Николай Иванович Липницкий
О чём молчат зомби
Это был не подвал, а бомбоубежище. Достаточно просторный тамбур, где за сетчатой перегородкой навалены были сломанные тройные кресла с поднимающимися сидушками, которые, обычно, устанавливаются в актовых залах. Дальше был коридор со стеклянной кабинкой дежурного по бомбоубежищу, небольшой холл и два коридора – влево и прямо. В нос сразу шибануло амбрэ от множества немытых тел, вонь перекисшей капусты, горелой каши и неисправного санузла. Чувствовалось кожей, как где-то там, в темноте, ворочается людская масса. Нас прислонили к стене, а двое с автоматами встали по краям, недвусмысленно направив на нас стволы. Серьёзные ребята. И, по глазам вижу, выстрелят, не задумываясь. Но не сейчас. Им команда нужна. Без команды они ни чего делать не будут.
– Кого ждём? – поинтересовался я, скорее, чтобы хоть как-то отвлечься.
– Пасть захлопни! – отозвался тот, что справа. – Ты своё право говорить без разрешения потерял, когда порог этого здания переступил.
– А кто мне должен разрешить?
– Преподобный Илья. Или кто-то из его апостолов.
– Кто?
– Что, срочно оглох?
– Лёха! – зашептал мне Гера. – Не зли их. Лучше молчи, а то пристрелят.
–Не пристрелят, – ответил я. – Им на это нужно благословение какого-то Ильи.
– Не какого-то, а преподобного, – скрипнув зубами от злости, поправил меня правый.
– Вот, видишь? Так что, не бойся раньше времени. У тебя ещё будет такая возможность.
– Шутишь?
– Ага. А что? В штаны мочиться от страха? Это всегда успеется.
– А ну заткнулись! – рявкнул наш конвоир.
Ладно. И так достаточно позлили. Теперь помолчим. Подождём, что дальше будет. Что-то мне это всё не нравится. Ещё и преподобный этот со своими апостолами. Никак в секту попали? Слыхал я, что в городе стали активизироваться фанатики всякие. Их и до катастрофы хватало, а сейчас и подавно. В мутной воде, говорят, рыбка всегда легче ловится. А сейчас – уж очень мутно. Отчаявшиеся люди не знают, куда и податься. Самое время для религиозного разгула.
Стояли мы достаточно долго. Даже устали, да и конвоирам нашим тоже уже поднадоела эта бодяга. Но держались они стойко. Наконец, в одном из коридоров раздались бодрые шаги, и в холл вышел, потягиваясь, здоровый мужик с лощёной физиономией. Рядом семенили двое попроще, один с вислыми усами, а второй – с жиденькой бородёнкой, покашливающий постоянно в кулак.
– Слава вам, преподобный! – взяли на караул свои автоматы конвоиры.
Это, что, тот самый Илья? А где борода? Святые, насколько я иконы помню, все с окладистыми бородами. Что-то меня не туда заносит. Ох, чую, рано веселиться начал!
– Это они? – широко зевнул преподобный, и на меня пахнуло ароматом хорошего коньяка.
– Они, – угодливо изогнулся вислоусый.
– Кто такие?
– Мы… – начал, было, Гера.
– Мародёры мы, – быстро перебил его я, пока он не сказал ничего лишнего. – Ищем еду, медикаменты разные. Нам же выживать надо как-то.
– А вы знаете, что Создатель запрещает брать чужое? – сделал многозначительное лицо Илья.
– Так, где оно, чужое? Хозяева давно уже в зомби превратились.
– Неправду говоришь. А это уже грех. Создатель большую кару на нас послал. И есть за что. Погрязли мы в суете. Грешим, как дышим. Испытывает он нас сейчас. На праведность испытывает. А вы – туда же.
– Так, нам, что, с голоду помирать?
– Помирать. Или к Богу душой обратиться. Всё, что было в руках грешных, сейчас праведным передано. Только тот, кто чистые помыслы имеет, может пользоваться всем, что осталось. А для остальных это грех.
– Это, значит, что только ты имеешь на это право?
– Да. И, с моего благословения, все посвящённые.
– То есть, всё, что в городе – твоё?
– Моё. А вы – грешники. И, что делать с вами, я решу позже. Уведите их.
– Руки, хоть развяжите. Затекли совсем.
– Развяжи, – кивнул Илья.
