Николай Фёдорович Шахмагонов
Золотой скальпель
Быть может, впервые именно на этом совещании Гулякин по-настоящему осознал, какая работа ему предстоит, ведь он здесь – один-единственный врач на сотни человек. Именно он, только он один в ответе за всех раненых, к тому же в тылу врага. Их не эвакуируешь в медсанбат, не направишь в госпиталь, ведь вокруг территория, занятая противником, да к тому же прифронтовая полоса, напичканная войсками.
Прежде всего, Гулякин решил наладить учёбу своих непосредственных подчинённых. На следующий день после совещания он провёл первое занятие. Выбрал для него небольшой садик, прилегающий к дому, в котором разместился батальонный медпункт. Начал с разъяснения важности оказания медицинской помощи на поле боя. Повторил многое из того, о чём говорил Кириченко, добавил и от себя кое-что – не зря же окончил военный факультет. Уж чего-чего, а теоретических знаний ему хватало.
Слушали, поначалу скучая. Тогда Гулякин стал задавать вопросы.
– Назовите-ка наиболее опасные осложнения раны на поле боя, – попросил он Мялковского.
– Сильное кровотечение, – твёрдо ответил тот и пояснил: – К нему приводит повреждение кровеносных сосудов. Может образоваться болевой шок. Это в случае обширных ранений мягких тканей, а также перелома длинных трубчатых костей.
– И всё? – переспросил Гулякин.
Мялковский наморщил лоб, но ничего больше добавить не мог.
– Ну а в более поздние сроки? – помог ему Гулякин вопросом.
– Может развиться инфекция. Наиболее опасна анаэробная, – довольно уверенно продолжил фельдшер. – Это газовая гангрена, столбняк…
– По канонам военно-полевой хирургии, товарищи, – дополнил Гулякин. – каждая рана считается первично инфицированной. Об этом надо всегда помнить. А теперь такой вопрос: что нужно сделать при оказании первой помощи?
– Разрешите продолжить ответ? – спросил Мялковский.
– Да, да, конечно, продолжайте.
Мялковский заговорил чётко, даже излишни по-книжному, показывая, что этот материал он знает твёрдо.
– Остановить кровотечение из повреждённых крупных сосудов, защитить рану от дальнейшего попадания инфекции, предупредить возникновение болевого шока. В случае перелома длинных трубчатых костей и обширных ран мягких тканей произвести иммобилизацию…
«Знания есть и неплохие, – отметил Гулякин. – Но сможет ли фельдшер применить их практически на поле боя, под огнём врага?»
Несколько хуже, но в целом верно отвечал Тараканов. Гулякин попросил его рассказать о способах остановки кровотечения. Тараканов правильно назвал все места, где необходимо прижать лучевую, сонную или подключичную артерии, чтобы остановить кровотечение.
Красноармейцев Дурова и Мельникова Гулякин не спрашивал совсем, поскольку их нужно было сначала выучить.
После разбора теоретических вопросов, Гулякин объявил перерыв. Обратил внимание, что его подчинённые живо обсуждают первое занятие.
Пора было переходить к практике…
После перерыва Гулякин начал практические занятия.
Дал первую вводную:
– Вы, красноармеец Дуров, при десантировании получили травму. Чувствуете боль в бедре. Встать на ногу не можете. Ваши действия? Ложитесь, ложитесь на землю, Дуров. Да, да, вот так. Стоять вы не можете. Ну, я жду…
– Зову врача, – сказал Дуров.
Гулякин усмехнулся:
– Врача? Вы забыли, что врач всего один на сотни человек?
– Ну, санитара хотя бы…
– Хорошо. Хорошо, вот прибыл к вам санитар красноармеец Мельников. Подходите, подходите, не стесняйтесь, санитар. Что дальше? Действуйте, Мельников…
Мельников подошёл к Дурову, и в растерянности остановился возле него. Потом сказал неуверенно:
– Отнесу его в медпункт батальона.
– Ну, так несите, – велел Гулякин, но когда Мельников наклонился над Дуровым, остановил его, словами: – Прежде всего, вы на месте должны оказать помощь.
