу рисовать дорогу. Становиться в эти самые пункты мне в один, а Диме или Володе в другой и двигаться с разной скоростью навстречу друг к другу. После двухдневных «поездок», Дима наконец понял, что пункты – это всего-навсего вокзалы, например, Ташкент и Ангрен, между которыми ходят поезда. Задачки стали решаться легко и просто.
Вообще-то, и в начальной школе и дальше с обучением Димы вопросов не было. Мы с Володей расслабились и не контролировали его. Но разве что иногда спрашивали об успехах. В рисовании проявился талант. В подвале соседнего дома работала изостудия. Там с ребятами занимался один очень увлеченный человек. Дима стал посещать эту студию. Узнал кое-какие приемы рисования, но, к сожалению, по непонятной причине школа меньше, чем через год закрылась. На том художественное образование сына закончилось, а ведь педагог усматривал в мальчике задатки большого художника.
Второй класс был таким же успешным кроме одного казуса. На восьмое марта им всем и девочкам, и мальчикам дали задание вышить маме салфетку. Иголку Дима в руках держал, но вышивать не умел. Взяли мы с ним белую ткань. Дима нарисовал на ней лилию, я показала и объяснила, как шить стебельчатым швом. С большим старанием он вышил цветок и даже весьма качественно! Затем под моим руководством выдернул нитки по кромкам салфетки для мережки и оформил ее. Это была несложная, но очень кропотливая работа.
Чтобы придать салфетке красивый вид, я ее постирала и выгладила, но из школы Дима пришел печальный. Училка не поверила, что это сделал он сам, и поставила «Два». Я его успокаивала, как могла. «Это нам на двоих с тобой по колу!» Не надо было так качественно делать, да еще и гладить.
Мягко говоря, училка была у них довольно странная. Чем она думала, когда хотела заставить восьмилетних мальчишек делать это совершенно самостоятельно? Не знаю как Дима, а я ее невзлюбила и решила, что Диме с первой учительницей тоже, как и мне, не повезло.
Летом перед третьим классом мы с Димой остались в Ангрене вдвоем. Володя уехал работать в Ташкент. В Ангрене у него дела не ладились. Не сходился с людьми. Много нервничал, и начальство вместо повышений по службе, постепенно задвигало его всё дальше от хорошей работы. В Ташкенте работали на приличных должностях его старые, еще с Челябинска, друзья. Они похлопотали и Володе пообещали скоро дать там жилье, но процесс растянулся почти на полгода и квартиру дали только к новому 1971-м году.
Летом мы с Димой все будни проводили вместе, а на выходные приезжал Володя. Я была в декретном отпуске и успела сделать косметический ремонт в квартире. На постоянное жительство в Ангрен этим же летом переехал мой отец с женой и её внуком. Вторая жена отца Людмила была больной сердцем. В Челябинске эскулапы по тогдашней технологии лечили ее лошадиными дозами аспирина. Послушав наши восторги про Ангренский целительный климат, они обменяли Челябинскую квартиру на точно такую же как у нас. Изредка приезжала к нам Бабаня погостить недельки на две. Баба Лиза нас посещала регулярно, но Дима ей даже заночевать не давал. Требовал ехать скорее в Ташкент и вечерним поездом они уезжали.
Пятого сентября был выходной. Володя был дома. В ночь на понедельник я родила дочку. Родильный дом располагался всего в ста метрах от нашего дома. Достаточно было по тропинке перейти пустырь. Я до последнего досидела дома, а вечером, когда уже отошли воды, мы с Володей отправились в роддом.
По давнишней договоренности с Володей дочку назвали Еленой. Вот и уродилась она и внешностью, и характером похожей на мою маму. Совсем молодую маму я, естественно, не знала, а теперь, наблюдая взрослую Лену, я просто поражаюсь их сходству и внешне, и характером. Дима получился очень похожим на моего отца, а Лена пошла в мою маму. Такая же оптимистка, общительная, обаятельная.
После моего ухода в роддом, Дима остался дома один. Володя утром уехал на работу в Ташкент, а к обеду приехала баба Лиза. Она уже знала, что родилась девочка. К вечеру мне принесли передачу в синем самосшитом полиэтиленовом пакете и записку: «Здравствуй дорогая Неля и внучка Нина!» На другой день опять в таком же синем пакете опять свежая вкусная пища и записка: «Здравствуй дорогая Неля и внучка Ева!» Короче говоря, мне приносили синие пакеты с едой и очередной запиской, и у моей дочки накопилось с полдюжины имен. Баба Лиза с Димой придумывали каждый день новое на выбор. Пришел день выписки – пятница. Баба Лиза с Димой пришли за нами вдвоем. Ребёнка завернули и вынесли к нам.
