Ник Перумов
Пепел Асгарда
– Быть может, отец. Но что с того? Как это изменит то, что нам предстоит совершить сейчас?
– Потому, что у твоего спасения есть и другое объяснение, Рандгрид. Что, если Молодым Богам просто не дали тебя убить?
– Кто? – поразилась валькирия. – Они безраздельно владели Упорядоченным. Миры ложились им под стопы, десятками, сотнями, тысячами. Я знаю, кое-где их тоже встретили мечами и копьями, но те битвы были все до одной ими выиграны, как и Боргильдова.
– Я думаю на Восьмизрачкового. На Духа Познания, о котором ты теперь знаешь всё, что ведаю о нём и я.
– Зачем я Великому Духу, столпу Третьей Силы? – не могла поверить воительница.
– Он любит развлечения, – пожал плечами Отец Дружин. – И мог найти это… забавным.
– По-моему, владыка, первое твоё объяснение – что за мной следили – куда лучше, – осмелилась возразить Райна. – И я всё равно не пойму, куда ты клонишь, отец. Даже если Великий Орлангур и спас меня тогда – хоть я и не ведаю, как или зачем, – что это изменит? С Боргильдовой битвы прошли эоны, нет ни Ямерта, ни его родни, в Обетованном новые хозяева – что нам в тех делах?
– Очень долго я думал точно так же, дочка. Спасибо Хедину, подсказал, что иные ростки сегодняшнего имеют корни из предначальных дней, с самой зари нашего мира. Мы с тобой ведь тоже собираемся возродить часть изначальной силы асов, силы, сохранившейся с рассветной поры Митгарда. Вот почему я и думаю, не перестаю думать о том, как и почему ты спаслась. С самого мига нашей встречи.
Райна виновато вздохнула.
– Прости, отец. Я не хотела ввергать тебя в печаль и горестные раздумья.
– Слог истинной валькирии, – усмехнулся О́дин. – Эк заворачиваешь-то! «ввергать в печаль и горестные раздумья» – неплохо, клянусь собственными священными браслетами.
– Отец, – Райна взглянула на Старого Хрофта в упор, – мой медленный разум не поспевает за скакунами твоих помыслов.
– Всё просто, дочь. Молодые Боги не дали никому уйти с Боргильдова поля. Наивно думать, будто они «не заметили» тебя. Они либо оставили тебя в живых нарочно, либо кто-то не дал им добить тебя. Валькирии Асгарда, даже бесчувственные, не валяются, словно простые смертные. Дар вечной жизни не был отнят у тебя, и Ямерту, на пике его могущества, ничего не стоило тебя найти. Однако ты жива, дочка.
Валькирия нетерпеливо поёрзала в седле.
– Да, отец, но что нам с того сегодня? Пусть меня спасли, пусть не дали добить – но как это изменит предстоящее нам?
– Твоё предназначение, Рандгрид. Ничто не проходит бесследно, изменения судьбы, чьё-то решение оставить тебе жизнь, уходят корнями очень глубоко, от брошенного камня по воде расходятся круги, и, пусть даже нам они не видны, пусть мы считаем, что этих кругов давно не стало, они всё равно есть.
– Диковинно, – покачала головой валькирия. – Но, пусть круги, отец… они сделают тот меч, что мы хотим выковать, сильнее?
– Не впрямую. Но сделают, – усмехнулся Отец Дружин. – Альвы очень любят разбираться в древних пророчествах и участи тех, кто, как они считают, отмечен «всемогущей судьбой».
– То есть могут сделать для нас больше?
– Я на это надеюсь.
Валькирия разочарованно пожала плечами.
– И это всё, отец?
– Твоё предназначение, предначертание для воительницы Асгарда, сохранившее тебя – помимо твоей собственной силы, – должно воплотиться. Я надеюсь, что мастера Альвланда, мастера обращать пророчества и предсказания в настоящую, осязаемую силу, помогут сотворить для нас новое оружие. Оружие, что окажется сильнее судьбы.
Райна только покачала головой.
– Твои слова поистине новы для меня, отец. Я всегда считала, что сохранили меня выучка Асгарда, мои умения, а не какая-то слепая «судьба». Убивают мечи и копья, убивает оружие во вражьих руках; мои сёстры погибли в бою, их убийцы имеют имена и обличья и живы до сих пор. Я не знаю ничего про «судьбу». Я билась с Молодыми Богами, а не с «судьбой».