– Но я же не умею…
– Вот именно. Это я и хотел дать вам понять. А то стоите и не слушаете, о чём вам рассказываю.
– Извините, – покраснел Мельников. – Просто не подумал, что это может пригодиться.
– Красноармеец Мялковский, покажите всё, что нужно сделать, – приказал Гулякин.
– У пострадавшего перелом, – уверенно начал Мялковский. – Ввожу под кожу обезболивающее средство. Накладываю шину Дитерихса или стандартную проволочную лестничную шину. Затем… Затем докладываю начальнику батальонного медпункта, что нужно госпитализировать пострадавшего.
Трудно, очень трудно доходило до сознания каждого, что за спиной не будет никаких лечебных учреждений, что раненые, даже крайне тяжёлые, останутся на попечении личного состава батальонного медицинского пункта.
– Я просил вас не рассказать, а показать, что нужно делать, – напомнил Гулякин. – Вот здесь, на столах, – указал он, – разложены необходимые средства для оказания первой помощи. В бою они будут при вас, в ваших санитарных сумках. Действуйте.
Взяв лестничную шину, Мялковский быстро и аккуратно наложил её. Гулякин заметил, с каким вниманием следил за действиями фельдшера красноармеец Мельников.
Когда Мялковский завершил работу, сказал:
– И ещё вот на что хочу обратить внимание. Вы забываете, в каких войсках служите. Никаких медсанбатов, а тем более госпиталей поблизости не будет. В нашем распоряжении только батальонный медицинский пункт, который должен быть подвижен и хорошо замаскирован. От того, как мы организуем его работу, будут зависеть жизни раненых.
– А где же разместить батальонный медицинский пункт, если вокруг противник? – спросил красноармеец Тараканов.
Гулякин ответил не сразу. Он прикинул:
«Действительно, где? Ведь медпункт – это я и мои помощники. Никакого стационарного оборудования за линию фронта мы, конечно взять не сможем. Только самые необходимые медикаменты».
– Медпункт будет размещаться за боевыми порядками батальона в наиболее безопасном месте. Ну а место это мы будем выбирать в соответствии с указаниями начальника штаба батальона.
Второй час занятий Гулякин целиком посвятил действиями по различным вводным. Убедился, что с решением вводных, дело обстоит плохо. Хотя фельдшер и санинструктор получили полное среднее образование, практических навыков работы в полевых условиях не имели.
Пришлось учить подчинённых скрытно подбираться к раненому, переносить его в укрытие, оказывать первую помощь, эвакуировать в батальонный мудпункт, используя подручные средства.
Подобные занятия Гулякин стал проводить каждый день. Немного теории, затем решения вводных в спокойном режиме, а затем – действия, как в бою. Без проволочек, быстро. Нужно было помочь личному составу овладеть навыками оказания первой помощи на поле боя, а затем эти навыки довести до автоматизма. Теория, затем практические действия в медленном темпе, с разбором ошибок и, наконец, тренировка в решении вводных уже на время.
Постепенно дела пошли на лад. Занятия со штатными и нештатными санитарами рот Гулякин поручил Мялковскому. С личным составом медпункта занимался сам, а вот с обучением личного состава батальона дела не клеились. Программой на них отводилось всего два-три часа.
Гулякин отправился к комбату. Попросил дополнительные часы занятий.
– Михаил Филиппович, дорогой, где же я тебе время возьму? – развёл руками старший лейтенант Жихарев. – У нас программа не просто насыщена. Я бы сказал – перенасыщена. Сам знаешь, как трудно за такой короткий срок подготовить воина-десантника. Ведь мы должны обучить не только тактике ведения боя, но и прыжкам с парашютом.
– Всё это верно, – согласился Гулякин. – Но обучив бойцов и командиров приёмам и способам оказания помощи на поле боя, мы сохраним жизни очень многим раненым. Ведь понятно же, что бой без жертв не бывает, понятно, что и раненых может быть немало.
– И я тебя понимаю, и ты меня понимаешь, – усмехнулся Жихарев. – И оба мы правы. Но как же быть?
