Николай Иванович Липницкий
На грани жизни
–Да нет. Сдаётся мне, что этих дезертиров кто-то к рукам прибирает. Посмотрите, вот этот четыре месяца уже, как в бегах, а засветились они только две недели назад. – Комбат взмахом руки разогнал плотное облако дыма над своей головой. – А где же они были три с половиной месяца? Не в отпуск же домой ездили.
–Похоже, что вы правы. Но тогда кто их пригрел, откормил, да ещё и одел и вооружил по нашему образцу? Кто из полевых командиров на это способен? Это ваша территория, вам и карты в руки.
–Из армян мог быть Ашот, только ушёл он сейчас. Давненько не слыхать. Говорят, где-то в Армении. А местные отряды самообороны сами еле-еле концы с концами сводят. Где им ещё такую ораву кормить?
–А почему вы думаете, что это армяне?
–Были уничтожены только азербайджанские аулы. – Вступил в разговор, молчавший до этого начальник штаба полка. – Ни одна армянская деревня не подвергалась нападению этой банды. Кто же ещё мог это спланировать?
–Да не всё так просто. – Подполковник энергично прикурил от окурка следующую сигарету. -Кому оказались на руку эти события? Азербайджане в сёлах ненавидят наших солдат даже там, где наши их спасали от налётов. Такого ещё не было. Мужчины из их аулов почти все ушли в банды. Активность азербайджанских банд возросла. Вы это на себе заметили. Появились тенденции к объединению банд в крупные формирования. Пока они не договорились о едином командовании. Каждый хочет быть командиром. А если договорятся? Нет. Это не армяне. Дезертирами управлял кто-то из азербайджанских полевых командиров. И делалось это в полнейшей тайне. Вряд ли об этом кто-то знал, кроме очень узкого круга людей.
–Но тогда этот командир подписал себе смертный приговор! Если узнают его соплеменники… Не могу в это поверить. – Начальник штаба полка энергично замотал головой.
–А вас никто и не просит. Вы можете мне сказать, кто это мог быть?
–Да наглых хватает. – Потёр лоб пятернёй Батя. – Да и хитрых тоже. Но здесь уже наглая хитрость какая-то. Всё говорит о настолько дальновидном человеке, что смог спрогнозировать последствия этих акций. Основная масса полевых командиров настолько далеко не смотрят. Им вполне достаточно сиюминутной выгоды. Кроме Магомеда никого не могу назвать.
–И я так думаю. Ваши соображения?
–Необходимо силами гарнизона определить опорные пункты в глубине района, из которых по первому сигналу о появлении этой группы выдвинутся подразделения для их уничтожения. Мои люди прочешут территории, наиболее вероятные для берлоги этих отморозков. Я думаю, что это должны быть наиболее отдалённые аулы.
–Согласен. Мы подключим всех для проведения работы с местным населением. Нам нужно вернуть их доверие, да и помощь их нам очень понадобится. Магомед сам себя подставил. И, если мы широко осветим его делишки, помощи от местных ему не дождаться. Да и в отряде у него начнутся брожения. Я выезжаю в Степанакерт. За вами остаётся ваша часть плана. Не буду вам мешать, пойду собирать вещи.
–Начальник штаба схватил трубку полевого телефона и обрадовано закричал: «Гридасов! Подготовь для особистов взвод сопровождения на БТРах! И чтобы доставили их в Степанакерт чем быстрее, тем лучше!»
–Вы, как будто рады, товарищ подполковник. – С улыбкой заметил Батя.
–Обрадуешься тут! Они мне здесь как кость в горле сидели. Слава богу, разобрались, наконец! Ну, теперь давай делом займёмся. Ты иди к себе, подумай хорошенько. К вечеру придёшь со своими соображениями. А я здесь помаракую.
Батя вышел из штаба полка и зашагал к себе. В голове привычно рождались различные схемы, из которых потом выкристаллизуется план действий его подразделения.
Этот аул со стороны можно было принять за давно заброшенный, если бы не тонкие ниточки дымов над отдельными домами. Полуразрушенные дувалы, развалившиеся кошары, выбитые стёкла в некоторых окнах, всё это навевало на мысли о страшном запустении. Не верилось, что в этом, богом забытом месте кто-нибудь живёт. Олег в сомнении посмотрел на Хамида.