Наконец-то нам освободили руки. В кисти сразу впились тысячи иголок. Я судорожно принялся растирать запястья, но тут же получил тычок в спину.
– Пошевеливайся! – раздалось сзади.
Нас повели по длинному коридору в дальний конец, где небольшое расширение было перегорожено решёткой, и втолкнули в узкую дверцу. Лязгнул замок, и мы остались в темноте, слабо освещаемой только небольшой неоновой лампочкой на стене. На длинных ящиках, составленных вместе, валялись засаленные вонючие тюфяки, на таком же ящике стояли несколько алюминиевых кружек и мисок, а в углу расположилось ведро, судя по запаху, для отправления естественных надобностей. Я прошёлся по импровизированной камере, взял в руки миску и провёл по внутренней поверхности пальцем. Не первые мы здесь. Далеко не первые. Миска в остатках еды, ведро давно уже используется по назначению, да и тюфяки примяты так, что понятно сразу: спали на них.
– А с вооружением у них всё в порядке, – проговорил я, усаживаясь на выбранное место.
– С чего это ты взял? – удивился Герыч.
– А ты к ящикам присмотрись. Не видишь, что из-под автоматов? Не иначе, какой-то склад оружейный бомбанули.
– Неужели вояк тряханули?
– Вряд ли. Кишка тонка у них, на вояк переть. Скорее, с зоны это. Слыхал я, что в первые же дни кто-то охрану СИЗО перебил. Тех, кто не обратился.
– Так там же полная зона была зомбаков!
– Это внутри, за запреткой. Они, наверное, до сих пор там сидят. Вряд ли кто-то ворота открыл и их наружу выпустил. Дураков нет. А на внешнем периметре оставались ещё выжившие. Оттуда оружие. Точно.
– Ты, лучше, скажи, как выбираться будем?
– Я не знаю.
– Как это ты не знаешь?
– Не знаю и всё.
– И что делать теперь? Что будет с нами?
– Теперь – спать. Утром видно будет, – не говорить же ему, что ничего хорошего я от будущего не жду.
В глубине коридора раздались лёгкие шаги, потом свет фонаря мазнул по стенам и в помещение вошёл пацан со стареньким потрёпанным укоротом на плече. А вот и наш сторож.
– Эй! – позвал я его. – Ты нас, что, охранять будешь?
– Да, – ответил мальчишка, стараясь держаться грозно. – Вам не нравится что-то?
– Не боишься?
– А чего вас бояться? Вы в клетке сидите, а у меня автомат. Положу обоих, если что, а преподобный Илья мне грехи отпустит. Да и невеликий грех таких, как вы пристрелить.
– Каких это таких?
– Нечестивых.
– С чего ты взял, что мы нечестивые?
– Преподобный сказал. А я верю ему.
Ба! Да это же не пацан! Это девчонка! Чумазая, худенькая, лет шестнадцати. Просто, одета в мешковатый камуфляж, и стрижка короткая под вязанной лыжной шапочкой. Уселась на табурет и зыркает на нас своими глазищами.
– Что, других не нашлось нас охранять?
– А чем я вас не устраиваю?
– Да, нам, по большому счёту, всё равно. Только, как мы при тебе в ведро ходить будем?
– Другие не стеснялись.
– Кто другие?
– Нечестивцы.
– И, много их было?
– Хватает. Не до всех слово божье доходит. И, вообще, хватит болтать!
Поспать нам дали ещё часа два. Потом громкие голоса нас разбудили и мы, потягиваясь и зевая, увидели, как в помещение вошли два дюжих молодца. Один сразу взял нас на прицел, а второй открыл дверцу и задвинул нам булку хлеба и пластиковую бутылку с водой.
– Жрите! – обрадовал нас он. – Людка, сдавай пост. Миха тебя меняет. Как они, не бузили?
– Нет. Спали.
Ага, нашу охранницу, оказывается, Людой зовут. Вот и познакомились. Хлеб оказался довольно сухим, а вода мутноватой, словно набранной из лужи. Но, лучше это, чем ничего. Мы по-братски разделили наш немудрёный завтрак и принялись кушать. Неизвестность тяготила. Как и невозможность что-либо предпринять. Оставалось только ждать. Люда ушла уже с одним из мужиков, а второй, Миха, уселся на табурет, вытянул ноги, положил автомат на колени и довольно улыбнулся.
– Что, бедолаги, попались? Скоро с вами преподобный побеседует.
