Нельсон Бонд
Космические рассказы
– Ганнер Маккой, для тебя мистер МакКой!
– Ах, ну да, я слышал о вас, Мистер Маккой! – Армитидж радостно рассмеялся. Мне нравится ваш настрой, дружище. Не хотели бы вы присоединиться ко мне?
– Я не твой человек, – ответил Ганнер. – А что касается того, чтобы присоединиться к тебе, то лучше бы я поиграл в «хоровод Рози» с кучей венерианских зловонных кошечек, воняющих примерно в три раза сильнее, чем земные скунсы.
Армитидж опасно побледнел и его пальцы снова потянулись к поясу, и снова опустились. Сдавленным от ярости голосом он сказал:
– Я прекрасно понимаю, Маккой!
Он поднял глаза, когда Уэйнрайт , тяжело ступая, прошел по коридору.
– О, ты нашел ее, Уэйнрайт?
– Да, сэр.
– Давай ее сюда!
Армитидж спрятал карту в открытый клапан на поясе и жестом указал своим людям в сторону воздушного шлюза. – Наша работа здесь закончена, джентльмены. Я оставляю вас здесь, чтобы вы продолжили освоение Плутона, в настоящее время, боюсь, я не могу выделить никого из своих людей. Но после того, как мы получим контроль над внутренними планетами, мы вернемся сюда!
Произнося последние слова, он свирепо посмотрел на Ганнера. Стрелок, не обращая внимания на генерала, небрежно сплюнутый на пол.
– О'кей, рыжий, – думаю, это означает «никогда не вернусь».
Остальные пираты прошли через воздушный шлюз, а Армитидж попятился к зияющему входу, держа пальцы на кнопке бластера.
– Прощайте, друзья мои, – усмехнулся он. – Встретимся снова через несколько недель или месяцев…
Он почти уже у входа, как что-то вылетело из-за спины Ганнера со скоростью ракеты. Это был лейтенант Ки Барлоу, и, когда он подбкежал, он закричал:
– Хватай его, стрелок. Хватай!
Тело Барлоу с силой ударилось о тело преступника. Армитидж отшатнулся назад, схватившись рукой за лучевой пистолет. Маккой заметил это движение и поспешно бросился вперед, но недостаточно быстро. Он почувствовал, как худая, жилистая рука выскользнула из его хватки, почувствовал, как струя обжигающего пламени ударила в пол рядом с его головой. В ноздри ударил резкий запах паленых волос. Позади него раздался хриплый стон боли, звук падающего тела.
Армитидж поднял обитый свинцом ботинок и пнул его. Ганнер отшатнулся назад, согнувшись пополам. Его глаза закатились, а лицо приобрело зеленоватый оттенок. Он почувствовал слабое желание упасть прямо здесь и сейчас. Затем он увидел распростертое на полу тело своего друга и старшего офицера. Он с трудом поднялся на ноги, пытаясь справиться с накатывающими на него волнами тошноты.
Голос Армитиджа пробился в его сознание.
– Отойди, Маккой! Отойди или, клянусь Юпитером, я разнесу тебя в пух и прах!
Ки Барлоу, лежавший на полу, прошептал:
– П-отпусти его, Ганнер!
Стрелок остановился, продолжая сидеть на корточках. В его прищуренных глазах была смерть, смерть пирату, если он только доберется до него. Армитидж рычал:
– Теперь я обещаю, что вернусь и позабочусь о вас, двух дураках! Ждите меня!
– Тебе лучше сделать это сейчас, Армитаж! – выдохнул Ганнер, – Потом у что я не дам тебе другого шанса.
– Это одна из причин, по которой я оставляю тебя в живых, Маккой. Так что ты и твой драгоценный лейтенант сможете увидеть, что будет происходить на Земле. Возможно, вы увидите что-то, что вас крайне заинтересует!
Он шагнул в воздушный шлюз. Затем, словно его осенила запоздалая мысль, он высунул голову наружу, чтобы напоследок язвительно пошутить:
– Вам навеняка будет интересно узнать, лейтенант, что наши ракеты стреляют с интервалом в одну секунду!
Затем он исчез и за его спиной лязгнул воздушный шлюз.