–И ты хочешь сказать, что здесь кто-то живёт?
–А что. тебе богатый аул подавай? Бери, что дают. Или что-то не нравится? Так ты сходи к Маг омету и выскажи своё недовольство.
–Да нет… Я не про это. Просто какой-то необычный аул. Слишком тихий. И мы так далеко в горах ещё не работали. Да и ни одной девушки нет, наверное. Одни старухи. Не позабавишься.
–Ты мне ещё про девушек расскажи и даже аула этого не увидишь.
–Да ладно тебе. Не обижайся.
–Хорошо. Готовьтесь к работе. Я пошёл.
Хамид резко повернулся и пошёл вниз по тропе. Тропа метров через тридцать резко поворачивала направо. Скрывшись из глаз за поворотом, он, минуя тропу съехал по сыпучке и выскочил на другую тропу. Через двести метров Хамида тихонько окликнули. Отозвавшись на оклик, он нырнул за выступ скалы и увидел Мамеда.
–Все готовы?
–Давно уже. Всю ночь ждали. Тем, кто в ауле, хорошо. Они вон, печки топят. Быстрее бы уже. Хоть погреться в помещении.
–Потерпите. Осталось немного.
Хамид сам выбирал этот аул, жителей которого вырезали армяне ещё в самом начале гражданской войны. Засада была спланирована так, чтобы ни один неверный не ушёл.
–Мамед, ты предупредил всех, чтобы постарались взять живьём как можно больше русаков?
–Все предупреждены. Но тут уж как получится.
С позиции, которую занимали Хамид с Мамедом прекрасно было видно, как русские выдвигаются к аулу. Обнаглевшие от безнаказанности в предыдущих операциях, они шли нагло, не прячась. Из ближайших домов вдруг ударили автоматные очереди. От неожиданности дезертиры растерялись. Ряды наступающих смешались, началась паника. Те, кто пришёл в себя, рванули назад, но и там их встречали пули. Операция была спланирована идеально. Русские прошли буквально по головам замаскированных духов. Засада, помимо тех, кто засел в ауле, охватывала окраину плотной подковой. Из такого огневого мешка вырваться было просто нереально. Кое кто из попавших в засаду, осознавая это, бросал оружие и, встав на колени, поднимал руки вверх. Однако основная масса, поняв, что они обречены, приняла бой. Оказавшись на неудобной позиции, под перекрёстным огнём, они падали один за другим, сражённые пулями. Бой оказался скоротечным. Хамид шёл по недавнему полю боя, лавируя между трупами. Его люди как баранов ударами прикладов и ног сбивали в кучу оставшихся в живых. На земле с развороченным животом лежал Олег. Увидев Хамида, он попытался приподняться и закашлялся кровью.
–Хамид, за что? – В глазах раненного плескался неподдельный ужас.
–А ты, грязная свинья, думал, что безнаказанно будешь наш народ убивать и наших девушек насиловать? Такое безнаказанно не бывает. Я рад, что твои кишки – вот здесь, на этой земле вижу.
–Помоги! – Прохрипел Олег.
–Ага, сейчас.
Хамид нагнулся, и в его руке блеснул кинжал. У обречённого расширились от страха глаза. Рукой, залитой кровью он попытался тщетно защитить своё горло. Быстро, словно барану, Хамид отделил голову Олега, плюнул в тускнеющие глаза и, словно мяч, пинком запустил вдоль улицы аула.
–Мамед! Хоть домик для отдыха подготовили?
–Обижаешь. Всё готово. Пожрать накрыли, так что милости просим.
–Гони этих туда. Там и развлечёмся. – Он махнул рукой в сторону пленных.
В жарко натопленном доме манил к себе накрытый дастархан. Запах баранины щекотал ноздри, и Хамид с удовольствием занял место во главе стола. Вокруг рассаживались его соратники. От голода сводили скулы и все с жадностью набросились на еду. Утолив первый голод, Хамид вытер жирные руки о полотенце и взглянул на пленных. Они кучкой сбилась в углу комнаты.