– Верно, верно, – кивнул Отец Дружин. – «Судьба», о которой так любят рассуждать альвы, – это, конечно, не какой-то «бог» или «вседержитель», не существо на троне, окружённое грозными слугами. Это куда более сложное. Сложение воль и стремлений живущих в Упорядоченном. Один раз это уже произвело на свет нечто… чему лучше всего было бы не рождаться. Ты знаешь, о ком я веду речь, дочка.
Райна кивнула.
– Спаситель?
– Именно. Думаю, я рассказал тебе о нём достаточно, да ты и сама всё видела, когда вы с чародейкой Хюммель сражались с ним в Эвиале. Кстати, а что случилось с самой волшебницей?
– Она исчезла вместе с драконом, – отозвалась воительница. – Больше мы о ней ничего не слышали. Отряда не стало. Некромант Бельт погиб, Тави погибла. Ниакрис… была тяжело ранена. Но с ней оставалась гнома-чародейка, Эйтери, Сотворяющая. Если кто и может помочь воительнице, так только она. А потом мы с тобой, отец, отправились нашим путём, и я последовала за тобой, Владыка Асгарда, оставив позади всё остальное, ибо это мой первейший и главный долг.
– У каждого из них свой собственный путь, в посмертии или при жизни, – жёстко ответил Отец Дружин. – Ты сделала для них, что могла, дочь моя. Теперь у нас своя дорога. Твоя участь, участь последней выжившей валькирии, станет нашим оружием. Как ты понимаешь, я мог бы откопать трофеи Фазольта и Фафнера давным-давно. Я этого не делал – мне не во что было превратить их. Сейчас есть ты, и это совершенно меняет дело.
– Почему? – продолжала недоумевать валькирия.
– Бог без тех, кто был с ним, – ничто. Никто. Я оставался один целые эоны. Моя сила не ушла полностью, но расточилась, рассеялась. Поодиночке мы с тобой были едва ли больше, чем просто могущественный воин-маг и искусная мечница. Вдвоём – поверь, дочь моя, мы много, много больше. Когда-то весь мир принадлежал нам; потом он был у нас отнят. – Он усмехнулся. – Сдаётся мне, пришло время для истинного возмездия. И ты, дочь, будешь сражаться рядом со мной.
Истинной валькирии следовало бы воинственно вскинуть клинок, разразиться боевым кличем, но Райна молчала.
– Отец, за долгие странствия… я изменилась, – она говорила медленно, опустив голову и не глядя на Старого Хрофта. – Кому мы отомстим? Ямерту и его присным?
– Им, им, – кивнул О́дин. Он казался ничуть не смущённым столь странными для неистовой воительницы словами. – И для того чтобы наша месть стала бы… совершенной, нам нужно совершенное же оружие. Оружие судьбы, как сказали бы альвы.
Райна покачала головой, словно в сомнении.
– Я последую за тобой, отец, до самого края сущего. И за край, если нужно. Но я так и не поняла, почему выкованный из старого металла клинок непременно должен сделаться столь особенным.
– Есть множество сказок о волшебных мечах, непробиваемых доспехах и, – О́дин усмехнулся, – о не знающих промаха копьях. О магическом оружии мечтали слабые и трусливые, надеявшиеся, что чужая сила заменит им их собственную. Так не бывает, дочка. Оружие сильно лишь в достойной его руке. Гномы, помню, увлекались рунной магией, ковали мечи и секиры, испещрённые рунами, могущественными знаками, и думали, что измыслили чудо-оружие, позволяющее им побеждать всегда и всех.
– Не получилось, – эхом откликнулась Райна. – Они столкнулись где с эльфами, где с людьми, где с орками и гоблинами, а где и вовсе с поури. Подземные воители с топорами, изукрашенными сине-голубыми рунами, кидались десяток на тысячу и гибли. Попробовали десяток на сотню – и снова разгром. Ты прав, отец, нужна рука. Я понимаю, твой Гунгнир был силён не только лишь сам по себе – именно ты должен был метнуть его.
О́дин кивнул.