Ки Барлоу приподнялся на локте. Его лицо было серым от боли, но в глазах светилось лихорадочное нетерпение. Он выдохнул:
– Подними меня, Стрелок! Подведи к иллюминатору!
Ганнер заботливо склонился над своим другом.
– Лежи спокойно, Ки, я принесу что-нибудь, чтобы приложить к ожогам. Где он тебя поранил?
– На ногах. Не слишком сильно, но я не могу ходить!
Барлоу попытался приподняться, затем со стоном упал обратно. Ганнер послушно бросился к иллюминатору.
– Я не могу, Ганнер. Подойди к иллюминатору и скажи мне, что ты видишь.
– Они взлетают, – доложил он. – Включают первый двигатель. Остальные, разворачиваются к оси Земля-Солнце. Они начинают ускоряться…
– Н-не обращай внимания! – проскрипел Барлоу. – Смотри на вспышки ракет. Он упомянул именно их. Должно быть, он что-то имел в виду. Засекай частоту вспышек!
– Дай мне подняться и выстрелить им вслед, Ки! Я должен…
– Засеки время, черт бы тебя побрал!
Ганнер взглянул на свои наручные часы и сказал ошеломленным тоном:
– Прыгающие метеоры, Ки, они ускоряются, как чертовы идиоты! Я их уже почти не вижу! Теперь они похожи на точку в…
– Реактивные двигатели! Реактивные!
– Он сказал, что они выстреливали с разницей в секунду, не так ли? – Обиженным тоном спросил Ганнер.. Он открыл иллюминатор в перилах нижней камеры, развернул прибор и закрепил его на исчезающем космическом корабле. – Я думаю, он должен знать, знаешь что, Ки?! Бог всемогущий!
– Что?! Что ты видишь?! – закричал Барлоу.
В голосе стрелка звучало благоговение.
– Он стреляет всеми четырьмя реактивными двигателями одновременно! Между выстрелами вообще нет паузы!
– Совсем нет, Ганнер? Даже не дрогнул? И он исчезает так быстро, что я… Погоди-ка! Вот, я только что видел, как реактивные двигатели вспыхнули на долю секунды. А теперь они снова стреляют все разом! – Он повернулся к своему другу. – В чем дело, Ки? Неужели этот чертов бандит изобрел какой-то способ увеличить скорость, используя все свои реактивные двигатели вместе?
Теперь на лице лейтенанта космического патруля Ки Барлоу появилось новое выражение. Это был взгляд ужаса, который заглушил боль, которая была в нем до этого. В его глазах был страх. Когда он заговорил, его голос звучал глухо.
– Хуже, Ганнер! Он изобрел способ, позволяющий набрать максимальное ускорение и максимальную скорость. Его корабль, должно быть, движется почти со скоростью света. Лишь немногим меньше 186 000 миль в секунду!
– Проклятие! – взревел Ганнер. – Тогда чего мы ждем? Я должен немедленно отправить сообщение на Землю, предупредить их, что он приближается!
– Не бери в голову, – устало ответил Брлоу. – Это бесполезно. Теперь я понимаю, почему Армитедж не потрудился убить нас. Он не испугался нашего оружия, и он знал, что наши попытки предупредить Землю будут бесполезны.
– Бесполезны?
– Да, потому что он путешествует так же быстро, как любое сообщение, которое мы могли бы отправить. Даже если мы отправим его прямо сейчас, оно попадет туда лишь после того, как он это туда долетит.
– Адские колокола! – Закричал Ганнер.
– Вот почему он смог пробить нашу зону защиты, – сказал Барлоу. – Он двигался так же быстро, как и предупреждение само по себе.
– Вы хотите сказать, – уточнил Ганнер, – что предупреждение сработало в ту минуту, когда он вошел в зону в полмиллиона миль?
– Не в ту же минуту, Ганнер, а в ту же секунду! Корабль Армитажа передал наше предупреждение примерно за три секунды до того, как приземлился здесь, у зеркала. Корабль, летящий со скоростью света, прибыл одновременно с предупреждением!
– Вот что произойдет на Земле. Его атака будет полной неожиданностью. Его заметят, да! Но он приземлится почти одновременно с тем, как его увидят. У них не будет времени активировать силовое поле.
– Шеф, но я не понимаю, как вам удалось догадаться, просто увидев его вспышки?