–Мамед, ты давно не трахал кого-нибудь?
–Ты знаешь, командир. В родном ауле уже два месяца не был. Забыл, как жена выглядит.
–А ты смотри, какие девочки стоят. Так и ждут, чтобы кто-нибудь их лишил невинности. Его предложение вызвало смех и шутки присутствующих. Отдельные весельчаки вскакивали из-за дастархана и шлёпали дезертиров по задам. Надвигалась кульминация праздника, пленных растаскивали по одному и насиловали тут же в соседней комнате. Ради развлечения стали изобретать различные пытки, выжигая раскалёнными клинками на лбах матерные слова, выкалывая глаза… Стоны и крики обречённых только добавляли азарта. Наконец пленных вытащили из дома и расстреляли прямо во дворе. С чувством выполненного долга группа Хамида двинулась в обратный путь, по пути оживлённо обсуждая весёлое приключение. Приняв доклад Хамида, Магомед задумался. Всё вроде бы в порядке. Нежелательные свидетели уничтожены. Остался Хамид со своими людьми, но он очень предан, так что эту проблему можно отложить на потом.
–Ты уверен, что уничтожены все?
–Конечно. Ни один не ушёл. Да из такого огневого мешка и уйти то невозможно.
–Ладно. Иди, отдыхай.
Поводов для беспокойства, вроде, не было. Однако звериное чутьё Магомеда, не раз выручавшее его в самых критических ситуациях, не давало ему покоя. Всё валилось из рук, мысли разбегались, а чутьё словно взбунтовалось. Наконец, поддавшись обуреваемым его чувствам, Магомед принял решение. Собрав своих командиров, он отдал приказ на смену лагеря, определил маршруты движения, места дневок и ночёвок и место сбора. Только сейчас тревога, выбившая его из колеи, стала понемногу отпускать. Однако червячок сомнения в душе остался.
-Слушайте, а что, Виталька там не стёрся ещё? – заявил Сашка Лошак, развалившись на кровати.
–Да, что-то не видать нашего героя-любовника. – Толик сосредоточенно разливал по кружкам спирт.
–Это вы зря его в наш малинник запустили. Вот сейчас мужики обижаются. – Сашка хохотнул, принимаясь открывать консервную банку с гречневой кашей. – И, главное, ничего сделать не могут. Им бы вам морду набить. Да только по законам логики и Витальке бить придётся. А это себе дороже. Кто же такой остроумный ход придумал?
–Кто же ещё. – Николай взял банку, открытую Сашкой и поставил разогреваться на плоский верх «буржуйки». – Наш пострел везде поспел. В нашем случае эта пословица про Толяна.
–Да я же хотел как лучше! – Возмутился Толик. – Думал, на Виталю охотниц не найдётся, а мы под его сенью порезвимся на славу. И надо же такому случиться. Сколько спирта извели. Мой земеля-летун сколько шоколадок привёз, а дальше поцелуев ни-ни.
–Так надо было знать, за кем ухлёстывать! Вот Виталя молодец! У Людки мужик был, прям как Виталя, здоровый. В Афгане погиб. Где-то под Гератом. А вы, что дети малые. Вот ты, Колян, чего за Танькой приударил? Не знал разве, что она жена нашего Хамленко? Эта баба – только хиханьки да хаханьки. А как дальше дело зайдёт – ни-ни. Умная. Знает, что любая ближайшая подруга донесёт. Все же здесь, как под микроскопом. А Наташка на нашего ротного нацелилась. Все знают, что она спит и видит с ним под венец пойти. Ей связь с тобой, Толик, каким бы ты аленделоном ни был, смерти подобна. Девка синицу в руках ловит. И на хрен ей журавль в небе? Вот и получается, что обул вас Виталька по полной программе. И с бабами не порезвились, и с нашими мужиками все отношения испортили.
Задумчиво поглядывая в окно модуля, Сашка вдруг тряхнул головой и продолжил уже другим тоном.
–А ведь вы на нас молиться должны. Матушка-пехота для вас и мать родная и защитница самая первая.
–Это как?