– Ты поняла меня. Нужна рука истинной валькирии и нужен металл, помнящий дни нашей славы, дышавший воздухом, что подчинялся нам. Ты одна – просто воительница, хотя и из лучших. Выкованные из старых орудий даже самыми искусными подгорными мастерами клинки ничего не смогут сделать сами по себе. Только вместе. Поэтому, дочь моя, без тебя не обойтись.
– Но, отец, – всё ещё недоумевала Райна. – Почему же ты сам не откопал их и не сделал себе новое копьё, к примеру? Ты так хорошо и краснó говорил о магическом оружии в правильной руке… чья длань может оказаться правильнее твоей?
– Разве ты не слышала, что я говорил тебе только что? – Отец Богов нахмурил косматые брови. – Моя сила расточилась, растратилась! После падения Молодых Богов я так и не стал прежним, хотя и воскликнул, помню, что, мол, «я снова О́дин!». Великие реки магии – спасибо Хедину, поведал о них во всех подробностях, – текут, не давая мне почерпнуть из них сверх дозволенного…
– Дозволенного кем? – тотчас перебила воительница. – Прости, повелитель…
Старый Хрофт ухмыльнулся, криво и недобро.
– У меня есть подозрения, дочка. Но оглашать их пока не стану – слово Древнего Бога разносится широко, куда шире, чем нам порой бы хотелось.
– Но я вообще не ведаю ничего ни о каких «реках магии»! – развела руками Райна. – Я никогда не колдовала и не волшебничала. Только те руны, что ты дал нам, отец, руны для боя и врачевания ран. Множество смертных чародеев, что мне довелось сразить, владели заклятиями куда убийственнее моих. Да мои, впрочем, и убийственными-то назвать нельзя…
– Именно, дочка, – подхватил Старый Хрофт. – Но ты их повергла, не так ли?
Райна кивнула.
– Ты повергла их потому, что умела сражаться, потому, что битва – суть истинной валькирии. Твоя мать с голыми руками пошла на драконейта, а ты, не владея магией, шла на могущественных волшебников. Рука и клинок, дочь моя, клинок и рука.
– Хорошо, отец, – послушно кивнула воительница. – Но ты упоминал о об оружии для себя самого?
– Золотой Меч сработали мастера Кольчужной горы, здесь, на севере Хьёрварда. Мастер Браддар сотворил его, но, признаюсь честно, немало сил в том клинке было от Гулльвейг, Матери Ведьм[5].
– От неё? – растерялась Райна.
– Да, дочка. Её талисман, амулет иль оберег – называй как хочешь, – расплавленный в тиглях Кольчужной горы, отдал свою мощь клинку. Знаешь… сейчас я даже рад, что Золотого Меча больше нет. С ним в бой выходить – словно с женой, которую ревнуешь. Всё вроде б так, и сталь не подводит, а что-то и не так, будто на сторону нет-нет да и покосится. Может, просто так покосится, а может, и с умыслом. Новое оружие для задуманного нужно, совсем-совсем новое. Хоть и из старой стали.
– И ты знаешь, отец, что вложишь в него?
Старый Хрофт кивнул – мрачно и торжественно, словно в былые времена, словно с трона Валгаллы, когда на плече сидят вороны, у ног пристроились волки, а перед владыкой Асгарда шумно пируют, возглашая ему здравицы, вечные воители-эйнхерии.
– Да. Но сперва ты, валькирия.
– П-почему я?
– Потому что, едва разойдётся весть, что вложено в мой меч, разразится война.
– Война – это хорошо, – почти обрадовалась Райна. – Мне было скучно без доброй драки, потому всегда нанималась, долго не сидела…
– Но ты не нанималась к первым попавшимся, – сощурился Отец Дружин. – А под конец и вовсе забросила кочевую жизнь, обосновавшись в Долине Магов!
– Они помогали людям, – негромко отозвалась воительница, словно погружаясь в воспоминания. – Многие из них. Лечили болезни, у людей и у скотины, следили за погодой, помогали справиться с чудовищами, расчистить гнилое болото, откуда лезли ядовитые гады или где плодилась мошка, разносящая заразу. Я осмотрелась, присмотрелась… и решила остаться.
– И правильно, – одобрил Отец Богов. – В конце концов, так и началась та дорога, что привела тебя к нашей встрече.