– С помощью уравнения Лоренца, о котором я тебе говорил раньше. Секунда в системе, движущейся со скоростью света, кажется бесконечно долгой для стороннего наблюдателя, которыми мы являемся, по сравнению с полетом Армитажа. Его реактивные двигатели, по его словам, взрываются с интервалом в секунду каждый. Но для нас, наблюдающих за ними отсюда, это всего лишь один взрыв, который, кажется, длится вечно. Только тот факт, что ты заметил крошечное мерцание, указывает на то, что он еще не достиг скорости света.
Внезапно Ганнер сказал:
– Но, шеф… он уменьшился, как вы и говорили раньше?
– Да, и это только усугубляет ситуацию. Его корабль, насколько нам известно, сократился до точки, приближающейся к бесконечности. Это затрудняет его обнаружение.
Ганнер щелкнул пальцами.
– Ну, черт возьми, о чем мы беспокоимся? Если он и его корабль так законтрактованы, они все уже раздавлены насмерть, не так ли?
– Вовсе нет, стрелок. Видишь ли, теперь у них своя система. Внутри этой системы все по-прежнему выглядит нормально. Они видят, что снаружи вселенная – единое целое, а внешнее время – бесконечно медленное. Внутри своих границ жизнь протекает вполне нормально.
– Тогда что мы можем сделать?
– Боюсь, что ничего. Армитаж оправдал свое хвастовство. Он был прав, Земля уязвима для того, кто сможет преодолеть его силовое поле. На земле будет новый диктатор. Первый более чем за сто пятьдесят лет.
– Что ставит нас в ряды лузеров – мрачно сказал Ганнер. – В глазах рыжего промелькнуло злобное выражение, когда он сказал, что увидится с нами позже.
Ганнер встал и расправил мощные плечи.
– Что ж, если мы ничего не можем сделать, значит, ничего не можем. Но давайте-ка подлечим ваши обожженные ноги, пока Армитидж не вернулся, чтобы снова их прижечь.
Он повернулся спиной к лейтенанту и присел.
– Забирайтесь на меня, шеф. Я отнесу вас в башню и окажу первую помощь.
Ки Барлоу забрался на спину своему помощнику и все еще что-то бормотал, когда Ганнер нес его по проходу:
– Если бы только я мог усовершенствовать это мое изобретение. Я сказал, что оно не имеет практической ценности, Ганнер. Но вот место…
Они добрались до камбуза и лестницы Якобсона. Ганнер схватился за перекладины.
– Мы поднимаемся! – сказал он.
На четвертой ступеньке он стал запыхаться. На седьмой – вспотел. Когда они добрались до верхней палубы, он бесцеремонно сбросил своего старшего офицера со спины и пропыхтел:
– Эй, а вы не пушинка! Что нам нужно в этой дыре, так это эскалатор!
– Согласен, Ганнер. – Барлоу слабо улыбнулся, но затем внезапно его глаза вдруг широко распахнулись. – Что? Провтори что ты сказал?
– Я только сказал… – снова начал Ганнер.
Но Барлоу его не слушал. Лейтенант полз на четвереньках к столу, который он использовал в качестве верстака, а в его глазах было странное, дикое выражение, когда он рылся в ящиках в поисках бумаги и карандаша.
– Неважно! – крикнул он. – Я знаю, что ты сказал. На задних лапах! Эскалатор! Ганнер, к черту эти ноги! У меня есть идея! Ключ, который я так долго искал! Еще есть шанс победить Рэда Армитажа!
– Шеф?
– Да, Ганнер.
– Послушайте, шеф, как насчет того, чтобы позволить мне привести в порядок ваши ноги? Разве они не болят?
Рубашка лейтенанта Ки Бафлоу прилипла к спине от пота, но на его губах играла улыбка.
– О'кей, Ганнер. Думаю, так оно и есть, но я слишком занят, чтобы думать о них. Подойди, я буду печатать свое сообщение на Землю, пока ты будешь «чинить» мои ноги.
– Конечно, шеф, – сказал Ганнер с облегчением и подошел к аптечке.
