– Дяденька, а дяденька… где тут балка и камень большой?
Платок сдвинулся у неё, волосы торчат, а глаза, как рыбки на полу, прыгают, и бьются, и замирают в страшной истоме. А из тряпок детский писк несётся. Впился Андрей глазами в женщину, и замерло вдруг в нём всё, и не он, а другой кто-то, как во сне, пытает её очарованным голосом:
– А большой камень надо?
И рыдает её голос, и дрожит она вся:
– Ох, большой, дяденька, большой…
– И скоро надо?
– Ой-ой скоро! Скоро!..
И страшно стало.
– Садись!!.
Посадил, повернул и погнал домой.
Только и спросил дорогой:
– Мальчик, девочка??
– Девочка.
– Крещёная?
– Нет.
Приехал, отворил дверь. Стоит посреди комнаты его толстая сырая Анна и смотрит на него, на еле живую чужую женщину.
Протянул Андрей руку к кровати:
– Ну! Вот тебе камень…
И с безумным воплем радости и горя бросилась женщина к кровати, положила свою ношу и, не оглядываясь, выскочила и исчезла там, в блеске праздничного дня.
– А тебе Бог новую Асю послал…
Кинулась Анна к кровати.
– Го-го-го! – голосит она над развёрнутыми тряпками.
Говорит Андрей:
– И что за народ эти бабы? С горя воют, с радости воют.
А Анна уже перед ним на коленях, целует его руки:
– Голубчик ты мой, голубчик! С виду не ласковый, а всё-то ты видишь, понимаешь… Го-го-го!!