О прозвучавшем слове «война» они оба словно бы забыли.
Интерлюдия 1
Война. Она вечно кипит в Упорядоченном. Миры не остаются в покое, где-то непременно сшибаются полки, где-то извергаются вулканы, где-то подземные боги – или существа, когда-то бывшие таковыми, – рвутся к поверхности, где-то владыки воздушных океанов насылают всесокрушающие ураганы – сила течёт, равно служа всякому, кому достанет умения поставить её себе на службу.
Хедин, Познавший Тьму, Новый Бог сущего, владыка…
Он поморщился. Титулы нужны не ему, а вставшим на его сторону. Им так легче.
– Вестей от Ракота как не было, так и нет.
Волшебница Сигрлинн, в любимом белом платье, облегавшем стройную талию, застыла в проёме окна. Внизу беспечно перекликались пичуги и распускались венчики цветов – в Обетованном царит вечная весна, самое радостное и беззаботное время года.
– Он идёт по следу, не сомневаюсь.
Познавший Тьму склонялся над тавлейной доской. Фигурки, обычно оживавшие под его пальцами, на сей раз оставались неподвижны.
– Да, но сколько же можно молчать?
Глухо и тупо стукнул о стол передвинутый Левиафан. Сигрлинн тихонько вздохнула.
– А эти известия, от гномов из отряда Ракота, от Оррида и Керрета? Насчёт попавшегося «Дальнего»?[6] Я могла бы отправиться сама…
Познавший Тьму лишь покачал головой.
– Там справятся без нас с тобой, Си.
– У тебя дурные предчувствия? – Она оказалась рядом, коснулась его затылка.
– Дальние не попадаются в столь простые ловушки. Если это случилось – скорее всего, по их собственному замыслу. Посланные должны вот-вот вернуться.
– А Хрофт? Отец Дружин?
– У него свой путь, Си.
Она с тревогой покачала головой.
– Хедин. Мой Хедин. Ты пытаешься объять необъятное.
– Для чего ж ещё нужны боги? – Он улыбнулся.
– Слишком много всего, – вздохнула она. – Жаль, жаль, что Упорядоченное так и не призвало меня саму…
– Почему ты так решила?
– Милый мой Познавший, мы всё-таки не зря странствовали с тобой от одного Источника к другому. Я остаюсь Истинным Магом, наверное, последним. Все прочие – не в счёт. Они не прошли посвящения. Связь прервалась. Наверное, потому ты и оставил всё, как есть, предоставив их собственной судьбе.
Познавший передвинул ещё одну тавлейную фигурку.
– Си, ты – это ты. Не маг и не богиня, просто – ты.
– Красивые слова, – насмешливо фыркнула та. – Спасибо за комплимент, дорогой.
– Вовсе нет, – Хедин не поддержал шутливого тона. – Мы всегда пытались сделаться кем-то, сравниться с чем-то. Как-то назваться. Магом, богом, силой. Чем-то ещё. – Он вздохнул. – Ракот обожает перевоплощения, наверное, ещё и потому, что устал быть именно «чем-то». Последнее время я всё больше хочу просто быть, Си. Без названий и имён. Дорога… дорога к чему-то совершенно новому – она началась там, в Эвиале, когда мы с Ракотом выбирались из ловушки, подстроенной нам смертным чародеем Игнациусом. Чародеем, думавшим, что обхитрил всех. Страстно мечтавшим именно сделаться кем-то, кем он никогда не был.
– Дорога к новому, – эхом откликнулась Сигрлинн. – Ты видишь, куда? К чему?
– Упорядоченное должно измениться, – глухо сказал Познавший Тьму, не отрывая взгляда от тавлейной доски. – А мы, чтобы сохранить его и всех, кто в нём, должны измениться первыми.
Глава II
Альвийская гордость
Фиолетовые огни тоннелей и островерхие горы кончились. Старый Хрофт с дочерью оказались в коренном, истинном Альвланде, стране, где с самого её основания почти не бывало смертных людей. Гномов чуть побольше, ну а эльфов, разумеется, не случалось вовсе. Уж что-что, а помнить обиды – неважно, истинные или мнимые, – альвы умели чуть ли не лучше всех в Хьёрварде, превзойдя злопамятностью даже ворчливых гномов.