В течение последнего получаса в рубке управления плавучего маяка кипела бурная деятельность. Некоторое время лейтенант Ки Барлоу лихорадочно строчил в блокноте, производя ряд загадочных вычислений, которые Ганнер даже не пытался понять. Закончив, наконец, свои расчеты, Барлоу начал отдавать быстрые приказы своему помощнику. Не понимая причин своих действий, Ганнер слепо повиновался, подключая, сваривая и спаивая вместе части оборудования, которое было частью предыдущих экспериментов Барлоу.
Под его руками образовался любопытный лабиринт. Теперь Барлоу хлопотал над этим, как наседка. Его руки вносили последние коррективы. Теперь он подготавливал сообщение для передачи специальным кодом Космического патруля. Он подключил телеграфный ключ к своему необычному прибору, а затем начал стучать.
Пока пальцы Барлоу нажимали на кнопку, стрелок промыл и перевязал обожженные конечности офицера. К своему глубокому удовлетворению, Ганнер обнаружил, что раны были не столь серьезными, сколь болезненными. Через пару недель о визите Армитажа будут свидетельствовать только белые шрамы.
Барлоу закончил простукивать, закрыл выключатель и откинулся на спинку стула. Ганнер улыбнулся.
– Так лучше, шеф?
– Намного!
– Хорошо! Тогда, может быть, вы расскажете мне, что, черт возьми, мы тут делали? – спросил Ганнер.
– Что ты делал, Ганнер? Ты сделал всю работу.
– Да. – фыркнул старый стрелок. – Робот тоже делает свою работу, но не знает, что делает.
– Что ж, ты заслуживаешь большего уважения, потому что в данном случае ты даже подал идею.
– Я?
– Да, когда пошутил насчет «обратной связи» и «эскалатора». Видишь ли, Ганнер, все это время я пытался изобрести способ более быстрой передачи сообщений на Землю. Я использовал глупый принцип обратной связи и у меня была какая-то смутная идея послать двойной электрический ток и заставить первый сигнал передавать второй. Это было бесполезно. Я просто запускал электрический ток на спине. Когда один человек несет другого на спине, их общая скорость равна скорости, с которой передвигаются ноги того, кто несет. Мой дополнительный ток просто передавался по первичному источнику, который не обеспечивал ему путь.
– А при чем тут эскалатор?
– Это, – объяснил Барлоу, – было подсказкой. Когда человек поднимается по движущемуся вверх эскалатору, он получает суммарную скорость своего движения эскалатора. Это был принцип, который ты мне предложил. Я должен был сам до этого додуматься. Это принцип групповой скорости.
Групповая скорость встречается во многих явлениях, связанных с рентгеновскими лучами и дифракцией. По сути, это сигнал, посылаемый по уже существующей серии световых волн. Вы можете послать сигнал по веревке быстрее, чем вы можете бросить веревку. Вы можете передать сигнал по проводу быстрее, чем сможете его донести. Так же точно вы можете направить луч света вниз, используя вот это… – Барлоу постучал пальцем по прибору, лежащему перед ним, – Этот прибор можно назвать «модификатором групповой скорости» превышающим скорость света. Ты понял?
– Я пытаюсь, – признался Ганнер. – Но как насчет переносчика? То бишь эскалатора?
– Посмотрит туда. – Сказал Барлоу. И Ганнер безучастно уставился в указанный иллюминатор. – На Плутон?
– Нет, Ганнер, на зеркало! – В голосе лейтенанта по слышался восторг. – Чтобы усилить мои вторичные волны и превысить скорость света, мне сначала нужен был первичный источник, постоянный, непрерывный световой луч, направленный на Землю. И зеркало – это именно то, что нужно! Его гелиографический луч работает непрерывно, потому что Солнце работает непрерывно, и в течение многих лет получая непрерывный световой луч от зеркала. Установленный световой луч от зеркала к Луне является моим носителем. По этому мосту мое послание на Землю теперь передается со скоростью, которая в два раза превысит скорость света! Примерно 372 000 миль в секунду!
Ганнер сглотнул и произнес слабым голосом:
– Ки… как скоро мы узнаем, работает ли эта чертова штука? И… у вас есть сигарета?
Лейтенант Барлоу протянул ему пачку.
– Мы узнаем, – серьезно ответил он, – через шесть или семь часов.