– А зачем нам беседовать с ним? – удивился я. – Мы шли себе, никого не трогали. И к вам бы не зашли, если бы нас сюда зомбаки не загнали.
– Преподобному виднее. Доедайте быстрее. Сейчас за вами придут.
За нами пришли минут через пятнадцать. Мужик в потёртой кожанке и большая красномордая баба с пережженными пергидролью и торчащими, словно пакля, волосами. Нас провели по коридору в тот самый холл, в котором мы стояли у стены ночью, потом во второй коридор, мимо ряда дверей справа и каких-то застеклённых будок, типа телефонных, слева, потом мимо прохода в большой зал, где при слабом свете копошилось много народу, и, наконец, в кабинет, на стенах которого высели огромные таблицы с указанием количества людей, автотранспорта и ещё чего-то чеэсовского, что я не успел рассмотреть.
Преподобный восседал за письменным столом и сурово смотрел на нас. Наверное, ему казалось, что он прожигает нас взглядом, но ничего грозного, кроме насупленных бровей, я, лично, не увидел. Не проняло, как-то. И чего в нём народ нашёл? Толстая наглая морда. Особенно на фоне худосочных заместителей, сидевших рядом с ним. Прямо, большая тройка, как во времена НКВД, не к ночи будь оно помянуто. Нам присесть, естественно, не предложили, и мы так и остались стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну, что скажете? – насладившись молчанием, заговорил Илья.
– А, что говорить-то? – удивился я.
– Мы вчера же тебе сказали, что просто мимо шли! – добавил Гера. – Если бы не зомби, и не зашли бы в это здание.
– Ты как с преподобным разговариваешь? – визгливым голосом заорал тот, с жиденькой бородёнкой.
– Погоди, апостол Геннадий, – остановил его праведный гнев преподобный. – Это заблудшие души. Они сами не ведают, что творят. Видишь, даже божий промысел им неведом.
– Какой ещё божий промысел? – не понял я.
– Неведомы вам пути Господни! А, ведь, не просто так вас сюда занесло. Побеспокоился Создатель о душах ваших, вот и направил к нам. Вам стоит подумать над тем, что вы небезразличны Богу. Приглянулись чем-то. Значит, нужно отринуть суетное и обратить все свои помыслы на великое Служение.
– Это, что, зомбаки тоже Господу подчиняются? – стало мне смешно.
– А как же? Они и стали такими с Его ведома! Он и послал их, чтобы направить вас к нам.
– Что ты от нас хочешь?
– Хочу привести вас к Господу. Так Ему угодно.
– Каким образом?
– Господь подскажет. А пока посидите, подумайте. Вижу, что сильно заела вас суета мирская. Время нужно, чтобы ваши сердца открылись Его слову. Уведите их!
Наши конвоиры тут же выросли за спинами и, не особо церемонясь, опять отвели нас в камеру. Я присел на свою лежанку под ироничными взглядами Михи, всё так же несущим свою вахту. Рядом плюхнулся Гера.
– И что ты думаешь? – поинтересовался он у меня. – Может, он, действительно, святой?
– Бред! Набор штампов и полная бессмыслица. Не пойму, чем он так людей одурманил? Такую ахинею нёс, что уши в трубочку заворачивались! Ничего умного. Слышал я проповедников настоящих. Те говорят, как паутину плетут. Не хочешь, а веришь. А тут, кустарщина сплошная и теологическая безграмотность. Он, похоже, от религии далёк совсем. Даже верхов не нахватался.
Было дело, по служебным делам в Москве оказался. Под самый отъезд из столицы случилось так, что я на вокзал прибыл часов за пять до отхода поезда. И что делать? Туда прошёлся, там посмотрел, а стрелки на часах, как приклеенные. А тут подсаживается ко мне парень, и говорит, мол, не хочешь со мной на проповедь пастыря сходить. Мол, с Кореи приехал слово Божье нести людям. Делать, всё равно, нечего. А тут – хоть какое-то развлечение. А пошли, говорю. Приколюсь, хоть. Пришли мы в какой-то зал. Народу, много, но места оставались. Люди, в основном, как я, с улицы. С интересом оглядываются, шоу ждут. А тут вышел на сцену маленький такой, толстенький и живой, словно на пружинах, кореец, и давай говорить. Спустя пять минут в зале гробовая тишина висела. Публика каждое его слово ловила. Даже я, всю жизнь считавший себя атеистом до мозга костей и непробиваемым скептиком, был готов подписаться под каждой его фразой и вообще, бежать под его знамёна. Вот это дар был у человека! Не в пример этому Илье.