– Нужно вместе подумать, и как-то найти возможность…
– Хорошо! – Жихарев сел за стол, положил перед собой план боевой подготовки, предложил: – А что если использовать некоторые занятия, ну, скажем, прыжки с вышки? Ведь что получается? Пока один взвод десантников прыгает, другой готовятся к прыжкам, то с третьим вполне можно организовать занятия.
Он помолчал, ещё что-то прикинул и подытожил:
– Предположим, взвод закончил прыжки и отдыхает. Почему бы не поговорить с личным составом во время отдыха. Каждому будет понятен такой разговор.
– Отличная мысль – обрадовался Гулякин. – Вот на таких занятиях – теория. Ну а в часы, отведённые нам по плану, уже практические тренировки.
На следующий день Гулякин собрал освободившихся после прыжков бойцов. Стал рассказывать им, как накладывается повязка, останавливается кровотечение. Десантники молча стояли в строю, слушали с интересом, но когда он задал им несколько контрольных вопросов, выяснилось, что никто ничего не усвоил.
Почему? Да просто не принимали всерьёз медицинскую подготовку. Так уж устроен человек: всегда надеется на лучшее – мол, меня пронесёт, меня не ранит.
Возникла новая проблема: как заинтересовать, заставить их понять, насколько важно усвоить основы военно-медицинской подготовки.
Своими раздумьями Гулякин поделился с комиссаром батальона старшим политруком Николаем Ивановичем Коробочкиным. Попросил его при проведении политических занятий попытаться убедить людей, насколько важны навыки в оказании первой помощи и самопомощи в бою.
– Попробую помочь вам, – пообещал комиссар. – А вы продолжайте занятия. Только постарайтесь проводить их живее. Думайте, чем заинтересовать десантников.
«Так чем же, чем? – размышлял Гулякин. – А приведу-ка я примеры из опыта боёв на озере Хасан и на реке Халхин-Гол. Нам ведь столько об этом рассказывали на военфаке».
Следующее занятие прошло гораздо лучше. Десантники с интересом слушали рассказы. Их не могли оставить равнодушными приведённые примеры. Особенно заинтересовали приведённые Гулякиным цифры и факты, показывающие, насколько завит успех лечения раненого от быстроты и правильности оказания ему первой помощи на поле боя. Сами стали интересоваться, как правильно наложить повязку, как использовать индивидуальный перевязочный пакет.
И всё-таки, как оказалось, обучение личного состава – не самое сложное в деятельности начальника медицинской службы батальона. Ведь во всех случаях жизни и в любой обстановке врач, прежде всего, остаётся врачом, а следовательно, его обязанность – лечение людей.
Распорядком дня на амбулаторный приём больных было отведено два часа. Медицинский пункт батальона начал работать уже через пару дней после прибытия Гулякина в батальон. Его готовность к работе приезжал проверять начальник медицинской службы бригады военврач 2 ранга Кириченко. Побывали в нём и Жихарев с Коробочкиным.
Жихарев принёс только что отпечатанный распорядок дня и вручил его Гулякину.
– Вот, изучайте. Надо добиться того, чтобы больные, кроме, конечно, экстренных случаев, обращались к вам строго в отведённые часы. Времени-то хватит?
Гулякин взял из рук комбата листок с распорядком дня, внимательно прочитал и твёрдо сказал:
– Двух часов, конечно, вполне достаточно. Народ у нас здоровый. Вряд ли загрузят работой.
– Тем не менее, вы должны быть готовы. Порядок у нас следующий, – пояснил Жихарев, – На утреннем осмотре дежурные по ротам заносят в специальную книгу записей больных всех, кто нуждается в медицинской помощи, а за пятнадцать минут до назначенного времени отправляют их к вам на приём под командой санинструкторов рот.
– Хорошо. Мы готовы начать приём.
Но в первые дни в медпункте никто не появлялся.
И вдруг…
Это случилось сразу после окончания тактических учений, во время которых роты совершили длительный марш, а затем действовали в сложной обстановке.