***
Радист на Лунной-1 откинулся на спинку стула. День выдался ленивый. Его смена должна была закончиться через час и он уже начал строить планы на период своей свободы: вернуться в казарму, принять прохладный душ, а потом, может быть, поиграть по тарелочкам в клубе молодых офицеров, как вдруг он услышал звук шагов снаружи и внезапно очнулся от своих грез.
Это, должно быть, старина Ноузи, передозировщик, проводил очередную инспекцию. Он включил приемник и начал крутить диск, показывая, что занят, на случай, если дверь откроется. Дверь действительно открылась. Голова старого любознайки подозрительно просунулась внутрь.
– Что новенького, Спаркс?
– Ничего, сэр, – ответил оператор. – В эфире ничего, кроме… – Он внезапно замолчал, его глаза расширились, а затем его пальцы метнулись к панели управления и включили питание на максимум. Он крикнул:
– Эй!– Старый Проныра шагнул в комнату. Главный врач ничего не понимал в радиопередачах, но он знал, что, должно быть, происходит что-то необычное, раз Спаркс так себя ведет. По комнате с треском пронеслись кодовые сигналы. Стрелки приборов прыгали на приборной панели, как дикие звери.
– В чем дело, Спаркс?
– Заткнись! – азартно взревел Спаркс. Его пальцы с молниеносной скоростью забегали по листу бумаги. – Эти чертовы сигналы поступают так быстро…
Сообщение закончилось и Спаркс посмотрел на него с ужасом в глазах. Затем он рывком открыл Луна – контроль Земли и начал орать во весь голос: «Экстренный вызов. Луна вызывает Землю! Очистите все линии! Очистите все линии! Луна вызывает Землю! Луна вызывает Землю… – взвизгнул тот
***
Местный военный инженер О'Хара в Нью-Йорке, увидел перед глазами красный огонек. Он подключился и прохрипел:
– Это Нью-Йорк! Продолжайте!
Голос отдавал быстрые команды. Брови инженера О'Хары чуть не полезли на лоб, но его голос не изменился ни на йоту. Он деревянным голосом повторил:
– Немедленно включить все устройства. Очень хорошо, сэр!
Он потянулся вперед и повернул выключатель перед собой. Ток поднялся и загудело вокруг Нью-Йорка противоракетное силовое поле. В то же мгновение десятки тысяч других местных жителей наклонились вперед, чтобы щелкнуть выключателями. Земля превратилась в шар, заключенный в дрожащую сферу энергии…
В рубке управления своего космического корабля, Рэд Армитидж взглянул на свои часы и на его губах появилась легкая улыбка. Он сказал своему пилоту:
– Еще три секунды!
– Три секунды! Да, сэр!
Армитидж повернулся к своему спутнику.
– Наши люди получили инструкции?
– Да, сэр.
– Очень хорошо! Проследите, чтобы они их выполняли.
Он снова взглянул на свои часы, а его улыбка стала шире. Мечта о мировой империи, о всемирном владычестве была совсем рядом.
«Изгнанник, – размышлял он, – который стал императором! Это скоро сбудется!»
Затем он обратился к своему пилоту:
– Отключите питание еще на секунду!
– Да, сэр, – ответил пилот.
– Еще секунду…Вот и все.
Внезапно в районе Земли вспыхнула ослепительная вспышка. На мгновение небо озарилось лучами мерцающего света. Люди на мгновение подняли удивленные головы, а затем продолжили свою повседневную работу. Лишь немногие осознавали, что далеко вверху, в тропосфере, где Земля поддерживала свой силовой щит, мечта о мировой империи разлетелась на миллион пылающих осколков…
***
На борту плавучего маяка за Плутоном сидели двое мужчин и, затаив дыхание, слушали радиограмму с далекой Земли, которая неслась через четыре тысячи миллионов миль космического пространства. Сообщение было зашифровано, но, когда оно дошло, лейтенант Ки Барлоу перевел это для своего ассистента.
– …мне не терпится узнать больше, – говорилось в конце послания, – о вашем новом изобретении, которое предотвратило эту катастрофу. Космический патрульный катер немедленно отправляется на Плутон. Как только он прибудет, вы передадите свой пост лейтенанту Джеймсу Фарагону и немедленно отправитесь на Землю. От имени всей Солнечной системы мы выражаем вам признательность за ваши блестящие усилия!