– Эй! – встрепенулся Миха, до которого, всё-таки, донеслись какие-то обрывки нашего разговора. – Прекратили там нашего преподобного хаять! А то не посмотрю ни на что. Пристрелю!
– Всё! Всё! – выставил я перед собой руки. – Мы, просто обсуждаем наш с ним разговор. Ничего крамольного.
– Что делать-то будем? – дождавшись, когда Миха успокоится, продолжил разговор Гера.
– Нужно соглашаться.
– С чем?
– Изобразим, что прониклись и хотим присоединиться к секте. По-другому нам не выбраться. Да, если и выберемся, далеко уйдём без оружия и припасов? А так, ну, помолимся немного. А момент выпадет – сбежим.
На ночь заступил какой-то дедок с двустволкой, который совершенно не шёл на контакт, а, только, матерился при любой попытке с ним заговорить. Впрочем, он сам службой особо не заморачивался. Уселся на табурет, привалился спиной к стене и задремал, обняв ружьё руками.
– Лёха, – вдруг нарушил молчание Гера. – Ты извини меня. Я на посту уснул.
– Когда?
– Когда нас эти взяли.
– Зачем ты мне это сейчас говоришь?
– Ты, просто, не спрашивал, а мне не по себе. Я же знаю, что ты обвиняешь меня в наших бедах.
– Ну, положим, беда у нас одна.
– Да, какая разница?! Мы, просто, в тот день набегались, вымотались. Ну, не привык я к таким нагрузкам!
– А что тогда со мной попёрся, если слабый такой?
– Ну, попёрся! Расстреляй меня, тогда!
– Да не мешало бы. Без тебя я бы так глупо бы не попался. Только на себя бы надеялся. Ладно, проехали. Чего уже?
– Эй! – проснулся старик. – Чего расшумелись?
– Разговариваем, просто, – поспешил я успокоить нашего тюремщика.
– Громко сильно разговариваете.
– Так, нам, что же, молчать теперь? – возмутился Гера.
– Не мешало бы. Вам сейчас надо молча посидеть. Подумать. В тишине-то думается лучше.
– А думать о чём?
– О жизни, о Боге, о судьбе своей.
– Так, мы, вроде, и так думаем.
– Так не думают. Надо в себя погрузиться, благостью пропитаться. А вы тут ор устроили!
– Ладно, дед, больше не будем. Отдыхай.
– Какой отдыхай? Вы мне тут прекратите! Я, между прочим, на посту!
– Ну, сторожи, тогда. Не будем тебя тревожить.
Старик, наконец, успокоился, опять привалился к стене и задремал. Пора и нам на боковую. Чувствую, завтра этот Илья за нас всерьёз возьмется. И кушать хочется! Кто же знал, что та утренняя булка хлеба и бутылка воды – паёк на весь день? Эх! Надо было нам половину оставить. Перед сном бы перекусили. Ничего, завтра умнее будем.
Как ни странно, но поспали мы неплохо. Ночью нас никто не тревожил, и только утром, уже традиционно, нас разбудили немудрёным завтраком. Правда, времени отвели на завтрак гораздо больше. Деда сменил парень с обширной лысиной, окантованной короткими пегими волосами. Мы, благоразумно, располовинили свой паёк, сгрызли утреннюю часть, запили половиной бутылки и присели, ожидая вызова к местному начальству. О нас не вспоминали полдня. И, только, по внутренним ощущениям, ближе к обеду, наконец, появилась красномордая баба с худосочным парнем лет двадцати пяти.
– Пошли! – бросила она. – Преподобный ждёт.
Наконец-то. Надоело сидеть. Мы опять прошли по старому маршруту и вошли в кабинет к святоше. Илья сидел всё так же в окружении своих апостолов. Вот только стол, вчера пустой, сегодня был накрыт явно к обеду. Там стояла большая белая супница, источающая умопомрачительный запах солянки, сыр, нарезанный тонкими ломтиками, тарелка, на которой горкой лежали кругляшки копчёной колбасы, хлеб и бутылка грузинского коньяка. У меня, аж, в животе заурчало. Я посмотрел на Геру и увидел, что он тоже близок к голодному обмороку.
– Подумали? – довольно поинтересовался Илья.
– Подумали, – сглотнул я набежавшую слюну.
– Прониклись?