В тот день Гулякин, устроившись в своём небольшом кабинете, просматривал записи, которые сделал во время учений. Готовился на ближайшем занятии провести краткий разбор действий личного состава батальонного медицинского пункта, санинструкторов рот и санитаров. Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился фельдшер Василий Мялковский.
– Товарищ военврач третьего ранга, – возбуждённого заговорил он. – Вы только взгляните, почти весь батальон к вам пожаловал.
– Батальон? Зачем? – спросил Гулякин и с удивлением посмотрел на подчинённого.
Мялковский шагнул к окну и отдёрнул штору. Он, конечно, несколько преувеличил – нет, не батальон пожаловал в медпункт, но, по крайней мере, пятая часть личного состава ожидала приёма врача.
– Откуда же столько? – проговорил Гулякин, и в голосе его прозвучали нотки растерянности.
«Как же я успею осмотреть всех за два часа? – с беспокойством подумал он. – Как сумею поставить диагноз каждому?»
Сразу возник вопрос: с чего начать работу. Вызывать, как это делается обычно на амбулаторных приёмах, каждого поочерёдно и осматривать здесь, в кабинете? Но так и до утра не управиться. А приём надо завершить через два часа. Через два часа все десантники должны возвратиться в свои подразделения. Кому предстоит в наряд заступать, а кто будет назначен на хозяйственные работы. Кто начнёт подготовку к ночным занятиям или стрельбам.
Решение надо было принимать быстро.
Вспомнил, что по этому поводу говорилось на лекциях в институте, как строились практические занятия.
На военном факультете, конечно, многие вопросы отрабатывались тщательно и подробно прежде всего на лекциях и семинарах, ну а затем практически в поле. Во время лагерного сбора подо Ржевом слушатели стажировались в лазарете авиационного соединения, участвовали и в амбулаторных приёмах. Но тогда ведь, летом, больных было совсем мало. Они приходили в лазарет или в медпункт в назначенное время. Сначала ими занимались фельдшер или санинструктор – записывали жалобы, ставили градусники. И только после этого больные по очереди заходили в кабинет врача. Врач вёл приём внимательно, не торопясь осматривал больного. Пятнадцать, а то и двадцать минут уходило на каждого больного. Теперь всё это оказалось непозволительной роскошью.
Пишу эти строки и думаю, мог ли себе представить молодой военврач 3 ранга Михаил Гулякин в ту суровую осень сорок первого, или даже нет – мог ли себе представить полковник медицинской службы Михаил Филиппович Гулякин осенью 1981 года, когда готовилось самое первое издание книги о нём, и мы подолгу беседовали, и о службе его, и о жизни, и о медицине вообще, что в стране настанут такие времена, когда вот эти самые, упомянутые 15-20 минут на приём больного станут непозволительной роскошью, хотя на календаре будет не время военное, и даже не время старательно оболганного социализма, а, как о ней трубят вовсе труды, эпоха справедливейшей демократии. Увы, они наступили, и терапевтам в поликлиниках выделяется на приём больного всего 12 минут. Мало того, за эти двенадцать минут врач должен не только внимательно осмотреть больного, поговорить с ним, выявить жалобы, поставить диагноз, но потом ещё всё это записать в один журнал, затем перенести на специальный листок-бланк, с которого набрать в компьютере. За эти же 12 минут при необходимости нужно оформить ВТЭК, выписать больничный, бюллетень или рецепты. Причём самые необходимые записи – врачи сами засекали время для проверки – занимают гораздо более 12 минут. Даже если совсем не осматривать больного, а только записывать всё необходимое для отчёта, времени не хватит. Где же его взять? Начальству виднее. Можно, к примеру, на пару часов после работы задержаться, а если и этого не хватит, то отчего бы дома не поработать этак до полуночи и более. На войне, как на войне… только война другая. Война медицинских руководителей разных степеней с врачами, война успешная, ибо потери среди врачей, правда, конечно, выраженные просто в увольнении со службы, а не гибели, значительно превышают потери военные. Но в отличие от фронтовых, они не пополняются – никому это не надо. Не бывало такого положения, чтобы, к примеру, в медсанбате оставалось менее половины людей, положенных по штату. Медицинские подразделения постоянно пополнялись, ну а командование с особой заботой, с особым трепетом относилось к военным медикам. Может быть дело в том, что на войне каждый командир мог оказаться в руках военного врача своего соединения, а ныне те, кто командуют, лечатся отнюдь не у тех, кем столь рьяно командуют? Думаю, что дело в ином – в ответственности тех, кто был на руководящих должностях во время войны, от тех, кто прорвался во всякие властно-сластные структуры во времена победившей демократии.