– И так далее, и тому подобное…, Ганнер, старый ворчун, мы с тобой большие шишки отныне! Как тебе такое?
Ганнер заерзал.
– Они говорили про вас, значит ли это меня тоже?
Барлоу сурово ответил:
– Куда я, туда и ты, старая стрелковая макака!
– Похоже на то. – Ганнер Маккой удовлетворенно вздохнул.
– В таком случае, – сказал он, – О'кей! Шеф, я когда-нибудь рассказывал вам о том случае, когда на нас с Джо Макгерком напала банда роллеров на солнечной стороне Меркурия?
– Ты рассказывал, приятель, много раз…
Космический безбилетник
Нам оставалось два дня до прибытия в космопорт в городе Сан-Сити, когда капитан грузового корабля «Андромеда» Хокинс ворвался в мою башню, как циклон Церера.
– Ну отлично, Спаркс! – прорычал он. – Отлично! Выкладывай! Что ты делал прошлой ночью в около шести по звонку? И зачем?
– Кто, я? По звонку? Я спал в своем гамаке, мечтая о двухдюймовом стейке со всеми гарнирами. Потому что этот Слопс кормит нас всякой ерундой из консервных банок, которая вызвала у меня острый приступ ностальгии по нормальной пище. А что?
– Что?! – взвыл шкипер. – Что? Какой-то подлый сын космического грэпплер баловался со светом, вот что! Мы с шефом Макэндрюсом тихо играли в дро-покер, как вдруг – бум! И свет погас, просто так! К тому времени, как я раздобыл запасные карбиды, будь я проклят, если у этого подлого шотландца не было полных «королей»!
– И много он поставил? – Спросил я.
– Так получилось, – сухо ответил Хокинс, – что в то время у меня было четыре туза на руках… Но это к делу не относится. Дело в том, что если ты не возился с электрооборудованием, то кто же тогда?
– Послушай, я всего лишь радиоэлектроник, оператор, а не профессиональный экстрасенс.
– Экстрасенсы! – фыркнул шкипер. – Не упоминай при мне об этих шарлатанах! – Как и все прожженные, практичные космические псы, кэп Хокинс с презрением относился к предсказателям, которые утверждали, что видят будущее с помощью «экстрасенсорного восприятия». – Я задал простой вопрос: кто испортил схему освещения корабля?
– Как насчет самого Макэндрюса? – предположил я. – Может быть, он пытался
подкатить к тебе в твой ночной игру «ты-обманешь-меня-и-я-обману-тебя».
– Я был бы тебе признателен, – язвительно сказал Кэп, – если ты не будешь говорить о нашей ночной игре в покер в такой язвительной форме, Спаркс. В любом случае я подозревал… в смысле, я спрашивал Макэндрюса. И он был удивлен не меньше моего. Мы спустились в машинное отделение, чтобы посмотреть, и обнаружили, что все чертовы батарейки в цепи освещения сели.
– Сели?
– Ты меня услышал.
Я почесал в затылке и сказал:
– Забавно. С ними все было в порядке, когда мы выезжали из Сан-Сити. Я знаю это, потому что проверил их на предмет замены, на случай, если что-то случится с моим проводным аппаратом.
– Но, теперь они мертвы. Фланерти поставил их на зарядку. – Шкипер выглядел озадаченным. – Спаркс… Ты же не думаешь, что это может быть саботаж?
– Саботаж? – фыркнул я. – Какого черта? Никто бы не захотел разбирать этот старый разбитый ящик. – И я с любопытством посмотрел на него. – Мы везем что-то необычное, кэп? Или ценное?
– Нет, если только вы не назовете трюм, полный корня мекеля и фасоли необычным. Мы до отказа забиты свежими венерианскими овощами.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – сказал я ему. – За исключением, может быть, того, что старый танк наконец-то готов к отправке на свалку. Вы хотите, чтобы я сообщил об этом, кэп?
Хокинс поспешно сказал:
– Нет. Не сообщайте об этом, Спаркс. Это… Это, вероятно, вообще ничего не значит.
Что ж, я знал, что он думает по этому поводу. Корпорация уже давно подумывала о том, чтобы снять «Андромеду» с рейса Земля – Венера. Это был древний контейнер, построенный в 84 или 85 году. Он был списан десять или двенадцать лет назад, по заказу Службы контроля безопасности, поскольку не был оснащен ни миллиамперными дефлекторами, ни стандартными в настоящее время H-пенетрантами. Мы могли бы использовать Мораны, конечно.