–Так вы сами-то в рейс не пойдёте. С вами наш взвод в боевом охранении пойдёт. На случай засады. Так что молитесь, рабы божьи!
Этот разговор плотно засел в головы друзей. Да и вероломное вторжение на чужую территорию (а госпиталь с полным на то основанием можно было считать территорией пехоты, и притом хорошо прикормленной), тревожило совесть.
Следуя законам дипломатии, Николай с Толиком, вооружившись литром спирта, направились знакомиться с доблестной пехотой. Санька на днях им подробно объяснил, что жизнь и здоровье любимого автобата во многом зависит от усердия и возможностей пехоты. Следовательно, познакомиться поближе со своими ангелами-хранителями представилось совершенно необходимым. Заслали парламентёра в виде Лошака и определили время встречи. Командир батальона майор Иванов ожидал ребят в своём модуле. Стол был уже накрыт. Вокруг стола сидели офицеры и с интересом смотрели на вошедших. Молодой, худощавый, подтянутый командир мотострелкового батальона понравился сразу, как только друзья вошли в помещение. Он сунул им руку для знакомства и без церемоний сказал:
–Майор Иванов. Лучше просто Серёга.
–Юрцев. Николай.
–Мальцев. Толик.
–Так, ребята, замполит сейчас закусь подготовит, а вы давайте, разливайте пока.
Вошёл замполит, неся в вытянутых руках открытые банки тушёнки. Ворвался в модуль начальник штаба, радостно ставя на стол кастрюлю, из-под крышки которой доносился пьянящий аромат.
–Жареная картошка с мясом. Наш боец в солдатской столовой шеф-поваром служит. Ну я и подсуетился.
Наконец все расселись за столом. Иванов познакомил с присутствующими, офицерами штаба и командирами рот, а потом слово перешло к замполиту. Политрук умело, как заправский тамада руководил застольем. Вскоре первая скованность прошла и за столом воцарился лёгкий трёп. Говорили о службе, о доме, о женщинах. Ещё несколько тостов и все вокруг стали такими родными, что захотелось ещё спирта, кто-то сбегал за гитарой… Короче вечер удался на славу, чего нельзя было сказать про утро. Страшная сухость во рту и сильная головная боль не просто говорили, кричали о том, что последняя бутылка спирта была лишней.
–Зато с пехотой помирились. – Сказал Толик, глядя на мучения Коли.
–И подружились. – Ответил Николай, пыхтя от головной боли. – Интересно, а как там они?
–Я думаю, так же.
–Надо Витальку отыскать. Совсем потерялся со своей Людмилой.
–Сегодня в обед к ним сгоняю.
За дверями раздались шаги, и в дверь ввалился собственной персоной Виталька.
–Долго жить будешь, только сейчас тебя вспоминали. – Радостно вскинулся Николай.
–Вам бы только позубоскалить. Небось, по мне и Людке прохаживались?
–Ну не совсем так, это мы вчера гадали: стёрся ты или нет.
–Во-во, что я говорил! Самим не обломилось, так на мне вымещаете. А я вас, между прочим, от такой лабуды спас, сам удивляюсь.
–Что за лабуда? – Друзья подсели к Витале, забыв о том, что нужно идти с ротой на завтрак.
–Так, ребята, я только что с выхода. Мне хоть отоспаться надо. А у вас, если я не ошибаюсь, тоже, вроде, должностные обязанности имеются. Поэтому, сейчас разбегаемся, а вечером встречаемся здесь. У меня такая чача есть, закачаетесь.
При упоминании о спиртном у Николая к горлу подступил ком. Виталька быстро попрощался и выскочил из модуля.
Виталька не обманул и вечером появился в модуле с литром наикрепчайшей чачи. Ребята не переставали удивляться тому, как Виталик умудряется постоянно иметь при себе спиртное. Как-то раз он вообще принёс ящик с шестью бутылками виски «Белая лошадь». Пойло, конечно, было ужасное. Голова потом болела хуже, чем после спирта, однако воспоминание о том, что пили настоящие виски, осталось и грело самолюбие. В другой раз он где-то раздобыл настоящую гаванскую сигару, которая, после выдаваемой здесь махорки «Ёлочка», показалась просто райским угощением. Как всегда, по-походному был накрыт стол и друзья уселись слушать под говяжью тушёнку и хрустящую луковицу с чёрным хлебом очередную Виталькину историю. Виталик рассказывал не торопясь, со смаком, прерываясь для того, чтобы опрокинуть очередные сто пятьдесят чачи и похрустеть луковицей. И чем дальше он рассказывал, тем яснее становилось то, что, если бы не его ребята, сидеть бы всей пехоте и мабуте где-то в горах до второго пришествия, как говорится. А дело было так.