Но вернёмся в суровый сорок первый, вернёмся в тот день и час, когда молодой военврач оказался в весьма затруднительном положении.
– Все наши готовы к работе? – спросил военврач 3 ранга Гулякин у фельдшера Мялковского.
– Так точно, готовы все.
– Хорошо, тогда берите Дурова и за мной.
– Куда? – удивился Мялковский.
– К больным. Наша приёмная и десятую их часть не вместит. Займёмся ими прямо на улице.
Гулякин встал из-за стола и направился к двери, продолжая размышлять над тем, что же всё-таки произошло, и почему возник такой наплыв больных: «Эпидемии нет… Но не могут же тогда вот так все сразу взять да заболеть. Скорее всего, устали за первые дни занятий, а тут ещё тяжелейшие учения. Нелегко привыкнуть к столь напряжённой службе, особенно тем, кто только что призван. Потому и пришли за освобождением? Не филонят – многие искренне считают, что заболели. Слабость, боль в мышцах, переутомление и недосыпание…»
Больные обступили домик, в котором помещался медпункт, со всех сторон.
– Здесь есть старшие? – строго спросил Гулякин.
Отозвались санинструкторы рот.
– Хорошо, – с улыбкой сказал Гулякин, – командование, можно сказать, на месте. Но тогда почему такой беспорядок? Немедленно постройте всех больных поротно в две шеренги.
Быстро образовался строй, вытянувшийся на несколько десятков метров.
– Вот это силища! – воскликнул Гулякин. – Да ведь с вами можно смело идти на захват крупного объекта в тылу врага.
Некоторые десантники потупились, покраснели. Старались не смотреть на Гулякина и Мялковского.
– Ну что же, – продолжил Гулякин уже серьёзно, – вы правильно сделали, что, почувствовав недомогание, пришли в медпункт. Как вам известно, в уставе сказано, что военнослужащий не должен скрывать своей болезни и обязан, доложив непосредственному начальнику, немедленно обратиться за помощью в медпункт. Это уже дело нас, медиков, определить, кто действительно болен, – пояснял он, – а кто чувствует недомогание из-за переутомления. А теперь попрошу тех, у кого жар или озноб, сильная головная боль, кашель сделать три шага вперёд.
Строй заколебался. Вперёд неуверенно вышли человек двадцать.
– Мялковский, отведите эту группу в приёмную. Всем измерить температуру. Ждать меня, – распорядился Гулякин. – Теперь займусь остальными, – сказал он, когда первая группа удалилась в медпункт. – Попрошу выйти из строя тех, кто жалуется на боли в животе, на расстройство желудка.
Ждал с беспокойством, но строй не шевельнулся. Сразу отлегло от сердца – желудочно-кишечных заболеваний не было.
У основной массы болели ноги. Расспросил нескольких человек о характере этих болей, велел показать, где именно болит. Затем пояснил, что ничего удивительного нет. Требуется определённое время для того, чтобы организм привык к большим нагрузкам, адаптировался.
Многие десантники стали проситься в свои подразделения. Уходя, они подшучивали над оставшимися товарищами, рекомендовали им придумать какие-то замысловатые жалобы, иначе врач быстро раскусит их попытки увильнуть от занятий и работ.
Гулякина радовало то, что настроение у его пациентов хорошее.
Всех, кто остался в строю, он внимательно выслушал, дал советы, как вести себя, чтобы избежать простудных заболеваний, посоветовал закалять организм.
Наконец, в строю остались лишь больные с потертостями ног и сильным растяжением связок.