– Прониклись.
– На, – взял он со стола кусок хлеба, положил кусочек колбасы и протянул мне.
Я взял этот импровизированный бутерброд, разломил его пополам и протянул половину Гере.
– Молодец! – одобрительно кивнул преподобный. – Вижу, что проникся. Господь завещал делиться. Ведь, по сути, что всё это? Всё это – тлен. Пыль, которая не стоит человеческой души.
Ага. То-то у него стол ломится. Пыль он уничтожает. Пылесос, блин! Рожа треснет скоро, а всё туда же.
– Так, к чему вы пришли в своих размышлениях?
– Мы хотим в твою общину влиться. Давай, окрести нас по-быстрому, и все дела. Надоело в клетке сидеть.
– Ох, шустрый какой! А как твой друг думает?
– Так же думаю. Креститься хочу.
– Не всё так просто. Вам нужно очиститься перед тем, как крёстное знамение принять.
– Как очиститься? В баню, что ли, сходить?
– Через очистительный тоннель. Пройдете, и, считай, очистились. Можно и святое крещение принять. Всё. Идите. Завтра приступим с утра.
И снова коридоры, лязг замка и клетка.
Сегодня в ночь на охрану опять заступила Людмила. Так же, как и в прошлый раз, она аккуратно присела на табуретку и положила свой укорот на колени.
– Привет, Люда! – поприветствовал я её.
– Здравствуйте. А чего это вы со мной фамильярничаете?
– Ну, как же? Мы же скоро одной веры будем!
– С чего бы это?
– Крестимся завтра. Оба. Уговорил нас ваш Илья.
– Вам преподобный так сказал?
– Да.
– Странно.
– А чего странного?
– Как это, крещение без очищения?
– Ну, конечно очищение будет! Тоннель какой-то.
– Понятно.
Как-то нехорошо она это сказала. Совсем нехорошо. У меня, даже, что-то нехорошее в душе шевельнулось.
– Что-то не так? – поинтересовался я.
– Скажи, а где вы жили до того, как попали сюда? – вдруг она сменила тему.
Ладно. Настаивать не будем. Ночь впереди длинная.
– Так, жили в одной общине.
– А что за община?
– Обычная. Как и везде. Только не религиозная.
– И как вы живёте там?
– Да нормально живём. Дружно. Каждый своим делом занимается. Кто в поиск ходит, кто на охране, а кто и по хозяйству. Выживаем, как можем.
– А женщины есть у вас?
– И женщины, и дети. Семьи есть. Кто пробился к нам, тот и живёт.
– Судя по вашей одежде, вы там не бедствуете. Да и оружие у вас хорошее, ребята говорили.
– А с чего это такое любопытство, – насторожился я.
Не то, чтобы я боялся, что они нас захватить захотят. Пусть только попытаются. Институт укреплен, и первый штурм мы выдержим. А потом их вояки по асфальту в тонкий блин раскатают. Просто, не нравится мне, что нас, похоже, расколоть через эту пигалицу пытаются.
–Нет, ты ответь, сначала.
– Ну, район хороший, изначально, был. Там, недалеко, железнодорожная ветка и склады.
– Это за тоннелем по железной дороге? Где оптовка?
– Примерно там.
– Осторожничаешь?
– А ты всё выведываешь?
– Да. Хочу понять, откуда вы.
– Слушай, девочка, не надо нас проверять. Мы решили вступить в вашу общину. А все твои проверки только утомляют.
– Вы не поняли. Я не проверяю вас. А место вашей общины вы обязаны будете сообщить ещё до крещения. И, поверьте, это проверят. Так что, выпытывать у вас что-либо, нет никакого смысла.
– Тогда, к чему эти вопросы?
– Если я помогу вам бежать, вы возьмёте меня с собой?
Ага. С другого бока зашла. Хитро: подослать к нам девушку, чтобы разговорить нас о дальнейших намерениях.
– Не собираемся мы бежать. Мы в вашу общину хотим.
– Не врите. За одну ночь прониклись и стали верующими? Кто же вам поверит?
– Но, ведь, поверили же. Вон, очищение какое-то запланировали.
– Вы, хоть, знаете, что такое тоннель очищения?
– Просвети.
– Это подвал в другом конце дворца, битком забитый зомби! Его нужно насквозь пройти и на том конце через второй выход на поверхность выбраться. Его мало кто проходит. И не все, кто выживает, оттуда в здравом уме вылезают.