Когда выяснилось, что вырезало аулы специальное подразделение, созданное из дезертиров, сразу стала понятна цель, для которой всё это затевалось. Необходимо было дестабилизировать обстановку в регионе, оттолкнуть население от армии и усилить приток новобранцев в банды. Было решено по всему району создать опорные пункты для экстренного выхода по первому сигналу, а спецназ был обязан обработать дальние аулы на предмет нахождения там базы дезертиров. Но, как всегда на войне, решения принимаются быстро, а вот раскручиваются очень медленно. Пока выбирались места размещения опорных пунктов, пока определялись подразделения, которые должны быть там, спецназ уже приступил к отработке своей части операции. Отдельные группы были высажены в самых труднодоступных районах и приступили к выполнению задания. Прочёсывали один дальний аул за другим, пока группа Витали не наткнулась в горах на одичавшего, оборванного и оголодавшего русского, почти потерявшего человеческий облик. И вот, давясь хлебом с тушёнкой, он рассказал Витале о Магомеде, Саше, Олеге, задании Магомеда по уничтожению азербайджанских аулов и, на закуску, о засаде, в которой уничтожили всю группу провокаторов-дезертиров. Каким чудом он спасся, он и сам объяснить не мог. Естественно, для проверки, Виталик прошёлся с ним по местам «боевой славы». В ауле, где состоялась засада, спецы увидели растерзанные трупы тех, кто ещё недавно убивал и насиловал, упиваясь собственной безнаказанностью. Всё сходилось. Пленный был готов показать даже логово самого Магомеда, однако Батя по рации лично запретил Витале со своей группой соваться туда. В принципе, правильно. Что Виталик с двадцатью своими бойцами мог противопоставить Магомеду, если только личная гвардия его составляла пятьдесят отборных штыков. Но всё равно Виталька расстроился. По координатам лагеря Магомеда была выслана специальная группа, однако она никого там не обнаружила. Магомед своим волчьим чутьём чуял опасность, и вовремя сменил логово. Пленного доставили в лагерь, допросили и решили войсковую операцию отменить. И, слава богу, так как друзьям совсем не улыбалось благоустраиваться где-то на скалах. Старый уютный модуль был как-то роднее.
Магомед был вне себя от ярости. Хамид, потупив глаза, стоял перед ним, не зная, куда деться от стыда. Как так получилось, что один русский остался в живых, один Аллах знает. Да и они хороши. Настолько были уверены в себе, что не удосужились пересчитать по головам этих неверных. И вот сейчас такие проблемы. Не сегодня-завтра всё станет известно всем. И что тогда начнётся! Магомед ещё раз глянул на Хамида.
–Отбери из своей гвардии самых надёжных и преданных. Займите оборону вокруг моего дома. Отработай пути отхода. Не исключено, что придётся прорываться с боем. Завтра уходим. Всё, иди.
Хамид ушёл, а Магомед, устраиваясь на своей постели, долго не смыкал глаз. За что Аллах посылает ему такие испытания. Он всю жизнь положил за свой народ. Он пожертвовал своими родителями ради борьбы за свободу своего государства. И вот сейчас он должен быть отвергнут своим народом. Да он принёс в жертву какое-то количество своих соплеменников. Но что стоят несколько десятков жизней ради великой цели? Неужели Аллах карает его за это? С такими невесёлыми мыслями Магомед уснул. Сон его был тяжёлым и облегчения не принёс. Проснулся Магомед оттого, что дверь в дом, где он находился, вдруг с силой распахнулась. Реакция сработала быстро, и через секунду Магомед уже целился во входящего из пистолета, выхваченного из-под подушки.