– Подождите, – сказал им Гулякин, – Фельдшер примет вас и каждому окажет помощь.
В приёмной встретил Мялковский.
– Как тут у вас дела? – спросил Гулякин.
– Высокая температура только у троих, – доложил фельдшер. – У большинства тридцать семь ноль – тридцать семь две. Пятеро ушли. У них нормальная температура.
– Зря отпустили, – покачал головой Гулякин, – надо было их тоже осмотреть. Верните. Если есть головная боль, можно ждать простудных заболевания. Ну а температура поднимется, коли мер не принять.
Он прошёл в кабинет и сказал Мялковскому:
– Начнём с тех, у кого высокая температура. Прошу ко мне по очереди.
В течение двух часов Гулякин осмотрел всех до единого. Нескольких десантников уложил в лазарет, тем, кто нуждался в освобождении от нагрузок, записал в книгу рекомендации на частичное или полное освобождение от занятий. В армии такой порядок. Врач не освобождает, врач пишет рекомендацию, а освобождает только командир.
– Ну и денёк выдался, – сказал Мялковский, когда медпункт опустел, – думал в срок не управимся. Быстренько вы их разогнали.
– Вы не правы, – возразил Гулякин. – Я не разгонял больных. Почти каждому успел задать вопросы, понять, что случилось и пояснить, чем вызвано то или иное недомогание. Мы, медики, обязаны верить всем, кто к нам обращается, и внимательно подходить к тому, с чем к нам идут люди. Может показаться иногда, что человек здоров и просто хочет выпросить освобождение, а на самом деле он болен, просто внешне эта болезнь никак не проявляется и обнаружить её не так просто.
– Извините, это я так, – смутился Мялковский. – Видел, как вы серьёзно с каждым разбирались. Кстати, одного из тех, кого я отпустил, а потом вернул в медпункт, вы положили в лазарет.
– У него ангина. А температура?! Вероятно, она к вечеру подскочит, да ещё как! Каждый организм имеет свои особенности. Вы должны знать, что болезнь легче переносится, когда температура высокая.
«Шахматисты, как вам не стыдно…»
Между тем, уже стемнело. Гулякин проинструктировал Дурова, который заступил дежурным по медпункту, и отправился отдыхать.
Дневные дела и заботы остались позади. В такие минуты охватывала тревога за судьбы родных и близких. Сводки Совинформбюро были всё тревожнее. Гитлеровцы вступили в Орловскую область, достигли родных мест.
В первые же дни своего пребывания в корпусе Михаил послал матери письмо и телеграмму. Звал приехать сюда, в эвакуацию, чтобы не оказаться в оккупации: «…Мамочка, забирай Толика, Сашу и Аню и немедленно выезжай с ними ко мне. Я вас здесь устрою на квартиру».
Своих младших братьев он до сих пор считал детьми, а между тем Александр уже собирался в артиллерийское училище, рвался на фронт и Анатолий.
Ответа от матери не было.
«Может быть, они уже в пути, – с надеждой думал Михаил. – Нелегко ведь сейчас сюда добраться. Поезда переполнены».
Каждый день город принимал сотни эвакуируемых. До определения на квартиры все они, в основном женщины с детьми, девушки, пожилые люди оседали в городской гостинице. Возвращаясь со службы, Михаил просматривал списки вновь прибывших, в надежде встретить имена своих родных, хотя понимал, если бы приехали, наверняка отыскали его в части.
Гостиница была переполнена. Казалось, людям ни до чего. Но жизнь брала своё. Даже в тяжёлой обстановке люди остаются людьми, и ничто человеческое им не чуждо.
Вечером жильцы собирались в вестибюле. Кто-то садился за рояль. Другой музыки не было, но молодежь с удовольствием танцевала и под рояль. Главное, что пианисты находились совсем даже неплохие.
Но Гулякин предпочитал посидеть за шахматами.
Вот и в тот вечер он, встретив инструктора политотдела бригады Николая Ляшко, пригласил его к столику. Спать ещё не хотелось. Не хотелось и оставаться наедине со своими тревожными мыслями.
– Давай, Николай, хоть одну-две партии? – говорил он.