– Не понял! – на Геру было страшно смотреть.
– Что не понял? Что завтра на смерть отправишься?
– Но, погоди, а как же он нас крестить собрался, если мы погибнем?
– Если выживете, то окрестит.
– Так всегда бывает?
– Если люди не по своей воле к нам попадают, то всегда. А если по своей – то очищение водой святой.
– Как? Брызгает, что ли?
– Нет. В комнату на неделю запирают без еды, и только воду дают, над которой преподобный молитву прочитает. Ну, так что? Завтра в тоннель пойдёте?
– Альтернатива?
– Уходим через три часа.
– Без оружия и еды?
– Автоматы я сейчас принесу. Патронов, правда, по магазину только. И еду уже собрала.
Эх! Была, не была! Проверка это, или нет, но шанс нарисовался. В тоннеле шансов у нас, точно, не будет.
– Только, учти, что мы не сразу домой идём, – посчитал правильным предупредить я. – Нам кое куда, сначала, надо.
– Ничего.
Конечно ничего, если не считать, что сейчас под моим началом не один неопытный человек, а целых два. Ох, чувствую, мало мне не покажется!
Два часа длились, словно двое суток. За это время столько передумалось, сколько, наверное, за всю жизнь не думал. До конца доверия к девушке не было. Особенно, когда она, спустя эти два часа вышла из помещения в коридор, я вообще напрягся. А вдруг, сейчас, зайдёт она без автоматов и не одна, а в сопровождении Ильи. И будет тут стоять этот толстомордый, насмехаться, как он ловко нас расколол, словно лохов.
– Слышь, Лёха, – подтвердил мои опасения Гера. – А не разводит ли она нас?
– Сам не знаю. Но рискнуть стоило. Всё равно не поверили нам.
– Если сейчас этот Илья появится, нас зомби однозначно скормят.
– Нас могут и так скормить. Про тоннель слышал?
– Это, если, она не врёт. Может, там не так уж и страшно.
– Сомневаюсь. Тихо! Идёт кто-то.
Мы напряглись в ожидании худшего, но в помещение вошла Людмила, таща на плече два АК-74 и рюкзак. Свалив всё на пол, она достала из кармана ключ и принялась отпирать замок.
– Ого! – удивился Гера. – А ключ откуда?
– У Машки толстой вытащила.
– И она не заметила?
– Да дрыхнет она. Самогону с Михой бутылку приговорила и спит. Пошли.
Мы выбрались наружу и, подобрав автоматы и рюкзак, поспешили за девушкой. Через тридцать метров Людмила, вдруг, открыла неприметную дверь и нырнула туда.
– Эй! – тихонько позвал я её. – Ты куда нас завести хочешь? Выход там.
– Выход охраняется. Мы не пройдём.
– Тогда, что ты предлагаешь?
– Есть запасной. У бомбоубежищ всегда два выхода.
– Это понятно. Но, ты хочешь сказать, что он не охраняется?
– Да. Он просто заперт изнутри. Снаружи сюда не попасть через него. А изнутри все спокойно пользуются основным выходом.
– И как мы выйдем. У тебя ключ есть?
– Нет. Но там не замок. Люк закрыт распоркой.
По длинному коридору Людмила привела нас в небольшое, два на два метра, помещение с высоким потолком. Вдоль одной из стен тянулась наверх металлическая лестница, заканчивающаяся железным люком. Стальная скоба, выполняющая роль ручки люка, была, действительно, притянута велосипедной цепью к верхней ступеньке и распёрта железным штырём. Хорошо, что не замок. Со штырём справимся. Вот, только, мне петли люка не понравились. Ржавые. Интересно, когда в последний раз его открывали. Не дай Бог заскрипит. И смазки никакой. Хотя, тут и смазка не поможет. Их сначала бы в керосине вымочить, а потом, уже, немного разработав, смазать.
– Эх! Перебудим мы сейчас всех!
– Почему? – удивилась Люда.
– Петли, смотри, какие. Там слой ржавчины, чуть ли не в палец толщиной. Заскрипят.
– Точно! – раскрыл рот Гера. – И, что делать?
– Ну, не назад же возвращаться! Куда этот люк выводит?
– Не знаю. Кажется, за павильон, где раньше в шахматы играли.
– Рискнём. Если сразу во дворы нырнём, а потом через гаражи в бывший СМУ, то можно там затеряться. Да и, вряд ли, нас по ночи будут слишком рьяно искать. Лишь бы зомби нам не помешали. Пошли.