Каждый раз, как мы пробирались свозь слой Хевисайда, я испытывал сильный приступ озноба. Нет ничего проще, чем сидеть там и смотреть сквозь массив кварцита на вихревой электронный шторм ионизированного газа, из которого состоит блокада Хевисайда, зная, что если ваши генераторы случайно выйдут из строя, на полсекунды ослабьте их защитное поле, и вас разнесет на миллиарды кусочков молекулярной материи.
Но это была лишь одна из возможных опасностей нашей работы. И мне пришлось отучиться на радиста на люггере, если я когда-нибудь хотел получить должность на одном из больших роскошных лайнеров.
В этом заключалась разница между мной и Кэпом Хокинс. Я был молод, мечтал о карьере. Он был старым космонавтом и едва держался на ногах. Если «Андромеду» снимут с грузового рейса, он никогда не получит другого командования. В лучшем случае его назначили бы сторожем, может быть, на лунном форпосте, или смотрителем плавучего маяка на одном из планетоидов. Но что это за жизнь для человека, который всю жизнь управлял гравитацией?
Так что я знал, что Кэп Хокинс думает по этому поводу. Он никогда не сообщает о каких-либо неполадках с «Андромедой», пока однажды, далеко в космосе, она, наконец, не развалится на кучу частей. И все, что я смогу сделать, так это посочувствовать ему и надеяться, что к тому времени, когда это произойдет, я буду уже на другом корабле.
– О'кей, шкипер. Как вы и сказали, мы, вероятно, выясним, что это было что-то вполне естественное. Какие будут приказы? Мне передать бортовой журнал?
– Просто скажи им, – сказал он, – что мы прибудем точно по расписанию. И… что… Ты мог бы попросить у них показания Хевисайда, раз уж взялся за это дело.
– Уже попросил, – сказал я. – Мерфи, который находится на Палладе, сказал мне, что там происходит что-то ужасное. Так всегда бывает, шкипер, когда Земля находится в перигелионе.
– Да, знаю, – сказал он. – Что ж, Спаркс, мы справимся. Увидимся позже.
Он вернулся на мостик, а я открыл ключ и связался с Джо Марлоу из «Лунар III». Мы все еще были слишком далеко, чтобы связаться с Землей напрямую, но мы могли связаться с ее спутником. Я передал наше положение в журнале, наклон и скорость и сказал им, что мы прибудем точно по расписанию.
Джо был настроен игриво. Я говорил по рации на английском, но он продолжал отвечать мне на Универсальном, вуражая благодарность словами «Мерси, амиго!» и тому подобное. Это расстраивало меня. Нам не разрешается транслировать ненормативную лексику в эфир, но я сказал:
– Иди ты сам-знаешь-куда с этой Всеобщей болтовней, парень! Достаточно того, что приходится болтать о Вселенной с бандой Марс-Венера-Астероид.
– Ладно, Берт, – выпалил он в ответ, – еще увидимся. Смотри, чтобы твоя консервная банка прошла сквозь Хевисайд!
Затем он отключился, прежде чем я успел спросить его об этом оскорблении в адрес «Андромеды».
Затем я повернул регулятор громкости и поймал вызов «CQ» на девятом диапазоне. Подключился, подтвердил и обнаружил, что это космический «радиолюбитель», передающий межпланетные сообщения из своей квартиры на Меркурии. Мне больше нечего было делать, поэтому я позволил ему немного поговорить. Он был шахтером, и ему было одиноко. Он слегка расслабился и рассказал мне обо всех своих неприятностях, спросил, нравится ли мне быть радистом на грузовом судне.
Через какое-то время я решил, что мне лучше уйти, и набрал универсальный код прощания: «A vu cajonalamij!», что означает «Всего наилучшего!». То есть, я начал его выводить. Я дошел до “A vu caj…”, и вдруг – бум! индикатор отправителя погас! Гальванометр вздохнул, перевернулся и заснул на нуле. Я быстро включил звук и как раз успел услышать, как мой собеседник возмущенно жалуется:
– Эй, что это за идея такая – оскорблять?