– Отчего ж не сыграть? С удовольствием.
Устроились в сторонке за небольшим столиком, расставили фигуры на доске. Михаил сделал первый ход, и тут же заиграл рояль. Звуки вальса заполнили вестибюль. Появилось несколько танцующих пар. Женщины танцевали друг с другом. Мужчин было мало. В гостинице жили в основном командиры подразделений и штабные работники бригады. А они возвращались со службы очень поздно.
– О твоих близких, по-прежнему, ничего не слышно? – с участием спросил Ляшко.
– Да, молчок, – вздохнув, ответил Михаил. – Не знаю, что и думать? И писем тоже нет.
– Ты ж говорил, что они уже в пути?
– Хотелось бы так думать…
Дальше играли молча, слушая музыку и внимательно обдумывая ходы. И вдруг к столу подошла стройная молодая женщина в скромном тёмном платье, с косой, собранной в тугой комок. Постояла с минуту, наблюдая за игрой, и сказала с укоризной:
– Шахматисты, как вам не стыдно? Сидите, занимаетесь деревянными фигурками, а рядом стоит живая фигура, да какая! Стоит и глаз от вас не отрывает…
– Вы о ком? – оторопев от неожиданности, спросил Гулякин. – Какая ещё фигура?
– Девушка стоит, милая девушка. Что же, или не видите?
Разрушительница маленькой мужской компании довольно бесцеремонно сбросила с шахматной доски фигурки и потянула Гулякина за собой.
– Ну, ну, иди, посмотри, что там за фея, – подбодрил Николай Ляшко.
Михаил Гулякин, немного смущаясь, пошёл вслед за дерзкой незнакомкой.
– Вот, смотрите, товарищ военврач третьего ранга. Видите, красавицу у портьеры?
Гулякин сразу обратил внимание на миловидную девушку лет восемнадцати.
– Знакомьтесь, – сказала женщина. – Это Зоя. Эвакуировалась из Гомеля. Студентка пединститута. Теперь представьтесь и вы.., – потребовала она.
– Михаил, – назвал он своё имя.
Все трое замолчали, не зная, что делать дальше. Впрочем, не знали этого только Михаил и Зоя, а женщина, их познакомившая, прекрасно знала:
– Теперь идите с Зоей танцевать, а я приглашу вашего друга, – заявила она.
Но танец уже закончился, пары разошлись, и Михаил, воспользовавшись этим, сказал Зое:
– Вы знаете, я танцами не увлекаюсь, да мастерство моё в этом невелико. Вряд ли вам будет со мной интересно.
– Ну и что? – заявила Зоя, пожав плечами. – Я стану играть с вами в шахматы, если вы хотите.
– В шахматы? Вы думаете, я часто играю в них? За всё время, пока живу в гостинице, второй раз в вестибюль спустился.
– Знаю, что играете, но видела вас и раньше. Вы к нам приходили, когда маме было плохо. Не помните?
Нет, Гулякин этого не помнил. Вернее, каждую больную, которой он оказывал помощь в этой гостинице, он, конечно, он бы сразу узнал, но родственников просто не запоминал. Уж слишком часто его тревожили. Почти каждую ночь вызывали то в один, то в другой номер. В гостинице, битком набитой эвакуированными, которые были в большинстве людьми преклонных возрастов, к услугам военных медиков прибегали очень часто. Вот об одном таком случае и напомнила Зоя.
– Это вчера, на втором этаже, номер… – начал Гулякин, чтоб не обидеть её.
– Нет, к маме вас вызывали три дня назад. С тех пор я и слежу за вами.
– Зачем? – вырвалось у него.
Зоя потупилась. Но тут снова заиграла музыка, и Михаил почувствовал неловкость. Стоять рядом с девушкой, не приглашая её на танец, тем более, если она очень хочет танцевать, действительно не совсем удобно. Он ухватился за её предложение:
– Так вы играете в шахматы?
– Немного…
– Тогда попробуем…
Они сели за стол, быстро расставили фигурки. Зоя играла значительно слабее, чем Михаил, а ему не хотелось обыгрывать её. Тянул время, старался делать ошибки, незаметные сразу, «зевать» фигуры.