– А где мужчина? – обескураженно закрутила головой медсестра.
– Другого не нашлось, – я указала на Диму, и Лену подали Диме.
До дома шли пешком. Часть пути ребенка нес Дима, гордый, что он единственный мужчина в семье! А в роддоме наверно подумали, что я несчастная мать-одиночка двоих детей.
Первая ночь дома была очень тяжелой. Лена плакала без устали, замолкая только присосавшись к груди. На другой день приехал Володя. Взял мой паспорт, справку и принес Свидетельство о рождении, где было четко написано – Елена. Все споры об имени закончились.
Сперва Лену уложили в коляску, которая была куплена заранее. А вскорости дед привез и собрал уже дома изготовленную им самим кроватку-качалку. Баба Лиза, поддержав меня первые пару недель, уехала домой. Володя снова отправился в Ташкент на работу, и мы с Димой остались одни. Трудно не было. Рано утром я ставила ведро воды на плиту греть. С горячей водой перебоев не было, но текла она из крана поразительно грязная. Готовила нехитрый завтрак Диме. Отправляла его в школу, купала Лену, стирала, гладила, готовила обед.
Приходил из школы Дима и шел в магазин. Покупал «две бутылки молока и буханку хлеба». Список покупок не менялся несколько месяцев и звучал уже как речёвка. Потом без моего участия делал уроки, гулял на улице. Сил у него хватало на все.
По выходным к нам в гости приходил мой отец с женой Людмилой. Соседка забегала. Скучно не было. По вечерам, одной ногой укачивая Лену в кроватке, я вязала что-нибудь детям. Я не помню, смотрела ли я тогда телевизор. Где-то дней через десять, Володя приехал на машине с тентом. Забрал часть мебели, какие-то вещи и увез в Ташкент в новую квартиру.
Предполагалось, что вроде бы жильцы вот-вот съедут и он приедет за нами. Хорошо, что не все увез. Больше двух месяцев мы прожили в разоренной комнате. Две другие пустые были просто закрыты. Для тепла спали втроем на одном диване. Но наконец-то Володя с дедом приехали опять на той же машине, пришел мой отец, погрузили все оставшееся в бортовой УАЗик. Я с детьми сидела в кабине, я на сиденье, а Дима посередке на моторе между сиденьями. Там было жестко, неудобно, но зато тепло.
Через два часа подъехали к коттеджу, в котором нам теперь предстояло жить в Ташкенте.
На новом месте нас встретили соседи Злобины Володя и Шура с маленькой дочкой Светкой. Общими усилиями, по-быстрому сгрузили все и стали обживаться на новом месте. Баба Лиза и Бабаня тоже были там, поджидая нас с готовым горячим ужином. Ближе к ночи все успокоилось. Дед и баба Лиза уехали домой, а Бабаня осталась у нас помочь на первых порах. Без нее мне было бы очень трудно.
Квартира была уж очень грязная. С ванны, унитаза и газовой плиты грязь для начала пришлось срезать ножом и стамеской. Этим приходилось заниматься часами, а ведь еще и обед с ужином готовить надо! Бабаня – прекрасная нянька. Она спокойно справлялась с трехмесячным ребенком, а я наводила чистоту и порядок. Приехали мы дня за три до Нового года. Но к празднику у нас в квартире все еще был бедлам. Поэтому соседи зазвали нас к себе встречать Новый год.
Коттедж был рассчитан на двух хозяев. В нем были две трехкомнатные квартиры. До нас и Злобиных там жили шестеро мужиков. В нашей квартире жило начальство Челябинского стройпоезда, а в другой начальство еще какого-то. После окончания аврала, связанного с устранением последствий Ташкентского землетрясения 1966 года, стройпоезда разъехались по своим городам, а многие строители устроились на работу во вновь созданный ГлавТашкентСтрой, в составе которого был трест, в который устроился Володя главным инженером строительного управления.
Весь небольшой коттеджный поселок передали на баланс городу. У нас на руках был ордер. В этом поселке было всего двенадцать коттеджей. Некоторые кирпичные, а некоторые как наш – сборно-щитовые. Вначале было прохладно. Из всех щелей дуло. Ставили обогреватель. Однажды, намерзшись, оба Володи, взяв разводной ключ и молоток, взломали дверь в распределительной будке, открутили вентиль и пошла горячая вода. После вмешательства обоих Володь отопление стало хорошим, и мы не мерзли. Сразу стало уютней!