–Это я, командир. – Хамид взволнованно переводил дух, опасливо косясь на направленный на него ствол. – В лагере буза поднялась. Людям кто-то сказал про Сашку. Все теперь знают, что это твоя работа. Хотели к тебе идти, да мои люди не пустили. Но что они сейчас делать будут, один Аллах знает.
–Пути отхода отработали?
–Да. Если что, уйдём.
–Сейчас подождём развития событий. Там скажи, чтобы мне умыться принесли. На улицу выходить не буду. Незачем гусей дразнить.
–Правильно. Я буду докладывать тебе обо всём, что происходит в лагере.
–Нам этот день нужно отсидеться. Ночью уйдём. Лишь бы никто из полевых командиров на драку не решился. Вот бы мы здесь устроили войнушку на потеху неверным!
А обстановка в лагере час от часу была не легче. Страсти накалялись. Однако на штурм позиций, занятых бойцами Хамида вокруг дома Магомеда, никто не решался. Слишком силён был авторитет у этой личной гвардии. К вечеру командиры подразделений, поняв всю бесполезность блокады, ушли, забрав своих людей. Ночью из опустевшего лагеря ушёл Магомед с полусотней боевиков Хамида. Это всё что осталось. Однако сдаваться он не собирался. Главное, прорваться через пикеты гяуров. А там он продолжит свою борьбу.
Николай уже думал, что всё, хана. С самого начала их отсекли от конвоя, и только басовитые очереди КПВТ напоминали о том, что где-то рядом ведёт бой пехота. Реактивные залпы «Грачей» были восприняты, как манна небесная, а рокот десантных вертолётов – как божественная музыка. Спецназ с ходу вступил в бой, и на время можно было вздохнуть свободно. Но неожиданно спецы оказались где-то сбоку, и автобат опять попал под обстрел. Но самое пекло наступило, когда спецы зажали духов в клещи и те попытались прорваться сквозь колонну. Один из них практически свалился на голову Николаю, когда он срезал его очередью из автомата. Всё когда-нибудь заканчивается. Закончился и этот бой. Оглушённые, бойцы выползали из-под машин и сбивались в кучки. Мимо сновали спецназовцы, санитары с носилками, мелькало начальство, прибывшее на штабной вертушке. Из далека послышался голос майора Иванова, командира пехотного батальона, который кому-то что-то доказывал, и поспешил к нему.
–Ага! Я так и знал, что именно ты попал в эту засаду. Живой, хоть? Потрепало вас знатно, однако. Слушай, бросай ты это «мабутное» дело и айда ко мне. Я тебе роту дам.
–Ну да. Сейчас ты меня по плечу хлопаешь и сто грамм со мной поднимаешь. А потом достанешь своими уставами и тревогами. Знаю вас. Мне и в «мабуте» неплохо.
Как всегда, этот безобидный трёп поднял настроение и на время отодвинул мерзопакостное чувство, возникающее всегда после боя.
–Ладно, Серёга, пойду собирать доклады. Спасибо, что поднял настроение.
–Вот чудак. Я серьёзно. Что тебе эти КамАЗы? На БТРах ездить будешь. Вот это техника! Не то, что эти твои консервные банки.
–Ты нашёл время, когда болтать на эти темы. Я сейчас дважды два не знаю сколько будет, а он – «мабута», пехота, БТР… И откуда вас таких в пехоту набирают?
–Каких?
–Нечутких. Нет чтобы мне сто грамм поднести, утешить, слёзки вытереть, пылинки сдуть… Не видишь – человек из боя вышел, нуждается в утешении?
–У вас в «мабуте» все такие? – Ржал Серёга.
–Какие? Нежные?
–Нет, наглые! Ты в санчасти губозакатин спроси. Помогает. Правда, случай у тебя уж больно тяжёлый.
–Ничего ты, Серёга, не понимаешь… – Начал, было, Николай, но вдруг осёкся, глянув на носилки, которые несли мимо санитары. На носилках, весь в окровавленных бинтах, лежал сержант Горячев, спецназовец из Виталькиного взвода.
–Юрка! – Бросился Коля к нему. – Как ты? Что случилось?