Потом и это тоже прекратилось. Мне стало стыдно за себя. Бедный шахтер не мог знать, что у меня отключился телефон. Все, что он знал, это то, что я резко оборвал разговор фразой: «Да ты чокнутый!» Это все лишний раз даказывает, что этот Универсальный язык – настоящий ад.
Я надел пару резиновых перчаток, взял отвертку и начал искать разъединитель. Его не было. Внутри я был чист как стеклышко, поэтому я провел пальцем по проводам. Все было в порядке. Наконец я добрался до своих аккумуляторных батарей, и тут и случилась беда. Они все исчезли! Умерли! Остыли, как стая лунных слизняков.
– Черт! – я почесал свой затылок. В этом не было никакого смысла. Батареи не садятся вот так, полностью и внезапно. Меня осенило, и я пополз на четвереньках вниз, чтобы заглянуть под пульт управления и увидел какую-то чертовщину, которой здесь не было не место. Что-то маленькое, бледное и слегка голубоватое, что-то вроде пятна мерцающего света. Я протянула руку, чтобы схватить это, дотронулась до него
– Ой! – крикнул я, потому что, несмотря на резиновые перчатки и всю остальную герметизацию, мне на руку попала струя сока, от которой волосы на голове встали дыбом. И тут позади меня раздались мягкие, скользящие шаги. Приглушенный, извиняющийся голос произнес:
– О! О, мне ужасно жаль, что он побеспокоил вас. Могу я чем-то помочь?
Я обернулся и уставился на него с отвисшей челюстью. Это был венерианец, и не из нашей команды. Бледный коротышка, которого я никогда в жизни раньше не видел. Шерсть у него была мягкая и пушистая, как у кошки, и он делал лапами неопределенные жесты сожаления. Я поднялся на ноги и строго спросил:
– Что вы здесь делаете и как вы сюда попали? Кто вы?
Он нервно переминал свой блокнот с места на место. Венерианцы всегда были кроткими малышами, но этот был еще более кротким, чем большинство из них. Его длинные пушистые уши печально поникли.
– Э-э… я – безбилетник. Я не хотел выходить из укрытия и никого беспокоить, но он проголодался и убежал. Мне пришлось выйти на его поиски.
– Он? Кто?
– Пого. – Он указал на дрожащий комочек под столом. – Мой дружок.
Внезапно все встало на свои места. Вот это да! Теперь я понял, почему отключилась система освещения на люггере и почему у меня сели батарейки!
– Черт бы побрал твою пушистую шкуру, у меня есть огромное желание свернуть тебе шею, ты же знаешь, амфибиям запрещено летать на космических кораблях.
Я подошел к пульту управления, щелкнул переключателем внутренней связи с кораблем и связался с командным мостиком. Загудел ток, и в видеоскопе появилось лицо Кэпа.
– Да, Спаркс?
– Шкипер, – крикнул я, – там…
И это было все, что я успел сказать. Лицо Кэпа растворилось в темноте. Стрелка переговорного устройства перевернулась и застыла на месте. Я посмотрел вниз. Эта чертова крошка заползла на батарейки серии drycell и теперь лежала, свернувшись калачиком, на контактах, бледно поблескивая и издавая тихие посасывающие звуки.
– Эй! – крикнул я и потянулся за ней. Но венерианин оказался быстрее.
– Подожди. Дай мне кое-что сделать! – сказал он.
Он достал из сумки, которую все венерианцы носят на поясе, баночку со свинцовой фольгой, что-то вроде баночки монпансье. Он наклонился и издал тихий мурлыкающий звук. Амфибия медленно пошевелилась, высвободилась из сухих ячеек и подкатилась к нему. По его команде он скользнул в контейнер. Венерианец завинтил крышку, закупорив своего друга в молочно-голубой туман.
– А теперь посмотри на это! – с сожалением сказал я. – Посмотри, что ты наделал. Ты и твой проклятый питомец испортили мои аккумуляторы и систему внутренней связи корабля!
Венерианец с сожалением заломил свои мохнатые лапы.
– Мне очень жаль, – простонал он. – Так жаль. Но… ну, ты же знаешь, какие амфибии… Они просто едят, едят и едят. Стоит им приблизиться к электричеству… – Он пожал плечами. – И они всегда не в себе!