Зоя же была невнимательна к игре. Она рассказывала о себе, о своём городе, о родителях.
– Мы едва успели уехать. Мама не хотела. Тянула до последнего. Едва уговорила её. А вы? Скоро на фронт? А где ваша мама?
– Должна приехать вместе с братьями и сестрой. Так что мне не до развлечений. Надо их устраивать. Забот прибавится.
– Причём здесь развлечения? Разве я о них думаю? Вы просто мне понравились, просто… – она не договорила и опустила глаза.
Гулякин сосредоточенно уставился на шахматную доску. Между тем, дежурный администратор попросил закончить танцы. Время позднее – людям надо отдыхать, и он поспешно поднялся, попрощался с Зоей, поблагодарил её за приятный вечер и поспешил в свою комнату.
Николай Ляшко встретил вопросом:
– Что это ты такой взъерошенный?
– Так, не знаю…
– А твоя знакомая мила, очень мила…
– Не время сейчас, совсем не время заводить знакомства, – отмахнулся Гулякин. – Да и зачем? Скоро на фронт, а там неизвестно что будет. Всё-таки в тыл врага забросят.
– Ну-у, – протянул Ляшко. – Так думать негоже. Не умереть, а победить – вот наш девиз. Кстати, а у тебя есть невеста? Наверное, красавица, если тебя такая дивчина не тронул. Где она, невеста-то?
– Нет… Невесты нет. Знакомые девушки, конечно, были в институте, но всё не то.
– Тогда что же тебе мешает? Не понимаю. Война войной, но жизнь продолжается. Придёт и наш черёд с врагом драться. Скоро придёт. А пока отчего же не потанцевать в свободную минутку, не пообщаться с милой девушкой? К тому же совершенно не обязательно заводить отношения слишком далеко.
Михаил внимательно выслушал приятеля и сказал:
– Может, ты и прав. Просто мне сейчас не до того. За своих беспокоюсь. Ну не настроен я даже на простые встречи. Не настроен.
Однако, уже следующим вечером, едва Михаил ступил в вестибюль гостиницы, Зоя встретила его.
Поздоровавшись, он сказал ей:
– Извини. Я только спрошу у администратора…
– О своих? Я уже спрашивала. Нет, не приезжали… Ты выйдешь сегодня в вестибюль? – видимо, надеясь вот этак непроизвольно перейти на «ты».
И таким молящим был её взгляд, что Гулякин не мог отказать.
– Конечно, выйду. Только приведу себя в порядок и спущусь, – пообещал он.
Они снова пытались играть в шахматы, затем всё-таки вышли на медленный танец.
И так повторялось каждый вечер. Гулякин ругал себя, собирался прекратить эти, как ему казалось, никому ненужные отношения, но всё откладывал и откладывал, не желая обижать девушку.
Между тем, доукомплектование и боевое сколачивание корпуса заканчивалось. Все подразделения отработали прыжки с вышки. И вот настал день выезда на аэродром…
Крещение хирурга
Едва тёмно-зелёный десантный самолёт, натружено гудя моторами, неторопливо забрался на установленную для прыжков высоту, инструктор скомандовал:
– Приготовиться!
Открылся люк, и в его проём Михаил Гулякин увидел ровное заснеженное поле. Вспомнился первый прыжок. Погода была такой же солнечной, ясной. Разве что снега побольше.
– По моей команде, первый…
Гулякин встал, повинуясь властному требованию инструктора, шагнул к люку и, услышав резкое: – «Пошёл!» – провалился вниз.
Его сразу подхватил и развернул встречный поток воздуха, но через считанные секунды резкий толчок возвестил о раскрытии парашюта. Над головой вспыхнуло серебристо-белое облако купола.
Охватило знакомое, радостное волнение. В аэроклубе он совершил два прыжка. Теперь всё было и так как прежде, и иначе. Прыгали не со стареньких тихоходных самолётов, а с больших транспортных. Да и парашюты не спортивные, а боевые, десантные.
