bannerbannerbanner
Народное дело. Распространение обществ трезвости

Николай Александрович Добролюбов
Народное дело. Распространение обществ трезвости

Полная версия

Из Казани были известия только в том смысле, что «и здесь мало покупают вина» («Русский дневник», № 42; «Московские ведомости», № 52).

Из Нижегородской губернии также были очень неопределительные известия. Вина здесь с Нового года покупают в кабаках гораздо менее («Русский дневник», № 66). В крещенье мужики, приехавшие на базар в Нижний, приценивались к водке, но не покупали ее («Русский дневник», № 20). В некоторых местностях губернии составляются общества трезвости («Русский дневник», № 48). Вот и все.

В Костромской губернии общество трезвости образовалось: в имении графа Гейдена, в селе Никольском на Упе, с деревнями («Русский дневник», № 66); в селах Ножкине и Коровье, подле Чухломы («Русский дневник», № 85); между помещичьими крестьянами двух приходов Галичского уезда (в числе 500 человек) и между крестьянами помещичьими и государственными (3500 человек), в шести приходах Чухломского уезда («Русский дневник», № 94); между крестьянами разных владельцев (344 человека) в Солигаличском уезде («Русский дневник», № 111); между рабочими на заводе купца Вакорина в Галиче («Московские ведомости», № 112).

Из Ярославской губернии было только одно известие – о мирском приговоре не пить вина, состоявшемся в селе Яне, Мологского уезда, принадлежащем г. Шилову («Московские ведомости», № 148). Кроме того, писали из самого Ярославля, что крестьяне очень тихо провели там масленицу и запрос на полугар значительно уменьшился («Московские ведомости», № 52).

В Тверской губернии образовались общества трезвости в Старицком уезде, между крестьянами гр. Зубовой («Русский дневник», № 97), и в Корчевском уезде, в вотчине князя Вяземского («Московские ведомости», № 106).

Кроме исчисленных местностей, даже из Перми сообщали, что там «водка идет туго» («Русский дневник», № 54), и из Сибири писали с удовольствием о закрытии двух кабаков («Русский дневник», № 103) и с ужасом – о разнесшемся слухе, что там введена будет откупная система («Московские ведомости», № 41). Так далеко зашло стремление к трезвости при теперешнем состоянии откупных условий.

Мы старались собрать все сведения, опубликованные в газетах, относительно трезвости и расположить их по губерниям. Но, повторяем, мы убеждены, что в газетных заметках не сообщено и четвертой доли всего, что действительно происходит в народе. Мы желали бы, чтоб наш свод известий, доселе напечатанных, о трезвости дал возможность людям, проживающим в разных местностях, дополнить этот перечень местными известиями. При этом особенно желательно, чтобы в них сообщалось всегда имя уезда, селения и количество душ, живущих в нем. Мы полагаем, что в этом-то деле, совершающемся так явно и спокойно самим народом, нет ни малейшей надобности в безыменной гласности, какую позволил себе, например г. N, объявивший в № 54 «Московских ведомостей», что в В – ской губернии, К – м уезде, два селения отказались от питья водки. Вообразите себе, что это за господин N, боящийся прописать сполна название губернии и уезда, где крестьяне пить перестали! По нашему мнению, этот г. N представляет замечательное явление в настоящее время, когда{18}, и пр.

Впрочем, мы никогда и не ожидали особенной храбрости от всех этих современных гомерчиков, собирающихся петь разорение Трои, но не умеющих хорошенько выговорить даже имени своего Ахилла. Мы никогда не увлекались фразами обличителей, бросающих из-за угла мелкие камешки в какого-нибудь мальчишку, стащившего яблоко с лотка у торговца. Мы всегда были убеждены, что эти люди способны только к звонким фразам и заугольным выходкам против бессильных, но никак не могут выступить на поприще серьезной деятельности. Если бы весь наш народ был хоть вполовину таков, как эти господа, то нужно было бы безусловно согласиться с безотрадными, отчаянными выводами пессимистов. Но, к счастию, в народе, в коренном народе, нет и тени того, что преобладает в нашем цивилизованном обществе. В народной массе нашей есть дельность, серьезность, есть способность к жертвам. Пока мы с г. доктором В – ским подымали вопрос о трезвости и занимались писанием более или менее красноречивых статей, не отказываясь, однако же, ни от рюмки водки перед обедом и ни от одной из самых ничтожных наших привычек, народ, ничего не говоря, порешил не пить хлебного вина, так как оно стало по цене своей совершенно несообразно со средствами простолюдина… Скажем по совести: кто из нас год тому назад мог, хотя бы в предположении, указать такое средство противодействия откупу? Мера, принятая крестьянами, так далека от наших цивилизованных и осторожных нравов, она так радикальна для златой средины нашего понимания, что мы даже в теории не могли ее придумать, даже другим не могли предложить ее… А уж кажется, чего легче предлагать другим самые неудобоисполнимые меры! И чего бы стоило, вместо всяких воззваний к посторонним силам о поправке дела, сказать: «народу нужно отказаться от хлебного вина, чтобы принудить откупщиков к уступке…» Да вот никто не сказал же! А народ сделал это самое, без всяких спросов, справок и глубокомысленных соображений.

Теперь г. доктор Вернадский уверяет, что эту решимость он утвердил в народе; другие говорят, что вообще литература произвела такое движение. Но – не говоря о г. докторе и статском советнике Вернадском – был ли хоть кто-нибудь из литераторов в своих творениях столько дерзок, чтобы дойти хоть только до сознания необходимости тех мер, которые народная сила осуществила на деле? Да, в этом народе есть такая сила на добро, какой положительно нет в том развращенном и полупомешанном обществе, которое имеет претензию одного себя считать образованным и годным на что-нибудь дельное. Народные массы не умеют красно говорить; оттого они и не умеют и не любят останавливаться на слове и услаждаться его звуком, исчезающим в пространстве. Слово их никогда не праздно; оно говорится ими как призыв к делу, как условие предстоящей деятельности. Сотни тысяч народа в каких-нибудь пять-шесть месяцев, без всяких предварительных возбуждений и прокламаций, в разных концах обширного царства, отказались от водки, столь необходимой для рабочего человека в нашем климате! Эти же сотни тысяч откажутся от мяса, от пирога, от теплого угла, от единственного армячишка, от последнего гроша, если того потребует доброе дело, сознание в необходимости которого созреет в их душах. В этой-то способности приносить существенные жертвы раз сознанному и порешенному делу и заключается величие простой народной массы, величие, которого никогда не можем достичь мы, со всею нашею отвлеченной образованностью и прививною гуманностью. Вот отчего все наши начинания, все попытки геройства и рыцарства, все претензии на нововведения и реформы в общественной деятельности бывают так жалки, мизерны и даже почти непристойны в сравнении с тем, что совершает сам народ и что можно назвать действительно народным делом.

18См. примеч. 5 к статье «Литературные мелочи прошлого года».
Рейтинг@Mail.ru