Я первым поднялся по лестнице, вытащил штырь и, сняв цепь, передал Гере. Напарник принял её и осторожно, чтобы не звякнула ненароком, положил её на пол. Ну, пора. Вдохнув полной грудью, словно перед прыжком в холодную воду, я толкнул от себя люк, и тишину разорвал душераздирающий визг несмазанных петель. Всё. Дороги назад нет. Подтянувшись, я вывалился в стандартную будку воздушной вентиляции и, не теряя времени, выбил одно из окон с деревянными жалюзи. Снизу уже показалась голова Людмилы. Я за шиворот вытащил её из квадратного проёма люка и, буквально, выкинул в окно, выпрыгнув следом.
Приземлившись на траву, я присел на колено и проконтролировал стволом автомата окрестности. Пока никого. Но на звук зомби точно сейчас сбегутся. По летнему времени ночи не холодные, а, значит, зомбаки бодры, почти, как днём. Хоть бы дождь пошёл, что ли. Они дождя, страсть, как боятся. Дождавшись, когда Гера приземлится рядом, я махнул рукой и побежал за павильон. Люда вырвалась немного вперёд, но тут же, споткнувшись обо что-то в темноте, упала. Пришлось опять дёрнуть её за шиворот, поставить на ноги и, взяв за руку, потащить. Рядом топал Герыч, шумно отдуваясь.
Неподалёку раздалось сдавленное мычание, и мы нырнули в густой кустарник, выполняющий роль живой изгороди. Чуть поодаль ещё один продирался с треском сквозь заросли. А там ещё один. Много их тут. Надеюсь, что нас не заметили. Зомби шли в то место, откуда ещё недавно прозвучал скрип несмазанных петель. Теперь, главное не привлечь к себе внимание. Пусть кучкуются возле люка. Хоть погоню задержат. На крыше павильона раздался шум, и оттуда спрыгнул живчик, который тоже подался вслед за медляками.
– Пошли, – шепнул я, когда живчик отошёл на порядочное расстояние.
Мы бегом пересекли улицу и сразу углубились во двор древних двухэтажных сталинок. Помнится, до катастрофы эта улица хорошо освещалась по ночам. Вон, фонарей сколько. Хорошо, что сейчас все они не горят, а большая часть вообще разбита. Возникла заманчивая мысль забраться в одну из квартир и переждать там. Бессонная ночь, наложенная на двое суток нервного напряжения, сказывалась. Усилием воли я отогнал её. Нельзя оставаться в опасной близости от дворца. Нужно уходить, как можно дальше.
Из парка донеслась заполошная очередь, потом ещё одна, громыхнула граната и всё затихло. Молодцы, зомбаки! Своё предназначение выполнили. Сектанты, скорее всего, попытались вылезти следом за нами, чтобы сразу организовать преследование, но напоролись на зомби. И пришлось им отстреливаться, а потом, вообще уйти обратно и закрыть за собой люк. Поняли, что тут им не прорваться. Теперь, или утра будут ждать, или с основного выхода через здание дворца пойдут. В любом случае, фора во времени у нас есть.
Первым на крышу гаража взобрался я, потом вытянул туда девушку и помог залезть Гере. Нам на ту сторону. Гаражный кооператив задней стеной примыкал к забору бывшего СМУ, цели нашего ночного похода. Отдых требовался всем нам. Если не поспать, хотя бы, часа два, завтра точно будем, как сонные мухи и, гарантированно, во что-нибудь вляпаемся. СМУ я знал, поэтому сразу уверенно повёл группу между куч песка и щебня прямо в автопарк, где, между сгнившим КАМазом и автокраном на спущенных колёсах, был лаз в мой схрон.
Вообще, полезная привычка устраивать схроны на всех маршрутах, где приходится ходить. Раньше это был колодец для гидранта, но гидрант кто-то демонтировал ещё до катастрофы, а колодец остался. Круглое помещение с трубами на полу. Особо не вытянешься, зато безопасно. Ещё и бетонная труба для слива воды в овраг неподалёку. Отличный запасной выход. Туда мы утром и пойдём. Правда, идти придётся на четвереньках, но это уже просто мелкое неудобство, по сравнению со всем остальным. Я скинул рюкзак с плеч и сразу проверил тайник. Две, ещё магазинные, баклажки воды, одна банка тушёнки, три – кильки в томате с овощами и пистолет Макарова с двумя полными обоймами. Всё на месте. Значит, живём.