Зимние каникулы у Димы закончились, и он пошел в школу, которая была всего в двухстах метрах от дома. В Ангренской школе его и некоторых других учеников из третьих классов за отличную учебу досрочно в канун октябрьских праздников приняли в пионеры. Поэтому он пошёл в новую школу в пионерском галстуке. Там поначалу удивлялись, думали, что мальчик – второгодник, но потом привыкли.
У него были поползновения не надевать галстук, но я, как истинная патриотка, убеждала его, что он должен этим гордиться. Может быть он, выйдя из дому, снимал галстук? Не знаю. В апреле приняли всех остальных учеников в пионеры и проблемы не стало.
В Ташкенте с молоком для Лены стало намного хуже. Приходилось ходить в далекий магазин, выстаивать огромную очередь, а надолго из дома я уходить не рисковала. Возить туда Лену в коляске тоже было опасно. Хоть и Ташкент, но зима в том году была холодная и снежная.
Дима приспособился покупать молоко поближе. Приходил домой из школы, из ранца вываливал школьные принадлежности и шел снова в школу. Там в буфет привозили молоко в треугольных пакетах. Десятилетний ребенок заботился о маленькой сестре. Конечно, это молоко было хуже, чем привозное из колхоза, но мне был дорог сам факт заботы.
Вскоре и весна наступила. Вокруг дома поставили решетчатый забор. До этого машины ездили, чуть ли не задевая угол дома. Володя завез грунт. Выкопали ямки. Посадили деревья: вишню, урюк, персик. Разбили грядки и посадили помидоры, посеяли овощи. Помидор наросло много, а вот овощи не удались. Земля за день превращалась в камень и трескалась. Вечером начинали поливать, а вода сквозь трещины куда-то утекала. Зато тыкв наросло – тьма тьмущая.
Кто-то из соседей дал Володе семена какого-то растения, сказав, что вырастет пальма. Посадили. Выросло две пальмы. Одна высоченная с одним стволом, другая не очень – кустом. Листва резная. Очень красивые растения. Уже позднее я узнала, что это обыкновенная касторка. Она выросла, отцвела, семена вызрели. Осенью срубили оба растения топором. И потом целых два года я боролась с всходами этих «пальм» как с сорняками, оставляя одну или две для красоты.
Осенью к нашему дому началось паломничество школьников. Прямо за нашим забором росла старая культурная орешина. Ребята бросали в крону камни и палки, сбивали орехи. Но большая часть этих снарядов падала на крышу и грядки. Мы с Бабаней решили её (орешину) уморить, чтобы засохла. Дерево было старое-престарое, оставшееся от бывшего на этом месте кишлака. Листва была редкая и орехи мелкие. Но просто так спилить было нельзя – штраф. Зимой купили пять килограммов аммиачной селитры. Любое лекарство в малых дозах – лекарство. В больших – яд. Мы две «умные», старая и молодая, решили, что пять кило селитры хватит, чтобы отравить корни. Развели в ведре воды и вылили под дерево.
Какая-то часть этого раствора случайно пролилась под кухонным окном. Весной под тем окном посеяли вьюнки и мочалки. Когда все стало зеленеть, то поняли, что эффект с орешиной получился обратным. Она получила мощную подкормку. Буйно зазеленела, зацвела и дала потом хороший урожай орехов.
Мы поняли, что победить это древнее дерево нам не удастся, и оставили всякие попытки. Но чтобы спастись от набегов пацанов, до начала учебного года Володя Злобин приглашал Диму. Они сбивали орехи и делили обильную добычу пополам.
Кухонное окно и часть веранды затянули вьюнок и мочалки. Цветки были чуть-чуть больше обычных, а вот листья были просто огромными! Они были диаметром пятнадцать-двадцать сантиметров.
Цвела вся стенка фиолетовыми и розовыми «граммофончиками» и желтыми мочалочными цветочками. К осени наросло много мочалок. Этим растениям отрава тоже пошла на пользу. Если бы я налила столько азота под помидоры, то их есть было бы невозможно – горечь. А для декоративных растений сплошная польза!
На другой год после высадки у нас созрели первые вишни. а через год и виноград. Для строительства нового микрорайона сносили частную застройку. Там Володя познакомился с одним старым узбеком. Он просто плакал, жалея виноград. Пропадет и некому передать. Володя взял у него несколько корней. Посадил напротив веранды и буквально летом виноград разросся на пять-шесть метров, затенив наш двор с крылечком. Вокруг двора разрослись кусты живой изгороди. И двор с улицы стал не виден.