К западу от Альвланда некогда простиралось Хранимое Королевство, оно пало вместе с Молодыми Богами, и с тех пор там обосновалась разномастная баронская вольница. С юга надавили бонды-пахари, им вечно не хватало земли. Изначальные обитатели державы Видрира, её последнего короля, кто бежал в Южный или Западный Хьёрвард, кто подался на восток, за владения ярлов, за степи Рогхейма, где берег вновь сворачивал на полдень, а море слегка теплело.
Но многие и остались, смешавшись с новоприбывшими.
По всей некогда великой стране, ныне обратившейся в лоскутное одеяло, ещё стояли, возведённые не на века – на тысячелетия! – каменные храмы Ямерта и прочих. Иные впали в запустение, заросли лесом, деревья ухитрились пустить корни на вымощенных гранитными плитами террасах, в кронах обосновались птицы с белками, и грозный бог света мрачно взирал пустыми глазницами на шумные базары пернатых.
Иные святилища, напротив, остались как есть. Боги – они всё-таки боги, лучше уж не связываться, как бы чего не вышло. Нет, жрецов Ямерта или Ямбрена там не осталось тоже, и в храмах обосновались где купеческие гильдии, где местные правители, а где и совершенно особые люди – служители Хедина и Ракота.
На всё это альвы с высоты своих башен взирали в полном и великолепном равнодушии. Познавший Тьму победил, и это хорошо, ибо приближало Конечную и Окончательную Победу Народа Альвов; а до прочего, до дел краткоживущих людей, словно муравьи копошащихся на руинах огромной державы, альвам дела не было.
На картах Альвланд обычно изображался зажатым меж двумя горными цепями, протянувшимися с севера на юг, но при этом открытых на полдень и полуночь. Это, конечно, было не так, не таков нрав у альвов, чтобы оставлять что-то на волю природы или коварного неприятеля. Где тянулись длинные гряды холмов, перемежающиеся лесистыми долинами, альвы, не щадя сил, поднимали и поднимали из земных глубин огромные монолиты, тянули сквозь песок и глину несокрушимые гранитные скалы, ничем не уступающие естественным.
Ручейки и речки меняли русла, на месте травянистых долин вспучивались чудовищные пузыри земли, лопались, с них осыпалась земля, оставляя красноватые тела новорождённых скал. Дороги надёжно перекрывались, путь дерзким преграждали отвесные обрывы. Щели тщательно заполнялись, колючие кусты опутывали подножия, не давая даже приблизиться. На высотах поднимались островерхие башни, тонкие и изящные, в подражание эльфам, но, в отличие от эльфийских, крылось в них что-то иное, не просто воздушная красота каменного кружева и невозможных, казалось бы, висячих мостов и переходов, словно ни на что не опирающихся.
Что-то неуловимо змеиное виделось в пропорциях и обводах, смутная угроза, недвусмысленное предупреждение тем, кому достало ума его прочитать.
На хребтах Альвланда брали начало несколько быстрых горных потоков, сливавшихся потом в Отоль, главную реку Хранимого королевства. Их альвы оставили в покое. Упрятанному в междугорье их владению воды хватало и так.
Любой пахарь Восточного ли Хьёрварда, Западного ли, Северного или Южного при одном взгляде на эту долину только восхищённо заломил бы шапку, эх, братцы, эх, землица-то какая! Вот её бы под хлеб…
Как и эльфы, альвы не пахали и не сеяли. Их кормили сады. Но если эльфы делали их неотличимыми от диких лесов, альвы постарались всё упорядочить до последней степени. Идеально ровные ряды побелённых стволов, аккуратно и единообразно подвязанные-подрезанные ветки, идеально прямые дорожки, по которым ползут тележки, словно бы сами собой.
Эльфы построили для себя Серебряный Кор, самое прекрасное из всего, созданного их расой. Альвы обратили в драгоценность весь Альвланд.
Эльфы старались, чтобы окрестности Кора казались бы нетронутыми, дикими, они делали живые деревья частью дворцов и особняков, сращивая дерево и камень, делая его живым.
Альвы отделяли камень от лона земли, обращали в драгоценности, гордые и прекрасные. И они не построили своего единственного Кора. Вместо него возник их целый десяток, в строгом порядке расположившийся в альвийском междугорье.