– Чувствуйте себя, как дома, – предложил я и, вытащив из-под труб старое пальто, завалился на нём спать.
– А что с постом делать будем? – удивился Гера.
– Ничего. Спите. Ещё есть время до утра.
– А если залезут?
– Там наверху сигналка. Если кто-то сунется, железяка на крышку люка упадёт. Грохоту будет!
– А отсюда? – Герыч опасливо указал на трубу.
– Там растяжка на входе. Так, что выходить без меня не советую.
– И ты молчал!
– Ты наружу собрался?
– Ну, мало ли? По нужде, например.
– До утра потерпеть придётся. Здесь негде, а наружу нечего пока соваться. Ещё раскроете мой схрон. Я в нём всегда останавливаюсь, когда в этих краях бываю. Всё. Спите. И фонарь выруби. Не сажай аккумулятор.
Герка щёлкнул переключателем, и всё вокруг погрузилось во тьму. Я закрыл глаза и постарался привести свои мысли в порядок. Иногда полезно это делать перед сном. Особенно в поиске. Выстраиваешь логические цепочки, ставишь перед собой задачи и вычленяешь проблемы. А потом, проснувшись утром, быстро находишь нужное решение. За ночь, пока спишь, мозг успевает перебрать все варианты и остановится на самых удачных. Наверное, именно это имели в виду наши предки, когда говорили: «Утро вечера мудренее». Рядом, вскоре, засопела Люда, и тихонько стал всхрапывать напарник. Уснули.
Итак, что мы имеем? Ну, самое главное, мы опять свободны. У нас есть оружие, еда и вода. И ещё зомбаки погоню отсекли. Это в плюсе. А, что в минусе? Патронов – всего ничего. По рожку на брата. Еда, что девушка взяла – ненадолго. Я успел заглянуть в рюкзак. Там пара булок хлеба, баклажка воды и кусок сала, ржавого от времени. Люда, опять же, тоже к минусу относится. Нет, я, конечно, благодарен ей, что нам побег устроила. Но мотаться с ней по городу, полному заражённых, не самая хорошая идея. Мне Геры за глаза хватило. А он, хоть, боевая единица. Причём полноценная. Только опыта в выходах не имеет. А что делать? Не бросать же её. И, самое главное, я своей карты лишился. Вот, её жалко. Столько информации, и псу под хвост.
Как уснул – и сам не заметил. Проснулся от того, что, кто-то, несмело теребил меня за плечо, тихонько поскуливая. Я отшвырнул от себя чужую руку, открыв глаза, резко сел и увидел перед собой щенячьи глаза Герыча.
– Ты чего?
– В туалет хочу, сил нет, – простонал напарник.
– Так иди.
– А растяжка?
– Вот ты о чём? – наконец, дошло до меня, что мы не в НИИ, а в моём схроне на территории СМУ. – Сейчас сниму.
Тем более, что мне самому не мешало бы облегчиться. Люда тоже проснулась уже и сейчас пыталась умыться из баклажки.
– Не трать воду! – прикрикнул я на неё.
Девушка вздрогнула, уронила бутылку и затравленно посмотрела на меня. Вода толчками стала выливаться из горлышка.
– Ты что творишь? – я коршуном бросился к баклажке и поднял, пока вся жидкость не вылилась.
– Не делай так больше. Воду питьевую в городе найти проблематично. Магазины все давно уже обнесли, а из речки набирать, себе дороже. Неизвестно, какую гадость можно подхватить.
– А умываться как?
– Потерпишь. Домой придём, я тебе душ обещаю.
– Честно? – в широко распахнутых глазах плескались восхищение пополам с недоверием.
– Честно, – добраться бы ещё до дома когда-нибудь. И, желательно, живым и здоровым.
Я согнулся в три погибели и полез в трубу. Герка сунулся, было, следом, но я шикнул на него, и он уселся в сторонке. Ещё не хватало, чтобы мне путь к отступлению перекрыли. Вдруг на том конце живчик притаился. Или сектант в засаде. А я из-за него быстро назад не заскочу. Труба, как и обычно, была невероятно грязной. Пока до конца долез, извазюкался весь. У самого среза трубы в траве была протянута тонкая проволочка, привязанная к кольцу гранаты. Вещь немудрёная, но надёжная. Никто не пройдёт.