В выходные дни летом мы отдыхали «на природе». Целый день текла вода, мы все ходили как на пляже. Накрывали стол выпивкой и закуской, обычно пивом с шашлыками и развлекались до вечера.
Приходили другие соседи. Попеть песни. Иногда эти посиделки продолжались часов до трех ночи. Пока у дальних соседей не лопалось терпение. И они не приходили к нам со слезной просьбой угомониться уже наконец. Конечно, мы нарушали закон о тишине, но конфликтов ни разу не было, так как основные заинтересованные лица сидели у нас во дворе.
Иногда такие посиделки возникали как-бы из ничего. Жара спадала, все по дому сделано, завариваем чай и садимся с Володей на крылечко. Беседуем.
Выходит Шура: – Угостите чаем? Завариваем еще. Приходит Надя Руденко из коттеджа через огород и как-то спонтанно на трезвую голову начинаем негромко петь песни для души. Услышав негромкое пение, приходит еще один любитель пения – Николай Николаевич из коттеджа через дорогу. Хор крепчает. Такие чаевые посиделки были недолгими. Выпили несколько чайников, попели и по домам. Зато ребятишкам нравились эти наши вечера. Они бесконтрольно бегали стайкой по всем дворам пока их родители как глухари на току ничего не видят и не слышат кроме самих себя.
Все праздники мы встречали с соседями. Ставили во дворе столы, накрывали и гуляли с удовольствием на свежем воздухе. Исключением был только новый год.
Однажды в октябрьские праздники мы уже после демонстрации наотмечались в парке. Поэтому накрыли столы во дворе уже поздно. Не успели хорошенько закусить, как начался салют. Побежали смотреть. А дворовые собаки, воспользовавшись бесконтрольностью, заскочили на стол и все вкусное съели. Пришлось заново накрывать. Наверно наш дворовый небольшого размера пес Вулкан пригласил приятелей попраздновать, один бы он не осилил такое количество закуски.
Дима окреп, занимался спортом и болел редко. Мы ему купили абонемент в бассейн. Он туда ездил на трамвае. Учился плавать под руководством тренера. Через два месяца после начала занятий производился отбор желающих в бесплатную секцию. Дима выполнил норматив, но его не взяли – переросток. Брали моложе десяти лет, а ему десять уже исполнилось.
Володя попытался разрулить эту ситуацию. Ему тренер сказал, чтобы Дима продолжал заниматься по абонементу. Будет отсев из команды, и его могут взять. Но Дима – человек гордый. Он не стал ждать подачки, оскорбился и больше в бассейн не пошел.
Первый год нашего житья в Ташкенте прошел как один день. Осенью мне надо было выходить на какую-нибудь работу. Володя подключил своих друзей, а их у него было, как всегда, много, и нашел мне работу в одном из отделов Минстроя УзССР. Меня опять взяли рядовым инженером.
Работа была не сложная, и коллектив принял меня радушно. С одной из сотрудниц Людмилой Ивановной Курочкиной мы скоро подружились. Жили недалеко друг от друга. Она на восьмом, а я на шестом квартале микрорайона Чиланзар.
Ехать домой на троллейбусе было около часа. За разговором время шло быстро. Мы до сих пор дружим, только живем теперь в разных странах. Она замечательный, редкой души человек. С полунамека понимала мою проблему. И готова была отдать последнюю рубашку.
Кроме хорошего характера у нее была замечательная внешность. Я ею любовалась, а у мужиков вообще слюнки текли! У нее в то время было двое детей: Марина, ровесница Димы и Валера на год старше Лены. Так что общих тем для разговоров хватало.
Через год в свой первый отпуск я ушла в начале сентября. Бабаня успешно справлялась с Леной, а Дима с Володей ей помогали. Каждый день в хорошую погоду Бабаня надевала мною сшитое нарядное платье, одевала Лену покрасивее, и они шли гулять в «лес», который был чьим-то заброшенным садом с десятком деревьев. С тех пор Лена приучилась ходить пешком и не просилась на руки. Она была прелестным не капризным послушным ласковым ребенком.
Володя в детях души не чаял, и я радовалась, что мне так повезло с детьми. Я вообще счастливый человек – любящий муж, прекрасные дети, работа, жилье, что еще человеку надо? Может у меня к жизни заниженные требования? Вероятно.