–Задело малость… Зажали нас… Я ничего, а вот лейтенант…
–Что с ним?
–Не знаю. Его отсекли от нас. Когда меня забирали, его с нами не было.
Николай побежал к штабной вертушке, где ему подтвердили, что лейтенант Виталий Ивашов пропал без вести. Среди убитых и раненных не обнаружили. Да и живым после боя его никто не видел. Следующие четыре дня были не самыми лучшими не только для Коли. Майор Говорухин рвал и метал, вертолёты непрерывно барражировали над горами, а спецназ буквально ставил окрестные аулы на уши. Каждый прекрасно понимал, что значит для офицера спецназа попасть в плен тем, кто ненавидит спецов больше всего на свете. Комбата спецназа майора Говорухина Николай допёк уже на второй день и, что бы больше не видеть назойливого лейтенанта, Батя клятвенно пообещал прислать посыльного сразу же, как только появится что-нибудь новое.
Посыльный выдернул Николая прямо с построения. Оставив роту на зампотеха, Коля бросился к Говорухину.
–Нашли твоего Рэмбо. Пока ничего точно не знаю, но живой он, это точно. Скоро на вертушке к нам привезут – узнаем подробнее. Слава богу. Я уже «отбой» всем поисковым группам передал. Ну и достал ты меня за эти дни. У меня уже на тебя аллергия началась. – Облегчённо болтал майор, но в его карих глазах всё ещё ясно читалась тревога. Оно и понятно. Найти-то нашли, но в каком состоянии?
Витальку на штабной машине доставили с аэродрома прямо к комбату. Командир полка пытался наложить на него лапу, но Говорухин ясно дал понять ему в короткой беседе по телефону, что он сам, как командир батальона, разберётся во всём и доложит по команде. Когда Виталька ввалился в вагончик штаба батальона, его узнать можно было с трудом. Грязный, оборванный, исхудавший и заросший, он больше походил на бродягу, чем на офицера спецназа. Друзья обнялись, и батя вытолкал Колю из помещения.
До самого вечера всё валилось у Николая из рук. Из головы не шёл Виталик, и чувство облегчения от того, что он жив, мешалось с чувством тревоги и любопытства. Виталя пришёл поздно вечером, оживлённый и уже хорошо поддавший. Обычно он неразговорчив и каждое слово приходилось вытаскивать из него клещами. Но подвыпивший, он становился очень болтлив. Достаточно было время от времени вставлять реплики типа «да ты что?», «да» и подобные, чтобы поддерживать его монолог. Вот и сейчас, хлопнув кружку спирта, он поковырялся ложкой в банке гречневой каши с мясом и развалился на кровати Толика. Мы с Толяном с нетерпением уставились на него.
–Оказывается, это вас мы вытаскивали из засады. Вы помните, какой это был тяжёлый бой? Нам в тыл ударила резервная группа и мы оказались между двух огней. Пришлось выходить из-под огня, на время подставляя вас под двойной удар. Это был единственный выход, и мои бойцы с ходу просекли мою идею. Батя сказал, что маневр удался на славу. Мы выходили все вместе, но тут я заметил, что мой боец (да вы его знаете – это таджик Чолов) упал. Я бросился к нему и сразу понял, что Ромка вряд ли выкарабкается. Ранение явно смертельное. Уж в этом-то я точно разбираюсь. Ты, Коля, не смотри так укоризненно. Пока он живой, я не мог лишить его надежды на спасение. Каждый боец моего взвода должен знать, что командир его не бросит. Без этого я морального права не имел бы их в бой посылать. От своих мы безнадёжно отстали и было очевидно, что прорваться к своим нереально. Оставалось рассчитывать только на свои силы и надеяться на то, что задуманный мной маневр бойцы доведут до конца. Чолов умер у меня на руках, духи наседали и, справедливо рассудив, что мёртвым всё равно, я оставил его и рванул дальше. Ирония судьбы в том, что погнали их прямо на меня. Отряд отошёл, преследовать их никто не стал, а они плотно сели мне на хвост. Видимо уж очень их радовала перспектива взять живьём спецназовца. Как горный козёл скакал я по скалам, уходя от преследования. Меня обложили как волка. Каждый патрон был на счету, и вступать