Конечно, внимательные хозяева не могли оставить О́дина и его спутницу без внимания. Старый Хрофт кожей чувствовал нацеленные на него взгляды магических устройств, кристаллов дальновидения и тому подобных ухищрений, на которые альвы были большие мастера.
Райна ехала молча, отставая от отца на полкорпуса. Слейпнир недовольно косился на скромную лошадку валькирии – он не привык клацать копытами по какой-то там земле. Что за глупости, особенно когда можешь скакать прямо по облакам!
– Куда мы теперь, отец? – Воительница глянула на темнеющее небо. Они были в пути почти весь день.
– Здесь, на краю Альвланда, живёт одна… моя знакомая, – сдержанно отозвался О́дин. – У неё, ручаюсь, мы найдём и стол, и дом.
У Райны в глазах мелькнуло странное выражение – легкая неприязнь, смешанная с лёгкой же ревностью.
– Она… могла бы стать матерью моей сестры?
– Клянусь собственными священными браслетами, – расхохотался владыка Асгарда, – ты славно пошутила, дочка. Нет, мы никогда не делили с ней ложа. Однако она из числа тех, с кем делил ложе бог Хедин, ещё в бытность свою Истинным Магом.
– Но ты, отец, рассказывал мне о волшебнице… или уже и не просто волшебнице… Сигрлинн?
– Сплетничать невместно владыке Асгарда! – отрезал О́дин, и валькирия тотчас испуганно примолкла. – Не наше это дело, дочь. Я лишь знаю, что Айвли была близка с Истинным Магом в стародавние времена.
– Но альвы не бессмертны, – возразила воительница. – Они долгоживущи, да, но вовсе не бессмертны. Сколько ж лет этой Айвли, ведь Новый Бог Хедин правит уже очень, очень долго?
Отец Дружин лишь пожал плечами.
– Всех секретов альвы не выдают никому. Я направился сюда ещё и поэтому – никогда не знаешь, что сыщется у них в запасниках. Они предпочитают копить силу и артефакты, не растрачивая на войны или, скажем, расширение собственных владений. Быть может, они нашли и способ продлять своё бытие сверх пределов им отпущенного. Нам, впрочем, нужно совсем другое, совсем иные таланты этой самой Айвли.
– Какие, отец?
– В стародавние времена, когда Истинный Маг Хедин дарил её своим вниманием, а я оказался этому свидетелем, она носила прозвище Оружейницы.
– Женщина? – поразилась валькирия.
– Почему это тебя удивляет, дочка? Ты ведь тоже принадлежишь к роду воительниц, весьма нечастых среди обычных женщин?
– Я дочь великого О́дина, Отца Богов и Владыки Асгарда! – возмутилась Райна. – В моих жилах – кровь Древних, кровь первых властителей этого мира! А она… это неправильно! Мужские руки должны творить оружие и броню! Руки с истинной силой!
– Не стоит высказывать это Айвли, – усмехнулся О́дин. – Но ты увидишь, что с «истинной силой» у неё всё в порядке.
– Как будет угодно тебе, отец. – Валькирия сдержанно поклонилась. – Мои уста останутся замкнуты.
– И напрасно, – заметил Старый Хрофт. – Она наверняка захочет говорить с тобой, ты, как и она, занимаешься «мужской работой». И ты станешь беседовать с ней, дочь, беседовать почтительно и с вежеством, потому что нам нужна её помощь. – В голосе Отца Дружин зазвенел металл.
– Повинуюсь, – отрывисто бросила Райна. – Твоя воля будет исполнена. – Правда, лицо её оставалось мрачно.
Дальше ехали в молчании. Валькирия откровенно дулась, идея визита и необходимости «почтительной беседы» с Оружейницей ей явно пришлась не по нраву.
Дорога вилась по холмам, то взбираясь по крутым склонам, то ныряя вниз. Встречные альвы поспешно уступали путь, почтительно кланяясь с обочин.
– Похоже, весь Альвланд знает, что мы здесь, – процедила сквозь зубы воительница.
– И пусть, – безмятежно отозвался О́дин. – Это входит в мои планы, дочь.
Валькирия вздохнула.
– Да будет всё по твоему слову, повелитель.