в открытый бой не было смысла. Я прятался, где только мог, нападал на их боевые дозоры по ночам и таким образом пополнял свой боезапас. А днём я вновь тратил свои боеприпасы, чтобы, оторвавшись от них, снова кружить между скал в надежде найти более-менее надёжное укрытие. Патроны ещё так-сяк, но самое тяжёлое было отсутствие пищи и возможности поспать. Та тревожная дремота, которой я забывался на короткое время, никак не заменяла нормального сна. Я чувствовал, что долго мне не продержаться и через несколько дней меня можно будет брать голыми руками. Вертушки наши каждый день летали надо мной, но дать им знать это, значит, нарисоваться в полный рост духам, которые только об этом и мечтают. Этого подарка духам я сделать не захотел. И вдруг неожиданно я чувствую, что за мной никого нет. Никто меня не преследует, и мне не надо уходить и искать новое убежище. Это было настолько пугающе непривычно, что я сам двинулся на поиски духов. И наткнулся на нашу поисковую группу. Оказалось, что духи, избегая встречи с нашими, были вынуждены уйти, бросив эту безнадёжную затею. Я до сих пор не верю, что этот бешенный марафон закончился. А вы знаете, я там часто вспоминал о вас и о вашем модуле. У вас здесь гораздо спокойнее. Прямо отдыхаешь. Я вам сюда с ближайшего рейда телевизор принесу. Вот только найду покруче. Они здесь до войны богато жили. Такие телеки в их задрипанных аулах стоят – закачаешься. Им они сейчас всё равно не нужны: света нет у них. А нам в самый раз. Точно принесу. И видик тоже. Правда, кассет нет. Ничего, найдём.
Придя к такому выводу Виталя лениво рассмеялся, попытался сказать ещё что-нибудь заплетающимся языком, но усталость и выпитое взяли своё. Он откинулся на подушку и засопел.
С боем Магомед сумел вырваться из западни, которую готовили очень долго и тщательно. Он вырвался на оперативный простор и, понимая, что терять уже нечего, развернулся в полную силу. Выловить эту банду стало делом чести для спецов. В ход пошло всё. Но банда оставалась неуловимой. Однако, как-то раз, возвращаясь из поиска, разведчики опять наткнулись на недавно расстрелянных пленных. Следы пыток и издевательств ясно говорили о том, что здесь поработали наши старые знакомые и, судя по всему, совсем недавно. Бойцы прочесали местность, но никого, кроме старого чабана с небольшой отарой овец, так и не нашли. На все вопросы чабан, как заведённый, твердил одну и ту же фразу:
–Моя не знай. Урусут не понимай. Не видал никто. Ничего не знай.
Справедливо рассудив, что в горах ничего не может пройти незаметно и старик что-то всё равно должен знать, ребята взяли аксакала под белые ручки и доставили прямо в лагерь. На выезде из лагеря стояла небольшая хибара, построенная неизвестно когда и неизвестно кем. Одну её комнату приспособили под КПП, а вторую комнату – под католажку, в которую помещали не в меру разбуянившегося пьяного или пленных до прихода вертушки особистов. Вот в эту католажку и привезли злополучного аксакала. Допрашивали его офицеры из спецназа, от одного вида которых мурашки стаями ползли по спине. Этим ребятам просто хочется рассказывать всё, даже то, что не знаешь. После получаса, в начале вежливых, потом всё более «настойчивых» «уговоров», старик раскололся. Он рассказал очень много интересного. Командовал отрядом Магомед, бывший офицер-десантник, успевший и послужить, и посидеть в местах не столь отдалённых. Он не местный, а пришёл сюда откуда-то с севера со своими бойцами, обученными по армейскому принципу. Здесь они набрали себе отряд и с самого начала нацелились на русских, считая их виновниками всего, что твориться сейчас на этой земле. Старик назвал примерные места стоянок, возможные маршруты передвижения, людей Магомеда, живущих в населённых пунктах и активно помогающих ему и ещё много ценного. Охота началась. Спецназ ушёл в горы и каждый взвод мечтал о том, чтобы именно им довелось посчитаться с бандой.
